Варварские вторжения, развал Западной Римской империи, прекращение торговых связей, охватившее большую часть Европы еще во II–III веках, катастрофическое исчезновение грамотной прослойки — все это опустило занавес над Атлантикой; для средиземноморских народов Геракловы столпы стали западным пределом известного им мира.

Однако на деле занавес был мнимым. Мы можем утверждать, что по крайней мере в одной культуре Западной Европы сохранялись сведения о землях в Атлантике, и сведения эти постоянно пополнялись.

Речь идет об Ирландии и об ирландских монахах, совершавших в VI–IX веках поразительные странствия, направлявших свои корабли к землям, о существовании которых европейское человечество с удивлением узнает только во времена Великих географических открытий.

Путешествия ирландских монахов — удивительная страница в истории Европы. На их родине, являвшейся крайним западом христианского мира, пассионарное пламя поддерживалось в течение всех Темных столетий Средневековья. Ирландцы стали просветителями Европы. Их монашеские миссии несли грамотность, знания и в соседнюю Британию, и в королевство франков, и в дикие германские земли; они добирались даже до Новгорода. Трудно сказать, сколь успешным было бы возрождение в Западной Европе христианской культуры без этого подвижничества.

Но если пребывание ирландских монахов на континенте ни у кого сомнений не вызывает, то при попытках проанализировать, какие земли посещали их «морские собратья», современные ученые либо начинают путаться, либо трактуют ирландские саги как пример обычной эпической фантазии.

Понятно, чем это вызвано: невозможно с уверенностью отождествить большинство из упоминаемых, например, в «Житии Брендана» мест с современными географическими реалиями. А если так, считают ученые, значит, не было и длительных странствий. Еще соглашаются с тем, что ирландцы до викингов посещали Исландию, но лишь самые отчаянные принимают гипотезу о том, что они первыми из христиан ступили на берег Северной Америки. Вместо этого повествования о путешествиях средневековых ирландцев расценивают как пересказ некой фантастической кельтской «Книги мертвых» (концепция Алвин и Бринли Риса), а все места их остановок — как уровни, которые преодолевает душа, уходящая на тот свет.

Если оставить в стороне инстинктивный критицизм науки XIX–XX веков (сам порождающий причудливые мифы), то прежде всего нужно будет признать, что ирландские монахи в своих странствиях имели предшественников.

Возможно, именно из Ирландии в Европу отправлялись миссии жрецов-друидов — еще в те времена, когда Рим только начинал свои завоевательные войны. Ирландские жрецы наверняка совершали путешествия и на запад — на острова, которые описывают античные источники. Так что христианские подвижники следовали многовековой, если не многотысячелетней, традиции, в основании которой лежали вполне вероятные контакты — и торговые, и религиозные — с землями, ставшими «наследниками» Атлантиды.

Самый известный текст, посвященный монашеским плаваниям, — жизнеописание святого Брендана, ирландского инока, дошедшее до нас в изложении, сделанном в XI веке. Брендан жил по крайней мере за шесть столетий до этого и был далеко не первым ирландским мореплавателем.

Как рассказывается в его «Житии», отправиться в путешествие Брендана побудила встреча со святым Баринтом, который вместе со своим сыном побывал на Земле обетованной, лежащей посреди Атлантики. Вот как она изображается Баринтом:

«Когда мы взошли на корабль, такой туман окружил нас со всех сторон, что мы с трудом могли различить корму и нос корабля. После того как мы проплыли в течение часа, окружил нас вышний свет, и показалась плодородная земля, где росло множество трав и плодов. Когда корабль пристал к земле, мы сошли и принялись идти и обходили в течение пятнадцати дней этот остров, но не смогли обнаружить его предела. И не видели мы ни одной травы, которая не цвела бы, и ни одного дерева, которое не плодоносило бы. Камни же там — только драгоценные. И вот, на пятнадцатый день, мы обнаружили реку, текущую с востока на запад…»[115]

Баринт и его сын так и не перешли реку, после чего встретились с ангелом, который сообщил им, что они находятся на острове, Обетованном для святых, и что не пятнадцать дней они здесь, но уже в течение целого года.

Брендан вместе с монахами своего монастыря отправился на поиски земного рая. Прежде чем достичь его, они обнаружили в океане массу островов, названных путешественниками Овечьим, Птичьим и т. д. На некоторых из них уже имелись поселения ирландских монахов, например на острове Аилбея, названном так в честь святого, имя которого носил местный монастырь. Другие (например — «Виноградный») по своему описанию напоминают островки у восточного побережья Северной Америки.

Автор «Жития» несколько раз подчеркивает, что путешественники теряли направление плавания, и лишь по воле Божией их выносило к новым островам или возвращало на земли, где они уже побывали. Если предположить, что большую часть своего многолетнего плавания Брендан действительно провел, передвигаясь по кругу между несколькими островами (например, Птичий остров, остров Прокуратора, огромная спина морского чудища Ясконтия), то причиной для этого должен был стать характер ветров, а также круговое течение, возвращающее путешественников к одному и тому же месту. Поскольку странствия от острова к острову занимали недели и месяцы, едва ли их следует ограничивать районом Фарерских или тем более Оркнейских островов. Первоначальной и общей целью путешественников был запад, а не северо-восток. Скорее можно предположить, что ирландские пилигримы совершали по Атлантике круг, намеченный Гольфстримом и Северо-экваториальным течением, о котором я писал в главке об Огигии. Острова же, о которых идет речь в «Житии», по большей части располагались в районе Срединно-атлантического хребта. Их безлюдность показывает, что, в отличие от ситуации, изображенной Плутархом, обитатели уже покидали уходящие под воду земли.

Ирландские монахи присутствовали при вулканических процессах и землетрясениях, сопровождавших процесс гибели остатков Атлантиды, о чем свидетельствует несколько рассказов, вкрапленных в ткань «Жития». Прежде всего, это случай с Ясконтием, гигантским морским чудищем, на спине которого якобы неоднократно останавливались путешественники, принимая его за остров. В первый раз эта остановка едва не закончилась трагедией:

«Когда они прибыли к другому острову, корабль стал прежде, чем они смогли достичь гавани. Святой Брендан повелел братьям сойти с корабля в море, что они и сделали. Они тянули корабль с двух сторон при помощи веревок до тех пор, пока судно не вошло в гавань. Был остров этот весьма каменист, и на нем не росла трава. Лес рос там редко, и на берегу острова совсем не было песка.[116] Братья провели ночь снаружи в молитвах и бдении, человек же Божий сидел внутри корабля. Ведь он знал, что это за остров, но не хотел говорить братьям, дабы они не испугались.

Когда наступило утро… начали братья вытаскивать из корабля наружу сырое мясо, чтобы засолить его впрок, а также рыбу, которую они привезли с собой с другого острова. Сделав это, они поставили котелок на огонь. Когда дрова занялись огнем и котелок стал нагреваться, принялся остров двигаться, словно волны… Оставив все, что принесли на остров, они отплыли. Вслед за тем остров исчез в океане».

Брендан рассказал спутникам, что они находились на спине Ясконтия, самого большого из всех существ в океане, которое «постоянно пытается соединить свой нос с хвостом, но не может из-за своей длины».

Позже путешественники увидели

«…остров, весь покрытый камнями и металлическим шлаком, неприветливый, лишенный трав и деревьев, на котором повсюду стояли кузницы… Когда же они с поспешностью проследовали мимо, до них донеслись звук кузнечного меха, подобный брошенному камню, а также удары, подобные грому молотов по железу и наковальне».

Метафора, при помощи которой древнейший рассказчик пытался изобразить гул и гром, предшествующие извержению вулкана, в тексте составителя «Жития» превратилась в кузницы. Обитатели кузницы (косматые, пылкие и мрачные) пытались забросать корабль святых пилигримов «кусками пламенеющей докрасна железной руды» — что может быть описанием вулканического взрыва, во время которого из жерла горы разлетаются мириады «бомб», являющихся остатками породы, препятствовавшей лаве и газам вырваться наружу. О наличии газов, сопровождающих извержение, свидетельствует упоминание автором «Жития» сильного зловония от обитателей острова кузнецов, которое ощутили странники.

Уже на следующий день корабль Брендана оказался близ горы, словно окутанной туманом, поскольку ее вершина сильно дымила. Это вход в ад, по склонам которого снуют демоны, сжигая вечным огнем грешников (не образ ли это лавы, истекающей из жерла вулкана?).

«Затем попутный ветер понес их на юг. Когда издалека они обернулись назад, чтобы посмотреть на остров, то увидели, что рассеялся дым вокруг горы, которая извергала пламя до самого неба и снова вдыхала его обратно, так что вся гора до самого моря превратилась в один костер».

Однако самым фантастическим выглядит рассказ об огромной колонне, соединявшей небеса и землю. Можно только воображать, что на самом деле довелось увидеть ирландскому страннику:

«Однажды днем, когда они справляли мессу, появилась перед ними колонна посреди моря, и казалось, что она находится недалеко, но они смогли доплыть до нее не раньше чем через три дня. Когда же человек Божий <то есть Брендан> приблизился к ней, то, пытаясь рассмотреть ее вершину, он не смог сделать этого из-за величины колонны. Ибо она была выше, чем небо. Она была покрыта крупной сетью. Настолько крупной, что корабль мог пройти через ее ячейку. Не знали они, что за создание выткало эту сеть. Была она цвета серебра, однако на прочность казалась тверже мрамора. Колонна же была из чистейшего кристалла…»

После семи лет странствий Брендан наконец достиг Обетованного острова и наслаждался его плодами вместе со своими спутниками в течение сорока дней. Над этой землей не заходило солнце, а полноводная река не давала переправиться на другой берег и узнать, где лежит предел земного рая.

Река текла с востока на запад! Человек, знающий географию хотя бы в размерах школьного курса, согласится, что в Атлантическом океане остров с такой рекой найти невозможно. Не относится этот рассказ и к Америке, где полноводные реки, выходящие к побережью, текут либо с запада на восток (Гудзон, река Святого Лаврентия), либо на юг (Миссисипи). Конечно, мы можем заняться символическими истолкованиями, например предполагая, что перед нами — вариация на тему Стикса,[117] несущего души живых существ с востока (европейский мир) на запад (в преисподнюю). Но такие метафоры могут превратить всю историю — и эпическую, и реальную — в аллегорическое описание верований человека в загробное существование.

Обетованный остров не удастся найти на современных картах. Однако такого рода река вполне могла существовать на землях, оставшихся от Атлантиды. Рассказ Платона о глубоких каналах, которыми была охвачена центральная равнина этого огромного острова, может свидетельствовать о реках, текших там. Примером того, как античный человек путал создания рук человеческих с творениями природы, служит Нижняя Месопотамия. Уже шумеры считали некоторые из древних каналов, прокопанных их предками, руслами Тигра и Евфрата, а настоящие речные русла полагали каналами.

Тот, кто рассказывал Платону об Атлантиде, мог ошибаться — не преднамеренно, а по той лишь причине, что ко времени пребывания автора «Тимея» и «Крития» в Египте легендарные реки острова Посейдона также стали считать созданиями его жителей — носителей божественной крови.

Плавания Брендана — лишь один из примеров путешествий, совершенных жителями Ирландии в историческое время. У нас сохранились свидетельства о странствиях Брана, О'Хорра, Майль-Дуйна, каждый из которых сообщал о множестве земель, лежащих на западе и северо-западе от их родины. Многие сюжеты перекликаются друг с другом, причем Майль-Дуйн, как и Брендан, проплывал мимо острова с огромной кузницей и великаном-кузнецом (схожий отголосок вулканической активности). К тому же Майль-Дуйн был вблизи не менее странной земли — окруженной вращающейся огненной стеной.

Интересно, что и Майль-Дуйн, и далекий его предшественник, путешественник языческой эпохи Бран, встречали на самых необычных островах людей, с которыми могли изъясняться на одном языке и которые, за некоторыми исключениями (например, люди, чернеющие от горести на

«острове Плакальщиков» из путешествия Майль-Дуйна), вполне походили на их современников — ирландцев или уж по крайней мере европейцев.

Все это можно было бы принять за обычный ход новеллиста, который ради облегчения сюжета не утруждал себя изобретениями средств общения с аборигенами, говорящими на собственном языке, если бы не несколько любопытных сообщений в средневековых рукописях.

Эту страну норманны называли Хвитраманналанд, что означает «Страна белых людей». Другое обозначение, которое ей дали, еще более интересно: «Большая Ирландия». Упоминается Страна белых людей в сочинении исландского историка Снорри Стурлусона «Книги земледельцев» (жил в XIII столетии) и в саге об Эйрике Красном, созданной примерно в то же время. Привожу оба фрагмента:

«Морское течение отнесло Ари в Страну белых людей, которую многие именуют Большой Ирландией. Эта земля находится в море на западе близ славной Виноградной Земли (Винланда). Говорят, что она лежит в шести днях плавания к западу от Ирландии. Из этой страны Ари не смог вернуться и был там крещен. Впервые об этом рассказал лимерикский мореплаватель Храфн, долгое время живший в Лимерике, в Ирландии…»

«Плывя из Винланда при южном ветре, они попали в Маркланд. Там они встретили пять скрелингов [в данном случае — эскимосов]: одного бородатого мужчину, двух женщин и двух детей. Люди Карлсефни схватили мальчиков, остальные же скрелинги убежали и скрылись под землей. Мореплаватели увезли с собой обоих мальчиков, обучили своему языку и окрестили их. Мальчики называли свою мать „фетхильди“, а своего отца — „уфеги“. Они говорили, что в стране скрелингов правили короли: одного зовут Афальдамон, другого — Афальдида. Мальчики рассказывали, что там нет домов, а люди живут в пещерах или норах.

Они говорили, что против страны скрелингов лежит другая земля. Там жили люди, которые ходили в белых одеждах, громко кричали и носили шесты с привязанными к ним флагами. Полагали, что это была Страна белых людей, или Большая Ирландия».

«Большая Ирландия» — название, которое указывает совсем не на известную нам родину Брендана, Брана и других путешественников. Во-первых, она находится к западу от Ирландии. Во-вторых, как мы видим, ее противопоставляли также земле скрелингов (в данном случае либо Ньюфаундленду, либо Лабрадору): в результате она должна находиться на юге или юго-востоке от последней, а не на востоке, где расположена Ирландия.

Белые люди, по имени которых названа страна, — вовсе не обязательно указание на европейцев. «Белыми» их могли называть из-за одеяний, цвета волос или просто оттенка кожи, отличающегося от эскимосского. С другой стороны, из контекста приведенных отрывков следует, что «Хвитраманналанд» было названием, которое этой стране дали европейцы: то ли норманны, то ли ирландцы. Уж они-то понимали, как выглядит «белый человек». Но что они хотели подчеркнуть, когда давали Большой Ирландии подобное имя?

Впрочем, в первом отрывке утверждается, что в Стране белых людей господствовало христианство, во втором же рассказывается о процессии, напоминающей крестный ход с хоругвями. Исходя из этого наиболее здравым становится предположение, что люди, которые носили шесты с привязанными к ним палками, все-таки были ирландскими монахами или их потомками, осевшими на этой земле.

Остается выяснить, где находился Хвитраманналанд.

Упоминания Винланда (Виноградной земли) — то есть североамериканского побережья, открытого норманнами, приводит ученых к выводу, который им представляется единственно возможным: Большая Ирландия находилась там же, «рядом» с Винландом, возможно несколько южнее.[118]

Не будем торопиться с согласием: я думаю, что ирландские корабли, по своим мореходным качествам способные пересекать Атлантику напрямую, не придерживаясь береговой линии — как это делали норманны, побывали в Америке еще задолго до описываемых событий. Однако есть несколько деталей, которые позволяют усомниться в правильности локализации колонии. Вполне возможно, что она была совсем не в Америке, хотя и не слишком далеко от нее!

«Шесть дней пути» даже при благоприятном ветре никак не приведут ирландского путешественника к побережью нынешних США или Канады. Тем более что течения будут отклонять мореплавателей к югу, делая путь скорее диагональным, чем широтным. Снорри Стурлусон — достаточно аккуратный писатель; он передавал информацию в том виде, в котором получал ее сам. Так что не обращать внимания на продолжительность плавания нельзя.

Название Большая Ирландия имеет «говорящий» характер. Так называли территории, лежащие «за» страной-метрополией. Вначале греки называли Азией лишь то, что мы считаем Малой Азией. Затем это название (как бы «Великая Азия») было перенесено на все земли к востоку от Босфора, а страна, давшая свое имя материку, превратилась в Малую Азию. Точно так же Великороссией стали называть земли, лежавшие за Малороссией, или исторической Россией (под которой нужно понимать земли от Ладоги до Киева). Великобритания — это остров, находившийся за Бретанью,[119] и т. д.

Следовательно, Большую Ирландию следует искать за Ирландией. «За» в данном случае означает не «позади», то есть в Британии, но и не «напротив» — в Америке.

Америка слишком далека и велика для такого имени. И даже упорные плавания ирландцев на другой берег Атлантики не привели бы к появлению там популяции столь значительной, вытеснившей краснокожих индейцев настолько успешно, что она стала бы именоваться Страной белых людей.

Вот еще одно соображение, которое нельзя оставить в стороне. Хвитраманналанд лежал против Маркланда. Но ведь на юге от Ньюфаундленда побережье американского континента отклоняется к юго-западу. Если предположить, что Маркланд это Лабрадор и указать на Ньюфаундленд как на Страну белых людей, то становится непонятным, почему о ее местонахождении викинги узнали лишь со слов юных скрелингов. Из текста можно сделать вывод, что до этого европейцы только слышали о Большой Ирландии, не зная, где она расположена. Мимо Ньюфаундленда же они проплывали неоднократно и наверняка высаживались на нем. Да и по природным условиям Ньюфаундленд больше походит на «лесную страну», чем Лабрадор.[120]

Повторюсь еще раз: я не сомневаюсь в том, что ирландцы побывали в Северной Америке до викингов и кого-либо еще из средневековой Европы. Я могу даже предположить, что предания некоторых индейских племен, населявших восточное побережье США, согласно которым с востока некогда приплывали белые люди, приносившие священные знания, могут быть отнесены не к атлантам, а именно к ирландцам.

Однако Страна белых людей — это не Америка!

Расположенный «против страны скрелингов» и «напротив Ирландии» Хвитраманналанд — остров, уже не существующий в наши дни. Как и многие земли, сохранявшиеся в регионе, где затонула Атлантида, он посещался ирландцами и даже был заселен их монахами. Однако в XII столетии, когда английские короли начали завоевание Ирландии, связь с ним была утеряна. А через некоторое время и Хвитраманналанд скрылся в морских глубинах. В одном официальном документе, относящемся уже к концу XIII века, мы встречаемся с любопытным подтверждением того, что в Средние века северные мореплаватели сталкивались с куда большим числом географических объектов, чем нанесено на карты нашего времени.

В исландских анналах имеется запись, помеченная 1285 годом: «Были найдены Дюнные острова». В древнейшем варианте рукописи говорится, что эта «новая земля» находится к западу от Исландии. В поздних редакциях даже называются имена тех, кто совершил открытие: Адальбранд и Торвальд Хельгесоны. Через несколько лет норвежский король Эйрик VI (Исландия традиционно входила во владения норвежских, а затем — датских государей) приказал одному из своих приближенных исследовать эти земли вторично, но мы так и не знаем, предпринималось ли еще одно путешествие к новооткрытым землям.

Что могли увидеть Хельгесоны? Современные ученые предлагают несколько вариантов идентификации этого открытия.

Во-первых, пустынное восточное побережье Гренландии. Как представляется, это идеальный вариант, так как норвежцы воспринимали Гренландию как лежащую к востоку от Исландии; к тому же поселения викингов располагались на юго-западе Гренландии, восток же этого острова был изучен очень плохо.

Однако Гренландию исландцы все-таки знали. Можно вспомнить распространенное на многих картах позднего Средневековья изображение сухопутного моста, соединяющего Гренландию с районом Кольского полуострова. Следовательно, сообщение о землях, найденных в этом районе, едва ли было бы подано как открытие. Далее, речь идет именно об островах, а не о береговой линии.

Во-вторых, «кандидатом» на «Дюнные острова» мог бы выступить остров Ян-Майен (окончательно открытый лишь в 1607 г. Генрихом Гудзоном). Но этот остров скорее мог бы именоваться «туманным», чем «дюнным»; к тому же берега Ян-Майена очень скалисты, их никак не спутать с песчаными грядами.

В-третьих, предполагали, что Хегельсоны добрались до Лабрадора или Ньюфаундленда. Но и эти территории были известны викингам. И к тому же ни одно из названных мест не может быть названо «дюнными островами». Все они имеют ярко выраженную высокую береговую линию.

Чтобы как-то выпутаться из клубка несообразностей, вызванных «научным объективизмом», ученые готовы даже предположить, что Хегельсоны стали жертвой оптического обмана. Действительно, облака на горизонте неоднократно вызывали у моряков иллюзию близости берега. Но едва ли облака на горизонте можно было так однозначно назвать «дюнными островами»!

Хегельсоны видели что-то другое. Говоря о «дюнных островах», следует скорее вспомнить дюны побережий Голландии или Фрисландии. Они простираются на многие километры, иногда их ряды разорваны широкими протоками, которые разделяют песчаные гряды на многочисленные острова и островки. Здесь очертания береговой линии очень непостоянны, — но зато их не спутать с чем-либо иным.

Другими словами, следует понимать сообщение исландских анналов буквально! Хегельсоны видели остатки каких-то земель, возможно часть побережья острова (или островов, лежащих на месте какой-то более обширной земли), который постепенно уходил под воду. Сколько десятилетий или столетий оставалось ему существовать, мы уже не знаем, но в конце XIII столетия он еще существовал!

Остатки Атлантиды? Едва ли. Слишком далеко на севере от ее вероятного местоположения лежали земли, открытые Хегельсонами. Но мы снова сталкиваемся с вполне реальной возможностью того, что на памяти Европы времен Высокого средневековья в Атлантическом океане происходили какие-то титанические процессы.

Большинство сведений о землях в Атлантике или на другом ее берегу мы имеем от европейских, христианских авторов. Между тем дважды в «атлантологию» вторгался исламский полумесяц. И это несмотря на то, что арабы, по общему мнению, считали Атлантический океан гиблым местом.[121]

Правда, говорить об экспансии арабов на северо-запад Африки или в Испанию не совсем верно. Собственно арабский субстрат при завоеваниях мусульманскими правителями этих земель был очень невелик. Вера Магомета поднимала порабощенные византийцами или вестготами народы, и уже они выступали в качестве проповедников Корана, действующих скорее саблей, чем словом.

Так называемые «арабские завоевания» в Северной Африке — это своеобразная «реконкиста» берберов, народностей, издревле населявших Сахару и еще в I тысячелетии до н. э. вытеснивших светловолосых и голубоглазых ливийцев (представителей «средиземноморской расы»).

Затем они были покорены карфагенянами, греко-македонянами (в Египте и Ливии), римлянами, вандалами, византийцами. После принятия «исламской идеи» они составили и ударную силу мусульманских ратей, и подавляющее большинство населения мусульманских государств, появившихся после распада Арабского халифата. Через некоторое время знатные берберы стали родоначальниками династий эмиров, халифов, султанов, правивших в Магрибе.

В Испании арабы также составили меньшинство завоевателей. В основном туда переселились берберы из современных Марокко и Алжира, а в VIII–IX веках — значительное число сирийцев, бежавших на запад от междоусобных войн (их часто путали с арабами).

Таким образом, «инстинкт мореплавателя», свойственный еще сабейским арабам, «исколесившим» Индийский океан,[122] этим людям не был знаком. Они помнили античные рассказы об Атлантике, где корабль сталкивается с отмелями, скоплениями водорослей, ужасными животными и статуей Геракла, предупреждающей об опасностях плавания, — и верили в них, наполняя повествования восточных географов своими страхами.

Однако дважды мусульманам удавалось преодолеть свою чрезмерную осторожность и решиться на рискованные предприятия.

Об одном из них рассказано в тексте великого арабского путешественника и географа Идриси (1100–1165), происходившего из Марокко и написавшего огромный труд с замысловатым восточным названием — «Развлечение истомленного в странствии по областям».[123]

«Именно из Лиссабона смельчаки отправились в экспедицию, имевшую целью исследование океана и установление его границ… Недалеко от теплых источников в Лиссабоне до сих пор еще есть улица, носящая название улицы Смельчаков.

Вот как происходило это событие.[124] Восемь близких родичей объединились, построили торговое судно и нагрузили его водой и провиантом в количестве, достаточном для многомесячного плавания. При первом же восточном ветре они вышли в море. Через 11 дней плавания они подошли к морю, волны которого испускали ужасающее зловоние и таили в себе многочисленные, трудноразличимые рифы. Испугавшись возможной катастрофы, они изменили курс и в течение 12 дней плыли на юг, пока не достигли Овечьего острова, где неисчислимые стада паслись без присмотра. Ступив на остров, они нашли бьющий из-под земли источник и невдалеке дикую смоковницу. Они поймали несколько овец и закололи их, но мясо оказалось таким горьким, что есть его было нельзя. Поэтому они, оставив себе только шкуры убитых овец, плыли еще 12 дней на юг и наконец увидели остров, который казался обитаемым и обрабатываемым. Они приблизились к этому острову, чтобы выяснить, кто его населяет. Их судно тотчас же окружило множество лодок, а самих мореходов забрали в плен и доставили в город, расположенный на берегу. Войдя в дом, они увидели высоких краснокожих мужчин, длинноволосых и почти безбородых, и женщин поразительной красоты. В течение трех дней их держали взаперти в одном из покоев этого дома. На четвертый же день к ним пришел человек, умевший говорить по-арабски, и спросил их, кто они такие, зачем прибыли и откуда родом. Они рассказали обо всех своих приключениях, тот человек ободрил их и сообщил, что он — переводчик короля.

На следующий день их доставили к королю, который задал им те же вопросы, на которые они дали те же ответы, что и переводчику накануне: они рискнули пуститься в плавание по морю, чтобы узнать, в чем его своеобразие и каковы его дальние границы.

Услышав их речь, король разразился хохотом и сказал переводчику: «Скажи этим людям, что еще мой отец приказал нескольким рабам отправиться в плавание по этому морю и что они месяц спустя, проблуждав по его просторам, вынуждены были вернуться и отказаться от невыполнимого намерения, так как полностью исчезла видимость».

Затем король приказал переводчику заверить путешественников в его благосклонности, чтобы они составили себе о нем хорошее мнение, и преуспел в этом. Итак, они вернулись к месту своего заключения и оставались там до тех пор, пока не поднялся западный ветер. Тогда им завязали глаза, отвели на корабль и пустили блуждать по морю. «Мы плыли примерно три дня и три ночи, — рассказывали они, — потом мы пристали к какой-то земле, где нас высадили на берег реки со связанными за спиной руками и предоставили нашей судьбе. Там мы и оставались до захода солнца в очень жалком состоянии, так как веревки резали нам руки и затрудняли движения. Наконец, услышав человеческие голоса, мы принялись кричать и звать на помощь. Вскоре к нам приблизилось несколько местных жителей, которые нашли нас в жалком состоянии, развязали нам руки и обратились с вопросами, на которые мы отвечали рассказом о своих злоключениях. Это были берберы. Один из них спросил: „Знаете ли вы, какое расстояние отделяет вас от родины?“ Получив отрицательный ответ, он добавил: „Между тем местом, где вы сейчас находитесь, и вашей родиной лежат два месяца пути“».

Тогда глава мореплавателей сказал: «Ах!» Вот почему место это и поныне называется Асафи [видимо — Сафи в Марокко]».

Оценка этого путешествия в литературе по истории географии достаточно скромна: максимум, где могли побывать арабские авантюристы, — на Канарских островах. Светлокожие гуанчи, как и любые светлокожие люди, назывались арабами «краснокожими», опять же наличие переводчика с арабского свидетельствует, что острова находились в зоне контактов с населением Северной Африки. Наконец, до Марокко путешественники добрались с островов всего за трое суток.

Есть единственная неувязка, которая заставляет посмотреть на рассказ с иной стороны. Гуанчи не были мореплавателями! Хотя их культуру и нельзя назвать первобытной, трудно представить, чтобы какой-либо из их племенных вождей отправлял своих слуг (рабов) в путешествие ради удовлетворения географического любопытства.

Описание моря, «волны которого испускали ужасающее зловоние и таили в себе многочисленные, трудноразличимые рифы», также пытаются понять как рассказ о встрече мореплавателей со скоплением саргассовых водорослей, которое насторожило пугливых арабов. Конечно, такие скопления встречались, но все же они были не настолько большими, чтобы даже средневековый корабль не мог бы обогнуть их без излишних усилий. Из текста (если мы все-таки будем относиться к нему с доверием) скорее следует, что путешественники натолкнулись на рифы, на которых скапливались саргассовы водоросли. Поворот арабского корабля на юг означал, что продолжение пути на запад оказалось невозможным!

До какого места добрались путешественники? Одиннадцать дней пути — при благоприятном ветре — привели бы их к краю подводной возвышенности, над которой поднимаются Азорские острова. Может быть, они натолкнулись на еще один след от уходящих под воду остатков Атлантиды?

Любопытно упоминание «овечьего острова». Когда ирландские мореплаватели упоминают «овечьи острова» (а происходит это очень часто), то первое, что приходит в голову — это отождествление их с Фарерским или Оркнейским архипелагом. На последних действительно издревле разводили овец; вполне возможно, что племена пиктов-овцеводов заселяли их еще до путешествий ирландских монахов. Но при таком отождествлении не обращают внимание на то, что острова, изображенные сказителями, должны лежать к западу или юго-западу от Ирландии, а не на северо-востоке! Следовательно, в сагах, на которые мы ссылались, речь идет о другом месте в Атлантике.

Очень может быть, что арабы натолкнулись на те же Овечьи острова, что и ирландские подвижники, которые вполне могли добираться до вод на широте Азорских островов.

А если все-таки предположить, что «краснокожие, длинноволосые и почти безбородые» обитатели открытых «смельчаками» островов были не гуанчи, то сообщение окончательно становится загадочным. Описание прибытия путешественников на остров краснокожих напоминает ситуацию, которая могла бы разыграться на Антилах или же на побережье Карибского моря, когда судно путников окружает множество лодок воинственных индейцев (длинноволосых и безбородых!), которые влекут их затем к своему вождю-касику.

Однозначно утверждать, что арабы на самом деле побывали именно на Канарах, у нас, таким образом, оснований нет. Доплыли ли они до Америки? Тоже трудно сказать.

Впрочем, внимательное изучение труда Идриси может привести к гипотезе, что он знал о существовании противолежащего материка.

Прежде всего наш источник утверждает, что в Атлантике существует 27 000 островов (!) — цифра, которая, с одной стороны, означает «очень много», а с другой — она слишком конкретна, чтобы быть синонимом слова «мириады» (в последнем случае это было бы «10 000 или 100 000 островов»). Множество островов в Атлантике мы обнаружим лишь в Карибском бассейне, но ведь острова могли находиться и на месте гибели Атлантиды, например вдоль Срединно-Атлантического хребта. В каких-то местах они могли представлять собой обширные отмели, усеянные рифами, оставлявшими впечатление тысяч островов.

Некоторые земли на западе океана Идриси описывает. Еще в XVIII веке немецкий ученый Г. Глас обратил внимание на один фрагмент из его книги. Идриси говорит о некоем острове «Зале», лежащем на закатной стороне Атлантики, следующее: «обитатели его не носят бород; их дыхание можно сравнить с дымом от горящего дерева». Поскольку речь идет не просто о дыме (например — от каменного угля, торфа или из жерла вулкана), а о дыме от горящего дерева, можно сделать вывод о склонности жителей Залы к курению табака. Глас предположил, что арабский географ говорит здесь об индейцах Антильских островов или Мезоамерики.

Главным аргументом против этой гипотезы являлось утверждение, что «восемь смельчаков» не могли добраться до Американского континента, а, кроме них, ни о какой арабской экспедиции в Атлантике, предшествовавшей жизни Идриси, мы не знаем.

Но обязательно ли было Идриси получать информацию от своих соплеменников? Испания была весьма оживленным местом в Европе; на ее торговых рынках сходились купцы из различных стран, а в университетах преподавали ученые разных исповеданий. Еврейские купеческие сообщества, многие из которых имели центр именно в арабо-берберских городах Испании, находили торговых агентов во всей Западной Европе. Какую-то информацию Идриси мог получить из Ирландии (вероятнее всего, через вторые и даже третьи руки — что привело к мифологичности многих его описаний). Но быть может, арабы получили определенные знания и через египетскую Александрию? Хотя именно на мусульман возлагается вина за гибель Александрийской библиотеки, в первые столетия существования мусульманской государственности исламские правители исповедовали веротерпимость и принимали на службу образованных язычников и христиан (особенно если последние принадлежали к конфессии, оппозиционной официальной религии в Византии или других европейских государствах). В течение длительного периода времени (до середины XIII столетия) арабская образованность превосходила европейскую. Именно арабы научили европейцев чтить Аристотеля, именно они давали католикам уроки логики и богословия. Какая-то информация о трансатлантических плаваниях финикийцев вполне могла сохраняться в Египте, а затем отразиться в образах, которыми пользовался Идриси.

В самом начале XIV столетия произошло еще одно событие, подтверждающее, что исследовательский дух был свойствен не только европейцу. Удивительно, но героями нашего повествования становятся люди расы, которая, казалось бы, была совершенно не склонна к мореплаванию.

В XIII веке в среднем течении реки Нигер сложилась огромная и богатая негритянская держава, известная как империя Мали. Возглавляли ее султаны из династии Кейта, исповедовавшие ислам. Нельзя утверждать, что их знания о внешнем мире были ограниченными: арабские купцы и путешественники неоднократно посещали бассейны Нигера и Сенегала, в свою очередь султаны Мали совершали паломничества в Мекку.

Однако один из них был одержим удивительной идеей: достичь противоположного берега Атлантического океана! Это совершенно не соответствует знаменитому «арабскому страху» перед Атлантикой — напомню, что в мусульманской культуре было распространено представление о западном море как крае мироздания. Можно предположить, что либо африканцы были лишены такого страха, либо султан, предпринявший плавание, был знаком с географическими преданиями о материке, окаймлявшем Атлантику с запада.

А может быть, целью его плавания была вовсе не Америка?

Египетский ученый Ибн Фадлаллах ал-Омари, живший в первой половине XIV века, составил обширное географическое и политическое описание по преимуществу мусульманских государств, в котором привел следующий рассказ малийского султана Мусы, совершившего паломничество в Мекку и по пути посетившего Каир:

«Мы происходим из рода, в котором чин правителя передается по наследству. И вот предшествовавший мне государь решил, что нет ничего невозможного в том, чтобы убедиться в наличии противоположного берега у моря ал-Мухит [Атлантический океан]. Одержимый этой мыслью и направляемый желанием доказать свою правоту, он приказал снарядить несколько сотен судов, набрал для них команды и также присоединил к ним много других судов, снабженных золотом, съестными припасами и водой в таком изобилии, что все это могло обеспечить команду на многие годы пути. При отплытии он обратился к капитанам со следующей речью: „Не возвращайтесь, прежде чем вы не достигнете крайнего предела океана или прежде чем не будут исчерпаны ваши съестные припасы или питьевая вода“.

Они отплыли и долго отсутствовали; прошло много времени, но никто не возвращался. Наконец вернулось одно судно. Мы спросили кормчего этого судна, что же случилось. Он ответил: «Государь, мы долго плыли, пока не встретили мощного течения, подобного реке. Я шел последним за другими судами. Все суда, шедшие впереди, продолжали плавание, но едва подошли к этому месту, как начали исчезать одно за другим, и мы так и не узнали, что же с ними случилось. Я же не захотел оказаться во власти этого водоворота и потому вернулся».

Султан не пожелал поверить этому сообщению и не одобрил поведения командира. Затем он приказал снарядить две тысячи судов, из которых одна половина была предназначена для него самого и его спутников, а другая — для припасов и питьевой воды. Он доверил мне правление и со своими спутниками вышел в море ал-Мухит.

При таких обстоятельствах мы видели его и остальных путешественников в последний раз. Я остался неограниченным властелином государства».

Путешествие отца султана Мусы является настолько выдающимся предприятием, что европейская наука, особенно наука XX столетия, приложила немало усилий для того, чтобы превратить весь этот рассказ в анекдот о чудаковатом африканском самодуре, избравшем диковинный способ суицида.

Немецкая «научная критика» (Гумбольдт, Хенинг) обнаруживает аргумент, который должен, по ее мнению, убедить нас в невозможности трансатлантического путешествия африканцев в принципе. Народы Западной Африки, по сообщениям европейцев, которые начиная с XV столетия совершали плавания по направлению к мысу Доброй Надежды, не имели парусных судов. Максимальное, на что был способен «африканский дух», — это создание рыболовных суденышек и каботажное плавание на весельных лодках. Хенинг даже предположил, что султан Мали отправил в рискованное путешествие речные суда, приспособленные лишь к условиям Нигера. Рассказ об огромном потоке, в котором исчезли корабли первой экспедиции, кажется ему байкой, подтверждающей фантастический характер всего сообщения.

Однако, прежде всего, не стоит преувеличивать незнакомство жителей Мали с морем. Мы знаем теперь, что к началу XIV века это государство контролировало низовья Нигера. Португальцы оказались в районе Гвинейского залива уже после распада империи Мали, в эпоху гегемонии на западе Африки державы Сонгаи. Однако центр интересов данного государства лежал значительно севернее, на границах с арабо-берберскими владениями Сахары и Магриба. Его владения просто не достигали низовьев Нигера. Близ побережья находился ряд небольших государств, занятых междоусобными войнами, а не развитием мореплавания.

Образованные султаны Мали, знавшие о кораблестроении, видевшие парусные корабли на Средиземном, Красном морях, могли попытаться создать и свой собственный флот. Впрочем, цифры, приведенные Мусой в своем рассказе, говорят, что суда действительно были небольшими; их строительство не стало для «инженеров» Мали необычным делом. Могли ли эти «эскадры» удалиться от берегов Африки на сколько-нибудь значительное расстояние?

Выше шла уже речь о появлении эскимосских лодок на побережье Норвегии и даже Северного моря. В XX столетии неоднократно совершались попытки пересечь Атлантический океан, в том числе и на обычных лодках, без паруса. Как мы понимаем теперь, все дело в небольшой доле везения, а также в том, совпадает ли предполагаемый маршрут плавания с океанскими течениями и ветрами.

Если мореплаватели из Мали, выйдя из дельты Нигера, продвинулись на юго-запад примерно до уровня экватора, то здесь их могло подхватить Южно-экваториальное течение, а также пассаты, которые совершенно точно не дали бы путешественникам возможности повернуть назад. Летом (я использую этот термин «с точки зрения» Северного полушария) северные потоки Южно-экваториального течения поворачивают обратно, образуя петлю, затухающую вдали от побережий Южной Америки и Африки. Зимой же океанские воды направлены в сторону северо-восточного побережья Бразилии, а затем — Карибского бассейна. Мы имеем ряд почти прямых подтверждений того, что африканские мореплаватели добирались до этих районов![125]

В 1509 году испанский конкистадор Бальбоа обнаружил на юго-востоке современной Панамы (область Дарьенского перешейка) индейцев, имевших «африканскую» пигментацию кожи и внешне похожих на «мавров». Один из известнейших историков испанской конкисты Франсиско Гомара в своей «Истории Индий» однозначно признал этих туземцев за выходцев с Африканского континента. Позже в Бразилии обнаружили «почти мавританское» племя шаруа, причем произошло это еще до начала завоза в Латинскую Америку масс черных невольников. К негритянским корням, вероятно, восходил облик племени джамаси во Флориде и чернокожих карибов на некоторых Антильских островах.

В XIX–XX веках эти сообщения, естественно, были пересмотрены критически, как и большинство сообщений о наличии следов различных рас в антропологическом типе обитателей Нового Света. К этой теме я буду возвращаться не раз, но сейчас нам важно не то, достиг ли отец султана Мусы Америки и не являются ли негро-индейцы Дарьенского перешейка потомками его спутников, а ответ на вопрос, что за землю искал этот государь?

«Противоположный берег у моря ал-Мухит» — это вовсе не обязательно континент, подобный Великой суше Платона или Плутарха. Многие плавания на запад в Средние века вызывались уверенностью, что в Атлантике находятся богатейшие острова и даже обширные земли. Страсть к путешествиям лишь тогда совмещается с царственным положением, когда ей не противоречит государственная выгода (именно так, например, было с Генрихом Мореплавателем).

Видимо, султан Мали искал нечто вроде «Атлантического Эльдорадо», сообщения о котором могли прийти к нему не только из средиземноморских (арабских, христианских) источников, но и из местных преданий. Даже если предприятие его закончилось неудачей и негритянская армада на самом деле канула в Лету посреди Атлантического океана, все это предприятие было вызвано уверенностью:

ЧТО-ТО ТАМ ЕСТЬ!

На глобусе Мартина Бехайма, составленном около 1492 года, изображен остров, расположенный к западу от Канарского архипелага. Рядом с ним находится следующая надпись:

«В 734 году от Рождества Христова, после того как всю Испанию уже завоевали африканские язычники,[126] был заселен вышеописанный остров Антилия, названный Семь городов, архиепископом из Порту, в Португалии, с шестью епископами и другими христианами — мужчинами и женщинами, которые бежали из Испании на корабле, со скотом, имуществом и скарбом. Примерно в 1414 году побывал там последний корабль из Испании».

Название «Антилия», перенесенное после плаваний Колумба на острова, лежащие близ Америки, возникло еще в Средние века, по крайней мере во второй половине XIV века. Римский папа Урбан IV (1378–1389) обладал дубликатом географической карты Птолемея, где был изображен остров Антилия, рядом с которым было приписано: «Тот остров Антилия был некогда найден лузитанцами <то есть португальцами[127]>, но сколько потом его ни искали, снова найти не смогли». Что обозначает «Антилия», сказать трудно. Одни исследователи ищут корни этого слова в Италии, другие — в арабских текстах. Интересно мнение Гумбольдта, считавшего это слово португальским и обозначающим либо «то, что напротив острова», либо «остров напротив».

Р. Хенинг, правда, считает все сообщения об острове Семи городов, или Семи епископов, традиционной для средневековых географических сочинений ошибкой (непонятно только, почему авторы прошлых столетий с упорством, достойным лучшего применения, ошибались?), вызванной взятием в 1415 году португальцами крепости Сеуты на севере Марокко. Горы под названием «Семь братьев», господствовавшие над Сеутой, по мнению Хенинга, стали названием всей занятой ими территории, о которой португальцы сообщили в Европе. Поскольку же во многих языках словом «остров» обозначался также и полуостров (Сеута расположена на полуострове), то название гор «Семь братьев» отчего-то вначале стало названием всего захваченного «острова», затем ассоциировалось с «Семью монахами» (раз «братья» — значит, монахи!), пока, ради красоты стиля, не превратилось в «Семь епископов» и «Семь городов». С сообщением о карте Урбана IV Хенинг справляется с легкостью, полагая, что, поскольку рассказ об этой надписи относится к XIV веку, сама же карта до нас не дошла, то либо ее не было вовсе, либо же текст был внесен уже после смерти папы, в середине XV века, когда легенда об Антилии оказалась широко распространена.

При глубочайшем уважении, испытываемом мною по отношению к Хенингу, нельзя не отметить, что перед нами — восхитительнейший пример научной… изворотливости! Те факты, которые укладываются в схему, трактуются крайне вольно, все же что не нравится, попросту отброшено в сторону.

В самом факте эмиграции группы лузитанских христиан в 734 году, после захвата Портус-Кале (так на римский лад тогда назывался город Порту) мусульманами, нет ничего удивительного. Завоевательные походы арабов, несмотря на относительную религиозную толерантность их вождей, вызвали эмиграцию многих христиан из южного Средиземноморья. Плавание на запад? Почему бы и нет!

Единственным условием его могло стать знание о том, что в Атлантике можно найти пристанище. Даже при минимальном обмене информацией в раннем Средневековье между странами Европы епископ приатлантического города должен был слышать о странствиях ирландских монахов. Источником сведений о заморских землях могли стать и рыбаки-баски, которые спустя некоторое время стали считаться одними из лучших мореходов в Европе (их потомки даже претендуют на то, что именно баски первыми открыли Ньюфаундленд и Лабрадор).

Антилия на картах XV столетия изображалась в виде ромба с рядом бухт, каждая из которых, очевидно, соответствовала какому-либо из городов. Ни один из известных нам островов в Атлантике не имеет подобной конфигурации.

Зато характер ромба, ориентированного по оси юго-запад — северо-восток с вытянутым юго-западным «хвостом», имеет возвышенность, на которой расположены Азорские острова! Вновь приходится возвращаться к вечному «если». Итак, если процесс опускания Атлантиды (точнее — ее остатков) еще продолжался, то что нам мешает назвать Антилией именно территорию будущего Азорского архипелага? Тогда перевод «Антилии» как «остров напротив» будет понятен, ибо Азоры расположены как раз напротив территории Лузитании (что в меньшей степени можно сказать о Мадейре и Канарах).

Насколько успешна была эмиграция лузитанских христиан, сказать трудно. Хотя Бехайм и утверждает, что связь Португалии с островом Семи городов прекратилась, эти земли искали много столетий — в том числе и в XV веке, с которого начались уже совсем не легендарные и «мифические» географические открытия.

В 1650 году в Моравии вышла книга некоего Фридриха Миллихталера, который сообщил о путешествии португальцев, совершенном около 1480 года, к странному месту в Атлантике, названному ими «Концом света»:

«Говорят, что португальский король некогда повелел снарядить три корабля, снабдить их всем необходимым и разместить на каждом корабле по 12 грамотных людей. Затем они получили задание, рассчитанное на четыре года, — вернуться домой из крайнего пункта, которого они достигнут после четырехлетнего плавания, и на каждом корабле вести записи о том, что они увидят в пути, каких отдаленных стран достигнут и что нужно исследовать на море исходя из их приключений. Нам сообщили, что после того, как пришлось им в течение двух лет беспрерывно бороздить море, прибыли они в Страну Тьмы,[128] где оставались две недели. И когда наконец они вышли из нее, то достигли острова. Там, став на якорь и сойдя со своих кораблей, нашли они расположенные под землей жилища, которые были наполнены золотом и серебром. Правда, взять оттуда что-либо они не рискнули. Над этими жилищами были разбиты сады и виноградники (это можно видеть и во Франции, где разводили сады и виноградники над домами). Выйдя из этих жилищ, они пробыли на острове еще примерно три часа, обсуждая, что им делать и нужно ли что-нибудь взять с собой. Один из них сказал: «Я того мнения, что отсюда не нужно ничего уносить, ибо неясно, что за этим может последовать». Они поднялись на свои корабли, а когда прошли немного дальше, увидели, как вдалеке море вздымается чудовищным приливом, а волны, как скалы или горы, казалось, поднимались до самых облаков. Всеми овладел такой непереносимый ужас, как перед днем Страшного суда… «Исследуем лучше, что же было причиной столь сильного волнения?» И они решили, что два корабля займутся этим, а третий останется на месте. Капитаны первых двух кораблей сказали: «Мы хотим проникнуть в те приливные волны, а вы оставайтесь здесь. Если же мы не вернемся к вам на четвертый или пятый день, вы можете твердо считать, что мы погибли». После этих слов они устремились на своих кораблях в те приливные волны. На третьем корабле стойко дожидались их возвращения до шестнадцатого дня. Когда же те не вернулись, они, не зная, что с ними случилось, в большом страхе после двухлетнего плавания вернулись в Лиссабон, первый и величайший город Португалии».

Если не сводить описание острова Миллихталером к мифологическим преувеличениям, то можно заподозрить, что безымянные португальские путешественники стали свидетелями катаклизма, приведшего к гибели открытой ими земли. Покинутые жителями жилища, чудовищной силы волны,[129] гибель двух кораблей, бегство третьего — все это вызывает вполне определенные ассоциации, напоминая рассказы в «Житии Брендана». На вопрос о том, почему же это путешествие оказалось не зафиксировано в португальских анналах, можно ответить тем, что в подобных анналах также существовала цензура. Португальские власти отправляли корабли в Атлантику ради поиска новых земель, которые полагали достаточно богатыми, чтобы окупить все понесенные расходы. Поэтому некоторые путешествия наверняка сохранялись в тайне, приоткрыть которую оказалось возможно только в XVII веке, когда лихорадочно публиковались рукописи, правдами и неправдами извлеченные из различных архивов. Острова, даже землянки на которых полны золота и серебра, не могли не заинтересовать португальское правительство.

Едва ли способствовала отмене цензуры подготовка Тордесильясского договора, заключенного 7 июня 1494 года. Согласно этому договору, Западное полушарие делилось на две части воображаемой границей, проведенной между полюсами на расстоянии 2000 км к западу от островов Зеленого Мыса и, соответственно, — в 600 км западнее Азорского архипелага. Поскольку договор предусматривал также организацию совместной экспедиции для поиска земель к западу от островов Зеленого Мыса, это означало, что португальцы понятия не имели о Бразилии, случайно оказавшейся в сфере их влияния. Казалось бы, в договоре все было понятно: Португалия обеспечивала за собой преимущественные интересы в освоении африканского побережья и морского пути в Индию, оставляя Испании честь совершения первых кругосветных плаваний. Однако для чего тогда было относить границу на целых 600 км от Азор?

Португальская корона всерьез рассчитывала обнаружить новые, причем богатейшие, острова в непосредственной близости от Азорского архипелага! И порой португальским властям казалось, что они уже рядом — стоит только совершить еще одно усилие.

К 1447 году относится сообщение о событии, которое могло подогреть эти ожидания:

«В том же 1447 году произошло еще одно событие: португальский корабль прошел через Гибралтарский пролив и, попав в сильный шторм, был вынужден зайти на запад дальше, чем хотелось экипажу. Наконец они прибыли к некоему острову, богатому золотым песком… Боцман этого корабля привез с собой некоторое количество песка и получил за него от одного из золотых дел мастеров в Лиссабоне много золота».

Сомнительно, что этот корабль сумел доплыть до Америки, потому хотя бы, что такое плавание заняло бы значительное время и хронист (Антонио Гальвано) каким-либо другим словесным оборотом выделил бы длительность путешествия. «Дальше, чем хотелось экипажу» может означать неделю или две пути, но не месяцы.

В таком случае португальский боцман набрал золотой песок на каком-то из островов, неизвестных нам ныне, но в существовании которых совершенно не сомневались ни Лиссабонский двор, ни люди, подряжавшиеся на их колонизацию.

Прекрасным примером этого является свод документов, посвященных сообщениям различных лиц о существовании островов в шестисоткилометровой зоне к западу от Азор, относящихся как раз к 1475–1490 годам.

«28 января 1475 г. — Таково Наше желание и воля, чтобы названный Фернан Теллиш, а также его наследники владели островами, которые именуются Фурейраш. Диогу Дитейви и Жуан Дитейви, его сын, недавно нашли те острова, в связи с чем упомянутый Фернан Теллиш заключил контракт с Жуаном Дитейви, сыном названного Диогу Дитейви, который нашел названные острова и владел ими. Он должен владеть ими по той же форме, на тех же условиях и таким же способом, как по принятии их от названного Жуана Дитейви, которому они достались по смерти его вышеназванного отца, и, как обусловлено в вышеназванном контракте, со всеми другими привилегиями, преимуществами и свободами… Мы передаем ему эти острова, которые он должен снова найти, на тех условиях, какие провозглашены и содержатся в этом нашем даровании…

10. XI.1475…В названной рукописи ясно названы необитаемые острова, которые уполномочен заселить упомянутый Фернан Теллиш, сам или при помощи других лиц. Это могут быть также и другие острова, которые он уполномочен найти со своими кораблями, например остров Семи городов или какой-нибудь другой населенный остров, к которому до сих пор еще не плавали или который был найден Моими подданными или замечен ими…»[130]

«Когда португальский кормчий Висенти Диаш, родом из Тавиры, пересекал на пути от Гвинеи к азорскому острову Терсейре воды острова Мадейры и областей, расположенных далее к востоку, он увидел, или ему это только показалось, остров, который он твердо принял за настоящую землю. Достигнув Терсейры, он сообщил свою тайну очень богатому генуэзскому купцу Луке де Кадзана, который был с ним в дружбе, и так ретиво уговаривал его снарядить экспедицию, что тот согласился. После того как португальский король дал на то согласие, Лука поручил своему брату, жившему в Севилье, Франческо де Кадзана, сразу же снарядить корабль и вверить его названному кормчему Висенти Диашу. Но Франческо посмеялся над этим планом и отказал в содействии. Когда кормчий вернулся на Терсейру, Лука взял на себя снаряжение экспедиции.

Три или четыре раза выходил Висенти Диаш на поиски упомянутой земли, удаляясь даже на расстояние до 100 часов пути, однако ничего не открыл, так что он и его покровитель под конец отчаялись».[131]

«Адмирал припоминает, что в 1484 году, в то время, когда он находился в Португалии, к королю явился некто с острова Мадейры и просил короля дать ему каравеллу, чтобы отправиться к этой земле [т. е. к западу от Канарских островов]. Он клятвенно заверял, что эту землю замечают из года в год и вид ее остается всякий раз одним и тем же».[132]

«Грамота короля Жуана II, выданная как документ для Фернана Домингиша ди Арку, наместника одного из островов, подлежащих открытию.

Да знают все, кто увидит эту грамоту, что Нам угодно назначить, что Мы сим документом и делаем, Фернана Домингиша ди Арку, проживающего на Мадейре, если он найдет остров, который будет теперь искать, наместником того острова, тем же порядком и способом, какими предоставлено наместничество на острове Мадейра Жуану Гонсалвишу да Камара. И чтобы Нам не запамятовать, а также в интересах названного Фернана Домингиша, Мы даем ему это свидетельство, дабы он по открытии названного острова обязал Нас предоставить ему наместничество вышеупомянутым способом».[133]

«…Мы видели выдержки из договора об уступке прав, который был заключен между Фернаном Дулму и жителем острова Мадейры Жуаном Аффонсу ди Иштрейту, и дословное его содержание гласит:

…В году Господа нашего Иисуса Христа 1486-м, 12 июля, в городе Лиссабоне в конторе нотариуса заключен следующий договор. С одной стороны выступает рыцарь при дворе нашего Господина короля и наместник на острове Терсейре Фернан Дулму, который выходит ныне в плавание по поручению нашего Господина для открытия острова Семи городов как капитан и его наместник, а с другой стороны — Жуан Аффонсу ди Иштрейту, житель острова Мадейры из области Фуншал. Названный Фернан Дулму предъявил в моей нотариальной конторе грамоту Господина короля, в которой можно прочесть следующее: «…Фернан Дулму сообщил Нам, что намеревается открыть какой-то большой остров, либо множество островов, либо материк, которые он считает островом Семи городов, и сделать это на собственные средства и на свой риск. Он просил отдать ему в награду в виде королевского дара названный остров, или острова, или материк, которые он откроет сам или при помощи других лиц. Мы передаем названный остров, или острова, или материк как королевский дар, будь они обитаемы или безлюдны… со всеми доходами и правами… названному Фернану Дулму, его наследникам и потомкам…

(Дано в Нашем городе Сантарене 3 марта в году Господа нашего Иисуса Христа 1486-м…».[134])

«Некий Пьетро ди Веласко Галего, который жил в императорском городе Мурсии, также сообщил, что он однажды совершал плавание в Ирландию и при этом попал так далеко на северо-восток, что видел землю к западу от Ирландии. Полагают, что это была та же самая земля, которую пытался открыть, по достоверным сведениям, Фернан Долмос [Фернан Дулму], хотя я и не нашел об этом никаких записей у моего отца».[135]

За юридической казуистикой документов, приведенных мною выше, стоит уверенность в том, что за горизонтом лежат земли — в том числе остров Семи городов, — которые уже наблюдали и которые будут обнаружены в ближайшее время. Висенти Диаш, Фернан Домингиш ди Арку, Фернан Дулму стремились «застолбить» за собой земли, открытие которых планировалось, подобно тому, как спустя столетия золотоискатели на Аляске станут по карте оформлять юридические права на тот или иной участок.

И ведь это не исчерпывающий список. А сколько людей стремились оформить свои права на владения «подлежащих открытию» островов «явочным порядком»! «Островная лихорадка», разыгравшаяся в последние десятилетия перед плаваниями Христофора Колумба, была вызвана не только все возрастающими успехами португальских капитанов, продвигающихся вдоль Африки навстречу Индийскому океану, но и сведениями о том, что эти земли на самом деле существовали! Обратите внимание, в число островов, наблюдавшихся различными португальскими капитанами, попала даже Большая Ирландия — земля к западу от современной Ирландии, которую видел Пьетро ди Веласко Галего.

В последующие века эти острова перемещаются из рассказов путешественников на карты.[136] Здесь в XVII веке появится даже Атлантида — например, на изображении голландца Р. А. Кихеда, составленном в 1665 году. Однако морские экспедиции не обнаружат земель, которые искали Висенти Диаш и другие: по крайней мере, ни одно из туманных сообщений об остатках затонувшей Атлантиды не будет сочтено настолько достоверным, чтобы оказаться на современных картах.[137]

Однако до эпохи географических открытий их посещали — и неоднократно!

«Я плыл морем к Потерянным островам, которые Птолемей называл островами Милосердия. Нужно знать, что первый остров удален от мыса Бохадор на 110 миль. Я сел в галеру с несколькими маврами, и мы пришли к первому острову, называемому Гресой, и после него к острову Лансароте, который называется так потому, что местные жители убили здесь генуэзца, носившего это имя. Потом я направился к следующему острову, по названию Бедзимарин, и к другому, называемому Рачан. Там есть еще остров, который называется Алегранса, и еще Вехимар, и еще Фортевентура, и еще Канария, и другой, который называется Тенерефис, и другой, называемый Исла-дель-Инфьерно, и другой, который называется Камера, и еще Ферро, и еще Арагания, и еще Сальвахе, и еще Дисьерта, и еще Лекнаме, и еще Пуэрто-Санто, и еще Лобо, и еще Кабрас, и еще Бразил, и еще Колумбария, и еще Вентура, и еще Сан-Хорхе, и еще Конехос, и еще Куэрвос-Маринос, — всего, таким образом, 25 островов…»

«Генуэзская кука, вышедшая из Фландрии, попадает в бурю, которая ее уносит. Затем, осторожно продвигаясь дальше, она достигает этих островов. Так стало известно об этих островах».

Первая цитата принадлежит некоему испанскому монаху, написавшему в середине XIV столетия «Книгу познания», в которой он рассказывал о своем путешествии (мнимом или реальном — теперь уже трудно сказать) по всем известным европейцам того времени странам и континентам. Согласно автору «Libro del Conoscimento», его путь пролегал по всей Европе, Африке, Азии; он побывал не только в Индии и Китае, но даже в Индонезии и на островах Тихого океана.

Рассказывая об Атлантике, создатель «Книги познания» называет 25 островов; большинство из них явно относятся к уже известным землям, например — к Канарским островам. Однако есть несколько названий, которые так объяснить не удастся. Во-первых, это Бразил («Счастливый»), остров, чье имя впервые встречается в ирландских сагах и поиски которого Каботом приведут к открытию Лабрадора, а чуть позже Кабралом — современной Бразилии.

Во-вторых, Конехос, «Кроличий остров». На островах Атлантики кролики не водились. Подобное название могло возникнуть лишь в том случае, если создатель «Книги познания» говорил об острове, на который завезли кроликов, имеющих свойство бурно плодиться. Следовательно, европейцы должны были бы побывать на нем ранее монаха-путешественника (или его информатора).

Но в XIV–XV веках в Атлантике не было найдено островов, уже населенных расплодившимися кроликами!

В-третьих, Куэрвос-Маринос, «остров Морских Ворон». В 1480 году один из островов Азорской группы получил такое имя, но это стало результатом перенесения уже известного из «Книги познания» имени на новооткрытую землю. Куэрвос-Маринос — также «говорящее» название; за ним стоит образ скалистого берега, облюбованного птичьим базаром. Однако более всего островов, соответствующих подобному образу, можно найти не в Атлантике, а у побережья Северной Америки!

В-четвертых, Сан-Хорхе, «остров Святого Георгия», название, которое могло бы быть дано по дню, в который этот остров был открыт (в истории географических открытий такие прецеденты были). Поскольку известно несколько святых с таким именем, то это могло бы быть 8 января, 22 февраля и т. д.

Вместе с вполне реальными землями в «Книге познания» оказались острова, носящие вполне здравые и объяснимые имена (за исключением Бразила, каковой, однако, слишком часто упоминается в ирландских текстах и в географических сочинениях Средних веков, чтобы сбрасывать его со счетов), но исходя из уровня современных знаний не идентифицируемые ни с каким объектом.

Название «Потерянные острова» подсказывает, что в «Книге познания» описывается путешествие к землям, которых европейцы уже достигали, но путь к ним по каким-то причинам был забыт. «Потерянными» они могут быть названы и по другой причине: связь с ними была более или менее устойчивой до определенного периода времени, пока по каким-то причинам эти острова не перестали находить! Безымянный автор утверждает, что ему удалось обнаружить эти земли — по крайней мере часть из них (он упоминает их в своем списке).

Второй фрагмент, приведенный мною, — это надпись на скандально известной карте турецкого адмирала Пири Рейса, составленной в 1513 году.[138] Генуэзские торговые корабли («куки»), имеющие достаточно большой тоннаж и приспособленные к плаванию не только в Средиземном море, но и вдоль атлантического побережья Европы, начиная с XII столетия совершали рейсы во Фландрию, являвшуюся одним из центров тогдашней торговли и промышленности. В сообщении о том, что кука была отнесена на запад и оказалась прибита к неким островам в Атлантике, нет ничего невозможного. Вопрос только в том, что это за острова. Судя по их размещению на карте, они не являются ни Канарами, ни Мадейрой, ни даже Азорами.

Обозначенные на картах, составленных средневековыми географами, описанные во многих свидетельствах, получившие от христианнейших владык Португалии потенциальных хозяев, с наступлением новоевропейской эпохи «Потерянные острова» оказываются утрачены еще раз. Теперь уже навсегда.

Чтобы поставить точку в истории средневековых свидетельств о землях, находившихся в районе, некогда занятом Атлантидой, приведу свидетельство, которое трактуют как повторное открытие Канарских островов кораблями, принадлежавшими португальскому королю, с экипажами, составленными из представителей всех морских наций Средиземноморья.

«В год Господа нашего 1341-й во Флоренцию пришли письма, написанные 14 ноября названного года некими флорентийскими купцами в Севилье, городе во внешней Испании. Они сообщали следующее:

1 июля этого года вышли в плавание два корабля, которые оснастил всем необходимым португальский король, и с ними хорошо снаряженное маленькое судно из города Лиссабона с экипажем из флорентийцев, генуэзцев, кастильцев и других испанцев. Все эти суда достигли открытого моря. Они везли с собой лошадей, оружие и различные военные машины, чтобы можно было захватывать города и замки, и направились на поиски тех островов, которые, согласно общему мнению, следовало открыть заново. Благодаря попутному ветру они на пятый день пристали там к берегу. В конце ноября они возвратились домой и привезли с собой следующий груз: четырех местных жителей с тех островов, а также большое количество козьих шкур, сало, рыбий жир, тюленьи шкуры, красящую древесину красного дерева, дающую почти такой же цвет, как краска verzino, хотя те, которые разбираются в этом, утверждают, что это сравнение неудачно, далее — древесную кору для производства красной краски, красную землю и тому подобные вещи.

Кормчий экспедиции, Никколозо да Рекко из Генуи, разъяснил, отвечая на вопросы, что этот архипелаг отстоит почти на 900 миль от города Севильи. Но, считая от того места, которое теперь называется мысом Сан-Висенти, острова находятся значительно ближе к материку [Европы]: первый из открытых островов — примерно в 140 милях. Это необработанная каменистая громада, изобилующая, однако, козами и другими животными и заселенная обнаженными мужчинами и женщинами, своими обычаями и привычками походящими на дикарей. Кормчий добавил, что он вместе со своими спутниками погрузил здесь большую часть кож и жира, но не отважился проникнуть в глубь страны. Они прошли еще мимо другого острова, который был гораздо больше первого, и увидели там многочисленных жителей, спешивших к берегу им навстречу. Эти мужчины и женщины тоже были почти нагими; некоторые из них, очевидно, повелевали остальными и были одеты в козьи шкуры, выкрашенные в шафранно-желтый и красный цвета. Издали эти шкуры казались весьма изящными и тонкими и были очень искусно сшиты нитками из кишок. Насколько можно судить по поведению островитян, у них есть государь, которого они высоко чтут и которому повинуются. Все эти островитяне жестами давали понять, что они хотят вести торговлю и вступить в сношения с моряками. Однако, когда шлюпки приблизились к берегу, моряки совсем не поняли их языка и не осмелились сойти на сушу. Их язык очень мягок, а речь у них живая и очень торопливая, как у итальянцев. Когда островитяне заметили, что моряки не хотят пристать к берегу, некоторые из них пытались добраться до судна вплавь. Четырех островитян задержали на борту, это те люди, которых моряки привезли с собой.

Когда моряки поплыли вдоль берега, чтобы объехать остров, они нашли, что северная сторона возделана гораздо лучше, чем южная. Они увидели много хижин, фиговые и иные деревья, пальмы, на которых, однако, не было плодов, и еще другие деревья, а также огороды, где росли капуста и прочие овощи. Моряки решили пристать здесь к берегу. На берег высадились 25 вооруженных моряков, они обыскали дома и в одном нашли около 30 совершенно нагих людей, испугавшихся при виде оружия и тотчас убежавших. Моряки проникли в глубь острова…

Остров показался им густо населенным и хорошо возделанным. На нем растут травы, злаки, плодовые деревья, главным образом фиговые…

Отплывая от этого острова, моряки видели много других островов на расстоянии 5, 10, 20 и 40 миль. Они направились к третьему острову, на котором увидели много высоких, поднимающихся прямо к небу деревьев. Затем они прошли мимо другого острова, на котором было множество птиц и отличная вода. Там было также много деревьев и диких голубей, которыми они питались, убивая их палкой или камнями. Голуби были больше наших, однако вкус имели такой же или даже лучший. Моряки видели там много соколов и других хищных птиц. Однако они не пытались сойти на берег, ибо он казался им совсем необитаемым.

Затем они увидели перед собой еще один остров, скалистые горы которого поднимались на огромную высоту и почти все были покрыты снегом. Но та часть острова, которую можно разглядеть при ясной погоде, показалась им очень приятной, и они считают, что она обитаема. Моряки видели еще много островов, из которых одни были населены, другие безлюдны; всего их было 13. И чем дальше плыли моряки, тем больше островов они видели. Море между островами спокойнее, чем у наших берегов, а грунт удобен для якорной стоянки, хотя у этих островов мало гаваней; однако все они хорошо обеспечены водой. Среди 13 островов, на которые они заходили, 5 были обитаемы, но не все заселены одинаково густо. Моряки сообщили также, что язык местных жителей столь странный, что они ровно ничего не поняли, и на островах нет никаких судов. Только вплавь можно добраться от одного острова к другому.

На одном из открытых ими островов моряки обнаружили нечто столь поразительное, что они не высаживались на берег. Они говорят, что на этом острове есть гора, которая, по их расчетам, возвышается на 30 миль, если не больше, и видна на очень большом расстоянии. На вершине горы виднелось что-то белое, и это было похоже на крепость, а вся гора покрыта скалами. На вершине весьма остроконечной скалы установлена мачта такой же величины, как на корабле, а на ней рея с большим латинским парусом. Этот парус, надуваемый ветром, по форме напоминает обращенный вверх щит с гербом, и он быстро развертывается. Сама же мачта то медленно опускается, как на галерах, то выпрямляется, опять запрокидывается и вновь поднимается. Моряки объехали этот остров и со всех сторон видели, как повторялось это чудесное явление. Уверенные, что имеют дело с каким-то колдовством, они не отважились сойти на берег.

Они увидели там еще многое другое, о чем не хотел рассказывать названный Никколозо. Но острова эти, видимо, не богаты, ибо морякам едва ли удастся покрыть расходы по плаванию».[139]

Срок плавания, о котором идет речь в настоящем документе, вполне соотносим с путешествием к Канарским островам. Схоже описание жителей, природы этих островов, в том числе — растений, из которых изготавливали различные красители. Даже пик Тенерифе, покрытый снегом, упомянут вовремя и к месту.

Но последние два абзаца заставляют задуматься о том, что же видели на самом деле европейские моряки. Гору высотой в тридцать миль можно считать преувеличением, но это преувеличение можно было бы ожидать от описания Тенерифе, между тем речь в документе Бокаччо идет о другом острове! Какое природное явление могло настолько поразить мореплавателей, что они изображали его как мачту с треугольным латинским парусом, установленную на вершине горы (только представьте величину этой мачты, если высота горы, по мнению видевших ее, составляла тридцать миль)?[140]

Если жители этих островов были наги и не слишком цивилизованны, то каким образом на вершине удивительной горы могла находиться крепость — опять же явно циклопических размеров?

И самое интересное: куда исчезла эта гора, когда Канары в XV столетии стали активно заселяться испанцами?

Поскольку кормчий этой экспедиции Никколозо да Рекко видел еще что-то, о чем не хотел распространяться, остается предположить, что перед нами очередное свидетельство, которое невозможно истолковать исходя из современных представлений о географии и об истории человеческой цивилизации.

Любопытно, что отчет экспедиции Никколозо был воспринят всерьез и в 1344 году в Авиньоне римский папа Климент VI передал права на новооткрытые земли правнуку великого кастильского государя Альфонса X Луису де ла Серда, названного королем Фортунии — именно такое имя дали новооткрытым территориям. Ниже я привожу фрагмент из письменной клятвы, которую он дал Клименту VI.

«Я, Луис Испанский, владетель Фортунии, сознаю и признаю, что вышеназванные острова, а именно Канария, Нингария, Плювиария, Капрария, Юнония, Эмбронея, Атлантия, Геспериды, Цернент, Горгониды и Галета,[141] со всеми правами и постоянными повинностями я принял от Вас, моего господина Климента VI, папы по Божьему предопределению, для меня и моих католических законных потомков мужского и женского пола до той поры, пока они сохранят почтение к римской церкви в качестве вечного лена Ваших преемников — канонических римских пап. Я получил их и принял в свое владение за ежегодную сумму в 400 монет хорошего, чистого золота флорентийского веса, которую обязан платить Вам, моему господину Клименту VI, папе по Божьему предопределению, Вашим преемникам в римской церкви каждый год на праздник святых апостолов Петра и Павла…»

В следующем году на о. Мальорка начала готовиться экспедиция, имеющая целью вступление в права владыки Фортунии. Однако Столетняя война не дала ей совершиться. В 1346 году Луис де ла Серда, титульный король Фортунии, пал от рук английских лучников в битве при Креси. Возможно, Европа упустила бесценную возможность получить информацию о следах цивилизации Атлантиды, так сказать, из первых рук.

Примечания:

1

Элиан. Пестрые рассказы. III. 19. Перевод С. В. Поляковой. (Здесь и далее примеч. автора.)

11

Этот праздник проводился осенью, в начале ноября. Во время его мальчиков и девочек принимали в члены отцовского рода («фратрии»).

12

Ном — единица административно-территориального деления Египта. Обычно считается, что на месте номов когда-то существовали независимые государства-полисы.

13

Амасис (Яхмос II) — один из фараонов, правивший в Египте в 569–525 гг. до н. э.; при нем государство достигло небывалого расцвета.

14

Солон перечисляет мифологических персонажей, имеющих отношение к праистории греков.

Фороней — первый человек и первый царь Аргоса (области в Пелопоннесе), Ниоба — его дочь, первая смертная жена Зевса, Девкалион и Пирра — супружеская пара, спасшаяся во время всемирного потопа.

115

Здесь и далее «Житие святого Брендана» дается в переводе Н. С. Горелова.

116

Отсутствие песка означает, что береговая линия была недавней, так как для возникновения песчаных отмелей или пляжей необходимо немалое время. Мелководье у берега также свидетельствует о предшествовавшем погружении острова.

117

Или какой-либо из библейских рек.

118

Правда, это «несколько» все трактовали по-разному. Для одних оно означало Род-Айленд, а другие помещали ирландских монахов-колонистов во Флориду!

119

Легенда о том, что Бретань получила свое имя от кельтских переселенцев, спасавшихся на этом, якобы пустынном, полуострове от завоевателей-саксов, является исторической путаницей, где реальное событие выдается за причину явления, которое не имеет к нему отношения.

120

Я думаю, что и без моих разъяснений читателю понятно, что «против страны скрелингов» никак не может означать «южнее Винланда».

121

«По этому-то морю [Атлантике] нет судоходства из-за мрака, застывшей воды, сложности фарватера и множества возможностей потерять ориентировку, не говоря уже о скудности приобретений, ждущих в конце столь длительного пути. Поэтому древние воздвигли на берегах моря и посреди него сооружения, предостерегающие смельчаков от совершения ложного шага», — так писал об Атлантике выдающийся среднеазиатский географ Бируни.

122

Не стоит забывать, что Арабский халифат был основан совсем не «морскими» арабами, а кочевниками Хиджаза.

123

Здесь и ниже фрагменты из средневековых сочинений публикуются в большинстве случаев по изданию: Хенинг Р. Неведомые земли. М., 1961.

124

Изображенное ниже путешествие имело место в первой четверти XII столетия.

125

Понятно, что океанические течения едва ли буквально походят на тот поток, который видел кормчий вернувшегося из первой экспедиции судна. Тем не менее перед нами явно преувеличенное описание действия пассатов, или пассатов вместе с экваториальным течением, или же какого-то явления, которое потрясло видевших его настолько, что единственный образ, который пришел на ум свидетелям, — образ реки, текущей посреди океана и уносящей корабли в бездну.

126

Имеется в виду завоевание большей части Иберийского полуострова арабо-берберскими армиями.

127

Лузитания — древнее название Португалии.

128

В XV веке Страна Тьмы могла обозначать и территории в зоне Полярного круга, и просто дальние районы Атлантики.

129

Что имеет исторические аналогии: при извержении вулкана Кракатау в 1883 г. на Яву обрушилась приливная волна высотой в 38 м.

130

Фрагменты из грамот португальского короля Альфонса V Фернану Теллишу.

131

Фрагмент из «Истории Индий» Лас Казаса.

132

Запись в дневнике Колумба от 9 августа 1492 г.

133

Грамота Жуана II была выдана 30 июня 1484 г.

134

Свидетельство (нотариальное) Перу Луиша на грамоту Жуана II от 24 июля того же года.

135

Фрагмент первого жизнеописания Христофора Колумба («Жизнь адмирала»).

136

Впрочем, неизвестные острова в Атлантике будут наблюдать еще в XIX веке!

137

Между тем, как читатель видел, «островная лихорадка» стала для Колумба одним из стимулов к путешествию на запад.

138

На этой карте как-то неприлично много земель — вроде Антарктиды, — открытых европейцами спустя столетия.

139

Фрагмент так называемой «рукописи Бокаччо».

140

При всех различиях в описании этого острова чувствуется что-то общее с хрустальным столпом, который встретили в Атлантике Брендан, а затем — Майль-Дуйн.

141

Названия, присвоенные новооткрытым островам, заимствованы из Плиния Старшего и других античных источников.