НАЛЕВО, МИМО ГОСДУМЫ

Левые в России есть, просто у них нет денег. Даже - левых

Быть левым с некоторых пор в России стало модно. Не столько потому, что образованное общество глубоко прониклось социалистическими идеями, сколько оттого, что для интеллигента быть правым (хоть державником-националистом, хоть либералом-рыночником) стало уж вовсе неприлично.

Отечественные правые в обеих ипостасях слишком хорошо себя показали за прошедшие полтора десятилетия. Либеральная доктрина обернулась сплошной приватизацией, закономерно приведшей к массовому разорению. А национальные мечтания обернулись войной в Чечне, черносотенной травлей «инородцев» и безудержной демагогией, за которой скрывается глубокое презрение к повседневным нуждам большинства сограждан, озабоченных не «величием державы», а элементарным выживанием (без которого, впрочем, никакой державы не будет - ни великой, ни даже самой маленькой).

Вдобавок последние три-четыре года выявили, что особой разницы между «западническими» и «почвенническими» доктринами, к полемике между коими свелась вся «духовная жизнь» ельцинской эпохи, не имеется. И те и другие принципиально антидемократичны. Первые оттого, что считают отечественное население быдлом, к свободной жизни неспособным и ее недостойным, а другие потому, что убеждены, что великому русскому народу никакая свобода в принципе не нужна.

«У меня с советской властью разногласия эстетические», - говорил Синявский. С некоторых пор отечественные интеллектуалы обнаружили, что с капиталистическим порядком у них эстетических разногласий наметилось не меньше, нежели с коммунистическим. Другое дело, что у массы людей есть к сложившемуся порядку целая гора вполне материальных претензий. И капитализм является для них далеко не абстрактным понятием. Точно так же, как и «осторожная» ностальгия по советским временам предопределена очень простым обстоятельством: при всех очевидных пороках советской системы образца 1980-х годов две трети народа в нашей стране при той системе жили лучше. Не потому, что та система была хороша, а потому, что пришедшая ей на смену в социальном отношении еще менее справедлива.

С тех пор, как интеллигенция полевела, у нее возникла проблема: как совместить свои нынешние антибуржуазные настроения с антикоммунистическими идеями недавнего прошлого? Партийные чиновники могли в один день перекраситься, делая вид, будто ничего не произошло. У интеллектуала же есть своего рода «кредитная история», в духовной жизни значимая на самом деле даже более, нежели в коммерческой.

И тут на выручку отечественному интеллигенту приходит идеология западных левых. Все великолепно сходится. Можно, не отказываясь от неприязни к советскому прошлому, заявить о непримиримой вражде к буржуазии. Все сходится! Или не все?

Начнем с того, что западные левые свои идеи выстрадали и отстояли в политической борьбе. Их антисталинизм есть результат критического не просто отношения к советскому опыту, но и систематической самокритики. И на каждом данном этапе они выступали сразу против ВСЕХ форм угнетения, а не выборочно и поочередно (в отличие от изрядной части нашей интеллигенции, которая сначала ругала коммунистов, восхищаясь Западом, а потом начала злиться на буржуев, ностальгируя по советской державе).

Смысл левой идеологии в том и состоит, чтобы отождествлять себя с огромным большинством народа, которое подвергается ежедневному угнетению.

Дело ведь не в джинсах и рок-н-ролле, хотя и то и другое в определенный момент действительно было порождением левой культуры. Но и то и другое давно освоено и переварено рынком, и в этом смысле на наследие западных 1960-х всевозможные чубайсы и блэры могут претендовать не с меньшим, чем ваш покорный слуга, основанием.

А то, что Троицкий называет чертами современного левого движения, скорее можно определить как перечень симптомов кризиса, который левые переживали в середине 1990-х годов. Именно тогда, после череды поражений модно было рассуждать об исчезновении рабочего класса и о том, что государство - это «зло вообще», но зато теперь оно ничего не решает.

К счастью, преодоление кризиса среди западных левых выражается прежде всего в том, что отбрасываются к чертям всевозможные постмодернистские изыски. Эффективность антиглобалистского движения объясняется тем, что протест радикального среднего класса соединился с оживлением рабочих организаций. Социальная структура общества изменилась, но противоречия и принципы системы остались те же. Возврат к капитализму свободного рынка отбросил общество на много лет назад: отсюда и необходимость многое начинать сначала, оттого и возрождение различных форм фашизма, снова, как и в 1920-е годы, пытающегося конкурировать с левыми за влияние на низы общества.

Духовный и идейный кризис, характерный для западных левых 1990-х годов, почти миновал Россию стороной, но лишь потому, что на протяжении прошедшего десятилетия массового левого движения у нас в стране не было (тут невозможно не согласиться с Троицким), ни одна из партий, заседавших в Государственной Думе, к левому спектру отнесена быть не может, даже коммунистическая.

Проблема вовсе не в том, что в России будто бы не усвоены какие-то новые левые идеи, популярные на Западе. Все обстоит как раз наоборот. По части постмодернистских изысков газета «Завтра» ничуть не уступит самым изощренным иностранным изданиям.

Нет, беда отнюдь не в отсутствии новаций. Как раз наоборот, несчастье россиийских коммунистов в том, что они демонстративно выкинули за борт самые простые, традиционные ценности - классовую борьбу, противостояние частной собственности, интернационализм. И сделали вид, будто не знают, что «государственности вообще» не бывает: у любой власти есть определенная социальная природа, а укреплять «государственность», служащую интересам воров, значит соучаствовать в преступлении.

Левым нужна не более изящная эстетика в стиле Артемия Троицкого, а вполне привычные и четкие ориентиры в духе Карла Маркса. Нужны не эстетские разглагольствования о том, что Джордж Сорос и папа римский, в сущности, являются левыми, а вполне конкретная работа, направленная против неолиберального правительственного курса, отнимающего у населения последние остатки социальных прав.

«В России левого движения нет», - успокаивает себя Артемий Троицкий. В самом деле, зачем принимать участие в том, чего нет? Это было бы верно, если бы вся страна сводилась к размерам Государственной Думы. Там действительно нет левого движения. Там вообще нет никакого движения - одни процедуры.

Но Россия состоит не только из высокопоставленных политиков и модных интеллектуалов. Это огромное множество людей в самых разных концах страны, вовлеченных в тяжелую повседневную борьбу и неблагодарную работу по защите своих прав - будь то активисты левого крыла «ЯБЛОКА», пытающиеся в Костроме защитить Музей Ипатьевского монастыря от захвата начальниками местной православной церкви, или профсоюзники Тольятти, рискуя жизнью, борющиеся в этой бандитской столице с произволом компании и бюрократии. Или, наконец, сторонники Молодежного левого фронта, заявившие о себе акциями протеста на улицах Москвы. В том-то и особенность нового десятилетия, что левое движение в России теперь есть, другое дело, что развивается оно за стенами карманного парламента и вдалеке от политического и интеллектуального истеблишмента.

У тех, кто верит, будто реальность ограничивается тесными рамками телевизора, нет и не может быть никакой надежды на перемены в нашей стране. Но в таком случае правильно было бы сказать: не «в России нет левых», а «в России у левых нет денег». Для того чтобы проплачивать дорогостоящий пиар, тратить миллионы на участие в фальсифицированных выборах и содержать многочисленный политический аппарат, дающий возможность играть в «серьезную» политику.

Зато подавляющее большинство людей испытывают все более сильное отвращение к тому, что показывают на экране, и к тем, кого показывают. А сопротивление системе оборачивается стихийным уличным протестом. Именно здесь левые активисты чувствуют себя вполне комфортно, не нуждаясь ни в специалистах по рекламным кампаниям, ни в имиджмейкерах.