Химеры онлайновой жизни, быть может, и проникают в души кибернавтов, но они не выдерживают никакого сравнения с теми фантомами, что преследуют иных смельчаков во внешнем мире. И хотя западная потребительская культура прилагает все усилия для того, чтобы объединить сердца и умы землян под единой крышей спутниковых сигналов и окружить их стенами логотипов, все большее число американцев оказываются вообще за бортом общепринятой реальности. Буквально миллионы людей верят, что инопланетные корабли бороздят небесные просторы, что духовные телефонные сети принесут им благо или, подобно христианам-возрожденцам, что Бог восхитит их на небо в лучах сияния и что сразу же вслед за этим начнется мировой пожар Апокалипсиса. Тысячи обычных во всех прочих отношениях граждан заявляли о столкновениях со светящимися ангелами, подпольными сатанинскими культами, Девой Марией, черными вертолетами, чупакабрами и инопланетянами с миндалевидными глазами, вооруженных приборами для анального зондирования.

Многие из нас готовы с удовольствием списать все эти случаи на нервное расстройство, несварение желудка, низкий уровень образованности или редакционную политику Weekly World News. Но чем тщательнее вы присмотритесь к этим явлениям и ко многим из тех людей, которые столкнулись с ними, тем сложнее вам будет отделить этот сдвинутый мир от здорового. В конце концов, мы живем в эпоху странных погодных явлений, клонированных овец, марсианских камней, квантовых компьютеров, трансплантатов, психотронных машин, астероидов, угрожающих планете, нанотехнологий и глобального электронного мозга. Нам часто кажется, что наш шарик вот-вот даст трещину, что реальность уже окончательно расстроена и никому до нее, как обычно, нет дела. Горизонт истории загибается, образуя асимптоту, и, стоя на его искаженном краю, остается лишь с безумием в глазах следить за приближением зловещих теней чего-то неизъяснимого, но ужасающего. Древние картографы по краям известных территорий в таких случаях обычно писали: «Здесь водятся драконы».

Из всех драконов, подстерегающих у границ постмодернистского сознания, ничто другое не оставляет таких загадочных и таких идиотских следов, как НЛО. В течение последних пятидесяти лет летающие тарелки с их демоническими экипажами разбивались, пролетали на бреющем полете над кукурузными полями, передавали сообщения о нашей скорой гибели и скором спасении, высасывали до капли кровь у коров, вступали в сговор с военными, вставляли подсознательно считываемые сообщения в фильмы категории В, воровали эмбрионы у истинно верующих домохозяек, совращали бразильских фермеров и исследовали отверстия организмов у писателей романов ужасов. И хотя общественный интерес и число свидетельств неоднократно менялось за последние пятьдесят лет, НЛО и пришельцы снова будут поджидать нас, когда мы достигнем пика миллениума, в немалой степени благодаря постоянному присутствию в информационных каналах, которое даже голливудских актеров превращает в надоедливую рутину.

Являясь, по сути дела, супермашиной, НЛО явился непосредственно из сияющего ядра послевоенной технокультуры, и традиция предания, выросшая вокруг инопланетных кораблей как внутри, так и за пределами индустрии культуры, вылилась в самую визионерскую поп-мифологию, которая напрямую затрагивает технологический аспект. Вы не должны легкомысленно относиться к этому слову — мифология, даже если вам удастся уложить НЛО в ту же канву, что и детсадовские откровения о супергероях или крокодилах, живущих в канализации. Следует помнить, что первые «мифологи», вбежав в пещеру с испуганными глазами, бормотали что-то о той штуковине снаружи. Для тех людей, которые превосходно помнят, как пришельцы с холодными пальцами подбирались к их кровати, научно-фантастические обороты не в счет. Обладая феноменологическим ядром, предание об инопланетянах является чем-то большим, нежели, скажем, вера в приметы и прочий фольклор, и искренность этих заявлений заставляет вспомнить сами основы, на которых зиждется мифотворчество и религия. Карл Юнг в своем пророческом исследовании 1959 года «Летающие тарелки» утверждал, что НЛО является современным архетипом, выплеснувшимся из коллективного бессознательного: «В религиозном опыте человек лицом к лицу сталкивается с ошеломляющим до глубины души Иным»¹⁹⁵. Высокотехнологичная драма с участием НЛО является именно таким мистическим столкновением, порождающим небылицы о визитерах из другого мира, в основе которых лежат апокалиптические и в высшей степени гностические мотивы.

С таких позиций вопрос о том, является ли НЛО «реальным» объектом или нет, является в одно и то же время и слишком грубым, и слишком философским, в зависимости от точки зрения. В течение пятидесяти лет так называемые «полевые уфологи» снимали образцы дерна, рисовали диаграммы и следили за появлением и исчезновением, как им казалось, материальных механизмов, явившихся из бездн космоса. Прилагая отчаянные усилия к тому, чтобы сделать НЛО законным объектом научного исследования, эти герои попросту вторили буквализму скептиков, чьи социологические сводки и критерии достаточного основания оставляли без ответа самые интересные и неоднозначные вопросы. Гораздо более привлекательной кажется гибкая тактика писателей, таких как Жак Балле. Этот ученый-компьютерщик написал несколько скрупулезных, но непредвзятых книг на эту тему. Для Балле традиционные представления о том, что НЛО представляет собой физическое тело, космический корабль, пилотируемый существами с других планет, — в лучшем случае лишь отражение нашего собственного материализма, а в худшем — уловка сознания. Балле, напротив, снимает причудливую шелуху деталей с историй об НЛО для того, чтобы напасть на след глубоко запрятанной эпистемологической и культурологической матрицы. В отличие от наивных уфологов, которые надеются на то, что последний фрагмент этой сложной мозаики встретится им уже за следующим углом, Балле отмечает, что сама природа этого явления состоит в специфическом сочетании скудости материальных доказательств, малого числа пользующихся доверием очевидцев и опознаваемых образцов и, наконец, в его явной абсурдности. Все существующие объяснения и интерпретации похожи на сигналы, посланные в небо: они или тонут в звездном пространстве, или возвращаются назад, как эхо наших собственных представлений.

Таких тонких обозревателей, как Балле, специфические особенности эпистемологических циклов заставляют предположить, что в дело вступают глубинные силы. Возникает чувство, что некий шаловливый, обманчивый и жеманный разум притаился за сценой этого театра абсурда, разум, «послание» которого, кажется, почти намеренно запрятано в слухах и пересудах, популярных архетипах и мошеннических уловках, свидетельствах и мистификациях. Похоже, что феномен НЛО воплощает в себе трикстерский дух самой информации, то и дело возникающих сигналов и шума. В своей книге «Ангелы и Инопланетяне» Кит Томпсон утверждает, что уфология, таким образом, копирует двойное напряжение литературной аллегории. Например, в «Королеве фей» Спенсера «факты» с полей теряются в фабуле, зажатой между сюрреализмом деталей и глубинной структурой возможного объяснения. Разоблачители, приверженцы теории заговора и исследователи пытаются развести эти два уровня понимания, чтобы добраться до ядра этой тайны, отделяя кажущееся от реального. Этот процесс имеет даже психологическую компоненту, например у людей, подвергавшихся похищению, которые пытаются проникнуть под поверхность своих искаженных, «защитных» воспоминаний, чтобы восстановить в памяти «реальные» надругательства, которые им пришлось претерпеть от сумасшедших инопланетных ученых.

Поверяя эту аллегорическую свалку логикой мифа, Томпсон уличает большинство уфологов в поисках апол-лонических истин, в то время как феномен НЛО следует путаной тропой Гермеса. Томпсон описывает «герметический разум», который, по-видимому, отражает феномен НЛО: «амбивалентный по самой своей природе, склоняющийся то в ту, то в другую сторону, [этот разум] действует посредством аналогий и ассоциаций, интуиции, всегда пытаясь найти большее в каждом отдельном мелком событии»¹⁹⁶. Как мы показали в предыдущих главах этой книги, герметический разум всегда объединялся с различными технологиями, поэтому неудивительно, что величайший технологический фантом XX века, словно трикстер, перебегающий от одного перекрестка истолкования к другому, требует столь же хитрой герменевтической атаки. С помощью герметических изгибов можно объяснить даже увечья скота, которые на протяжении долгого времени связывались с налетами инопланетян. В конце концов, как следует из «Гимна Гермесу», этот бог интересовался чужими коровами.

В классической работе Жака Балле «Паспорт на Магонию» многие мотивы преданий об НЛО возводятся к легендам, религиозным текстам и историческим документам старины. В IX веке архиепископ лионский упоминает о широко распространенном народном поверье о пилотируемых летающих кораблях. Японская запись XII века повествует о странном «глиняном сосуде», летавшем вокруг горы Фукухара. В средневековом ирландском документе говорится об облачном корабле, зацепившемся якорем за дверь церкви. Балле устанавливает поразительные связи между инопланетными похищениями и старинными легендами о феях, собранными в таких этнографических трудах, как «Тайный народ» Роберта Кирка (XVII век) и массивный компедиум Эванса-Вентца «Вера в волшебство у кельтских народов». В самом тривиальном смысле инопланетяне просто завершают процессию фавнов, сатиров, лепреконов, инкубов и других призрачных созданий, заглядывающих в окно человеческой души, особенно когда душа эта попадает в сумеречную зону, где границы между иллюзиями и фактами охраняются не столь надежно.

С помощью каких бы мёбиусовых изгибов сознания и материи мы ни пытались объяснить эти эпизоды, похоже, что некоторые из этих сущностей напрямую отражают ход технологического прогресса. То, что являлось средневековым очевидцам в виде облачного корабля с якорем, стало дирижаблем в Америке конца XIX века, когда газеты по всей стране пестрели заметками о пилотируемых сигароподобных воздухоплавательных судах, зачастую снабженных механическими турбинами, закрылками и фарами, как на локомотивах. Во время Второй мировой войны самыми популярными аномальными видениями были ракеты-призраки и реактивные «пикирующие бомбардировщики», а собственно летающие тарелки, как отмечали бесчисленные комментаторы, появились лишь в слепящем свете атомной бомбы.

Напрашивающийся вывод состоит в том, что феномен летающих тарелок—это проявление страха перед ядерной угрозой. Этот тезис приобрел известность в 1950-х годах, когда он всплыл в конспирологических трудах и кинофильмах категории В, таких как «День, когда Земля остановилась».[62] Кроме того, этот тезис звучит и в посланиях самих космических Братьев по Разуму. Если верить одному из первых контактеров, Джорджу Адамски, чьи невероятно смехотворные, пропитанные религиозной образностью отчеты о встречах с венерианцами приобрели широкую известность, инопланетяне решили явиться на Землю для разговора, когда они осознали, что люди способны отправить на тот свет целую планету.

Учитывая страх ядерного апокалипсиса середины столетия, НЛО можно рассматривать и как визионерскую ракету, стартовавшую из глубин подсознания информационного века. Первые аномальные объекты, которые назвали «летающими тарелками», были замечены в 1947 году, подарившем нам ЦРУ, теорию информации и транзистор — нервную клетку современного компьютера. Летающие тарелки и тогда и теперь демонстрировали особенный интерес к электромагнитным полям, полюбив жужжащие телевизионные станции и электростанции, вызывая электрические помехи в автомобильной сети и в уличном освещении, прерывая радиовещание своими потусторонними голосами и странными сгустками статического электричества. Даже сегодняшняя программа SETI, вполне научная работа по поиску внеземной жизни с помощью мощных радиосигналов, посылаемых к далеким звездам, основана на вере в возможность выделения слаженной информации из общего шума. Может показаться, что НЛО — это Глас Божий, спрятанный в теле военно-промышленного медиаком-плекса, кибернетические щупальца которого все еще окружают нас.

В качестве галлюцинаторной информационной фигуры НЛО вскрывает ту эпистемологическую роль, которую периферийные данные и маргинальные медиаисточ-ники играют в конструировании альтернативной, если не еретической, картины мира. Чтобы всерьез работать над проблемой НЛО, вы должны изучать маргиналии современного медиа: всякий хлам с книжных прилавков, причудливые веб-сайты, фотокопии «документов», домашние фильмы и видео, кинофильмы категории В, чепуховые информационные сводки и случайные телевыпуски по телеканалу Fox. Уайтли Страйбер в своем бестселлере «Communion», который немало способствовал распространению мании инопланетных похищений в конце 1980-х годов, описывает путаницу, спровоцированную этой двусмысленной информацией: «Я оказался на минном поле. Реальные документы, которые кажутся фальшивыми. Фальшивые документы, которые кажутся настоящими. Обилие „безымянных источников". Я дрейфовал через дымку этой невероятной истории»¹⁹⁷. Словно циклон фактоидов, фотографий, лабораторных отчетов и признаний, который взвился над трупом Джона Кеннеди, летучий дым информации, вытекающий из выхлопных труб НЛО, завел многие умы, здравые и не очень, в информационные «червоточины», из которых они не вернутся уже никогда.

Травяной холм[63] уфологии — это Розуэлл, штат Нью-Мексико. Летом 1947 года, когда летающие тарелки фиксировались наблюдателями в большом количестве, что-то странное упало с неба на ранчо Мака Брэйзела, которое находилось в двух шагах от аэропорта военной базы в Розуэлле. Вызванный на место происшествия майор Джесси Марсель якобы увидел груду обломков, среди которых были обнаружены сверхпрочные, сделанные из материала, похожего на бальсовое дерево, распорки, прочные металлы, напоминающие станиоль, а также материал, который он позже описал как невоспламеняющийся «пергамент», покрытый не поддающимися расшифровке «иероглифами». На следующий день пресс-секретарь базы Розуэлл по имени Уолтер От выпустил заявление о том, что «многие слухи о летающих дисках вчера стали реальностью». Это была единственная на тот момент информация от военных, которая подтверждала существование летающих тарелок. Газеты по всему миру подхватили это заявление, но на следующий день оно было опровергнуто: военные специалисты идентифицировали объект с ранчо — это был всего лишь разбившийся метеорологический зонд (Марсель отрицал это до конца своих дней).

Вряд ли стоит говорить, что на этом история не закончилась. Все дело в том, что «осадок», оставшийся после столь быстрого опровержения со стороны ВВС, послужил неплохой почвой для эпидемического распространения спекуляций касательно закулисных интриг в правительстве. Спустя десятилетия история Розуэлла обросла кучей подробностей, пошли слухи, что ВВС обнаружили четыре трупа пришельцев на месте катастрофы. Это заявление было «подтверждено», когда в 1984 году один телевизионный продюсер опубликовал «совершенно секретные» документы, якобы приготовленные для кандидата в президенты Эйзенхауэра в 1952 году. Эти документы подтверждали находку тел. Эти бумаги, получившие широкое хождение в среде уфологов в виде расплывчатых ксерокопий, описывали работу команды Majestic 12, секретной группы ученых и военных, якобы созданной президентом Трумэном в 1947 году для изучения НЛО. Махровые приверженцы теории заговора могут взять на заметку, что эта команда включала в себя доктора Ванне-нара Буша, кибернетика, который изобрел первый аналоговый электронный компьютер и написал знаменитое визионерское эссе о будущем компьютерных вычислений для Atlantic Monthly в 1945 году.

Даже самые ревнивые искатели НЛО считают сейчас документы MJ-12 уткой, но розуэлльская история накрепко вросла в массовое сознание, закрепившись там в 1980-х годах. Слухи, связанные с инцидентом в Розуэлле, проникали в телесериалы, послужили отправной точкой для «Секретных материалов», а также для кинематографической подделки, якобы запечатлевшей вскрытие военными врачами трупа пришельца в конце 40-х годов. Многочисленные детали этого фильма указывают на то, что по крайней мере несколько талантливых кинохулиганов могут обладать достаточным количеством времени и денег. Летом 1997 года, за две недели до того, как 50 тысяч человек приехали в Розуэлл, чтобы отметить 50-ю годовщину находки Брэйзела, ВВС выпустили в открытый прокат передачу «Розуэлл: инцидент исчерпан», в которой зрителю «открывали тайну», состоявшую в том, что «метеорологический зонд» на самом деле был совершенно секретным высокоатмосферным шпионским устройством, а найденные тела были манекенами, упавшими с неба.

Независимо от фактов, розуэлльский инцидент представляет собой целый микрокосм странных путей, по которым начинают течь информационные потоки в непосредственной близости от феномена НЛО: утечка сведений, обманные маневры, слухи, высокотехнологичные «иероглифы», странно запоздавшие официальные опровержения и практически вечная сохранность легенды в виде неудобоваримых фрагментов, застрявших в сети телевещания. И действительно, на протяжении всей своей истории летающие тарелки были окутаны туманом слухов и обмана, уловок и надувательств, подозрительных фактов и еще более подозрительных совпадений. В качестве информационного объекта НЛО невозможно выделить из визионерского шума, но вся эта герметическая двойственность больно отдается в сознании большинства уфологов, которые хотят получить настоящий ответ и увязать все причинно-следственные связи. К сожалению, это желание добраться до истоков привело многих хороших уфологов в яму для рассудка — теорию заговора.

Хотя теории заговора всегда сопровождали нас в том или ином метафизическом варианте, эта логика кажется особенно привлекательной для людей, которые теряют направление на магистралях и тропинках информационного века. Даже если имеется всего лишь небольшое подозрение, систематический и в высшей степени экспансионистский характер СМИ порождает мириады догадок о том, кто контролирует то, что мы видим и слышим, и какие тайные цели они преследуют. Более того, поскольку производство и распространение информации растет экспоненциально, традиционные иерархии знания не выдерживают этого роста и рушатся, оставляя после себя фрагментарный, но насыщенный данными мир противоречивых сообщений, маргинальной информации и намеков. Если вы обнаружите, что вам удалось как-то свести воедино весь этот хаос, безжалостные механизмы теории заговора тут же начинают работать словно заклинание. Каждая частица данных становится узлом в ширящейся сети связей. Если этой сети придать известную достоверность, то она будет служить некой универсальной объясняющей моделью, настолько опасной, что она способна захватить весь ландшафт реальности.

Своей навязчивой верой в существование тайного объяснительного кода, при помощи которого можно подобрать брошенные концы истории, самые радикальные или параноидальные сторонники теории заговора не слишком отличаются от религиозных фанатиков или яростных мистиков, повернутых на каббалистике. Параноик знает, что все связано со всем, но, в отличие от мистика, это знание только укрепляет его убежденность в отдельном и обреченном существовании его «я». Бог умер: бесконечная сеть теперь управляется не высшим и целокупным разумом, а невидимой серией зловещих заговоров, тайных махинаций и таинственными агентами обмана, напоминающими скорее архонтов оккультизма, нежели всеведущих ангелов. Даже самый светский сторонник теории заговора затронут этой эзотерической психологией. Архонты тоже могут быть светскими (Новый Мировой Порядок, Трехсторонняя Комиссия, ZOG[64]), однако космология в своей основе остается той же. Видимый мир контролируется невидимыми силами, «темными князьями мира сего», как пишет апостол Павел в Послании к Ефесянам (6:12). Но, в отличие от христианского воина, облаченного в броню праведной веры для битвы с «духом злобы поднебесной», гностический приверженец теории заговора подпоясывается знанием: информацией, которую он собирает, организует и распространяет.

Понятно, что силы, связанные с социальными и экономическими институтами, также часто принимают форму заговора, и, как видно из многочисленных примеров, которые предоставляет психополитика послевоенного мира, эти заговоры могут оказаться чертовски грязными. Миллионы людей по ту сторону железного занавеса получали гомеопатические дозы паранойи только для того, чтобы выжить в мире неприкрытой официальной лжи, спецслужб и самой вероломной в истории власти социальной инженерии. Однако послевоенная Америка также захвачена спрутом тайных служб, которые отрабатывают средства и тактики дестабилизации экономик, сбора данных, электронного наблюдения, дезинформации, фармакологической манипуляции, грязных трюков и психологической, даже психической, войны. Именно это и можно называть американским тайным правительством, правительством, которое является отчасти реальным и отчасти вымышленным и которое извлекает выгоду из этой путаницы.

Как рассказал бы вам любой фанат «Секретных материалов», феномен НЛО является искаженным отражением этого тайного правительства, и так было с самого начала.

В 1950-х годах это фактически стало основным пунктом верований уфологов: агенты правительства сознательно вводят общество в замешательство умышленным распространением дезинформации среди уфологов — и это убеждение имело весьма значительные психологические и гносеологические следствия. Как хорошо известно ЦРУ, дезинформация — магия весьма могущественная. Даже подозрение в дезинформации способно заразить и дестабилизировать целую отрасль знаний и представлений, легитимную или нет. Уфология это подтверждает. Из воздуха, пропитанного дезинформацией, уфологи черпали великолепные объяснения для постоянных мистификаций и в то же время страдали от недостатка точных доказательств. Данные, не подкреплявшие их подозрений или иллюзий, списывались со счетов как уловки. Работая в такой скользкой логике, даже самые рассудительные приверженцы НЛО могли потонуть в болоте паранойи, где стандарты доказательности размыты, агенты всегда двойные, а муха быстро вырастает до размеров слона. И неудивительно, что иные обозреватели уфологии полагали, что вообще вся эта отрасль была разработана шпионами.

Частичным подтверждением подобных правительственных фокусов являются люди в черном — пожалуй, самые веселые фигуры из уфологического архетипиче-ского актерского списка. К концу 1950-х годов сотни верящих в НЛО, очевидцев и исследователей-любителей сообщали о визитах странных смуглых и как бы не совсем человеческих джентльменов, чей отличительный облик — черные костюмы и солнечные очки — и дал им это известное название. В соответствии с классикой жанра люди в черном приезжали на черных «кадиллаках», приборные доски которых поблескивали призрачным фиолетовым светом. Своими механическими голосами люди в черном могли сообщить, что они представляют ЦРУ или военно-воздушные силы, а затем начать лгать, воровать фотографии и в прощальном стальном рукопожатии настоятельно не рекомендовать говорить об НЛО с представителями СМИ или другими исследователями. Хотя суровые манеры людей в черном и поведение, похожее на роботов, определенно наводят на мысль о типичных тайных агентах, наиболее смекалистые наблюдатели вроде Джона Кила утверждают, что эти смехотворные и пугающие персонажи берутся из того же разлома в континууме сознания, который сначала дал нам летающие тарелки и пришельцев. Подобно черным вертолетам без опознавательных знаков, мельком замеченным правыми ополченцами, или электромагнитным имплантантам, доставляющим мучения столь многим шизофреникам, эти демоны дезинформации, разъезжающие на черных «кадиллаках», служат очевидными симптомами невидимости послевоенной власти, грубой магии, используемой архонтами Америки.

В наше время люди в черном становятся кинозвездами и героями утренних мультиков. В 1990-х годах индустрия культуры упивается теориями заговора, паранормальными явлениями и инопланетными похищениями. Телеэкраны забиты заговорщической лапшой вроде «Секретных материалов» и «Темных небес», «шпионскими драмами» вроде «Миллениума» и «Скользящих», вариациями на тему «Звездных войн», реалити-шоу, такими как «Эта странная Вселенная», и документальными передачами об ангелах, Розуэлле и пришельцах-похитителях. С началом лета на экраны выходят блокбастеры типа «Дня независимости», «Контакта», «Особи» и «Теории заговора» — отмеченных различной степенью паранойи, тупости и космических надежд. Принимая во внимание все эти странные плоды, едва ли стоит удивляться тому, что иные представители нью-эйдж и фрики от теории НЛО-заговора верили, будто невидимые силы, земные или нет, сознательно управляют массовой культурой для подготовки человеческой расы к окончательному галактическому откровению. В этой бессознательной постмодернистской фантазии научные дебаты по поводу реальности НЛО являются не более чем уловкой: вторжение уже произошло посредством медиа в наши души. Этот медиамиф находит достойное выражение в фильме «Контакт», где сэмплированный цифровой образ президента Клинтона и реальные заставки из CNN наделяют фантазию достоверностью медийной «аутентичности». В конце фильма героиня Джоди Фостер отправляется в бешеное психоделическое путешествие в чужую планетную систему, где пришельцы, для того чтобы сообщаться с ней без нарушения ее сознания, конструируют некий виртуальный ландшафт, основанный на ее воспоминаниях. Что это? Пища для подсознания? Может быть, нам хотят сказать, что наши восприятия искусственно созданы, а цифровое окружение служит интерфейсом между нами и космосом, который начинает проявлять интерес к нашей мышиной возне?

Осознав эту связь между чокнутыми медиа и еще более чокнутыми массовыми верованиями, многие рационалисты и социальные критики атаковали индустрию развлечений за ее движимую жаждой прибыли работу, потворствующую предрассудкам и лженауке, которой так восхищаются массы. Некоторые из этих скептиков возлагают вину за современный иррационализм на те культурные институты, которые во все большей степени опосредуют наше познание и восприятие реальности. Хотя большинство ученых-практиков удовлетворились бы всего лишь лучшим пониманием массами процедурных различий между наукой и другими формами человеческого познания (включая религию и научную фантастику), некоторые проявляют воинственность, выливая ведра желчи на «безответственных» писателей, публицистов, телепродюсеров и режиссеров, которые вводят в заблуждение народное стадо своими опасными небылицами и наживаются на них.

К сожалению, связь между медиа и восприятием масс — это цикл обратной связи, а не улица с односторонним движением. Индустрия культуры порождает мультфильмы о темных силах и визионерских встречах потому, что эти образы наличествуют в нас самих, будучи частью более широкой и неистребимой силы творчества и коллективного воображения. В XX веке многие фантомы, прежде населявшие древние предания и сказки, обрели новую личину и захватили окрестности медиа: комиксы, бульварное чтиво, кино про монстров, рок-н-ролл. В силу самой своей маргинальности (которая сегодня быстро исчезает) эта часть массовой культуры питает саму себя, и постмодернистские философы идут в ногу со временем, утверждая, что весь этот хлам — ключ к архетипам, страхам и еретическим желаниям, из которых состоит коллективное бессознательное. Писатель-фантаст, провидец Филип К. Дик писал по этому поводу в своем шедевре «Валис», что «божественные символы первоначально проявляются в нашем мире на уровне трэша»¹⁹⁸.

Божественный трэш не может обеспечить сбалансированного питания, но он может в известной степени обогатить изменчивые грезы души. В классике контркультуры, озорном тексте «Космический триггер: последний секрет иллюминатов», Роберт Уилсон рассказывает, как сильно запутанный, пропитанный ЛСД сатирически-параноидальный роман «Иллюминаты!», который он писал в соавторстве с Робертом Ши, начал проникать в его «реальную» жизнь. Как показывает психоавтобиография, поиск глаза, венчающего пирамиду заговора, имеет прямое отношение к вашему вниманию. Если вы сознательно настраиваетесь на совпадения, случайные разговоры и маргинальные источники информации, неизбежно начинают всплывать более глубокие паттерны. Для Уилсона вызов этой ситуации состоит не в том, чтобы искать объективную истину, а в том, чтобы избегать проваливания в то, что он называет «туннели реальности»: черные дыры самопоощрения и обобщающих суждений, которые могут схватить сторонников политики республиканцев или защитников прав животных так же прочно, как фанатиков Розуэлла. Столкнувшись с тем, что вся реальность сегодня изрезана этими туннелями, Уилсон отстаивает своего рода ироническую шизофрению, инь/ян скептицизма и воображения, которое всегда удерживает сознание на перекрестке, балансирующем между да и нет.

Эта исключенная из суждения середина — то самое место, где родился постмодернистский Гермес: сакральный насмешник, скептик-визионер, танцующий между логикой и архаичным восприятием, мифом и современностью, разумом и его собственными галлюцинациями. И именно это напряжение, а не отречение от критической способности разума приводит сегодня многие любопытные умы к заговорам, альтернативной истории, паранормальным феноменам и научной фантастике. Они ощущают, что простой скептицизм современности уже отмирает, что именно наша привязанность к рациональному и либеральному здравому смыслу закрывает нам глаза на подводную часть айсберга. Ибо наши чудовища рождены не только сном разума, они рождаются и от ложных движений разума, от желания насильственной рационализации, которая таится в нас самих, темной мечте о тотальном контроле. Только осторожно интегрируя пути досовременного сознания с его символическими и визионерскими режимами обработки информации, мы можем понять, чем являются божественные заступники и разрушительные архонты: пограничными фигурами, поджидающими нас и здесь и там.

В 1950-х годах, пока уфологи-практики фетишизировали материальные свидетельства и опасались правительственных махинаций, другая ветвь исследователей пыталась расшифровать инопланетные послания, которые маленькие зеленые человечки оставляли во время своих жутких посещений. Учитывая чрезвычайную фантастичность «внеземной гипотезы» (спекуляций на тему того, что НЛО действительно пилотировались инопланетянами из других миров), мы не должны удивляться, что смыслы, которые люди извлекали из летающих тарелок, были одновременно мифическими и мистическими. Пока авторы вроде Юнга, Балле и Томпсона осторожно ступали по этому духовно-психологическому болоту, большинство расшифровщиков всего лишь повторяли знакомые мотивы популярных религиозных представлений, переводя апокалиптические сказания на язык популярной науки и фантастики.

Углубляясь в эти апокрифы, отдающие знакомым ароматом электромагнитических фантазий, можно обнаружить удивительно стойкое увлечение их авторов технической стороной коммуникации. В 1954 году Джордж Хант Уильямсон опубликовал текст под названием «Говорят летающие тарелки», небольшую книжку, гордо названную «документальным сообщением о межзвездной коммуникации при помощи радиотелеграфии». Уильямсон утверждал, что радист по имени мистер Р. принял «беспроводную передачу» кода Морзе от межгалактического совета инопланетян, обосновавшегося на Сатурне. Передачи мистера Р., большая часть которых была получена при помощи якобы «телепатической» формы автоматического письма, сообщали массу уморительной информации о звездных мирах. Более важно то, что эта книженция послужила миллениалистским источником вдохновения для всех последующих любителей поговорить с пришельцами. Земле угрожали темные силы, включая ядерное оружие, славная «новая эра» должна была вот-вот начаться. Чужие были посланы сюда, для того чтобы наблюдать за нами, информировать нас и помогать нам в этом грядущем переходе. И космические корабли, в свою очередь, — это звездные ковчеги, которые заберут избранных в космос.

Уфологи почти сразу разобрались с этой бурдой и ответственно заявили, что подобные гнилые откровения выражают всего лишь рациональные импульсы, порождаемые машинерией современной цивилизации и доминированием научного материализма. Отчаянно заинтересованные в легитимации своих поисков, большинство уфологов дистанцировались от людей, беседовавших с пришельцами, хотя близкие контакты сами представляли собой разновидность мифологии, от которой эти исследователи пытались очистить свои данные. Самым известным из этих ранних контактеров был Джордж Адамски, коллега мистера Р., судя по своей писанине хорошо знакомый с его книжкой. Соря налево и направо образами, отдаленно напоминающими описания мифических летающих колесниц, которые то и дело появлялись в текстах поздней античности, Адамски рассказывал о полетах в космических кораблях, путешествиях к прелестной планете венерианцев и разговорах с прекрасными длинноволосыми космическими братьями, которые обещали ему помочь спасти положение.

В руках других контактеров этот сырой визионерский материал превратился в уже откровенно религиозную уфологию. В 1954 году, посетив Венерианский Храм Утешения и поучаствовав в галактической войне против злого разума с кометы Гаруча, англичанин по имени Джордж Кинг основал Общество Эфириуса, названное по имени его духовного спутника, которому, кстати, было 3456 лет. Развивая то, что Э. Р. Чемберлен в своей книге «Антихрист и миллениум» назовет «настоящей церковью технологического спасения», Кинг утверждал, что Земля — это наделенная сознанием богиня, которая должна вскоре занять свое место в ряду Космических Учителей. Функционируя в качестве Первого Земного Ментального Канала для этих учителей, Кинг содействовал грядущей апокалиптической трансформации, передавая эклектичные теософические сведения, полученные от эфирных сущностей, носивших такие имена, как Марс Сектор 6, Юпитер-92 и Иисус. Священное писание Эфириуса — это магнитофонные ленты, где записаны не только проповеди и сведения, ради передачи которых очередной космический учитель обретал власть над голосовыми связками Кинга, но и технические доклады, предназначенные для учителей и принадлежащие духовным инженерам, ответственным за поддержание трансляционного канала и защиту от темных сил. Неудивительно, что главным богослужебным предметом на эфирийском алтаре был микрофон.

Хотя белокурые космические братья продолжают сегодня передавать утопические сообщения, современные контактеры прибавили к ним ужасные истории о безжалостных, имеющих миндалевидные глаза и сугубо злонамеренных Серых, заинтересованных скорее в человеческой плоти, чем в диалоге. Тысячи вполне нормальных американцев сообщали о том, что они были похищены этими жуткими персонажами, которые часто укладывали свои жертвы на операционные столы и проводили странные болезненные эксперименты над их репродуктивной системой. Как и в случае «с подавленными воспоминаниями» об инцесте или участии в сатанинских ритуалах, большинство современных случаев с похищением реконструируются при помощи терапевтов с использованием гипноза и других приемов, помогающих преодолеть психологическое сопротивление и «замещающие воспоминания» (психологический аналог дезинформации со стороны ВВС). Впоследствии осознавшие себя похищенными оказываются в субкультуре, которая имеет гораздо больше общего с «Анонимными алкоголиками», чем со «Звездным путем», — в сетях общения и поддержки, состоящих из людей, признающих ценность их опыта и сохраняющих их чувство реальности. Некоторые похищенные получают из этих черных миндалевидных глаз дар высшей силы, но многие покупаются на прямолинейный сценарий, предложенный уфологом Бадом Хопкинсом, который полагает, что инопланетяне крадут эмбрионы, потому что им нужен человеческий генетический материал для прививания к их собственному слабеющему роду.

Большинство из нас по понятным причинам предпочитают рассматривать феномен инопланетных похищений как симптом довольно тревожной социокультурной ситуации. Но что это именно за ситуация? Многие комментаторы говорят о росте числа сообщений, касающихся случаев жестокого обращения с детьми, а также на то, как доморощенные психиатры исследуют и эксплуатируют онтологические причуды памяти. Но глубокая убежденность, которую демонстрируют многие похищенные, указывает на более глубинные пороки, лежащие в основании современной личности. Случаи похищения отчасти говорят о подсознательном страхе перед сведением человеческой личности к двойной спирали генетической информации, которую можно нарезать и склеивать, словно диафильм. Мы чувствуем, что древний сценарий человеческого воспроизводства, причем воспроизводства как тел, так и самой сущности, неожиданно меняется и начинает переплетаться с технологиями, такими как анализ ДНК, магниторезонансное сканирование, зачатие в пробирке, гормональные таблетки и торговля замороженными эмбрионами и элитной спермой. Как только ученые смогли наконец всерьез обсуждать возможности выведения трансгенных свиней, сердца которых можно было бы пересаживать людям, темную сторону человеческого сознания заняла мысль о смешении с инопланетными расами, что весьма напоминает мифы старого мира, где эльфы похищали детей, лебедь овладевал Ледой, а падшие ангелы насиловали дщерей человеческих.

Трещина в идентичности не ограничивается призраками, вызванными к жизни генной инженерией и межвидовыми мутациями. В своей книге «Виртуальный реализм» кибертеоретик Майкл Хейм обрисовывает то, что он называет «синдромом альтернативного мира», ситуацией, которую он связывает с «тошнотой относительности», поражающей многих пользователей виртуальной реальности и боевых симуляторов: глубоко тревожное и зачастую тошнотворное разделение между кинестетическим самовосприятием тела и переориентацией воспринимающих функций нервной системы на выдуманный мир. После часов погружения в виртуальную реальность, пишет Хейм, «первоначальная реальность… кажется скрытой под тонким слоем видимой». Однако Хейм не считает, что это онтологическое непостоянство сводится к одним лишь шорам виртуальной реальности, и он строит предположение, что, если наша культура не сумеет ассимилировать новые технологии симуляции и телеприсутствия, синдром альтернативного мира может приобрести патологические пропорции. Согласно Хейму, подобные патологии уже поднимают голову, и наиболее драматичным образом это проявляется в «периферийном восприятии» культуры. Сюда Хейм включает те сдвиги реальности и альтернативные измерения, которыми пропитаны популярные научно-фантастические фильмы и ТВ-шоу, а также инопланетные похищения. По поводу опыта похищений Хейм пишет:

Мы воспринимаем наше технологическое «я» как инопланетного пришельца, как угрожающее существо, которое является мутантом нас самих и которое поглощено и трансформировано технологией в гораздо большей степени, чем та, которую мы могли бы счесть удобной для себя, и которое готово приступить к воздействию, как мы начинаем ощущать, на внутренности нашего сегодняшнего «я»¹⁹⁹.

Таким образом, Хейм интерпретирует сценарий похищения как сопротивление нашей собственной неизбежной эволюции. В то же время это психическое рассогласование может быть следствием того факта, что наши все более замысловатые технологии уже не соответствуют довольно грубым структурам сознания обычного человека. Говоря словами компьютерщика Джозефа Вейзенбаума, «какой бы степени интеллектуальности ни достигли компьютеры сегодня или в будущем, этот интеллект всегда будет чуждым по отношению к подлинно человеческим проблемам и интересам»²⁰⁰. Ныне, куда бы мы ни повернулись, мы сталкиваемся лицом к лицу с этим зарождающимся чуждым интеллектом. Тот факт, что мы учимся уживаться с ним, лишь подсказывает, что тревожные метафоры мутации продолжат распространяться в массовом сознании.

Научно-фантастическое крыло сообщества нью-эйджеров также верит в то, что мы мутируем под цепким взором чужого разума. Они, однако, с распростертыми объятиями предвкушают постчеловеческие метаморфозы. Как и экстропианцы, многие нью-эйджеры зачарованы трансформирующими и апокалиптическими возможностями информации — такими, как технология, генетическая идентичность, постмодернистский логос. И действительно, своей специфической легкомысленностью культура ныо-эйдж во многом обязана отождествлению «я» и информации. Таким образом, духовная трансформация представляется здесь мутацией в буквальном смысле слова, преобразованием генетического кода руками развоплощенных существ с Плеяд или посредством таких простых катализаторов, как приспособления для «активации мозга» или работа с чакрами. Спасение тоже оформлено в терминах метафор коммуникации, словно передача и получение духовных сообщений — то же самое, что и воплощение этих уроков в повседневной жизни. Под воздействием собственной мантры — «вы сами создаете собственную реальность» — нью-эйджеры принимают представление о том, что волны, на которые мы настраиваемся, на самом деле создают «я» и его специфическое мировосприятие. Таким образом, спасение заключается в создании пульта дистанционного управления реальностью, настройке на позитивные волны и втягивании в эту картину достаточного количества братьев по разуму, для того чтобы сделать весь мир резонирующим и устойчивым.

Гностическое измерение этого фетишистского комплекса по отношению к сигналам проявляется прежде всего в материале, выдаваемом на-гора «ченнелерами», особенно теми, которые подключали к разговору самих внеземных учителей. И хотя скептики склонны считать вообще весь ченнелинг обыкновенным надувательством, некоторые из этих существ в психологическом плане не менее «реальны», чем мириады демонов, овладевавших человеческой душой в религиозных и оккультных ритуалах на протяжении тысячелетий. Ведь еще до того, как НЛО вторглись в пространство разума, проходимец от магики Алистер Кроули телепатически контактировал с сирианцем по имени Лэм (жутко, что описание Лэма, данное Кроули в 1919 году, напоминает знакомую черепную физиогномию Серого: голова в форме безволосой перевернутой груши с раскосыми глазами и низким ртом без всякого носа). Термин «ченнелинг» сам происходит из электромагнетического жаргона старых добрых спиритических сеансов. Подобно небесным телеграфистам XIX века, любители ченнелинга заворожены медиумами настолько же, насколько самим сообщением. Культуролог Эндрю Росс отмечает, что нью-эйджеры превозносят ченнелинг не только за его мудрость, но и за «способность разрешать технические проблемы коммуникации»²⁰¹.

Большинство принятых посредством ченнелинга материалов по своим литературным качествам и духовной ценности могут быть приравнены к упаковке туалетной бумаги, но в качестве техногностических аллегорий информационной эпохи они порой бывают превосходны. В бестселлере Барбары Марсиньяк «Приносящие рассвет» просвещенные плеядеане сообщают нам, что Верховный Создатель делегирует задачу космического творения нижестоящим богам-создателям. Первоначально эти смекалистые демиурги разработали человеческие существа с двенадцатью нитями ДНК, части которых дали расы всей галактики. Эта ДНК дала нам достаточно мудрости и мужества для строительства сложной и изящной цивилизации любви и света. Но около трехсот тысяч лет назад кучка непокорных интриганов взяла в свои руки власть над этой могущественной структурой в противостоянии, которое плеядеане сравнивают с «намеренным обвалом курса акций на Уолл-стрит». Подобно гностическим архонтам Валентина, эти существа были не столько злонамеренными, сколько «неинформированными». Так или иначе, они переработали нашу структуру ДНК, сделав ее спираль двойной, и тем самым зафиксировали нашу склонность к генерации психических волн хаоса и энергий, которые буквально подкармливали злые силы. Чудеса древних религий являются в действительности лишь симулякрами, «голографическими вставками», сгенерированными этими космическими подонками для манипуляции нашими душами. Эту функцию, как отмечает Марсиньяк, теперь выполняют телевидение и корпоративные компьютеры. К счастью, «Семья Света» здесь, чтобы убедить нас войти в новый круг мутации, в ходе которой мы сможем вернуть свои двенадцать нитей ДНК, повысив частоту наших психических волн и став активными творцами нашей реальности.

Еще более апокалиптическим духом проникнута «Передача звездного семени», текст, набранный на громоздкой механической печатной машинке в 1970-х годах сельским плотником из Новой Англии по имени Кен Кэри. Существа, написавшие эту книгу посредством Кэри, напоминающие одновременно инопланетян и ангелов западного монотеизма, заявляли, что они взяли на себя управление мозгом бедного плотника, для того чтобы предупредить нас о неминуемом конце истории, мышления и материи. Как и в сценарии экстропианцев, нас ожидает наступление некой «сингулярности», которая подготавливается, в частности, технологией и экономикой информационного века. Удерживаемые от физического вмешательства в земные дела чем-то вроде Первой директивы из «Звездного пути», эти ангелы надеялись показать нам, каким образом каждый из нас интуитивно может добиться «прямого контакта с источником всей информации». Ввиду того что человеческие языки были «разработаны, чтобы облегчить торговлю», они непригодны для того нового Слова, которое ангелы Кэри называли, вторя генной инженерии, «Живой Информацией». Эта органическая инопланетная база данных не только обеспечит нас инструкциями во время ужасающего хаоса апокалипсиса, но и пробудит память о нашем собственном звездном происхождении, похороненную под спудом «чар материи», которые были наложены на нас, когда мы решили воплотиться в виде человеческих существ.

В отличие от большинства подобных текстов, «Передаче звездного семени» присуще необычно ясное осознание собственного статуса медиасигнала. Как пишет Кэри во введении, «независимо от любых мнений по поводу правдоподобности связи с инопланетными или ангелическими существами необходимо отметить, что простое действие по структурированию информации подобным образом открывает нам возможности коммуникации, которые практически недоступны в конвенциональном режиме»²⁰². Более того, инопланетяне Кэрри вполне откровенны по поводу своей роли космических промоутеров, тайно распространяющих свою информационную инфекцию по земным информационным сетям для ускорения перемен в человеческом разуме посредством воздействия на подсознание. «Передача» поэтому больше напоминает набор триггерных сигналов, чем собрание верований. Как и большинство книг по самопомощи, издаваемых движениями за развитие человеческого потенциала, «Передача» написана от первого лица («мы») и обращена ко второму лицу, читателю («вы»). С помощью этого приема, насаждающего чувство непосредственного контакта, осуществляется вторжение в сознание читателя и его перепрограммирование в процессе чтения:

Знание вашего истока и вашей цели достигло критической отметки. Ваше падение в Материю достигло своей низшей точки. Если вы не хотите, чтобы все, с чем вы отождествляете себя, исчезло в энтропийном коллапсе, вы должны начать пробуждение.²⁰³

Обращаясь попеременно к «вам», обычному человеческому существу, и к «вам», пробуждающемуся навстречу своей космической судьбе, «Передача» пытается буквально оторвать читателя от общепринятой реальности, одновременно формируя мистический центр для новой личности иного мира. Как поясняет сверхъестественное корпоративное божество Кэри, «эта новая информация не является дополнительными данными, в соответствии с которыми вы должны действовать. Скорее, она является самой реальностью вашей новой природы. Вам не нужно следовать моей информации, вам нужно быть моей информацией»²⁰⁴.

Надо сказать, что апокалиптические информационные мифы, сочиненные Кэри и Марсиньяк, просто сочатся гностическими мотивами. В конце концов, гностики древности тоже считали, что наши души рождены и далекой, далекой галактике, что боль и страдание мира появились благодаря темным силам, которые держат нас и плену материальной иллюзии, и что бестелесный поток космического знания обеспечит алхимическую трансмутацию «я» в богоподобный разум. Одни гностики мыслили агент спасения в виде блистательного кода Логоса, другие — как «чужого человека». Сочинения мандеев обычно начинались с воззваний к «великой первой чуждой Жизни с миров света», а в одном мифе описывалось, как «Адам полюбил Чужого Человека, чьи речи были чуждыми, отстраненными от мира»²⁰⁵.

В своей книге «Гностическая религия» экзистенциалист Ханс Йонас отмечает, что гностическая убежденность в том, что мы являемся чужими в чужой земле, создает космологический контекст для ностальгии и тоски по родине, которые знакомы столь многим людям. Кроме того, давая звучать этому первобытному чувству отчужденности, которое вообще может быть встроено в само сознание, гностик несет эту мифическую силу отчуждения, трансформируя чувство космического отдаления в «знак превосходства, источник силы и тайной жизни, неизвестной всем окружающим, и последнее прибежище, неприступное для них»²⁰⁶. Многие философские и религиозные традиции, в особенности экзистенциального плана, признают это влечение к иному миру и стараются регулировать его, обращая жажду трансцендентного в самосовершенствование, учитывающее реальные ограничения материальной жизни. Но в хаосе постмодернистской жизни, ураганный темп которой истощает любой естественный балласт, когда-то сохранявший целостность «я», этот трансцендентальный импульс может легко исказиться, выливаясь в техноутопические фантазии, или в иллюзии нью-эйдж, или, в худшем случае, в бездну коллективного самоубийства.

Весной 1997 года, когда христиане праздновали Воскресение Христово, а в небесах распростерлась комета Хей-ла-Боппа, тридцать девять монахов и монахинь культа Врат Небесных покончили с собой при помощи смертельной смеси водки и фенобарбитала в надежде телепорти-роваться на космический корабль, следовавший, как они считали, за пыльным хвостом кометы. Несмотря на научно-фантастический характер их верований, самым поразительным убеждением сторонников культа было гностическое отрицание плоти: их грубая одежда и поиск асексуальной андрогинности, их вера в то, что тела являются лишь необязательными «средствами передвижения» или «контейнерами» для космических душ, и их (иногда в буквальном смысле) самооскопляющее отторжение физической близости. С их суровыми обетами благочестия и самоотречения и острым метафизическим клином, вбитым между сознанием и телом, культ Врат Рая больше всего напоминал нью-эйджерскую инкарнацию какого-нибудь древнего выводка суровых гонимых иноков, алчущих спасения.

«Врата Рая» зародились в начале 1970-х, когда волна НЛО-культов заполнила образовавшийся духовный вакуум, последовавший за крахом контркультурной утопии. Выступая как Бо и Пип, или просто Пара, Маршалл Эппл-уайт и его платоническая супруга Бонни Неттлз привлекли большое количество последователей, многие из которых оставались с ними до самого конца. Настаивая на жесткой дисциплине, отказе от чувств и большинства желаний, Пара вдохновляла членов культа прекратить отождествлять себя со своими обычными личностными чертами и переместить свое внимание на «уровень, следующий после человеческого». Ни бойцовские тактики пробркдения, ни данные Парой обещания предстоящей посадки корабля-матки не были чем-то исключительным для того времени. Но в 1997 году Эпплуайт и ядро команды его последователей решились на отчаянный шаг, на который еще не решались приверженцы культов НЛО: через врата коллективного уничтожения проникнуть под спасительное крыло странствующей звезды.

Таким образом, культ попал в самый центр водоворота массового сознания, которое сегодня множит само себя круглосуточно по всему земному шару. В этих новых психогеографических условиях инфотейнмента самым желанным становится медиасобытие: новостной спектакль, резонирующий в общественном сознании, привлекающий всеобщее внимание, захватывающий все каналы, подобно блокбастеру. Коллективное самоубийство последователей культа явно было событием подобного рода, и оно захватило нас, поскольку в нем отражался калейдоскопический набор навязчивых идей самой культуры и медиафиксаций весны 1997 года: НЛО, тендерная неразбериха, комета Хейла-Боппа, компьютеры, право на самоубийство, «Звездный путь», культ эффективности. Даже новые черные «найки», которые то и дело мелькали в полицейской съемке после самоубийства, казались очередным product placement, которым набиты голливудские фильмы.

Самоубийства, кроме того, дали СМИ шанс погрузиться в галлюцинации на тему Интернета, дерзкого молодого конкурента в борьбе за внимание публики. Поскольку последователи культа создавали веб-сайты для самих себя и своих коммерческих клиентов и в их рядах числились настоящие компьютерные профессионалы, «Врата Рая» незамедлительно окрестили «интернет-культом». Едва ли это название заслуженно, особенно учитывая то обстоятельство, что Интернет не играл явной роли в их космологии и что подавляющее большинство сторонников культа влились в ряды «Врат Рая» задолго до того, как эта группа обратилась к Мировой сети как к источнику дохода и возможностей для проповеди. Но это обстоятельство не удержало телеведущих от сомнительных утверждений касательно бурной онлайновой активности культа и простоты «вербовки» новых членов на новостных конференциях и в чатах. Для людей, уже испытывающих беспокойство по поводу киберпространства или невежественных в этом вопросе, репортажи о «Вратах Рая» превратили Сеть уже не просто в моральную или политическую угрозу, создаваемую традиционными группами, зацикленными на сетевом порно и рецептах по изготовлению бомб, но в угрозу духовную.

Столкнувшись с подобными нападками и осознавая, что открытая структура Сети подрывает своего рода информационный контроль, на который полагаются настоящие культы, многие цифровые активисты перешли в наступление, утверждая, что Сеть не в чем винить, ибо она является «лишь орудием». Их чувства были весьма похвальны, но орешек оказался червивым. Сеть не является лишь орудием. Она, если идти вслед за Маклюэном, представляет собой некую среду, резонирующий психический усилитель, который, кроме прочего, размывает барьеры, отделяющие центр от периферии, новости от слухов, мнения от рекламы, правду от иллюзии. Это превращает Сеть в благодатную почву для альтернативных картин реальности, для субкультур и для поражающих сознание медиавирусов, которые иногда называют мемами. В отрыве от общей картины публичного пространства и общей интеллектуальной культуры, онлайновые сообщества превращаются в рой групп по интересам, фэндомов, цифровых наркопритонов, искусственных потребительских ниш и виртуальных сообществ, состоящих из одиноких душ. По словам Тима Бернерса-Ли, создателя WWW, Паутина позволяет людям «расширять культурную котловину, из которой они уже не в силах выбраться»²⁰⁷. В этом смысле Web воплощает мрачное предчувствие, которое озвучил почти столетие назад Генри Адаме, заглядывая в будущее, где царствует динамо-машина: теперь мы обитаем не в Универсуме, а в Мультиверсуме.

Мультиверсумы хорошо смотрятся в комиксах, но, кроме того, они опасны и сложны для навигации. Теперь, когда Сеть все больше и больше опосредует наше восприятие мира, так же как и нашу социально-экономическую деятельность, мы можем приступить к непосредственному изучению этих ошеломляющих условий. Ибо, хотя Сеть наводит мосты между различными мировоззрениями и вдохновляет нас на отчаянный серфинг по каналам путаной вермишели коллективного сознания, эта же технология способна создать прореху в ткани общей реальности, столь же обширную, как озоновая дыра над Антарктидой. Мы уже стали свидетелями этого информационного поноса: мистификации и слухи породили своих ярых приверженцев, мировоззрения стали мирами, а дурные идеи считаются разумными. Не сдерживаемые более контролем редакторов или юристов или медлительностью бумажной почты, анонимные и безосновательные заявления, как спонтанно возникшие, так и намеренно запущенные в Сеть, ныне проносятся по информационной среде, словно лесной пожар, вынуждая организации публиковать официальные отклики, а журналистов мейнстрима — считать обыкновенные слухи новостями. Торгуя сплетнями у колодца мировой деревни, мы уже раздули слухи о злобных компьютерных вирусах, аферах ЦРУ, авиалайнерах компании TWA, сбитых своими, правительственном заговоре вокруг взрыва в Оклахоме и базах данных Lexis-Nexis, содержащих ваш номер социального страхования и девичью фамилию вашей матери. Сеть по своему характеру является своего рода конспирологической машиной, механизмом, который поддерживает расширяющуюся сеть спекулятивных преувеличений, синхронных ссылок и странных совпадений. «Субкультурная поисковая машина» Desinforma-tion даже использует систему, похожую на Yahoo! для отслеживания поступающих с окраин Сети данных о темных заговорах, безумных космологиях, ревизионистских версиях истории и новейших чудесных приметах и знамениях.

И потому не случайно, что по крайней мере один член культа «Врат Рая», Ивонна Маккерди-Хилл, первым поднялся на борту экспресса Хейла-Боппа через порталы ее интернет-браузера. Не то чтобы культ ограничивался в своем медиаевангелизме онлайновым рынком. В своем убеждении, что люциферианские силы на подъеме и что планета близка к своей гибели, эта группа последние несколько лет своего существования посвятила попыткам пропихнуть свои мемы по максимально возможному числу каналов. Они выкупили полосу в USA Today, вторглись в спутниковое вещание, выпустили горы памфлетов и рекламных листовок, распространили видеокассеты, забросали спамом новостные конференции и разукрасили свою напичканную данными веб-страницу новейшими Java-апплетами. Но самым умелым их трюком был захват СМИ, произведенный уже из загробного царства.

Выживший Рио ди Анджело рассказывал Newsweek, что его товарищи могли бы «гордиться» той шумихой, которую произвело их самоубийство: «Они действительно хотели, чтобы весь мир знал об этом, но никак не могли этого добиться. Никто не стал их слушать. Я думаю, теперь они были бы счастливы»²⁰⁸.

Лучшей рекламой параллельной картине мира членов культа было их финальное официальное заявление: несколько прощальных посланий, записанных на видеопленку всего за несколько дней до отбытия. Зная, что эти документы найдут дорогу на телевидение, члены культа, глядя в камеру, обращались к нам, оболваненным СМИ представителям цивилизации, которую они покидали ввиду ее полной безнадежности. Как говорил один из членов культа, оставивший запись, Дарвин Ли Джонсон:

Мы знаем, что специалисты по продвижению, люди, сделавшие своей профессией раскрутку всех и каждого, станут критиковать наши действия… Они скажут, что мы сумасшедшие, что мы загипнотизированы… Мы знаем, что это неправда, но как вы можете быть уверенными в этом?

Конечно, это вопрос на миллион долларов, но в сравнении с самодовольным пусканием психологических пузырей по поводу контроля над сознанием, чем обычно и занимаются большинство «экспертов по культам» в телевизионных новостях, эти видеопленки смогли-таки нарушить обычную рутину. Они показали истинно человеческое лицо, пусть и вызывающее возмущение, того, что один из бывших членов культа назвал «самым выдающимся социологическим экспериментом, который только можно вообразить».

Пленки также внушали мысль, которую подтвердили последующие репортажи: во «Врата Рая» входили несколько махровых фанатов научной фантастики, по крайней мере из числа помешавшихся на продукции голливудской фабрики снов. Сидя на своих местах перед общим 72-дюймовым телевизором, члены культа упивались «Секретными материалами» и различными вариантами «Звездного пути», внося разнообразие в свое меню при помощи видеокассет с фильмами вроде «Кокона», «Близких контактов третьего вида» и трилогией «Звездных войн». В дополнение к кроссовкам от фирмы Nike самой примечательной деталью униформы группы самоубийц был треугольный наплечный опознавательный знак, украшенный фразой «Away Team» [группа отбытия], на жаргоне «Звездного пути» означавшей маленькие патрули, телепортируемые на поверхность планеты. Особенную мрачность вносило присутствие в группе смертников Томаса Николса, брата Нишель Николе, которая сыграла роль офицера связи лейтенанта Ухуры в первых сериях «Звездного пути», а сегодня ведет телевизионную горячую линию помощи.

Капитан Эпплуайт и «группа отбытия» не следовали законам своего жанра столь буквально, как многие предполагали. Эта группа пребывала в неведении по поводу того, попадут ли они на небеса, в другое измерение или на мостик межзвездного корабля. В одной из их интернет-статей есть указания на то, что члены культа сознательно применяли жаргон «Звездного пути», чтобы донести свои апокалиптические религиозные убеждения до мирских умов, погрязших в поп-культуре. В конце концов, научно-фантастическая преданность науке зачастую урезается или затемняется специфической для этого жанра эксплуатацией давней человеческой тоски по символическим, космологическим и познавательным прорывам. Даже посредственный научно-фантастический продукт временами может выражать мистические, если не гностические настроения. В одном из фильмов трилогии «Звездные войны» — «Империя наносит ответный удар» — сухонький гуру всех джедаев Йода булькает, обращаясь к Люку Скайуокеру: «Светозарные мы существа — не этой материи грубой». Следуя этой логике, совсем несложно представить поклонников «Врат Рая» сгрудившимися вокруг своего телевизора всего за несколько недель до самоубийственного побега и молчаливо приветствующими старую куклу, подтверждающую их самые сокровенные верования.

Самое замечательное употребление гностических НФ-метафор встречается в прощальном видеоряде Дениса Джонсона, представленном публике в передаче «Nightline» вскоре после самоубийства. В этой записи сорокадвухлетний бывший рок-гитарист заявляет, что «отложить в сторону человеческие тела, которые мы заимствовали для этой задачи», настолько же просто, как шаг с холодека в сериале «Звездный путь: новое поколение». Холодек — это зал голографической виртуальной реальности, в котором экипаж проводит свободные часы, бродя по искусственным мирам или тренируя различные навыки. Затем Джонсон продолжает:

Мы вычислили это математически… мы тренировались на холодеке приблизительно полчаса, но теперь пора остановиться. Игра окончена. Пора применить на практике то, чему мы обучились. Итак, мы снимаем шлем виртуальной реальности, мы встаем с тренажера, который использовался для этой задачи. Мы оставляем его в стороне, сходим с холодека в реальность, чтобы быть с другими членами экипажа, на небесах. Зовется ли это другим измерением, зовется ли это иной реальностью — кто знает? Здесь мы пребываем в слепом невежестве, и на этом тренажере нам особенно не на что больше рассчитывать.

Джонсон завершает эту замечательную проповедь утверждением, что его группа с удовольствием ожидает своего коллективного самоубийства по той простой причине, что они не отождествляют себя со своими телами. «Если бы вы только могли взглянуть на это в таком ключе, — умоляет он, — если бы вы только могли чуточку глубже проникнуть в пространство наших умов и просто увидеть, насколько мы счастливы, как нерушима наша воля, насколько мы преданы нашей идее». Здесь интересен сленг Джонсона, ибо если «пространство ума» является типичной идиомой Западного побережья для обозначения точки зрения другого человека, то проникновение в это пространство служит прекрасным образом для виртуальной реальности, технологии, игравшей, очевидно, значительную роль в гностической образности членов культа.

Что же в виртуальной реальности способно питать подобные фантазии? Технологически виртуальную реальность можно представить как симуляцию погружения, цифровой конструкт, который пользователи склонны выворачивать наизнанку. Виртуальная реальность, по крайней мере, эксплуатирует и даже прославляет тот факт, что мы представляем собой разум в той же степени, что и тело, и что эта пара не всегда вместе. Но виртуальная реальность является не просто технологией. Это понятие шире простого набора приспособлений со всеми присущими ему сбоями и поломками. Суть понятия в абсолютной симуляции: средство-посредник настолько могущественно, что преодолевает само опосредование, создавая миры, способные стоять на собственных ногах. Хотя существующие технологии виртуальной реальности в действительности не таковы, убеждение в том, что виртуальная реальность создаст мир, иллюзорной силы которого достаточно, чтобы временно заменить собой наш материальный мир, воспринималось как часть символа веры как для фанатов, так и для хулителей технологии. Защитники утопии виртуальной реальности в своем идеалистическом видении этой технологии основываются на том, что виртуальные пространства со своей игривостью и непосредственностью полностью поглотят вас. По другую сторону баррикад неолуддиты оплакивают то, что им видится предельным выражением коварного стремления технологии подменить собой Реальность, отделить мышление от воплощения и разорвать все тонкие нити, все еще связующие нас с природой и нашими материальными человеческими сообществами.

Таким образом, виртуальная реальность для многих стала символом демиургических сил самого компьютера с его могущественной графикой, захватывающими пространствами и комплексными, нормированными моделями и проекциями. Эта, по всей видимости, универсальная машина способна строить карманные универсумы. Компьютер уже произвел мириады симулированных миров для науки, промышленности и развлечений, а мощные ПК и индустрия игр демократизировали и психологизировали этот вычислительный креационизм. В своей книге «Вне контроля» редактор Wired Кевин Келли использует термин «игры в Бога» для описания цифровых имитаций хозяйства, таких как Populus и SimEarth, которые позволяют пользователю «выращивать» игровые миры посредством изменения, скажем, уровня углекислого газа в воздухе или степени урбанизации. «Мне сложно представить что-либо более притягательное, чем возможность побыть Богом», — пишет Келли, озвучивая широко распространенное, хотя зачастую бессознательное подозрение, что в компьютерной симуляции действительно есть что-то онтологическое²⁰⁹. Иначе говоря, симулируя сложные реальности со все большей и большей математической точностью, компьютерные миры действительно становятся более реальными. Сторонники искусственной жизни, например, придерживаются того мнения, что, программно воспроизводя логику жизни в компьютерной симуляции и позволяя ей развиваться в своих собственных границах, мы будем обрастать цифровыми сущностями, которые во всех смыслах и значениях живы. В целом в нашей культуре будущая эволюция компьютерных игр и устройств виртуальной реальности практически гарантирует то, что миры по ту сторону экрана станут обладать по меньшей мере тем соблазнительным ощущением реальности, которое мы ассоциируем с вещими снами.

С позиции мифологического воображения в этой онтологической комнате смеха нет ничего нового. Кельтские предания о феях полны зачарованных пейзажей, а персонажи индуистских небылиц часто странствуют по бесконечным борхесовским сновидческим мирам. Пожалуй, самым известным из всех будет даосский трикстер Чжуан Цзы, которому снилось, что он бабочка, но который сомневался по пробуждении, является ли он человеком, которому снилась бабочка, или бабочкой, которой приснилось, что она человек. Симулякр всегда был источником очарования и ужаса, особенно если он жил собственной жизнью. Сегодня само существование компьютерных симуляций, и особенно виртуальной реальности, придает этой могущественной мифопоэтике технологическую основу. То есть вне зависимости от того, насколько убедительной или «реалистичной» является настоящая технология виртуальной реальности, само наличие подобных симуляционных машин вносит метафизическую двусмысленность симулякра в сегодняшний мир с его материализмом, философским и потребительским, который служит плохой подготовкой к взаимодействию с архаической и коварной силой фантазма. «Тошнота относительности» Майкла Хейма может стать столь же распространенной, как и синдром дефицита внимания.

В этом смысле членов культа Эпплуайта можно рассматривать как мрачных пророков времен, когда отчуждение от первичной физической реальности достигло такой небывалой высоты, что целый мир может быть сброшен со счетов как получасовая тренировочная программа, отработавшая свое. Действительно, пожалуй, самым примечательным, но мало кем замеченным аспектом прощальных съемок членов культа был фон: зеленый, сочный парк, впитывающий лучи ленивого солнца Южной Калифорнии, с хором птиц, своим пением провозглашающих возвращение весны. Будто бы эти мужчины и женщины подсознательно хотели сообщить нам то же самое, что маркониты провозглашали почти два тысячелетия тому назад: что даже природный рай является иллюзией, ловушкой для нас, светозарных существ.

Если убеждение, что весь мир есть виртуальная игра, еще можно списать на счет маргинального психоза, то интерпретировать подобные безумные верования следует как первые симптомы более опасной культурной патологии. Цифровые перчатки и головные дисплеи являются видимыми знаками гораздо более коварной «виртуальной реальности»: суррогатной электронной среды образов и данных, которая дает приют сознанию и социальным пространствам. Французский философ Жан Бод-рийяр диагностировал это состояние как массовое заражение гиперреальностью, которую он определяет как социальную, политическую и связанную с восприятием организацию, основанную на доминировании технологических симулякров. Подобно онтологическому вирусу, гиперреальность захватывает и разрушает прежние структуры понимания реального, заменяя их новым порядком реальности, основанным на симуляции. В своей книге 1983 года «Симуляции» Бодрийяр угверждает, что Диснейленд является Меккой цивилизации гиперреальности: средой, которая не является ни подлинной, ни поддельной, будучи копией, для которой не существует оригинала, и образцом социального контроля через «ожидание, симуляцию и программирование». Согласно глубоко апокалиптическому видению Бодрийяра, масс-медиа стали своего рода спиральными нитями ДНК, которые заставляют реальность «мутировать» в гиперреальность, разъедая любое пространство подлинного сопротивления и устанавливая абсолютное господство общества спектакля.

Апокалиптические теории Бодрийяра можно рассматривать в качестве высоколобой научной фантастики, и в области НФ его основные идеи, не говоря уже об идеях Маршалла Эпплуайта, не являются чем-то новым. Мысль о том, что виртуальные технологии представляют собой инструмент социального контроля, можно найти еще в антиутопии Олдоса Хаксли 1932 года «Дивный новый мир», в которой «ощущалки» позволяют обществу наркотизированных и генетически модифицированных рабов «чувствовать» актеров, спроецированных на большой экран. Возможно, лучшим научно-фантастическим произведением об этом демиургическом медиаконтроле является книга Филипа К. Дика 1964 года «Три стигмата Палмера Элдрича». Чтобы спастись из гнетущих тенет своей жизни, колонисты на Марсе проводят свободные часы у Перки Пэт, в миниатюрных кукольных домиках, в которых живут Пэт и Уолт, стройные фигурки, напоминающие послевоенные архетипы Барби и Кена. Собираясь вместе в своих лачугах, колонисты употребляют запрещенный наркотик, Кэн-Д, который «превращает» их в Пэт и Уолта, но, к сожалению, на мучительно короткое время. Некоторые колонисты считают это виртуальное путешествие проявлением эскапизма; другие интерпретируют его как религиозный опыт, в котором они сбрасывают плоть и «облачаются в нетленные тела». Спутниковая радиостанция, находящаяся во владении фирмы, производящей «наборы Перки Пэт», вращается по орбите вокруг Марса, передавая все новые и новые рекламные объявления для новых поклонников, а ди-джеи торгуют Кэн-Д на стороне. Даже психическая энергия используется в коммерческих целях: предсказатели, работающие на «наборы Перки Пэт», используют свои таланты для предсказания того, какие новые аксессуары будут пользоваться спросом у колонистов.

Как отмечает критик Питер Фиттинг, «Стигматы» рисуют картину мира, в котором «освободительный потенциал медиа и новых технологий полностью обесценен»²¹⁰. Этот мир не так уж и далек от нас. Сетевые компьютерные игры, набеги и тематические парки и центры виртуальных развлечений стремятся не только отвлечь от проблем и развеселить, но и погрузить в новую, искусственную реальность. Эти виртуальные технологии вступают в острый конфликт с фабрикой грез Голливуда. В этом смысле холодек из «Звездного пути» можно расценивать как Священный Грааль индустрии развлечений. Многие голливудские блокбастеры уже стремятся стать чем-то вроде парка аттракционов, прибегая к эффекту «американских горок» («Смерч») или конструируя стильные миры, из которых не захочется уходить («Бэтмен»). Более того, нас поощряют к тому, чтобы мы приносили домой кусочки этих миров, покупая лицензированные иконки и сувениры: кружки с динозаврами, чашки с Годзиллой, униформу из «Звездного пути», карту VISA за номером 007. Индустрия для детей сегодня соединяет товар и образ настолько прочно, что дети (и их родители) уже должны покупать различные фигурки, одежду и всяческие липкие субстанции просто для того, чтобы «играть». Даже предсказатели из «наборов Перки Пэт» в «Стигматах» размышляют над сложными технологиями продаж, которые рыночные аналитики, обозреватели моды и PR-агенты применяют для того, чтобы предугадать, какие образы и стили захватят завтра потребительские потоки.

Экипаж «Энтерпрайза» всегда выходит невредимым из любых психологических или метафизических неприятностей, которые холодек в порядке учебного задания вводит в зазор между реальной и виртуальной жизнью. Однако «треккеры» «Врат Рая» не выбрались из своей собственной карманной вселенной. По сути, их иной мир был настолько захватывающим, что он не просто переоформил первичную реальность в соответствии с религиозной иллюзией — он аннигилировал эту первичную реальность. Текст Бодрийяра указывает на то, что симулякр обладает апокалиптической мощью. Производя мультиверсум виртуальных реальностей, симуляция может покончить с миром, попросту опрокидывая стабильность всех миров в состояние перманентного кризиса. Как отмечает Джей Болтер, цифровые миры наносят сокрушительный удар по традиционным для Запада метафизическим предположениям о природе творения. «Бог-программист творит мир не раз и навсегда, но много раз, снова и снова, переставляя его элементы для того, чтобы обеспечить функционирование каждой новой программы творения. Вселенная продолжается в качестве программы до тех пор, пока она не кончится или не выйдет из-под контроля, затем фигуры смахиваются с доски, и начинается новая игра»²¹¹.

Эпплуайт и его экипаж свели счеты с жизнью потому, что они чувствовали, что перегрузки Земли не избежать или, по крайней мере, что игра становится все более бестолковой. Сигналом к старту для членов культа был старый позывной для всех пророков: комета в небе. Но даже этой древней космической глыбы коснулась заразительная сила гиперреальности. На месте совершения самоубийства исследователи обнаружили изображение кометы Хейла-Боппа, первоначально полученное с использованием ювелирной астрономической спутниковой оптики, которое все еще висело на экранах их мониторов. Однако природа изображения неуловимо менялась, пока оно шло через телевидение, газеты, журналы и Интернет. Прежде всего комета Хейла-Боппа, проносясь через электронную вселенную, подцепила сумрачного «Компаньона»: непонятного двойника, описанного и сфотографированного неумелыми астрономами и превращенного в космический корабль богатым воображением уфологов-экстремистов. Другими словами, комета Хейла-Боппа стала симулякром, виртуальной реальностью, и ко времени, когда она достигла терминальных экранов на ранчо в Санта-Фе, ее изображение разрослось в ярко горящую сигилу постчеловеческого томления и миллениалистской тоски — тех эмоций, которые с неизбежностью позволяют услышать чужой зов. Комета вновь стала предвестником: логотипом последних времен, огромным вихрем в небе, знамением культуры, неспособной остановить свое разрушение.

Примечания:

6

Речь идет, конечно, о языке раннехристианских текстов, а не о языке, на котором разговаривал Иисус, то есть арамейском.

62

Фильм режиссера Роберта Уайза (1951) о контакте с инопланетянами, предупреждающими человечество о ядерной катастрофе.

63

Имеется в виду холм, со стороны которого были произведены выстрелы во время покушения на Джона Кеннеди.

64

ZOG (Zionist Occupied Government) — Сионистское оккупационное правительство.