ГОРЬКОЕ ПАЛОМНИЧЕСТВО НА СВЯЩЕННЫЙ КОМОНЛАИ

Пока микронезийские воины с острова Сокес раздумывали, стоит ли нападать на почти беззащитную Колонию, хотя все преимущества были на их стороне, новый враг островитян, врач Гиршнер, после смерти губернатора взявший на себя руководство колониальной администрацией, действовал быстро и решительно. Не имея собственных воинских подразделений, он обратился за помощью к подданным других «царств» Понапе. Как ни странно, Нетт, Матоленим и У откликнулись на его просьбу и послали свои войска в Колонию. Таким образом они спасли колониальный режим на атолле. В чем же здесь дело? Скорее всего правители этих «царств» больше боялись своих очень храбрых собратьев с Сокеса, чем администрацию кайзера, живущего где-то «на самом краю света».

Воины «царств» Нетт, Матоленим и У сорок долгих дней защищали административный центр острова, потерявший всякую связь с внешним миром. Католический храм, церковный приход и даже тюрьма в Колонии превратились в крепости. Восточная сторона города была наскоро обнесена земляным валом. На нем развесили многочисленные фонари, которые По ночам освещали подступы к городу. Над этой импровизированной крепостью продолжал развеваться немецкий флаг. Обороной руководил удивительный «офицерский корпус». Командиром был врач Гиршнер, заместителем – землемер Дулк, третьим офицером стал протестантский пастор Хагеншмидт. Единственным военным человеком в этой прусской твердыне был местный полицмейстер Каммерих.

Полицмейстер, врач, пастор и землемер вместе с воинами трех верных «царств» обороняли оплот колониального владычества на Понапе сорок дней. За это время в местный порт не зашло ни одно судно. Ни жители окружающих архипелагов, ни немецкая колониальная администрация Океании (с центром в Рабауле), ни тем более Берлин ничего не знали о восстании в Восточной Микронезии.

Только в конце ноября на рейде лагуны Понапе бросило якорь торговое судно «Германия». Его команда, узнав о восстании, выгрузила товар и быстро взяла куре на Рабаул. Надо было срочно сообщить германскому губернатору колоний Океании о критическом положении «защитников» города. В Рабауле «Германия» оставалась недолго. Прихватив на борт несколько десятков меланезийских солдат и немецких офицеров, судно устремилось назад, на Понапе. На следующий день вслед за ним отправился с новым отрядом меланезийских солдат военный корабль «Планета». Колонию стали оборонять меланезийцы. А микронезийцы – подданные «царств» Нетт, Матоленим и У, сыгравшие довольно неблаговидную роль в этом восстании, вернулись домой.

Вскоре к берегам Понапе с новыми отрядами на борту подошел еще один военный корабль – «Сиар». Но высшие чины колониальной администрации сочли недостаточной и эту помощь. Они хотели так наказать восставших, чтобы другим жителям Океании подобное не могло прийти в голову. В Берлин они направили предложение, чтобы против островка в один квадратный километр с его немногочисленными обитателями был направлен весь немецкий военно-морской флот, базировавшийся в то время в Тихом океане! К крошечному Сокесу устремились гордость кайзеровского флота крейсеры «Эмден» и «Нюрнберг», а вслед за ними – знаменитый линкор «Шарнхорст». В пролив, отделяющий Понапе от Сокеса, вошел военный корабль «Орион».

Дальнобойным орудиям морских гигантов защитники острова могли противопоставить лишь несколько винтовок и небольшое количество патронов, добытых еще во времена испанского владычества. Тогда вооружение для испанских солдат поставлял не Мадрид, а частный торговец, некто Зарза. Он доставил губернатору Понапе три с половиной тысячи винтовок «ремингтон» и большое количество патронов к ним. Но не успели испанцы разместить их на своих складах, как островитяне растащили значительную часть оружия и боеприпасов. Через несколько месяцев Испания проиграла войну США, лишилась своих тихоокеанских колоний, а с ними и завезенных на Понапе винтовок.

Предусмотрительные немцы еще задолго до восстания постарались отобрать у островитян это огнестрельное оружие. Однако местные жители добровольно отдать его не желали. И тут на помощь кайзеровской администрации пришла сама природа. На остров, как это нередко случалось, обрушился страшный ураган, который уничтожил все сельскохозяйственные угодья. Не стало ни плодов хлебного дерева, ни мяса, ни таро. Начался голод. Тогда кайзеровская администрация предложила островитянам, казалось бы, выгодную сделку: за каждую винтовку выдать по тридцать пять марок, или четыре мешка риса, или двадцать банок мясных консервов. Один патрон был оценен в десять пфеннигов. Голодным жителям острова ничего другого не оставалось, как согласиться с колонизаторами. Так администрация выкупила более пятисот винтовок и несколько тысяч патронов. Но вскоре островитяне собрали новый урожай. Хлебные деревья принесли плоды. Голод кончился, и оставшиеся винтовки жители Сокеса сохранили у себя.

И вот теперь этими винтовками они обороняли свой остров. Островитяне укрепились на вершине знаменитой торы, но шрапнель германских крейсеров заставила их оставить свои позиции. После этого люди Соматау все время отступали. Подразделения меланезийских солдат прочесывали горные хребты и долины.

Местные жители играли с наступающим противником в прятки. Когда их окружили со всех четырех сторон, восставшие тайно, ночью перебрались через пролив и укрылись в горах Большого острова. Там, в «царстве» Нетт, на вершине горы Нан-Клоп, они построили настоящую базальтовую крепость. Но и эта крепость пала. Тогда сокесцы ушли дальше в горы. Их новым убежищем стала разветвленная система пещер Импеип в «царстве» Нетт.

Солдаты уничтожали в местах военных операций источники продовольствия: поля ямса, таро, хлебные деревья. Эта тактика оказалась действенной – голодные повстанцы вынуждены были в конце концов сдаться на милость победителя.

Окончательно восстание было подавлено 23 февраля 1911 года. Его участников и членов их семей осудили на пожизненную ссылку. Около пятисот мужчин, женщин и детей – более половины населения Сокеса – колонизаторы выгнали с острова. Главное его богатство – земля перешла в руки победителей, при этом часть ее была передана тем, кто помогал защищать осаждённую Колонию, часть досталась жертвам урагана, который в тот год обрушился и на южнокаролинские острова Мокил и Пингелап. Исконных же владельцев острова посадили в трюмы транспортных судов и перевезли на далекий Яп. Там они жили вплоть до конца немецкого господства в Микронезии.

Расправились с участниками восстания и их семьями жестоко и быстро. Однако сослали не всех. Семнадцать руководителей, которые 23 февраля сами отдали себя на милость победителей, судил в тот же день полевой суд. Разбирательство длилось недолго, и всех приговорили к смерти. На рассвете следующего дня, 24 февраля, они были казнены.

Передо мной лежит подшивка имперской газеты «Марине рундшау» за первую половину 1911 года. Там я нашел сообщение об этой «важной победе» кайзеровского флота. В газете говорилось о «поистине впечатляющем зрелище, когда семнадцать человек с гордо поднятой головой шли навстречу смерти». Впечатляющем? Но лишь для капитанов «Нюрнберга» и «Эмдена», которые наверняка испытывали сладостное чувство триумфа, и для уцелевших подчиненных Бедера.

Победой, однако, они наслаждались сравнительно недолго. Через три года после усмирения восстания Понапе захватили японские войска. И от колониальной мечты кайзера Вильгельма и его офицеров на острове осталось лишь маленькое кладбище.

Я стоял на нем и предавался невеселым размышлениям. Я думал об островитянах, которые так мужественно сражались во время самого крупного в истории Микронезии антиколониального восстания. Мне было жаль и тех немецких моряков, которые так бессмысленно отдали свои жизни на неизвестном островке в этой заброшенной части нашей планеты.

Заброшенной? Бесспорно. Но для тех, кто хотел поделить весь мир, ни один остров, ни один атолл, ни одна скала в океане не могли быть настолько далекими, чтобы не протянуть к ним своих жадных рук. Рук, которые захватывают все. При этом нередко гибли целые народы и цивилизации. Что же принесли населению Океании колониальные войны? Лишь самые печальные памятники – могилы и кресты над ними.

Листая пыльные, пожелтевшие документы, я узнал имена семнадцати казнённых, значащиеся в протоколах полевого суда. Одно имя меня чрезвычайно заинтересовало – Кубари. Снова Кубари? Каким образом польский этнограф оказался под дулом карателей? Ведь он скончался еще задолго до восстания. И тем не менее имя Кубари до сих пор значится в списке расстрелянных с острова Сокес.

Причиной тому оказалась вдова Кубари – Анна, которая была далеко не самой добропорядочной женщиной. Еще при жизни мужа она заводит любовные интрижки с испанскими офицерами, служившими на Понапе. Когда же испанцы ушли с острова, она вышла замуж за жителя Сокеса по имени Кероун эн тол. Он участвовал в восстании и был среди тех, кого полевой суд приговорил к высшей мере наказания.

Так как вдова Кубари не принесла в дом второго супруга приданого, то решила подарить своему новому спутнику жизни хотя бы имя белого человека! Под этим славянским именем он и был занесен в список приговоренных. Так Кубари погиб на Понапе дважды. Шестнадцать товарищей Кероуна эн тола занесены в протокол под своими настоящими, микронезийскими именами. Все они погибли под пулями на рассвете в Комонлаи, священном месте для жителей Понапе. В земле, где хоронили самых знатных островитян, покоятся и останки борцов за свободу своего острова.

Во время празднества в «царстве» Нетт, в котором я принял участие через несколько дней после посещения Сокеса, звучали песни «об убитых с острова Сокес». Песни эти родились более полувека назад и до сих пор не устарели. Никогда не умрет память о тех, кто на далеком острове в Восточных Каролинах отдал свою жизнь за свободу родины и за право человека самому решать свою судьбу.