ПОД ЗАЩИТОЙ БЕРИИ

А 29 декабря 1950 года в кабинет Берии зашел секретарь, забрать подписанные бумаги, и задержался, ожидая, когда Берия закончит писать резолюцию на очередном документе.

– Кстати, товарищ Берия. Из отдела кадров МГУ позвонили по поводу Лаврентьева – они запомнили, что мы им интересовались.

Берия поднял голову и с интересом посмотрел на секретаря.

– У него отца нет, а мать – медсестра. Короче, у него нет денег, чтобы оплатить учебу в университете. Его выгоняют.

Он раньше подрабатывал и оплачивал учебу сам, а сейчас, видимо, не получается.

– Та-ак! – Берия стукнул кулаком по столу. – Я чувствовал, что университету имени Ломоносова Ломоносовы не нужны,- и снял телефонную трубку. – Соедините с Махневым, – распорядился он и через полминуты жестко напомнил Махневу. – Я просил познакомить меня с Лаврентьевым и Сахаровым… Я просил напоминать… – Берия посмотрел свое расписание в календаре и согласовал дату, – 6-7 января, часиков на 9-10 вечера.

Затем, обращаясь к секретарю, дал задание.

– Позвоните в отдел кадров МГУ, пусть не спешат с отчислением, мы этот вопрос решим.

А у Олега началась зимняя сессия. После первого экзамена по математике он вернулся в общежитие поздно вечером и неожиданно узнал от соседей по комнате, что его разыскивали и оставили номер телефона, по которому Олег должен позвонить, как только придет. Человек на другом конце провода представился: «Министр измерительного приборостроения Махнев», – и предложил приехать к нему прямо сейчас, хотя время было позднее. Сказал: «Подъезжайте к Спасским воротам». Пораженный Олег не сразу поверил, что его приглашают в Кремль, который в то время был закрыт для доступа посетителей, и переспросил адрес, а министр терпеливо стал объяснять, куда надо ехать.

В бюро пропусков, кроме Олега, был еще один молодой мужчина, который внимательно на него посмотрел, когда Олег, получая пропуск, назвал свою фамилию. Оказалось, что им нужно идти по одному адресу, и когда они пришли в приемную, Махнев вышел из кабинета и познакомил их.

Так Андрей Дмитриевич Сахаров впервые увидел человека, изобретение которого самого Сахарова прославит.

На столе у министра Лаврентьев увидел свою вторую, аккуратно отпечатанную работу, а рисунок к ней уже был выполнен тушью. Кто-то прошелся по тексту красным карандашом, подчеркнув отдельные слова и сделав пометки на полях. Махнев спросил, читал ли Сахаров эту работу Лаврентьева. Оказалось, что он читал и предыдущую, и эти работы произвели на него сильное впечатление. Особенно важным он считал выбор Олегом умеренной плотности плазмы.

Несколько дней спустя, Олег и Андрей снова встретились в приемной Махнева, и опять поздно вечером. Махнев объявил, что их примет председатель Специального комитета, но придется подождать, так как у него совещание. Ждать пришлось довольно долго, а потом все пошли в здание Совета Министров СССР. Прошли три поста: в вестибюле здания, при выходе из лифта и в середине довольно длинного коридора, – и, наконец, попали в большую сильно накуренную комнату с длинным столом посередине. Форточки были открыты, но помещение еще не проветрилось.

Махнев сразу ушел на доклад, а Лаврентьев с Сахаровым остались на попечении молоденьких капитанов с голубыми погонами, которые начали угощать их лимонадом, но Олег с Андреем стеснялись, и Олег долго потом жалел, что не попробовал, какой лимонад пьют министры.

Минут через тридцать в кабинет был вызван Сахаров, а еще через десять – Лаврентьев. Он открыл дверь и попал в слабо освещенную и пустую комнату. За следующей дверью находился внушительных размеров кабинет с большим письменным столом и приставленным к нему буквой Т столом для совещаний, из-за которого поднялся грузный мужчина в пенсне. Он подошел, подал руку, предложил садиться и первым же вопросом огорошил.

– У вас что, зубы болят? – спросил он и, начав выслушивать, почему у Олега пухлые щеки, махнул Сахарову рукой, – можете идти.

В приемной Сахаров с устремленным вдаль взглядом и счастливым лицом сразу же подошел к столику с лимонадом.

– Нельзя ли стакан лимонада? – сипящим от пересохшего горла голосом, попросил он.

Капитан открыл бутылку и налил полный стакан, Сахаров с тем же взглядом машинально залпом опрокинул его в рот и снова подставил стакан капитану, тот налил, и Сахаров выпил второй стакан несколько медленнее, но снова подставил его капитану.

Капитан, улыбаясь, начал открывать вторую бутылку.

– Понравился лимонад?

– Что? – Андрей непонимающе посмотрел на стакан в своей руке – Да, да, очень понравился. Спасибо! – поставил стакан на столик и, потирая подбородок, отошел к столу заседаний и опустился на стул.

А в это время в своем кабинете Берия, в присутствии Махнева, ставил Лаврентьеву задачу.

– Это не мне, это СССР необходимо, чтобы ты как можно быстрее включился в работу по термоядерным проблемам. Поэтому я и прошу тебя сделать все, чтобы закончить МГУ не за пять, а за четыре года. И, конечно, тебе надо уже сейчас втягиваться в эту работу.

– Я понял, товарищ Берия, я приложу все силы.

– Молодец. Я на это надеюсь. А теперь скажи, Олег, чем я могу тебе помочь?

– Мне ничего не надо… – смутился Лаврентьев.

– Олег! – укоризненно протянул Берия. – Я заместитель главы Советского государства. Я многое могу. Чем тебе помочь?

– Нет, – еще больше смущаясь, ответил Олег. – Я сам. Мне точно ничего не надо.

Берия изучающе посмотрел на Лаврентьева и удивленно покачал головой.

– Хорошо. Тогда до свидания, – попрощался он с Лаврентьевым за руку. – Товарищ Махнев сейчас выйдет и проводит тебя.

После того как дверь за Лаврентьевым закрылась, Берия, глядя в сторону, спросил официальным, бесцветным голосом, не предвещающим ничего хорошего.

– Товарищ Махнев, вы знаете, что по идеям студента Лаврентьева мы разрабатываем водородную бомбу-слойку и, скорее всего, будем строить термоядерный реактор?

– Да, конечно! – с готовностью ответил тот.

– А вы знаете, что студента Лаврентьева исключают из МГУ за неуплату денег за обучение?

– Как?!

– И я хочу знать – как?! – зло прореагировал на этот вопрос Берия. – Если его исключат, то для России это будет позор хуже… хуже… хуже, чем позор Японской войны! Понимаете, Махнев, если Лаврентьев, в отличие от Сахарова, ничего не просит, то это еще не значит, что ему действительно ничего не надо! Идите!!

По коридору Совмина, Махнев, Сахаров и Лаврентьев почти бежали – молодые люди отказались от предложенной машины и спешили, чтобы не опоздать на метро. Вдруг Махнев, вышедший от Берии веселым, но и каким-то озабоченным, остановился, вынул из галифе бумажник и начал отсчитывать купюры, но потом вынул из него все деньги и сунул их в руку Лаврентьеву.

– Вот, возьми!

– Как?! Зачем?! – поразился Олег, машинально взяв купюры.

– Ну, в долг,- не сумел придумать ничего лучшего Махнев.

– Я не смогу отдать столько! – Олег попытался вернуть деньги Махневу.

– Отдашь, не волнуйся, скоро все отдашь, – Махнев засунул руку Лаврентьева с деньгами ему в карман, не обращая внимания на смущение Олега. – Теперь у тебя все будет хорошо, – весело сказал он и похлопал Олега по плечу.

Лаврентьев и Сахаров вышли из Кремля в первом часу ночи и от Спасских ворот пошли пешком в направлении Охотного ряда. Лаврентьев услышал от Сахарова много теплых слов о себе и о своей работе, Сахаров тоже заверил Олега, что все будет хорошо, и предложил работать вместе, на что простодушный Олег, конечно, согласился. Сахаров ему очень понравился, и, как Лаврентьев полагал, и он произвел тогда на Сахарова благоприятное впечатление. Они расстались у входа в метро, возможно, проговорили бы и дольше, но уходил последний поезд. 14 января 1951 года Берия за своим рабочим столом диктовал секретарю ответы на входящее письма. Он взял очередное письмо.

– Откажите в просьбе – пусть укладываются в плановые нормы, и добавьте, чтобы срочно прислали отчет о причине аварии на нефтеперерабатывающем в Уфе.

Передал письмо секретарю, взял следующее и начал диктовать адресатов.

– Ванникову, Курчатову, Завенягину… – затем надиктовал текст, закончившийся словами: «Учитывая особую секретность разработки нового типа реактора, надо обеспечить тщательный подбор людей и меры надлежащей секретности работ. Кстати сказать, мы не должны забыть студента МГУ Лаврентьева, записки и предложения которого по заявлению т. Сахарова явились толчком для разработки магнитного реактора (записки эти были в Главке у т.т. Павлова и Александрова).

Я принимал т. Лаврентьева. Судя по всему, он человек весьма способный. Вызовите т. Лаврентьева, выслушайте его и сделайте совместно с т. Кафтановым С.В. все, чтобы помочь т. Лаврентьеву в учебе и, по возможности, участвовать в работе. Срок 5 дней».

Спустя пять дней, 19 января 1951 года Махнев докладывал Берии об исполнении поручения.

– По Лаврентьеву. Ванников, Курчатов, Завенягин и Павлов предлагают следующее, – Махнев начал читать: «По Вашему поручению сегодня нами был вызван в ПГУ студент 1-го курса Физфака МГУ Лаврентьев О.А. Он рассказал о своих предложениях и своих пожеланиях. Считаем целесообразным:

1. Установить персональную стипендию – 600 руб.

2. Освободить от платы за обучение в МГУ.

3. Прикрепить для индивидуальных занятий квалифицированных преподавателей МГУ: по физике Телесина Р.В., по математике – Самарского А.А. (оплату производить за счет Главка).

4. Предоставить О.А.Л. для жилья одну комнату площадью 14 кв. м в доме ПГУ по Горьковской набережной 32/34, оборудовать ее мебелью и необходимой научно-технической библиотекой.

5. Выдать О.А.Л. единовременное пособие 3000 руб. за счет ПГУ».

– У него одинокая мать, – задумчиво сказал Берия. – Медсестра. Напишите: предоставить трехкомнатную квартиру,- и пояснил Махневу.- Чтобы он мог вызвать мать.

– Но товарищ Берия! Сейчас же так тяжело с жильем! – запротестовал Махнев.

– Знаете, товарищ Махнев, сейчас, когда с атомным проектом многое стало ясно, в этот проект полезла толпа научной серости, которую раньше в этот проект и на аркане нельзя было затащить. И вот этому научному… быдлу мы не квартиры даем – мы им строим особняки и дачи за государственный счет, хотя это быдло не внесло в атомный проект – да и не внесет! – и сотой доли того, что уже дал Лаврентьев. – Берия помолчал, а потом с некоторой тяжестью в голосе резюмировал. – Товарищ Махнев. У нас сейчас в атомном проекте быстро вьет себе гнездо клан научной серости, а Лаврентьев хотя и выдающийся талант, но он простой русский парень – он безответный. И если мы его не защитим, то эта научная серость, которая из четырех действий в арифметике помнит только, как отнимать и делить, это быдло его обворует, а самого его «сожрет».

Для того чтобы закончить университет за четыре года, Олег должен был «перескочить» с первого курса на третий, для чего у министра высшего образования было получено разрешение на свободное расписание и посещение занятий первого и второго курса одновременно. Кроме того, Лаврентьеву была предоставлена возможность заниматься дополнительно с преподавателями физики, математики и английского языка. От физика ему пришлось вскоре отказаться – физик был слаб, а с математиком, Александром Андреевичем Самарским, у Олега сложились очень хорошие отношения.

Ему он считал себя обязанным не только конкретными знаниями в области математической физики, но и умением четко поставить задачу, от чего в значительной степени зависело ее успешное и правильное решение.

С Самарским Олег провел расчеты магнитных сеток термоядерного реактора, были составлены и решены дифференциальные уравнения, позволившие определить величину тока, проходящего через витки сетки, при котором сетка защищалась магнитным полем этого тока от бомбардировки высокоэнергетичными частицами плазмы. Эта работа, законченная в марте 1951 года, дала начало идее электромагнитных ловушек.

Приятной неожиданностью для Лаврентьева был переезд из общежития на Горьковскую набережную, в трехкомнатную квартиру на седьмом этаже нового большого дома.

Махнев предложил перевезти в Москву мать, но она отказалась, и вскоре Олег предложил заселить одну из комнат своей квартиры – жилья в то время сильно не хватало.

В начале мая 1951 г. был наконец решен вопрос о допуске Лаврентьева к работам, проводившимся в Институте атомной энергии группой И.Н. Головина. Его экспериментальная программа выглядела довольно скромной, поскольку Олег хотел начать с малого – с сооружения небольшой установки, но рассчитывал в случае быстрого успеха на дальнейшее развитие исследований на более серьезном уровне.

Руководство отнеслось к его программе одобрительно, поскольку не требовались значительные средства для ее начала, а Махнев даже называл эту программу «грошовой».

Был Сталин, был Берия, и в СССР было, кому защитить молодых советских Ломоносовых и Кулибиных.

Справка: 5 марта 1953 года был отравлен И.В. Сталин, а 26 июня 1953 года был убит Л.П. Берия.

Через полтора месяца после убийства Берии, 12 августа 1953 года по идеям Лаврентьева в СССР испытан первый в мире термоядерный заряд (реальная «сухая» водородная бомба), в котором использован дейтерид лития-6. Среди тех, кто был награжден за создание этой бомбы, ее автора, О.А. Лаврентьева уже не было.

Авторство бомбы скромно взял на себя А.Д. Сахаров. Строго говоря, какое-то право на это он имел, поскольку поверх слоя дейте¬ рида лития предложил и слой необогащенного урана. По идее Сахарова, это должно было усилить мощность взрыва. Мощность не усилилась, но от взрыва этой бомбы им. Сахарова территория СССР была загрязнена радиоактивными элементами больше, чем загрязнили ее все предшествовавшие и последующие взрывы вместе взятые.

А авторство идеи использовать дейтерид лития скромно взял на себя В.Л. Гинзбург.

Затем студента Лаврентьева постепенно отстранили от работ в области атомной физики, а после окончания МГУ выселили из Москвы и, по указанию академика Л.А. Арцимовича, направили на работу в Харьков, а академик Арцимович безуспешно пытался реализовать вторую идею Лаврентьева – идею управляемого термоядерного синтеза.

А Лаврентьев всю жизнь проработал в Харькове над своей теорией магнитных ловушек, для проверки которой нужны были деньги, но денег ему не давали – они были нужны Арцимовичам.

И только Будкер Герш Ицкович, физик, академик АН СССР, увидев Лаврентьева как-то на конференции, засовестился и сказал:

«Угробили хорошего парня!»