Кому выгодно стравить «наследников России»?

Огромное число людей в России мучительно думает — и не находит ответа — над одним вопросом: как получается, что очевидное большинство народа, отвергая в душе антинациональную политику правительства, не может согласованно об этом заявить? Почему сотня сплоченных и страстно ненавидящих эту страну журналистов способна манипулировать массовым сознанием? Почему сотня политиков, заведомо ведущих страну к катастрофе и не имеющих еще мощной социальной базы, навязывает свою волю ошеломленным, но не злонамеренным депутатам?

Много для этого есть «объективных» причин. Это системность агрессивного мышления наших «западников», ведущих «блиц-криг» против инерционного и тугодумного русского народа. Это и нравственный склад нашего народа, не позволяющий быстро менять лозунги — искренне поверив революционерам-перестройщикам и встав под их знамена, мы просто совестимся теперь «предать» их. Хотя уже видно, что они обманули нас, использовав обычный прием революционеров — разжечь ненависть к старому режиму, доведя в распаленном общественном сознании его реальные недостатки до фантастических размеров. Это и тот факт, что нынешние революционеры овладели рычагами власти старого тоталитарного государства и не собираются допускать «свободной игры политических сил».

Но сегодня уже главное — не это. А то, что революционерам удалось осуществить принцип «разделяй и властвуй» — расколоть противостоящее им здравомыслящее большинство русского народа, натравить одну его часть на другую (как ранее удалось разжечь межнациональные конфликты, многократно ослабив тем самым сопротивление трудящихся).

Начав перестройку как убийственный проект «возвращения России в мировую цивилизацию», идеологи из ЦК КПСС сразу внедрили в силы сопротивления вирус тяжелой болезни. Они сумели возложить вину за дела своих духовных предшественников — радикальных большевиков типа Троцкого и Бухарина — на подавляющее большинство советского народа, на «совков». Примечательно, как быстро свернули они идеологическую кампанию по возведению на пьедестал Бухарина, увидев, насколько более важно очернение всех красных в целом. Ведь таким способом создавался образ врага не в лице отдельной социальной группы (например, бюрократии), а в лице большинства народа. И даже достигалось расщепление почти каждой личности: ты не проклял своего отца, погибшего на фронте под красным знаменем — значит, ты или дурак, или враг народа! Изживай в себе эту красную заразу! На эту приманку клюнуло большинство вдохновителей патриотического движения в России. Они получили простой и понятный идеологический лозунг: бей (или перевоспитывай) красных! И векторы духовных сил и деятельности русских людей не сложились в мощную равнодействующую сопротивления разрушителям их дома, а столкнулись в бессмысленном сегодня противостоянии.

Оно бессмысленно уже потому, что беда, подступающая к России в целом, со всеми ее внутренними противоречиями, по своим масштабам просто несопоставима с выяснением правоты Ленина или Корнилова. Затевать диспут в горящем доме или глупо, или преступно. Но это противостояние не просто бессмысленно — оно заведомо направлено идеологами перестройки по ложному пути. И потому оно изначально разрушительно для обеих сторон.

Авторы и редакторы патриотических изданий, искренне занявшие белую, антикоммунистическую позицию, идут за блуждающим огнем, пущенным идеологами КПСС. И не замечают явных противоречий своей позиции. Вот они выступают против разгона колхозов, разумно видя в нем политику организации массового голода, геноцида русского народа и развязывания гражданской войны. Но ведь колхозы — это насильственно внедренная в русскую деревню модель кибуца, разработанная восточноевропейскими сионистами-трудовиками в первые десятилетия ХХ в. для колонизации Палестины. Воспринимаемые вначале как «социально-инженерная утопия», кибуцы оказались очень эффективной формой организации труда и быта в условиях Израиля — они соответствовали и ситуации, и культуре населяющих их людей. По сути, хорошо показала себя эта форма и в целинных поселках как организация жизни городской молодежи с мироощущением первооткрывателей. Но для крестьянского двора России она была убийственной. Как же может «Наш современник» или «Русский вестник» заступаться сегодня за колхозы? Здесь корень проблемы.

Чтобы понять ее, надо иметь мужество взглянуть на нашу историю непредвзято, не выбрасывать ради мелкой идеологической выгоды ни «Кровавого воскресенья», ни трех истребительных войн. Не смешивать под одним названием большевизм соединившиеся на время совершенно разные явления — убийцу казаков Свердлова и казака Шолохова. Не представлять коллективным дураком весь народ России, который не поддержал Деникина и Колчака с Антантой якобы по неразумению. Такого мужества наши патриоты не имеют.

Сладок для всех патриотов миф о гармоничном и здоровом развитии России до 1917 года, но сейчас этот миф — лишь анестезия при новой небывалой операции. Иное дело — понять, чем была больна наша страна и какие особенности нашего характера заставили в 1917 году довериться хирургу, склонному зарезать больного. Ведь сейчас-то происходит то же самое! И еще важнее понять, как удалось ту операцию пережить, а хирурга утихомирить. Ведь нашлись такие силы, ведь не стали колхозы кибуцами, не обедают колхозники в общей столовой! Так не это ли знание и не эту ли силу стараются сейчас уничтожить вместе с теми красными, которые без восторга прочитали Бухарина в 1986 году и не разбежались из партии, как Яковлев и Шеварднадзе?

Революция 1917 года надвигалась потому, что уклад жизни, навязываемый больным русским капитализмом, все больше воспринимался как несправедливый — даже самими капиталистами. Наши родные колупаевы и разуваевы обдирали людей по-хамски и, как сегодня их последователи, разворовывали страну. И несправедливость этого уклада чувствовалась не по сравнению с тем, что принесли большевики (это было страшнее, но это было иное) — а по сравнению с глубинными представлениями о добре и зле, по сравнению с архетипами массового сознания. О каком же патриотизме можно говорить, если противны сами эти архетипы? И разве не была Россия больна своей интеллигенцией? Что же, вырвать этот больной орган из страны — и что тогда останется от организма? Такое отношение к неотъемлемой части нашего народа — это зеркальное отражение той ненависти к «совкам», к народу-«люмпену», которую исповедуют сегодняшние русофобы-западники.

Последней несправедливостью, которая добила царизм, была война 1914 года — не нужна она была народу. Моя мать вспоминала, как девочкой она видела на вокзале в Лепсинске, в Семиречье, бунт эшелонов. Люди отказывались ехать на фронт будто из-за того, что им не выдавали сахар. Она спросила отца: как же можно из-за сахару не ехать на войну? Он объяснил, что не в сахаре дело, а не хотят казаки убивать и умирать на несправедливой войне. И большевики завелись в Семиречье не от чтения Маркса или Троцкого, а от вернувшихся с фронта казаков.

Та война кончилась национальной трагедией — революцией и тотальным братоубийством. Воевали русские с русскими не ради передела богатства, а из-за непримиримого столкновения представлений о справедливости и о России. Эта трагедия была воспринята как катарсис всем народом и породила невиданный созидающий порыв — и в индустриализации, и в науке, и в искусстве. Лихорадочным, почти религиозным трудовым подвижничеством народ — и бывшие красные, и бывшие белые — искупал грех братоубийства. Конвульсии и рецидивы насилия в виде сталинских репрессий способствовали примирению, ибо ударили по всем. В отечественной войне зарубцевалась рана. Тот, кто поднимает сегодня знамя реваншизма и вновь раскрывает эту рану, вовсе не облегчает душу погибших и уже примиренных белых — он гонит их на новую гражданскую войну с красными. А эта война однозначно будет иметь антинациональный характер. Кого рубить вы зовете сегодня Григория Мелехова? Сажи Умалатову и генерала Макашова?

В том и заключается тайная сила России, которая свела на нет безумные планы Троцкого, что поднимается она над внутренним расколом, преодолевает и «осваивает» навязанные ей формы, наполняя их новым содержанием. И красный флаг в подсознании был производным от красных знамен Дмитрия Донского, а не Парижской коммуны. И красную звездочку не восприняли как «звезду антихриста», она с детства осталась в памяти как успокаивающий знак «наших». Чего мы добьемся, доказывая сегодня русскому народу изначальный смысл этой звездочки? Мы этот смысл давно переварили и не поперхнулись. А колхозами поперхнулись и переболели почти смертельно — но переболели! Скажите сегодня вдовам-старухам, что они должны были бы пережить страшные четыре года войны не в колхозах, а поодиночке — одни хозяйками, а другие батрачками! Как говорится, вас могут неправильно понять.

Сегодня, когда речь идет уже о куске хлеба, мы опять, как в войну, возлагаем надежды на колхозы. Они опять поднатужатся и не дадут нам в городах умереть с голоду — вопреки усилиям правительства. Так неужели только страх голода дает патриотам разум не поднимать сегодня спор об изначальном смысле колхозов, не выступать единым фронтом с радикальными «приватизаторами» земли? Но если это не тактическая хитрость, а разум — тогда почему идет атака на красную компоненту остальных сфер общества? Все разрушить, а колхозы сохранить? Так не бывает.

Те авторы, которые враждебно поднимают сегодня белогвардейское знамя, заявляя в то же время о своей преданности реальному, а не выдуманному, русскому народу, бессознательно идут на подлог. Они никогда не сообщают, в каком стане они были бы, перенесись они в 1917-1920 годы. Создается впечатление, что имелись злодеи-большевики, а вокруг — добрые граждане соборной России. И выбор якобы был — между добром и злом (что уйти от выбора в гражданской войне невозможно — всякому понятно). Но ведь известен реальный политический спектр того времени. Никто из нынешних политиков, видимо, не чувствует за собой такой божественной силы, которая позволила бы ему, окажись он в Петрограде или Москве тех лет, изменить этот спектр, объединить и стать вождем неведомой политической силы. Пусть бы уважаемый мною И.Р.Шафаревич сказал, что в те годы он был бы с Керенским или с генералом Шкуро, или с Савинковым, или с батькой Махно — и готов взять на себя ответственность за их дела. Тогда его антикоммунизм был бы предметным — он боролся бы за что-то, а не просто против зла, он стал бы уязвимым бойцом, а не зрителем.

Легко проклинать большевиков, разогнавших Учредительное собрание — но при этом надо добавлять, что Колчак-то разогнанных депутатов расстрелял. Ведь это несколько меняет картину. Легко сегодня, пока никто тебя еще не вешает и не сжигает в топке, рассуждать о недопустимости участия в революции «посторонних» — венгров, китайцев и т.д. И еще легче это делать патриоту, «забывающему» факт приглашения в Россию регулярных войск интервентов для поддержки белого движения. Не следовало бы это здесь вспоминать, но и забывать нельзя, ибо речь шла о войне — вопросе жизни и смерти. Белые вели войну — и проиграли, ибо дело их заключало в себе неразрешимое трагическое противоречие. И грех представлять их сейчас какими-то недоумками-идеалистами, которых дьявольски перехитрили большевики.

Более того, переместись наши нынешние политики в те времена, в своих существенных чертах воспроизвелся бы, наверное, и спектр самого большевизма с его внутренними непримиримыми противоречиями. Нашел бы свое место около дедушки Троцкого Юрий Афанасьев, громил бы Есенина Евгений Евтушенко, обличал бы «дикость деревни» Дмитрий Фурман и т.д.

Лидеры патриотического движения берут на себя ответственность быть духовными пастырями, вести людей в наше смутное время — тех, кто согласен с их постулатами. Но чтобы вести, надо устранить из программы внутренние противоречия. А их просто скрывают, и это — признак большой слабости. Вот И.Р.Шафаревич в принципе отрицает социалистическую идею как путь к смерти. И тут же признает, что сотни миллионов наших сограждан в этом веке понимали под социализмом совсем не это, а «справедливость, солидарность, развитие». Но как же можно поднимать знамя антисоциализма в реальной политике, заведомо зная, что сам термин люди понимают совершенно иначе, чем ты? Ведь это — почти сознательное внесение раскола. Почему надо спорить с какой-то неведомой эзотерической идеей, а не говорить на том языке, на котором говорит народ? Ведь как-то надо объяснить тот факт, что в родном доме Есенина был «на стенке календарный Ленин», что его любимая сестра «открывала как Библию пузатый «Капитал». Что членами партии были и Шолохов, и Клюев, и Платонов. Или они все были недоумками и не видели того очевидного, что ясно И.Р.Шафаревичу (в патриотической прессе это представляется именно так), или речь просто идет о совершенно разных вещах, но тогда это — смесь диверсии с наивностью. Я уж не говорю о том, что мир меняется и то, что мы изменяем или отрицаем сегодня, вовсе не обязательно было абсурдным вчера.

Но этой простой мысли наши патриоты как будто не принимают в принципе. И.Р.Шафаревич, используя свою общую формулу, отрицает революции и на Кубе, и во Вьетнаме — как «социалистические». Хотя совершенно очевидно, что в расколотом на блоки мире «социализм» стал лишь простой идеологией и криком о помощи к тем, кто противостоял США. В чем же упрекают Кубу? В том, что люди восстали против абсолютно преступного и садистского режима Батисты. Неужели И.Р.Шафаревич был бы в 1959 г. с Батистой? А что Вьетнам? Это была древняя цивилизация, которой французские колонизаторы отнюдь не помогли развиться. А во время войны они просто сдали Вьетнам японцам, в боях с которыми и возникла вьетнамская армия. Она победила — и должна была снова пустить французов? Тогда почему И.Р.Шафаревич так недоволен, что грабят и ликвидируют российскую цивилизацию? Почему он заступается за Приднестровье? Ведь можно допустить наличие чувства патриотизма и у вьетнамцев, и у кубинцев. При чем здесь социализм как «путь к смерти»?

И еще полезно вспомнить о нашей гражданской войне потому, что обе стороны вели ее серьезно, чего не скажешь о нынешних патриотах. Почитать их издания, так, оказывается, в момент смертельного противостояния нельзя получать помощь извне — ведь «у России нет друзей». Приложите эту норму к сегодняшней ситуации. Мы видим, что «хирург», расчленяющий и Россию, и сознание каждого ее гражданина, пользуется и деньгами, и техникой, и услугами экспертов чуть не всей западной цивилизации. Этого никто и не скрывает. Что, если кто-то, кто хотел бы этому воспрепятствовать из своих собственных интересов, а вовсе не из любви к России, предложил помощь тем внутренним силам, которые «хирургу» противостоят? Принять от него помощь было бы аморально? Таких помощников, к сожалению, пока нет — их мышление так же инерционно, как и наше. Но самим-то надо иметь ясность.

Как это ни больно, но если доводить дело, как требовал Достоевский, до «конечных вопросов», то и сегодня большинство из нас, доведись им попасть в 1917 год, пошло бы за большевиками, а не за Деникиным или Махно — большевики сумели наилучшим образом понять и выразить архетипы коллективного бессознательного народов, выросших в православной и исламской культуре. И эти архетипы, несмотря на их быструю эволюцию, коренным образом за 75 лет не изменились. Большевизм в 1917 году были тем почти смертельным, но целебным ядом, который мог быть выработан в народном организме лишь в момент национальной катастрофы. И, как это ни страшно, нас опять подводят к такой же ситуации.

Потому-то, зная все это, самоубийственно для патриотов воевать сейчас с тенями предков и с остатками этих теней в нас самих. Это можно было бы делать, да и то не столь бестактно, если бы перестройку не столкнули на путь революции. Если бы у нас бережно выращивали многообразие новых форм жизни, а не ломали наш единственный дом. Но мирного переходного периода нам не дали, а начали открытую войну на уничтожение против народа. И те, кто эту войну ведет, с тенями не воюет. Они спроецировали свое историческое знание в будущее — и перегруппировали силы. Образно говоря, сегодня учли старые ошибки и заключили союз Керенский с Троцким, сумев одновременно столкнуть лбами красных и белых. Пусть народ-«люмпен» сожрет сам себя. Потом раненных добьют, а с измученными уцелевшими немногочисленная новая элита справится. К тому моменту и наемная армия подоспеет вооружиться, да и «заграница поможет».

Если патриоты действительно хотят избежать этого, они должны по-хорошему договориться о «сепаратном мире» или хотя бы перемирии. Объединение сил оппозиции сразу создаст возможность мирного, конституционного давления на нынешний режим. Раздробленные же силы неизбежно будут скатываться к радикальным и силовым методам. Если будет перейден порог, маховик насилия будет трудно остановить.

1992