Иметь или быть?

Не в деньгах счастье. А в чем же, возразит американец на эту народную мудрость. Он может добавить с умным видом, что и сам ценит деньги не как таковые, а как средство приобретения благ. Значит, сделает он вывод, в конечном счете счастье в деньгах и в возможности ими свободно распорядиться по своему усмотрению.

Американец уверен, что добрался своим ходом до такой жизненной философии. Однако столь ограниченным его делает общество потребления. В самом деле, для существования подобного общества нужны потребители, люди, постоянно что-то приобретающие и быстро все выбрасывающие, чтобы предотвратить «затоваривание» на индивидуальном уровне. Так порой об американском обществе и говорят как бы об «обществе выбрасываемых вещей» — «throw — away society».

«Рекламодатели научили нас искать счастье в вещах, которые можно купить»,— констатирует журнал «Футурист» [187].

Помимо постоянного «промывания мозгов» рекламой, общество потребления нуждалось в лозунге. И он был выброшен еще перед первой мировой войной: «Догнать Джонсонов!» Не недоступных, недосягаемых Вандербильдов, за которыми безуспешно гналась «людоедка» Эллочка из романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Двенадцать стульев», а соседей по улице или по дому. Началось с появления в 1911 году рассказа Ирвинга Бочеллера «Догнать Лиззи». Лиззи была самой удачливой девушкой небольшого городка, где все стремились достичь того же, чего достигла Лиззи. Именно эта книжная Лиззи и воплотилась потом в «жестяную Лиззи» Генри Форда. Затем в 1913 году появилась серия комиксов «Догнать Джонсонов». Оттуда и пошло. Зависть культивировали как стимул человеческой жизнедеятельности. Чтобы автомашина была не хуже, чем у Джонсонов, чтобы жена была одета не хуже, чтобы дети учились в школе не хуже той, куда ходят «джонсонята». Критерием успеха оставались деньги. Никто не имел в виду «догнать Джонсонов» по знаниям, интересам или даже размерам личной библиотеки. Атмосфера общества потребления делала людей завистливыми. Американский психолог Эрих Фромм отмечал, что «жадность и зависть столь сильны в людях не потому, что они сильны от природы, а по причине трудностей организовать сопротивление общественному давлению быть волком с волками» [188].

Завистливый человек, однако, не может быть счастливым, поскольку ему всех никогда не обогнать, значит, всегда будет чему завидовать и портить себе кровь.

Но экономике по-прежнему нужен лозунг «Догнать Джонсонов», чтобы она не забуксовала, не затоварилась, не соскользнула вниз по постоянной кризисной кривой. Экономике нужна, как выразился один социолог, «институализация зависти».

«Двигаться вперед, — пишет Даниел Белл, — не означает больше, как это было в конце XIX века, продвижение вверх по социальной лестнице, а принятие определенного стиля жизни — членство в местном клубе, путешествия, разные «хобби», что и отличает члена общества потребления… Можно сказать, что потребительская экономика находит свою реальность в показухе» [189].

Смеется Расел Бейкер:

Потребляя вчерашнюю газету, я потребил вместе с ней и статью о некоем Мартине Давидсоне, рекордсмене потребления, человеке, который желает потреблять только самое лучшее. И потребляет! Недавно, например, он потребил лимузин марки «Кадиллак». А что потребляю я? Зубную пасту да таблетки аспирина. Да еще камбалу. Разве это сравнишь с «Кадиллаком»?

И это еще не все. Сейчас Давидсон как раз заканчивает процесс потребления мебели на 150 тысяч долларов, чтобы освободить место на этаже в небоскребе на Манхэттене, которое он собирается потреблять позже.

Эта статья в газете является мне укором, и я теперь вижу, что мои худосочные акты потребления проистекают из-за отсутствия энергии и стимулов. Одна из целей Давидсона — потреблять с таким увлечением и азартом, чтобы оказаться включенным в число трех главных клиентов Барни. А вы знаете, что это такое. Барни — один из ведущих магазинов мужской моды на Манхэттене… Нет, я не отступлюсь. Пока у меня есть деньги, я так просто не уступлю даже тяжеловесу Давидсону. Начну-ка с лимузина. Впрочем, сначала две таблетки аспирина и в кровать» [190].

У феномена джонсизма всегда было много критиков. Бунт молодежи 60-х годов нередко объясняют тем, что дети отрицают культ вещей и «джонсизма» их отцов. Социолог Хейзел Хендерсон видит в стране «упадок джонсизма» и предлагает более «созидательную» альтернативу:

«Можем ли мы достаточно возмужать, чтобы преодолеть низменные стимулы джонсизма или же нам придется ограничиться изменением направления этих человеческих побуждений в сторону целей, которые были бы менее связаны с материальной выгодой и были бы менее саморазрушительными? Возможно, достаточно будет изменить цели и символы успеха, в результате чего наш нарциссизм найдет выражение в развитии личности и объединении наших представлений о самих себе. Тем самым конкуренция может быть направлена в сторону физического развития и благополучия, а приобретательство принять форму обладания знаниями и перехода на более высокий уровень самосознания. Положения и признания можно добиваться и другими путями…» [191].

Конечно, можно, добавим мы, даже нужно ради интересов как общества в целом, так и каждого отдельного человека. Но абстрактные рассуждения Хендерсона остаются всего лишь благими пожеланиями, поскольку оставляют в стороне вопрос об экономических пружинах общества потребления. Что оно будет делать, если каждый предпочтет обладать знаниями, а обладание вещами сократит до разумного уровня?

И реклама по-прежнему вбивает в голову, что счастье — в обладании вещами, разжигая искусственную жажду: у вас все еще обычные часы, когда у других уже электронные? У вас все еще старый фотоаппарат «Поларойд», где нужно высчитывать время проявления моментальной фотографии, когда есть уже принципиально новая модель, выкидывающая готовый снимок? У вас стереопроигрыватель с двумя звуковыми колонками, когда уже появились квадропроигрыватели с четырьмя колонками? Как, у вас еще нет видеомагнитофона? И т. д.

Уже появлявшаяся Эллочка Щукина, чьи дети и внуки — с нами, предупреждает, что нездоровое и никчемное соревнование с Вандербильдом может возникнуть и у нас: вокруг «жигулей» и «волг», или мебельных гарнитуров с женскими именами, или ковров, или дач. Это известный вопрос шкалы жизненных ценностей, которую каждый для себя чертит. Еще, например, педагог Константин Ушинский задавал в прошлом веке вопрос: «…Что вы скажете о жизни, которая вся была бы убита на приобретение роскошной мебели, покойных экипажей, бархатов, кисей, тонких сукон, благовонных сигар, модных шляпок?» [192]. Потребительские тенденции опираются на живучесть мещанства, распаляются нехваткой «модных» товаров и подкрепляются рекламным пением заокеанских сирен. И рассматривать это явление надо как махровое мещанство.

Парадоксально, но эти тенденции находят порой более уродливое выражение в подражательном варианте, чем в оригинале. Удовлетворение типа: вот, сумел достать «дефицит» благодаря своим знакомствам, связям или положению — американцу неведомо. Там надо как-то деньги достать, а остальное приложится. Поэтому там потребительство как бы лишено «приключенческих мелочей» вроде разработки комбинаций по доставанию пары модных джинсов или приятных показушных мелочей вроде заморских напитков или сигарет. Например, американец редко является владельцем дорогой зажигалки, а если является — то она ему обычно кем-то подарена и он ею не хвастается. К каждой пачке сигарет в магазине и в автомате прилагается пакетик скромных картонных спичек, и никакая соблазнительная реклама «красивой жизни» не сумела пока что убедить американцев в необходимости обладания собственной зажигалкой.

В то же время есть американцы, разъезжающие на автомобилях западногерманской марки «мерседес». Собственные американские автомобили такого класса, как, например, «линкольн-континентал», по комфорту и качеству вполне сравнимы с «мерседесом», однако обладать «мерседесом» считается престижным, поэтому и цена чуть ли не вдвое выше. В нее заложена и импортная пошлина. Ясно, что с точки зрения здравого смысла американцу глупо переплачивать за «мерседес». Но кое-кто переплачивает, чтобы показать, что может себе позволить сорить долларами. У такого в кармане может оказаться и золотая зажигалка.

Так приносят ли вещи людям счастье? Социологические исследования, которыми так увлекаются американцы, дают отрицательный ответ. Профессор психологии и социологии Мичиганского университета Агус Кемпбелл констатирует:

«Многие люди делают простое предположение, что если у них будет больше денег, их жизнь будет счастливее. Данные нашего исследования лиц с различным уровнем дохода указывают на то, что дополнительные деньги не являются панацеей от всех трудностей жизни, а в главнейших жизненных областях вообще совершенно неэффективны» [193].

В последние годы было опубликовано около 70 книг, обосновывающих ту всегда присутствовавшую, но только сейчас пришедшую ко многим как откровение истину о том, что рост потребления не ведет автоматически к росту благосостояния и уж тем более к личному счастью. Если кто еще думает, что осуществление мечты об автомобиле или даче принесет семейное счастье там, где его нет, — тот живет в потребительских мечтах, а не в реальной действительности.

Американский писатель Норман Мейлер отмечает душевную пустоту Соединенных Штатов в 70-е годы:

«70-е годы были десятилетием, когда люди делали упор на внешние покровы, на поверхность вещей, а не на их суть. Это было десятилетие, когда преобладало внешнее изображение, поскольку ничего более глубокого не происходило» [194].

Один из популярных сейчас в Америке критиков расточительности общества потребления — экономист Э. Ф. Шумахер, скончавшийся в 1977 году. Название одной из его книг «Малое — это прекрасно» стало лозунгом реформаторов, пытающихся убедить большой бизнес в пользе малых величин. «Экономика должна начинаться с людей, а не с товаров», — наставляет Шумахер. «С точки зрения экономической мы живем неправильно, занимаясь прежде всего культивированием жадности и зависти и создавая таким образом множество совершенно необоснованных потребностей [195].

В последние годы подобные еретические идеи высказывают и просвещенные лидеры бизнеса. Например, председатель правления Первого национального банка Чикаго Гейлорд Фримен заявил:

«Возможно, самым важным аспектом трех десятилетий нашей послевоенной жизни была наша преданность обществу потребления… Мы должны взглянуть в глаза тому факту, что чрезмерный упор на потребительские расходы столь же вреден для нашего общества, как и чрезмерное потребление алкоголя и табака» [196].

Упомянем о международной стороне проблемы. Расточительное американское потребление растет за чужой счет, а ведь природные ресурсы нашей планеты ограниченны, конечны. Другая сторона той же мысли — не только не нужно, но и невозможно для остального мира равняться на Америку по всем ее потребительским параметрам. В самом деле, в 1970 году Соединенные Штаты, чье население составляло 5,7 процента населения Земли, поглощали 40 процентов природных ресурсов мира [197]. Получается, что если на американский уровень потребления выйдет еще «полторы Америки», т. е. страны, где проживает около 9 процентов населения планеты, то они вместе поглотят 100 процентов природных ресурсов мира, что, естественно, невозможно. Между тем, как упоминалось на Гаванской конференции неприсоединившихся стран в 1979 году, во многих странах люди берут за образец американскую модель расточительства.

Американский социолог Ричард Барнетт так оценивает стремление к подражательству с точки зрения интересов Соединенных Штатов:

«Экспорт американских потребительских ценностей и американской технологии в перспективе создает проблемы в области безопасности Соединенных Штатов, поскольку такой экспорт поощряет экономику расточительства в странах третьего мира, что усугубляет проблемы загрязнения воды и распределения ресурсов. Если нас волнует продление жизни на этой планете, в наших же собственных эгоистических интересах, чтобы в других странах не повторяли наш иррациональный и разрушительный путь развития и потребления ресурсов» [198].

Дело, однако, не в субъективных пожеланиях, а в выборе пути развития. Капиталистический путь в конечном счете ведет к расточительству, поскольку мотивом экономической деятельности является стремление к прибыли, а не к общественному благу. Об этом уже говорилось. Вот еще одно суждение, принадлежащее Барри Коммонеру, профессору университета в Сент-Луисе, одному из лидеров движения в защиту окружающей среды:

«За последние тридцать лет были приняты тысячи производственных решений в Соединенных Штатах. Эти решения определили, что автомобили должны быть большими и достаточно мощными, чтобы развивать скорость в 100 миль в час… В каждом случае решение принималось в соответствии с красной чертой, в расчете на приемлемую прибыль» [199].

Так рождалось, процветало и заходило в нынешний тупик общество потребления. Такое общество с опорой на «трех китов» — собственность, прибыль, потребление — порождает и членов общества, нацеленных на то, чтобы чего-то иметь, а не то, чтобы кем-то быть. В результате возникает непривлекательный тип личности, так описываемый Эрихом Фроммом:

«Осторожные лица с ориентацией на владение вещами наслаждаются безопасностью, и в то же время по необходимости они Чувствуют себя в опасности. Они зависят от того, что они имеют: деньги, престиж, собственное «я», т. е. от чего-то, находящегося вне их. Что же остается от них, если они теряют то, что имеют?..

Если же я есть то, кто я есть, а не то, что я имею, никто не может лишить меня чувства безопасности и чувства собственной личности» [200].

Конечно, в американском обществе потребления встречаются оба типа описанных Фроммом людей, но первый тип встречается как правило, порожденное общественными условиями, а второй — как исключение, протестующее против этих условий.

Сводя все многообразие человеческой личности к мнимому стандартизированному многообразию потребления, подменяя богатство внутреннего «я» внешним богатством «мое», окружая человека мертвыми вещами, превращая его в придаток вещей, общество, управляемое алчными акулами бизнеса, духовно обкрадывает своих членов и расписывается в отсутствии собственного духовного потенциала.

Но обществу капиталистической эксплуатации, си-речь обществу потребления, именно это и нужно. От осознания своего положения в обществе трудящиеся массы раньше отвлекались ежедневной заботой о хлебе насущном. Для американских обездоленных это верно и сегодня. А «благополучному» среднему американцу предлагается заманчивый, но по большому счету иллюзорный мир вещей. За вещами надо гнаться, гонка отвлекает от осознания собственного положения в обществе не меньше заботы о хлебе насущном. Буржуазия довольна, что молчат об эксплуатации.

Не все, конечно. Есть в Америке прогрессивные силы, есть Коммунистическая партия Соединенных Штатов. Просто это — другая тема.

И в заключение — об американских претензиях на руководство миром. На каком основании? Разве Америка являет миру пример для подражания? Врачу — исцелися сам.

Уже упоминавшийся профессор Принстонского университета Джордж Кеннан пишет:

«Если мы хотим быть для других народов чем-то большим, а не просто пугающей военной силой, нам следует обратить внимание на лицо, которое наше общество являет остальному миру… Одним из первых требований ясности мысли относительно нашей роли в мировых делах является признание той истины, что мы не можем быть для кого-то большим, чем мы есть для себя. Что мы не можем быть для других источником надежды и вдохновения на фоне безнадежного провала и ухудшения жизни у нас дома».

Кеннан замечает, что для американского образа жизни характерны черты, могущие показаться другим непривлекательными и даже отталкивающими. Он продолжает :

«У нас большая и серьезная проблема распада ряда наших крупных городов, особенно крупнейшего из них, Нью-Йорка… У нас ужасная проблема преступлений с применением насилия во многих местах страны… У нас проблема инфляции… У нас хаотичная и безобразно недостаточная система общественного транспорта… У нас проблема падения качества образования… Коррупция печати и телевидения, отданных на милость рекламодателям… Постыдное явление повсеместного распространения, будто лесной пожар прошел, порнографии… Сохраняющаяся проблема ухудшения окружающей среды» [201].

Из этого, тоже неполного, перечня читатель увидит, что в книге затронуты отнюдь не все мифы и не все стороны действительности общества потребления.

Однако уже сказанного, надеюсь, достаточно для обобщающих читательских выводов.

Примечания:

[1]. Norwood Christopher. About Paterson. The Making and Unmaking of an American City. New York, 1974, p. 149.

[2]. Norwood Christopher. Op. cit., p. 27, 91.

[18]. "New York Times", Sept. 21, 1977.

[19]. "New York Times", Feb. 11, 1979.

[20]. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 24, с. 89.

[187]. "Futurist", Feb., 1979.

[188]. Frоmm E., op. cit., p. 199.

[189]. Веll D. The Cultural Contradictions of Capitalism. New York, 1976, p. 22, 68.

[190]. "New York Times", June 9, 1979.

[191]. "Futurist", Oct., 1974, p. 220.

[192]. Цит. по: Советская культура, 1977, 15 апреля.

[193]. "U. S. News and World Report", Dec. 24, 1979, p. 64.

[194]. "U. S. News and World Report", Dec. 10, 1979, p. 57.

[195]. Schumacher E. F. Small is Beautiful. London, 1978, p. 54.

[196]. Цит. по: "New Yorker", Feb. 16, 1976, p. 96.

[197]. "Time", Feb. 2, 1970.

[198]. "Foreign Policy", Autumn, 1971.

[199]. Цит. по: "New Yorker", Feb. 16, 1976, p. 101.

[200]. Fromm E., op. cit., p. 110.

[201]. Кеnnan G., op. cit., p. 25.