НИКАКОЙ ПОЩАДЫ!

Вечером 30 сентября 1950 года проходило заседание Политбюро, которое Маленков специально назначил на позднее время из-за необходимости принять оперативное решение по важному делу. Но пока вопрос, ради которого, собственно, и было созвано совещание, еще не подоспел, члены Политбюро решали текущие вопросы. За столом для заседаний в торце стола сидел Сталин, возле него Маленков и Молотов, далее остальные: Берия, Микоян, Хрущев, Каганович, Андреев и Шверник. Маленков зачитывал Политбюро вопросы, требующие решения.

– Следующий вопрос: о выделении помощи английскому писателю Джеймсу Олдриджу. Это прогрессивный писатель, очень хорошо о нас пишет и отзывается, сочувствует коммунистам. За это его печатают в Англии мало, и ему надо помочь деньгами…

В это время в комнату вошел секретарь и положил перед Маленковым лист бумаги, забрал документы, по которым уже было принято решение, и ушел. Маленков, пробежав глазами принесенный секретарем документ, сообщил.

– Вот срочный вопрос, для решения которого мы и собрались так поздно. Вы в курсе, что в Ленинграде идет судебный процесс по делу антипартийной группы Кузнецова, Вознесенского и других. Специальное присутствие Верховного Суда пришло к мнению, что Кузнецов, Вознесенский, Родионов , Попков и Капустин заслуживают высшей меры наказания, но приговор пока не выносят и просят им сообщить, не считает ли политическое руководство страны необходимым снизить наказание, поскольку оно исключительное.

Мы это дело за, считайте, полтора года уже изучили вдоль и поперек, и, думаю, знаем его подробности лучше суда. Какие будут мнения?

Возникла пауза, никто не брался в таком вопросе высказать свое мнение первым. Наконец начал Берия.

– Я, наверное, хуже всех знаком с этим делом, поскольку часто отсутствовал в Москве, но по предвоенному опыту реабилитации жертв ежовского произвола, скажу, что бывали случаи романтических, что ли, дураков. Вот сказал Троцкий, что Россию нужно сжечь, чтобы разгорелся пожар мировой революции, и дуракам это очень нравилось.

Очень хотелось им сжечь СССР во имя победы коммунизма во всем мире. А на сталинский ЦК, не соглашавшийся смотреть на советских людей, как на вязанку хвороста, они смотрели, как на предателей в коммунистическом движении.

Конечно, оттого, что это не алчный враг, а глупый дурак, нам было не легче, но все же… Может, эти негодяи и в самом деле искренне были уверены, что коммунистам России без своей компартии не обойтись? Стоит ли применять к ним крайнюю меру?

Хрущев встал.

– Мне лучше стоя. Этот Кузнецов придумал умные слова:

Хрущев мне друг, но истина дороже, – хотя он мне и никакой не друг. А Лаврентий мне друг, и я скажу, что Берия мне друг, но истина дороже!

– Эти слова придумал не Кузнецов, их Аристотель сказал о своем друге Платоне, – поправил Хрущева Молотов.

– Это какой Аристотель? Лазарь Рувимович? – удивленно спросил Никита.

Сталин, спрятав в усах улыбку, сделал Молотову замечание:

– Не перебивай! – И кивнул Хрущеву: – Продолжайте товарищ Хрущев, товарищ Молотов потом вам расскажет, в какой парторганизации состоит товарищ Аристотель.

Хрущев простодушно улыбнулся.

– Я опять что-то не то сказал? Ну ладно, зато вот эти слова уж точно сказал Вознесенский: лимит исчерпан! Как к нему в Госплан не обратишься, а он: лимит исчерпан! И я тоже скажу: у партии лимит терпения исчерпан!

Разве они хотели разорвать Советский Союз, чтобы людям жилось хорошо и свободнее? Нет! Они его хотели разорвать, чтобы свои карманы набить, чтобы советских людей обокрасть. А товарищ Сталин и сталинский ЦК не дают им это делать.

Лаврентий мог этого и не читать, а Кузнецов показал на следствии и такой случай, вы, наверное, его помните.

Есть такой Зальцман, директором танкового завода был, дарит он секретарям ЦК подарки. Товарищу Сталину дарит сделанную умельцами завода бронзовую чернильницу, наверное, товарищ Сталин ее в музей отдал, а Кузнецову дарит саблю в золоте и бриллиантах. Откуда на танковом за воде золото и бриллианты? Значит, украл! В войну наши женщины, вдовы обручальные кольца добровольно сдавали в фонд победы, а этот украл! А Кузнецов эту саблю принял, как юный буденновец. Он что – не понимал, что золото и бриллианты краденые? Понимал, но саблю взял. Вот тут он весь. И если мы таких начнем щадить, то что с нашей партией будет? Я скажу: каков поп, таков и приход!

Расстрелять и никакой пощады!

Других мнений у членов Политбюро не было, но Сталин жестом попросил внимания.

– Товарищ Берия затронул важную мысль о восторженных дураках. Нам не следует сообщать об истинной подоплеке заговора этих негодяев, чтобы не плодить национальных дураков и потом их не наказывать. Для их же блага, так сказать, идею создания российской компартии нужно замолчать.