АНТОНИНА ВАСИЛЬЕВНА НЕЖДАНОВА

Крупный музыкальный критик прошлого века Стасов однажды написал: «…почти все значительнейшие русские музыканты родились не в столицах, а внутри России, в провинциальных городах или в поместьях своих отцов, и там провели всю первую молодость…» Этими размышлениями Стасов, конечно, хотел подчеркнуть, что подлинная музыкальность рождается вместе с ребёнком на вольной природе, в народной стихии, вдалеке от академических школ. Наверное, все так и есть, особенно если принять во внимание, что наша героиня провела детство в деревне Кривая Балка, неподалёку от Одессы. Близость моря, долгое жаркое лето и благодатная земля с обилием даров создавали все условия для озорного, бесшабашного детства, но строгие родители — школьные учителя — с раз и навсегда установленными принципами жизни не давали юной Антонине целиком отдаться уличным забавам и строго следили за тем, чтобы приоритетными для дочери стали наивные и практичные ценности их поколения — семидесятников — долг, трудолюбие, скромность. Потому-то и характер Неждановой отличался двойственностью. С одной стороны, Антонина Васильевна в жизни казалась лёгким, весёлым человеком, не «зацикливающимся» на мелочах. С другой — она была до педантичности дисциплинирована; даже став примой, она не позволяла себе ни малейшей поблажки. В проявлении чувств была сдержанна, за что её часто укоряли, указывая на актёрскую «холодность». Однако именно родительское воспитание, а не прославленное народное пение, во многом помогло провинциальной девочке с красивым, но не сильным голосом добиться высот вокального искусства.

Правда, поначалу отец противился тому, чтобы Тоня чрезмерно увлекалась музыкой, ибо верный настроениям того времени он по-базаровски прямолинейно считал, что искусство слишком эфемерно для реальной жизни, а артистическая деятельность не является трудовой. Дочери полагалось учиться, штудировать естественные науки, математику, и уж на худой конец — языки и историю. Ну а способности к пению можно реализовывать и по примеру собственных родителей: отец Неждановой, Василий Павлович, играл по-любительски на скрипке, а мать, Мария Николаевна, отлично пела в свободное от работы время.

Однако в силе характера уже маленькой Неждановой не откажешь. Поступив в Одесскую гимназию и освободившись от непосредственного контроля родителей, двенадцатилетняя Тоня около года посещает музыкальное училище по классу фортепьяно, а затем берёт уроки пения у сестры знаменитых братьев Рубинштейн — Софьи Григорьевны.

Надо сказать, что упорство и целеустремлённость Неждановой сделали её человеком высокообразованным, эрудированным, интересным в общении. К окончанию гимназии обаятельная девушка обретает интересных, интеллигентных и по-своему влиятельных друзей. Её как родную принимают в семье крупного чиновника Министерства народного просвещения Фармаковского. По-видимому, сказалось сильное увлечение Антониной сына Фармаковского Бориса. С искренним теплом относится к Неждановой и доктор Бурда, который окажет ей позже решающую финансовую помощь. Заканчивая гимназию, девушка оказалась на распутье — в ней боролись родительские наставления и собственные пристрастия. Нежданова ловила себя на мысли, что её влекут и точные науки (Антонина даже посещала лекции на медицинском факультете Одесского университета), и музыка.

Шестнадцать лет исполнилось Неждановой, когда умер отец. Теперь выбор сделали обстоятельства — нужно было помочь семье, и в память об отце Антонина становится преподавателем в городском женском училище.

Восемь лет она тащит постылую учительскую «лямку», а душа просит сцены, рампы, чарующих звуков романсов. Ни одной оперной премьеры не пропускает Нежданова в Одесском театре, и чем больше она слушает местных знаменитостей или заезжих гастролёров, тем сильнее растёт её желание петь самой, тем более что её нет-нет да и приглашают выступить в любительских концертах. Восхищение друзей её способностями подстёгивают честолюбивые мечты.

Когда младшие сестра и брат подросли, Нежданова решила, что самое время подумать и о себе. В октябре 1899 года Антонина отправилась в Петербург с желанием поступить в консерваторию. Но столица с её прославленными педагогами в гостеприимстве Неждановой отказала. Прослушав девушку, экзаменаторы объявили ей, что её голос для карьеры оперной певицы недостаточен. Но Антонина не привыкла отступать, тут и понадобилась материальная помощь доктора Бурды, который обещал перевести деньги в оплату за учёбу в Московскую консерваторию.

Нежданова очень волновалась на прослушивании. Она пела точно, но с трудом взяла верхнюю ноту в «Колыбельной» Чайковского. Причина была простой и ясной: диапазон её голоса был развит недостаточно. Однако эта ошибка не помешала выдающемуся педагогу, итальянцу Умберто Мазетти, разглядеть в абитуриентке будущую большую певицу. Нежданову приняли в «избранный» класс.

Неизвестно, как бы сложилась творческая судьба певицы, не окажись у истоков её пути такого великолепного мастера, каковым был Мазетти. Можно с уверенностью сказать, что он «подарил» Неждановой её голос.

Мазетти проявил себя как тонкий и умный педагог. Первые четыре месяца он вообще не занимался с новой подопечной и, лишь присмотревшись к Неждановой, оценив её необычный, яркий голос, начал вокальные упражнения.

Диапазон певицы, по её собственному утверждению, не превышал полутора октав, но Мазетти сразу отказался от искусственного вытягивания верхних звуков и долгое время позволял Неждановой петь только те произведения, которые были построены на среднем регистре голоса. Мазетти как бы предоставил возможность постепенно проявиться самой природе, осторожно, без напряжения «подталкивая» голос к верхним регистрам. Таким образом, именно итальянский педагог заложил основы уникального мастерства певицы, в исполнении которой поражала прежде всего раскованность и лёгкость в партиях любой сложности.

Однажды в Киеве к Неждановой, уже признанной певице, после окончания спектакля «Лакмэ» подошёл антрепренёр и спросил, не пела ли она арию с колокольчиками, выпустив наиболее трудные места. Заметив недоумение Неждановой, антрепренёр пояснил, что выступавшая в партии Лакмэ незадолго до Неждановой певица невероятно мучилась, когда пела эту сложную арию, он решил, что Антонина Васильевна спела упрощённый вариант, поскольку её пение было очень лёгким. Антрепренёр не знал, что лёгкость исполнения — первый и самый главный принцип, который она переняла у Мазетти.

Он же, Мазетти, научил Нежданову и трепетному, заботливому отношению к собственному голосу: петь не больше двух-трех часов в сутки — двадцать минут упражнений, потом обязательный двадцатиминутный отдых. Нежданова берегла свой голос пуще всего на свете, часто по этой причине отказываясь от выступлений, некоторых партий, гастролей. Она относилась к голосу свято, словно осознавала, что дан он ей не за какие-то особые заслуги, а просто так… случайно, и она не вправе распоряжаться им, как транжира. Зато до конца дней Антонина Васильевна сохранила нежный звонкий «колокольчик» своего природного инструмента и никто никогда не слышал старческого, плавающего дребезжания в её пении. А свой последний концерт Нежданова дала на радио 4 августа 1943 года.

Напряжённые занятия с Мазетти (они не прекращались даже в каникулы и выходные) дали свои положительные результаты. В экзаменационных листах против фамилии Неждановой на протяжении всех лет ученичества стояла оценка 5+, показатель исключительных успехов и особого места, которое занимала среди других учащихся Московской консерватории молодая певица.

26 февраля 1902 года в Большом театре проходила проба голосов. Как утверждали газеты, «свежестью и приятностью голоса произвела наиболее приятное впечатление А.В. Нежданова, спевшая партию Лючии». Однако в тот раз наша героиня в театр не попала. Принимая во внимание особые таланты дебютантки, ей предложили место в Мариинском театре, однако Нежданова отказалась. Во-первых, певица навсегда отдала своё сердце Москве, городу, который в неё поверил; во-вторых, она не хотела отказываться от уроков Мазетти. И надо заметить, что, несмотря на успехи в карьере, Нежданова никогда не изменила своему первому педагогу и до самой его смерти в 1919 году продолжала заниматься с ним вокалом.

Стать артисткой Большого певице помог «его величество» случай. Неизвестно, как сложилась бы судьба Неждановой, если бы однажды не заболели все три (!) исполнительницы партии Антониды в опере «Иван Сусанин». Дирекция императорских театров вспомнила о молодой певице и попросила её «выручить» спектакль. Сразу отметим, что Нежданова вошла в историю русской оперы как лучшая исполнительница труднейшей партии Антониды. День 1 мая 1902 года ознаменован началом творческого пути замечательной русской певицы Антонины Васильевны Неждановой.

Уже в первом сезоне она выступила в восьми операх. Но не все предлагаемые ей партии были в пределах её лирико-колоратурного сопрано. Природа голоса, нежнейший тембр его не сразу были учтены руководителями театра. И какая же дебютантке нужна твёрдость характера, уверенность в себе и своих возможностях, чтобы отказаться от не подходивших её голосу партий драматического характера (например, Венера в «Тангейзере» Вагнера). Однако вскоре по распоряжению дирекции Большого театра Неждановой был передан весь репертуар тогдашней примадонны Эмилии Кристман. И посыпались блестящие рецензии, цветы от поклонников, признание критики. Успех!..

Тесное творческое общение связывало Нежданову с такими корифеями русской оперной сцены, как Собинов, Шаляпин, Рахманинов, Танеев. С.В. Рахманинов, будучи дирижёром Московского Большого театра с 1904 по 1906 год, с особой тщательностью корректировал исполнение певцов, борясь со ставшими привычными нарушениями ритма, интонаций смысловых и акустических. На вопрос Неждановой, почему же Рахманинов не поправляет её, он ответил: «Пойте так же прекрасно, как вы это делали до сих пор».

На одном из концертов композитор сидел в публике и слушал в исполнении Антонины Васильевны арии Франчески из собственной оперы «Франческа да Римини». Как же должно было взволновать Рахманинова пение Неждановой, если при его сдержанности, даже высокомерии, композитор вышел на эстраду и стал экспромтом аккомпанировать певице.

Однако самые тёплые чувства Нежданова питала к Леониду Витальевичу Собинову, который являлся практически постоянным партнёром певицы на оперной сцене. Собинов трогательно называл Антонину Васильевну в письмах: Нежданчик. Это он, ведя переговоры о гастролях, рекомендовал дирекции Миланского театра Нежданову для партии Амины в «Сомнамбуле» Беллини. Он утверждал, что Нежданова — единственная в Европе певица, способная спеть эту партию.

Интересной особенностью нашей героини было то, что она редко гастролировала, отказывала в ангажементах лучшим мировым театрам. В наше время трудно представить перспективную артистку, у которой не закружилась бы голова от оглушительного успеха, выпавшего на долю Неждановой. И совсем уж невозможно объяснить, почему Нежданова с таким упорством отвергала предложения «Ла Скала», оперного театра в Монте-Карло и Нью-Йорке.

В 1907 году Дягилев, устраивавший в Париже «Русские сезоны», предложил Неждановой петь Шамаханскую царицу в опере Н.А. Римского-Корсакова при условии, что хореографически иллюстрировать известное произведение станет знаменитая балерина Карсавина. С возмущением певица отвергла «кощунственное», по её мнению, внедрение в знаменитую оперу. Н.Н. Римская-Корсакова, жена композитора, благодарила Нежданову за то, что она «оберегла честь русского искусства…»

Только дважды Антонина Васильевна согласилась на заграничные гастроли — в Париж в 1912 году, где партнёрами певицы были Энрико Карузо и Титта Руфо, и в 1922 году — в Западную Европу, — измучившись от постоянных лишений в послереволюционной России.

Но остаться за границей, жить там она так и не смогла. Она была так консервативна, так привязана к месту, к своей родине, что пожертвовала всемирной славой ради покоя и приверженности ко всему русскому, дорогому и такому понятному.