29.04.2004

Мой симпатичный собеседник, специально выбравший соседнее кресло в летевшем через океан «Боинге», чтобы ничто не мешало обстоятельному интервью, начал его с тщательно заостренного вопроса:

- Когда вы врете?

- Всегда, - быстро ответил я, введя его в ступор.

- Ага, - наконец просиял он. - «Все критяне - лжецы, - сказал критянин».

Раскусив парадокс, мой образованный интервьюер потерял интерес к своему делу, и мы перешли на дармовую финскую водку, разумно заменив ею оставшиеся нерешенными проблемы.

Дело в том, что врать проще всего с глазу на глаз - попробуйте честно ответить на вопрос: «Ты меня уважаешь?». Труднее обманывать по телефону - в трубку не скажешь: «Меня нет дома». Но самое честное средство связи, как показало недавнее исследование охотившихся на человеческие слабости американских психологов, - электронная почта. Как и обыкновенная, она оставляет неопровержимые следы. Написанное слово становится вещественным доказательством, и электронная память хранит его куда надежнее человеческой. Зная об этом, ты невольно тормозишь перед очередным обманом, понимая, как легко компьютеру припереть тебя к стенке.

Вернув нас в эпистолярную эпоху, прогресс оживил и некоторые из ее архаических пережитков вроде привычки отвечать за сказанное, хотя бы - за написанное.

Единственный способ избавиться от этого сомнительного, как хвост, атавизма - не отвечать на письма, что и делают многие мои знакомые. Эфир, справедливо рассуждают они, дело темное, а наука имеет много гитик, на которые можно списать дефицит учтивости.

Сперва я свирепел, прекращая отношения с людьми и их органами, пренебрегающими перепиской. Но потом понял, что, как это чаще всего и бывает, сам во всем виноват. Дорвавшись до мгновенной связи, я трактовал ее как дешевый телеграф, исчерпывающий послание точной информацией и шуткой. Между тем в такой манере общения заложено неуважение к собеседнику, вынуждающее его к той степени определенности, которая превышает национальную норму.

Говорить, что надо, и отвечать, когда спрашивают, - достоинство компьютера, а не человека, особенно - русского, привыкшего плавать в придаточных предложениях, словно щука в кувшинках.

Ограниченная логикой машина и нам навязывает беспрекословный выбор между «да» и «нет» - правдой и кривдой. Жить не по лжи легче всего транзистору.

Но где ян, там и инь: все то вранье, которое правдивый компьютер изымает из нашей жизни, ей возвращает лукавый интернет. На заре его эры (а ведь еще помню время, когда жили без телевизора, который молодые считают ровесником динозавров) каждое путешествие в кибернетическое пространство казалось приключением, причем пикантным. Анонимность провоцирует двусмысленность.

Возможно, поэтому, первый раз выйдя в Сеть, я окрестил себя Snowball (отечественным интернетом тогда еще была гласность). Назвавшись Снежком, я поменял не только имя, но и пол с расой: знойная негритянка с южным, маскирующим русский, акцентом. Создав фантомную личность, я подчинил себя ее привычкам, о которых, впрочем, не знал ничего определенного.

Тем дело и кончилось. Я охладел к интернету, когда убедился, что электронное общение живо напоминает столичную тусовку: множество малознакомых людей встречаются друг с другом без надежды и желания познакомиться ближе. Разница лишь в том, что в Сети не наливают.

…Чем дольше я живу в ХХI веке, тем больше мне хочется обратно - в какое-нибудь доиндустриальное столетие, когда разговор считался королем развлечений, когда каждое предложение было законченным, мысль - извилистой, период - длинным, юмор - подспудным, слова - своими, внимание - безраздельным, слух - острым, когда искренность не оправдывала невежества и паутину ткали ассоциации, а не электроны…

Чтобы прервать эту исповедь луддита, скажу откровенно: уйдя из интернета, я в него вернулся, когда тот стал русским. Первая настигшая меня в эфире кириллица несла благую весть: «Кайф на халяву? Нюхай хрен».

С тех пор я, как, подозреваю, и все авторы, регулярно совершаю, набрав свою фамилию, «эго-трип» по родной Сети, чтобы узнать о себе всю правду. Не всегда она ею бывает, тем более - лестной, но иногда интернет все-таки оплачивает затраченные на него усилия. Так, я вырвал из него щемящий комплимент. Один, видно немолодой, еще помнящий наш соавторский дуэт поклонник оставил на электронных полях свой честный отзыв: «Вайль и Генис - четвероногий друг русской словесности».