КАДРЫ РЕШАЮТ ВСЕ

Лиха беда – начало! Но в атомном проекте беда началом не удовлетворилась, и чем дальше продвигалось дело, тем больше вопросов обрушивалось на исполнителей и, соответственно, на Берию.

Разведка добыла огромное количество материалов по атомному проекту. Скажем. Уже к 1945 году было подробное описание самой атомной бомбы: «Активным материалом атомной бомбы является элемент плутоний фазы дельта с удельным весом 15,8. Он изготовлен в виде полого шара, состоящего из двух половинок, которые, как и внешний ша рик «инициатора», спрессовываются в атмосфере никелькар¬ бонила. Внешний диаметр шара 80 – 90 мм. Вес активного материала вместе с «инициатором» 7,3-10 кг… В одном из полушарий имеется отверстие диаметром 25 мм, служащее для ввода «инициатора» в центр активного материала, где он укреплялся на специальном кронштейне… Отверстие за крывается пробкой, также изготовленной из плутония».

Казалось бы – ну что еще надо? Отдай это описание мастеровому, и он тебе эту бомбу смастерит: Но не тут-то было! В подробных и порою огромных по объему собственных исследованиях нуждалось чуть ли не каждое слово в этом описании. Скажем, слово «плутоний». Это химический элемент, которого на Земле нет. Понятно было, что это металл. Но какие, у этого металла свойства?

Начали исследовать, и стало выясняться, что при охлаждении из жидкого состояния в застывшем плутонии шесть раз меняется форма его кристаллов, и объем у каждого из этих кристаллов разный, в связи с чем, из-за напряжений, вызванных этим внутренним изменением объема, отливка из плутония рассыпается в порошок. А этот порошок на воздухе самовозгорается, в связи с чем, работа с плутонием в обычных условиях невозможна. Однако на этом трудности работы с плутонием не кончаются. Из-за тугоплавкости и высокой реакционной способности плутония литьевые формы для него можно было изготавливать из весьма редких и дорогих материалов. Наиболее пригодны для этих целей оказались платина, тантал и вольфрам. А при литье необходимо было свести до минимума окисление плутония в процессе его плавления и разливки, а это потребовало надежного высокого вакуума в технологическом оборудовании, включая плавильные печи. После успешного решения этих вопросов, начались трудности, связанные с предотвращением растрескивания отливок из плутония в процессе их охлаждения. Большие затруднения возникли и при прессовании плутония, поскольку при низких температурах плутоний из-за высокой хрупкости с трудом поддается деформации и лишь при 310-450°С плутоний пластичен и может подвергаться всем видам обработки давлением.

Однако, опять-таки, при охлаждении нужно пройти три наиболее опасных превращения с изменением объема плутония и проблемы коробления и растрескивания оставались, и т.д. и т. п.

И так по каждому элементу, по каждой детали, создаваемой в ходе атомного проекта. И для поиска решений по этим десяткам тысяч проблем и проблемок нужно было эффективно сосредоточить, организовать и обеспечить усилия всех наличных научных и инженерных сил, которые страна смогла для этого выделить. В конце концов, Берия сумел организовать на это научные и инженерные силы, и именно это предопределило, что, в чистом времени, на создание бомбы СССР затратил примерно те же три года, что и США.

Но это были проблемы нового, неизвестного.

Однако возникли проблемы и в том, что уже, казалось бы было пройденным этапом. После войны люди расслабились, многим хотелось «просто пожить», под чем они понимали праздность и стяжательство. Многим хотелось работать спустя рукава, невзирая на то, что у СССР на такую их работу времени не было. Да, атомный проект двигался, но он двигался не с той скоростью, с которой хотел его двигать Берия. Что было делать?

Ничего нового тут нельзя было придумать – нужно было искать тех, кто не расслабляется, тех, кто получает удовольствие, как и сам Берия, не от праздности, а от творчества.

Кадры нужно было подбирать, а для этого нужно было видеть их в деле, а для этого нужно было быть там, где кадры делают дело.

Летом, 8 июля 1947 года Берия, Ванников и с ними свита человек в 15 шли по огромнейшей строительной площадке будущих комбината и города, которые впоследствии будут названы Челябинск-40.

В промышленности мало дураков показывать начальству истинное состояние дел, и на этой стройке к приезду начальства подготовились: внешне все выглядело очень деловито – работали машины и механизмы, туда-сюда сновали озабоченные рабочие и инженеры. Но и Берия, и Ванников были стреляные воробьи, не одну стройку видевшие во время войны и после. Их на этой показушной мякине провести было не просто.

Берия остановился у очередного котлована, внутри которого с полсотни заключенных подравнивали лопатами грунт и переносили с одного места на другое с машину горбыля.

– Что это за объект?

Начальник строительства начал суетливо смотреть в услужливо развернутый перед ним ситуационный план, в конце концов ему подсказали, что это, и он бодро ответил.

– Трансформаторная подстанция главной насосной станции.

– Какова должна быть готовность на сегодня?

Несколько человек начали листать бумаги, и начальник строительства наконец доложил.

– Должны монтироваться трансформаторы.

Ванников тут же посмотрел на начальника Управления оборудования.

– Где трансформаторы?

Тот быстро пролистал свои бумаги.

– Прибыли, и уже на складе все три. В пути четвертый – запасной.

– Кто за это отвечает?! – Ванников указал пальцем на котлован.

Робко выступил из толпы полненький инженер в очках и затарахтел оправдывающейся скороговоркой.

– Начальник 17-го стройучастка инженер Абрамзон.

Товарищ Ванников, я не виноват, что я могу сделать?

– Где фундаменты, где здание?! – рыкнул Ванников.

– Я каждый день даю заявки, и каждый день одно и то же: леса на опалубку нет, арматуры нет, транспорта нет.

А теперь Абрамзон виноват!

– Где лес? – Ванников повернулся к начальнику Управления снабжения.

– Товарищ Ванников! – снабженец, давно привыкший, что на него всегда вешают всех собак, спокойно открыл журнал на нужной странице и доложил. – На складах более 7 тысяч кубов только доски. Мы прибывающий лес уже за забором складываем.

– Арматура?

– На складах 11 тысяч тонн черного проката, периодичка есть всех марок, – полистав журнал, так же спокойно доложил снабженец.

– Пропуск! – скомандовал Ванников Абрамзону.

На стройке работали как вольнонаемные работники, так и заключенные, поэтому стройка была зоной, входить в которую и выходить из которой вольнонаемные могли только по пропускам. Абрамзон вынул и протянул Ванникову пропуск, не понимая, зачем он такому высокому начальству.

Ванников тут же отдал его пропуск стоящему рядом полковнику из охраны зоны и распорядился.

– Поселите его вместе с заключенными! – а затем повернулся к Абрамзону. – Это ты раньше был инженер Абрамзон, а теперь ты Абрам в зоне, и будешь в зоне, пока не введешь готовность объекта в график!

– Это незаконно! – попытался протестовать Абрамзон.

– Иди работать!! – зло рявкнул Ванников.

Берия сделал свите жест рукой, чтобы она приотстала, и отошел вместе с Ванниковым. Он не собирался отменять его распоряжение, поскольку Ванников сам его к вечеру отменит, все же закон есть закон. А шутка его была удачной и благодаря этому она немедленно распространится по стройке и произведет необходимое воспитательное впечатление.

Просто Берия не считал, что исправить положение можно только наказанием очковтирателей.

– Борис Львович! Твоя манера руководить, безусловно, имеет определенное воспитательное значение, но ты же видишь, что этот Абрамзон не одинок, – по всей стройке бросающийся в глаза беспорядок. Дело здесь не в этих аб¬ рамзонах, кстати, нет сомнений, что он не врет и, безусловно, заявки на лес и арматуру подает. Дело в руководстве стройкой.

Здесь сейчас работает 45 тысяч строителей, а нынешние руководители стройки не имеют опыта организации такого объема работ. Ждать, пока они этот опыт приобретут, мы не можем. Здесь нужны уже готовые асы, здесь нужны лучшие строители страны. Прежде всего, начальник строительства.

Берия вопросительно посмотрел на Ванникова.

– Вы имеете в виду Царевского? – с полуслова понял Ванников, о ком речь.

– Он построил Горьковский автозавод и Нижнетагильский металлургический комбинат. Построит и плутониевый завод.

– А главным инженером кого?

– Мы строим и завод и город одновременно, тут был бы хорош архитектор-практик. Думаю, что здесь нужен Сапрыкин.

– Да, лучше его трудно кого-либо вспомнить.

– Я с ними обоими лично переговорю. Идем-ка в контору.

Из всей совокупности проблем следовало, что разделение изотопов урана – проблема, решение которой будет более длительным, нежели получение плутония, и это требовало на этом первом этапе сосредоточить усилия на том, от чего можно было получить эффект в первую очередь, – на плутониевом комбинате. Поэтому Ванников находился в Челябинске-40 почти безвыездно, особенно в ответственные пусковые моменты, да и Берия вынужден был приезжать туда не один раз, хотя ему, возглавлявшему не только атомный проект, но и топливно-энергетическую, и нефтяную отрасли, покидать свой командный пункт в Москве часто или надолго было невозможно.

Так в конце ноября 1947 года они сидели с Ванниковым в строительном вагончике после окончания очередного неутешительного совещания. Все уже вышли, оставив дверь открытой. На улице моросил мелкий холодный и унылый дождь, и настроение руководителей атомного проекта было под стать ему. Из вагончика выветривался папиросный дым, на дощатом столе стояли консервные банки с окурками, лежали строительные планы и чертежи. Теперь проблема была не в руководителях строительства, а в руководителях будущего завода, которые были ранее назначены и теперь обязаны были принимать и вводить в эксплуатацию уже построенные объекты, но делали это недостаточно хорошо.

– Славский в роли директора завода не тянет… – задумчиво констатировал Берия.

– Но он замминистра цветной металлургии, как он может не справиться с одним заводом? Да и я здесь сижу почти постоянно, – вступился за своего зама по ПГУ Ванников.

– У него совершенно нет опыта пуска заводов такого масштаба и в такие сроки. Он работал директором уже построенных заводов, и ты, кстати, тоже. А здесь требуется принимать работы у строителей, у монтажников, у изготовителей оборудования, у институтов-разработчиков технологии.

Тут количеством начальников и их должностями делу не поможешь. Тут и я могу сидеть вместе с тобой, но толку от этого не будет, поскольку и я никогда не вводил в работу завод такой новизны и мощности. Тут нужен директорбык, директор-волкодав, директор, знающий, как такие заводы вводятся в эксплуатацию. А Славский толковый инженер, а не директор. Славского надо ставить главным инженером завода, а директора искать.

– Еляна? – немедленно прореагировал Ванников.

– Нет, у него очень много работы по нашему же атомному проекту – как его забрать с Горького?

– А Уралмашзавод? – Музруков? – быстро вспомнил фамилию директора Уралмашзавода Берия.

– Да.

– А это неплохая мысль. Музруков…Он Борис, кажется, Глебович, да, пожалуй, это тот, кто нужен, – Берия снял трубку стоящего рядом на табурете телефонного аппарата и скомандовал в трубку. – Соедините меня с Уралмашзаводом!

На этом этапе Берия еще мог подобрать на ключевые посты в атомном проекте имевшихся у Советского Союза асов-директоров, таких, как генерал-майоры технической службы М.М. Царевский, Б.Г. Музруков или будущий академик архитектуры В.А. Сапрыкин. В дальнейшем положение осложнилось и приходилось опираться на молодых энтузиастов, всемерно помогая им в работе и подстраховывая их.