Глава 20

В пятницу вечером, прежде чем запереть офис, Маршал оглядел любимые вещи. Все было на месте: в полированной горке розового дерева мерцали бокалы для шерри на изогнутых ножках, светилось Золотое Кольцо Времени. Но ничто не могло развеять его мрачное настроение или ослабить напряжение, сковавшее его горло.

Закрыв дверь, он остановился и попытался проанализировать причины своего беспокойства. Оно было вызвано не только предстоящей встречей с Шелли в «Avocado Joe's» через три часа, хотя, видит бог, он действительно волновался по этому поводу. Нет, была другая причина: Адриана. В начале недели она снова не пришла на сеанс и не позвонила, чтобы отменить его. Маршал был сбит с толку. Просто в голове не укладывается: с ее воспитанием и общественным положением Адриана просто не может себя так вести. Маршал заплатил себе очередные двести долларов из полученной от Питера суммы, и на этот раз сомнения его не мучили. Он сразу же позвонил Адриане и попросил ее связаться с ним как можно скорее.

Возможно, он совершил ошибку, согласившись работать с ней, пусть даже в рамках краткосрочной терапии. Вероятно, у нее были и другие мысли по поводу супружества, о которых она не говорила Питеру, и ей, наверное, было неловко обсуждать с ним это. В конце концов, он же лечил Питера, Питер платил ему, теперь он вложил деньги в предприятие Питера. Да, чем больше Маршал думал об этом, тем больше убеждался в том, что сделал ошибку. Именно в этом, напомнил он себе, и заключается проблема с нарушением границ: он ступил на скользкую дорожку, и удержаться на ногах становится все сложнее.

Три дня прошло, а Адриана так и не ответила на его звонок. Маршал никогда не звонил пациентам больше одного раза, но сейчас он открыл дверь, вернулся в офис и снова набрал ее номер. В этот раз он услышал, что линия отключена! В телефонной компании ему не удалось ничего узнать.

По дороге домой Маршал обдумывал два диаметрально противоположных объяснения сложившейся ситуации. Либо Адриана, вероятно, не без вмешательства отца, серьезно поссорилась с Питером и теперь не хотела иметь дело с терапевтом, с ним связанным. Или же Адриане надоело бороться с отцом, и она просто сбежала, под влиянием импульса села в самолет и улетела к Питеру в Цюрих — на последнем сеансе она говорила, что ей будет трудно расставаться с ним.

Но ни одна из этих гипотез не могла объяснить, почему она не звонит Маршалу. Нет, чем больше Маршал думал об этом, тем сильнее крепла его уверенность в том, что произошло что-то очень нехорошее. Болезнь? Смерть? Самоубийство? Теперь он понял, что нужно делать: немедленно звонить Питеру в Цюрих! Маршал посмотрел на свой «Ролекс», точный до миллисекунды. Шесть вечера. В Цюрихе сейчас три часа ночи. Ему придется подождать до конца встречи с Шелли и позвонить Питеру в полночь — в девять утра по швейцарскому времени.

Открыв гараж, чтобы поставить машину, Маршал увидел, что автомобиля жены в гараже не было. Опять ее нет дома вечером. Как всегда. Сейчас это происходило так часто, что Маршал уже не мог разобраться в ее расписании: задерживалась ли она в клинике, уехала в аспирантуру на одно из оставшихся занятий по клинической психологии, или на курсы по икебане, или на выставку икебаны, или медитировала в Центре дзен.

Маршал открыл холодильник. Пусто. Ширли все еще не готовила. Как обычно, на кухонном столе она оставила ему очередную цветочную композицию. Под вазой его ждала записка: Ширли обещала вернуться к десяти. Маршал бросил быстрый взгляд на икебану: простая композиция из трех лилий — двух белых и одной шафрановой. Длинные изящные стебли белой и шафрановой лилий были переплетены между собой. Между ними густо росли малиновые ягоды третьей лилии, которая отступала от них практически на всю длину стебля, опасно перевешиваясь за край потрескавшейся бледно-лиловой чаши.

Зачем она оставляла ему эти цветочные композиции? Вдруг Маршал вспомнил, что в последнее время она часто использует белые и шафрановые лилии. Словно пытается донести до него какое-то послание. Но он сразу же отогнал от себя эту мысль. Как можно тратить столько времени на эту чушь, с раздражением думал он. Есть множество более полезных способов времяпрепровождения. Например, можно приготовить обед. Можно пришить пуговицы на его рубашки. Можно закончить диссертацию, какой бы чудной она ни была, потому что только тогда она сможет брать с пациентов плату за сеансы. У Ширли отлично получается требовать равноправия, думал Маршал, а еще она прекрасно умеет разбазаривать свое время и, пока муж оплачивает все счета, с удовольствием откладывает момент вступления во взрослую кредитоспособную жизнь.

Ну уж он-то знал, как использовать свое время. Отодвинув икебану, Маршал раскрыл дневной выпуск «Examiner» и подсчитал свой дневной доход. Потом, так и не избавившись от напряженности и тревоги, решил, что успеет еще потренироваться, схватил спортивную сумку и отправился в спортивный зал. Потом, в ресторане «Avocado Joe's», он найдет что-нибудь перекусить.

Всю дорогу к «Avocado Joe's» Шелли напевал «зип-а-ди-ду-да, зип-а-ди-дзень». Неделя выдалась насыщенной. Он играл в теннис как бог, обеспечив Вилли участие в калифорнийском парном чемпионате и возможность попасть на национальный чемпионат. Но это еще не все, далеко не все.

Вилли в состоянии полнейшей эйфории сделал Шелли предложение, которое одним махом решило все его проблемы. Друзья решили задержаться в Северной Калифорнии, чтобы поучаствовать в скачках в парке Голливуд. Двухлетка Вилли по кличке Омаха участвовала в главном заезде сенсационного дерби Hollywood Juvenile для молодняка. Вилли обожал и Омаху, и ее жокея; он уже поставил на любимицу огромную сумму и заставил Шелли последовать его примеру. Вилли ставил первым, пока Шелли выглядывал в конюшне лошадь для второй ставки. Когда Вилли вернулся, Шелли отправился делать свои ставки. Но когда Вилли увидел лошадей, которых седлали в загоне, еще раз с любовью оглядел лоснящийся вороной мускулистый круп своей Омахи и заметил, что фаворит скачек слишком уж активно разминается — «выматывается», он вдруг помчался обратно к окошку, где принимали ставки. Поставив еще пять тысяч, он увидел Шелли у окошка, где принимали ставки по двадцать долларов.

«Что это с тобой, Шелли? Мы уже двадцать лет играем на скачках, и я видел тебя только рядом со стодолларовым окошком. И я готов продать мать, дочь, любовницу ради этой лошади, а ты стоишь у окошка на двадцать баксов!»

«Ну, видишь ли… — Шелли бросило в краску. — Я урезаю расходы… ну, ты понимаешь… во имя супружеского счастья… затягиваю ремешок… сейчас трудно найти работу… разумеется, у меня масса предложений, но я выжидаю, когда мне предложат то, что нужно… Понимаешь, дело не только в деньгах. Мне нужно знать, что я занимаюсь своим делом. Честно сказать, Вилли, это все Норма… она нервничает, очень нервничает из-за того, что я играю, а ведь она тянет на себе нас обоих, деньги зарабатывает. На прошлой неделе мы вдрызг разругались. Знаешь, мой доход всегда был семейным доходом… а ее заработок — она хорошо зарабатывает — она всегда считала своим. Ты же знаешь, как бабы скулят и стонут из-за того, что у них нет нормальной работы, а когда они ее находят, они уже и сами не рады, что взвалили на себя такую ношу».

Вилли хлопнул себя ладонью по лбу: «Так вот почему тебя не было на двух последних играх! Черт побери, Шелли, ну как я не догадался! Эй, подожди-ка, они начали! Только посмотри на Омаху! Только посмотри, эта чертова кобыла летит по воздуху! Номер пять, Маккаррон в желтой куртке и желтой кепке; он собирается держаться с остальными в стороне, пока они не пройдут три четверти круга, а потом уже выжмет из этой лошади все, на что она способна. Так, так, вот они проходят три четвертых, Омаха разгоняется — вырывается вперед! Только посмотри, как она идет, — почти не касается земли! Ты когда-нибудь видел, чтобы лошадь так шла? Аошадь на второй позиции — смотри, он словно задом наперед бежит. Он выдыхается, говорю тебе, Шелли, он не одолеет вторую милю».

После забега — Омаха принесла восемь к восьмидесяти, — когда Вилли вырвался с торжества победителей, они с Шелли отправились в бар и заказали пиво «Циндао».

«Сколько ты уже сидишь без работы, Шелли?»

«Полгода».

«Полгода! Боже, это ужасно! Слушай, я тут собирался в ближайшее время сесть и поговорить с тобой, так что можно сделать это прямо сейчас. Помнишь, у меня был большой комплекс жилых зданий в Уолнат-Крик? Так вот мы около двух лет сражались с городским советом, чтобы те дали нам разрешение на совладение — кондоминиум из четырехсот домов, и мы их практически дожали. Мои внутренние источники утверждают — и поверь мне, Шелли, я хорошо им плачу, — что мы получим разрешение через месяц. Следующее, что нам понадобится, — получить согласие жильцов. Разумеется, нам придется пообещать им право на получение сверхльгот. И тогда мы сможем начать перепланировку».

«И что?»

«Ну и… я к тому, что мне нужен менеджер по продажам. Я знаю, ты никогда не занимался недвижимостью, но я знаю и то, что ты настоящий гений торговли. Несколько лет назад, когда ты продал мне яхту за миллион долларов, ты сделал это так филигранно, что я вышел из аукционного зала с полным ощущением того, что ты оказал мне огромную услугу. Ты быстро учишься, и у тебя есть кое-что, чего нет ни у кого другого: мое доверие. Я полностью тебе доверяю. На тысячу процентов. Я пятнадцать лет играл с тобой в покер, и ты знаешь все эти наши шуточки о том, что, если будет землетрясение и закроют все дороги, мы будем играть по телефону».

Шелли кивнул.

«И знаешь что? Это не шутки! Я уверен в этом. Мы, наверное, единственная покерная команда в мире, которая на это способна. Я доверяю тебе и всем остальным ребятам — безоговорочно. Так что давай, Шелли, поработай со мной. Черт побери, я собираюсь так долго держать тебя на корте, чтобы тренироваться перед национальным чемпионатом, что с любой другой работы тебя все равно уволят!»

Шелли согласился работать на Вилли. За те же шестьдесят тысяч долларов в год, которые получал на прошлой работе. Плюс комиссионные. Но и это еще не все. Вилли хотел защитить игру, он хотел быть уверен в том, что Шелли будет продолжать играть с ними в покер.

«Помнишь ту яхту за миллион долларов? Я пару раз отлично провел на ней время, но не на миллион долларов. Удовольствие, которое она мне принесла, несравнимо с удовольствием, которое я получаю, играя в покер. Это не идет ни в какое сравнение. И если бы мне пришлось от чего-то отказаться, если бы я должен был выбирать между яхтой и покером, я бы выкинул эту лодку, не раздумывая ни минуты. Я хочу, чтобы мы играли, и играли, и играли — точно так же, как всегда Сказать по правде, две последние игры без тебя не принесли мне особого удовольствия. Вместо тебя играл Диллон. Он такой прижимистый, так крепко сжимал карты, что дамы с валетами рыдали. Он скидывает карты в девяти случаях из десяти. Скучный вечер. Из игры ушла жизнь. Стоит потерять одного парня вроде тебя, и вся игра летит под откос. Так что скажи мне, Шелли, — и я клянусь, это останется между нами, — что тебе нужно, чтобы продолжать играть?»

Шелли объяснил, что все пятнадцать лет он играл на сорок тысяч покерного счета и играл бы на них и дальше, если бы ему не пришла тогда та чертова карта. Вилли сразу же предложил ему сорок тысяч долларов — беспроцентную возобновляемую ссуду на десять лет, о которой Норма ничего не узнает.

Шелли колебался.

«Пусть это будет аванс», — предложил Вилли.

«Ну…» — протянул Шелли.

Вилли понял, в чем дело, и сразу же придумал способ предложить другу деньги так, чтобы не ставить под угрозу их отношения.

«У меня есть идея получше, Шелли. Давай удержим десять тысяч из твоей официальной зарплаты, то есть из тех денег, о которых будет знать Норма. А я дам тебе аванс — сорок тысяч, который мы спрячем на офшорном счету на Багамах. Через четыре года ты рассчитаешься со мной. Ты все равно будешь получать еще и комиссионные к зарплате». Вот так Шелли выиграл на скачках. И получил работу. И вечный билет на покер. Теперь даже Норма не сможет отрицать пользу, которую приносит его небольшая дружеская игра с нужными людьми. Вот это лень, думал Шелли после разговора с другом, стоя в длинной очереди в двадцатидолларовое окошко, чтобы получить свой выигрыш. Практически идеальный день. Только одно плохо: почему этот разговор не произошел на прошлой неделе! Или вчера. Или хотя бы сегодня утром/ Сейчас я стоял бы в стодолларовое окошко с целой кипой купонов. Восемь к восьмидесяти! Черт возьми, вот это лошадь.

Маршал приехал в «Avocado Joe's» заранее. Он очутился перед расцвеченным неоном казино, прямо у главного входа которого, в витрине, стояла ярко-красная «Mazda Miata» с открытым верхом. Как объяснил швейцар, это был промо-приз, который будет разыгрываться в следующем месяце. Поднявшись еще на десять или пятнадцать ступенек в густое облако табачного дыма, Маршал огляделся по сторонам и вернулся к машине. Его наряд был слишком официальным для этого заведения, а он совсем не хотел привлекать к себе внимание. Максимум, что позволяли себе игроки «Avocado Joe's», — это куртки стиля калифорнийских золотоискателей.

Маршал сделал несколько глубоких вдохов, чтобы прочистить легкие, потом перегнал машину в самый темный угол ярко освещенной парковки. Убедившись, что его никто не видит, он забрался на заднее сиденье, снял галстук и белую рубашку, открыл спортивную сумку и достал куртку от спортивного костюма. Нет, не то. Оставались начищенные черные ботинки и темно-синие брюки. Он будет привлекать к себе намного меньше внимания, если сменит стиль полностью. Он надел кроссовки, в которых играл в баскетбол, и влез в спортивные штаны, пряча лицо от двух женщин, которые припарковались рядом и, перешептываясь, заглядывали в салон его автомобиля.

Маршал подождал, пока они ушли, последний раз полной грудью вдохнул чистый воздух и вернулся в казино. Огромный главный холл был разделен на два игровых зала. В одном играли в западный покер, а в другом — в азиатские азартные игры. В западном зале стояли пятнадцать покрытых зеленым сукном покерных столов в форме подковы, освещенные висячими люстрами, — подделка под Тиффани. Вокруг каждого стола стояли десять стульев для игроков, в центре — место крупье. Три угла занимали холодильники с кока-колой, а в четвертом стоял огромный торговый автомат, набитый дешевыми куклами и мягкими игрушками. За четыре двадцатицентовые монеты вы получаете право попытаться вытащить один из призов, управляя несколькими железными клешнями. Маршал не видел таких автоматов с тех самых пор, когда ребенком гулял по деревянным тротуарам Атлантик-Сити.

За каждым из пятнадцати столов играли в техасский холдем. Столы отличались лишь своими габаритами и разрешенным размером ставок. Маршал подошел к столу, где ставили по пять — десять долларов, встал за спиной одного из игроков и заглянул в его карты. Он прочитал книгу, которую оставил ему Шелли, чтобы понять основные правила. Каждому игроку выдаются две карты втемную. Пять открытых карт кладется в центр стола, и они являются общими для всех игроков: первые три выкладываются вместе («флоп»), потом четвертая и пятая по отдельности («четвертая улица» и «пятая улица»).

На кону стояла крупная сумма денег. Маршал подошел ближе к столу, чтобы было лучше видно, но тут появился пит-босс.[32] Дасти, рыжеволосая копия Алана Лэдда с сигарой во рту, явно не нуждался в тренингах уверенности в себе. Он быстро подошел к Маршалу, оглядел его с ног до головы, уделив особое внимание его воздухопроницаемым баскетбольным кроссовкам.

«Здорово, приятель, — сказал он, — что это ты тут делаешь? Перерыв?»

«Смотрю, — ответил Маршал. — Сейчас придет мой приятель, и мы тоже сядем играть».

«Смотришь? Ты что, шутишь? Ты что же это, думаешь, что ты вот так просто можешь стоять здесь и смотреть? Ты хоть задумывался, нравится ли это игрокам? Слушай, мы тут очень трепетно относимся к чувствам! Как тебя зовут?»

«Маршал».

«Так вот, Маршал, когда соберешься играть, подойди ко мне, и я внесу тебя в список ожидающих. Сейчас все столы заняты».

Дасти собрался было уходить, но обернулся и улыбнулся Маршалу: «Эй, шериф, рад тебя здесь видеть. Нет, серьезно. Добро пожаловать в «Avocado Joe's». Но если сейчас, пока ты не начал играть, тебе захочется сделать что-то — да что угодно… не делай этого. Сначала подойди ко мне. Если хочешь понаблюдать, иди вон туда, — Дасти показал на галерею за стеклянной перегородкой, — или в азиатский зал; там такие страсти кипят — одно удовольствие смотреть».

Маршал направился к выходу из зала. Он услышал, как Дасти говорит одному из крупье, который закрыл стол на перерыв: «Посмотреть хочет! Можешь себе представить? Он бы еще камеру принес!»

Маршал чувствовал себя глупо. Он тихонько вышел в коридор и продолжил осмотр. В центре каждого стола на десять игроков сидел крупье в униформе казино: темные брюки и яркая цветастая жилетка. Каждые несколько минут победитель круга бросал крупье фишку, которой тот звонко щелкал по столу, прежде чем положить ее во внутренний карман жилетки. Маршал догадался, что это условный знак: крупье подавал менеджеру этажа сигнал о том, что в карман идут его личные чаевые, а не деньги казино. Архаизм, разумеется, потому что происходящее за каждым столом записывалось на пленку, чтобы выявить возможные нарушения. Маршал никогда не был сентиментальным, но ему понравился этот небольшой реверанс в сторону традиций в суматохе «Avocado Joe's», этого храма погони за выгодой и длинным рублем.

При открытии каждой сдачи техасского холдема трое из десяти игроков по очереди должны были делать ставки. Крупье делил начальную ставку на три части: одна оставалась у него, вторую опускал в прорезь стола — это была плата казино за игру, — а третья шла в джекпот. Джекпот составлял около десяти тысяч долларов, большую его часть получал победитель и обладатель второй по величине руки, но определенную сумму делили между собой остальные игроки стола. Каждые минут двадцать крупье уступал место сменщику. Маршал видел, как игроки, которым везло при крупье, совали крупье, когда тот уходил на перерыв.

Маршал закашлялся и попытался разогнать табачный дым у своего носа. Смешно приходить в «Avocado Joe's», в этот храм болезни, в спортивном костюме. У всех посетителей был нездоровый вид. Маршала окружали мрачные землистого цвета лица. Многие игроки находились здесь уже десять-пятнадцать часов подряд. Все курили. Плоть тучных игроков свисала со стульев. Две анорексичные официантки пронеслись мимо Маршала, обмахиваясь пустыми подносами; перед некоторыми игроками стояли миниатюрные электрические фены, разгоняющие табачный дым; другие, не отрываясь от игры, жадно поглощали пищу — фирменным блюдом были креветки в желеобразном лобстерном соусе. Игроки были одеты неформально и довольно экстравагантно: один, с жиденькой белой бородкой, был обут в турецкие шлепанцы с закрученными остроконечными носами и носил красную феску. Другие предпочитали тяжелые ковбойские сапоги и шляпы «стетсон» с широченными полями. Маршал даже нашел обладателя японской матросской формы сороковых годов и несколько пожилых женщин в аккуратных цветастых платьях а-ля пятидесятые, застегнутых до самого подбородка. Многие пришли в деловых костюмах с синими галстуками.

Разговоры велись только об играх. Везде и всюду. Кто-то обсуждал лотерею, организованную администрацией Калифорнии. Кто-то развлекал слушателей рассказом о том, как сегодня в Эль-Камино при ставках девяносто к одному выиграла лошадь, которая пришла к финишу на трех ногах. Неподалеку разворачивалась интересная сцена: мужчина отдавал своей спутнице пачку банкнот со словами: «Запомни, что бы я ни делал — если я буду умолять тебя, угрожать, проклинать тебя, плакать, все равно что, — посылай меня ко всем чертям, бей меня коленом в пах, а если будет совсем туго, используй приемы карате. Но не отдавай мне эти деньги! Это наш отдых на Карибских островах. Но сначала иди и возьми такси до дому». Кто-то орал на менеджера этажа, пытаясь заставить его включить хоккейный автомат «Shark». В зале стояла дюжина телевизоров, которые транслировали баскетбольные матчи. Каждый из них окружала толпа игроков, которые поставили на них. Все, абсолютно все делали какие-то ставки.

«Ролекс» показывал без пяти восемь. Мистер Мерри-мен должен приехать с минуты на минуту. Маршал решил подождать его в ресторане, который оказался небольшой прокуренной комнатой, в которой доминировала массивная дубовая барная стойка. Везде — подделки под Тиффани: лампы, пепельницы, стеклянные шкафчики, витражи. В одном углу стоял бильярдный стол, окруженный толпой болельщиков. Они уже сделали ставки и теперь следили за напряженной игрой.

Еда была такой же нездоровой, как и воздух. Салатов в меню не было. Маршал несколько раз просмотрел меню в поисках наименее токсичного блюда. «А?» — переспросила анорексичная официантка, когда он спросил ее, возможно ли приготовить овощи на пару. То же самое он услышал, когда поинтересовался, какое масло используется при приготовлении соуса к креветкам и лобстерам. В конце концов он остановился на ростбифе без подливки и салате из помидоров и латука. Он ел мясо первый раз за много лет, но, по крайней мере, он знал, что будет есть.

«Здорово, док. Как дела? Приветик, Шейла. — Шелли плюхнулся на стул рядом с Маршалом и послал воздушный поцелуй официантке. — Принеси-ка мне то же самое, что и доку. Он плохого не закажет. Но не забудь подливку. — Он нагнулся к соседнему столику и пожал руку мужчине, читающему программку скачек. — Джейсон, у меня есть для тебя лошадка что надо! Через две недели будет дерби в Дель-Маро. Копи деньжишки. Я сделаю тебя богатым — и твоих внуков тоже. Увидимся позже; мне тут надо провернуть одно дельце с приятелем».

«Вот это его стихия», — подумал Маршал. «У вас хорошее настроение, мистер Мерримен. Удачная партия в теннис?»

«Самая удачная. Вы сидите за одним столом с участником калифорнийского парного турнира! Да, док, я отлично себя чувствую — благодаря теннису, благодаря моим друзьям и благодаря вам».

«Итак, мистер Мерримен…»

«Т-с-с, док. Никаких «Мистеров Меррименов». Забудьте об этом здесь. Надо быть как все. Здесь я Шелли. Шелли и Маршал, ладно?»

«Хорошо, Шелли. Перейдем к делу? Вы собирались рассказать мне, что я должен делать. Должен сказать, что завтра у меня с самого утра встречи с пациентами, так что я не смогу остаться здесь до конца. Помните, мы договаривались о двух с половиной часах. Сто пятьдесят минут — и я ухожу».

«Вас понял. Приступим».

Маршал кивнул, выковыривая из своего ростбифа кусочки жира. Потом он соорудил сандвич, положил сверху кусочки помидора и увядшие листики салата, полил кетчупом и начал есть, пока Шелли рассказывал, что им нужно будет сделать этим вечером.

«Вы прочитали брошюру по техасскому холдему, которую я вам давал?»

Маршал снова кивнул.

«Отлично. Значит, вы уже можете садиться играть. Все, что я хочу от вас, — это чтобы вы были достаточно информированы, чтобы не привлекать к себе внимания. Я не хочу, чтобы вы думали только о картах, и я не хочу, чтобы вы играли. Я хочу, чтобы вы наблюдали за мной. Скоро откроется стол, где ставка — двадцать — сорок долларов. Вот как идет игра: начальная ставка делается по очереди — три парня должны делать ставки на каждую сдачу. Один ставит пять баксов. Это «батт», который забирает казино, — на оплату стола и зарплату для крупье. Второй игрок, «слепой», ставит двадцать баксов. Игрок рядом с ним — «двойной слепой», ставит десять. Пока сечете?»

«Значит ли это, — уточнил Маршал, — что тот, кто поставил двадцать долларов, смотрит флоп, не делая больше ставок?»

«Точно. Если ставку не подняли. Это значит, что ты заплатил за флоп и один раз за круг должен смотреть его. Будет скорее всего девять игроков, так что получается один раз каждые девять рук. Остальные вы пасуете. Не играйте первую ставку, док, повторяю, не играйте. Это значит, что каждый круг вам придется ставить три анте, всего тридцать пять баксов. Весь круг на девять игроков займет около двадцати пяти минут. Так что максимум вы потеряете семьдесят долларов в час. Если, конечно, не наделаете глупостей и не будете разыгрывать свою руку.

Вы хотите уйти через два часа? — поинтересовался Шелли, когда официантка принесла ему его ростбиф, плавающий в жирной подливе. — Вот что я вам скажу. Давайте поиграем полтора часа или час сорок, а потом полчаса поговорим. Я решил покрыть все ваши расходы — я сегодня щедрый, так что вот возьмите сто баксов». Шелли выудил из бумажника стодолларовую купюру.

Маршал взял деньги. «Так, посмотрим… сто долларов… что получается? — Он достал ручку и начал считать на салфетке: — Тридцать пять долларов каждые двадцать пять минут, вы хотите, чтобы я играл час сорок, это сто минут. Получается сто сорок долларов. Так?»

«Хорошо, хорошо. Вот еще сорок долларов. И еще — вот вам двести долларов в качестве ссуды на этот вечер. Лучше для начала купить фишек на триста долларов — это выглядит солиднее. Так вы не будете привлекать к себе внимание, не будете казаться неумехой. Вы снова обналичите их, когда мы будем уходить».

Шелли жадно поглощал свой ростбиф, макая хлеб в подливку. «А теперь слушайте меня внимательно, док, — продолжал он, не отрываясь от еды. — Если вы проиграете больше ста сорока долларов — это ваши проблемы. Потому что это может произойти лишь в одном случае — если вы начнете разыгрывать свои карты. А я бы вам не советовал делать это. Здесь собираются классные игроки. Большинство играют по три, по четыре раза в неделю. Многие зарабатывают этим на жизнь. К тому же, если вы будете играть, вы не сможете наблюдать за мной. А ведь именно для этого мы устроили нашу маленькую вылазку. Так ведь?»

«В вашей книге написано, что при определенных картах игрок должен смотреть флоп каждый раз: пары крупных карт, туз и король одной масти», — сказал Маршал.

«Да нет же, черт возьми. Не в мое время. Док, после того как я уйду, делайте, что угодно. Играйте как хотите».

«Почему это ваше время?» — спросил Маршал.

«Потому что я оплачиваю все ваши начальные ставки. К тому же это еще время моего официального терапевтического сеанса, хотя и последнего».

«Думаю, да», — кивнул Маршал.

«Нет, нет, подождите, док. Я понимаю, о чем вы. Кто, как не я, может понять, как трудно пасовать при хорошей карте. Это жестокое и редкое наказание. Предлагаю компромисс. Каждый раз, когда первыми к вам приходят два туза, два короля или две дамы, вы делаете ставку, чтобы посмотреть флоп. Если флоп не улучшает вашу руку, то есть если у вас не набираются три карты одной масти или две пары из флопа, тогда вы пасуете, следующую ставку вы не делаете. А потом, разумеется, мы делим весь выигрыш пополам».

«Пополам? — удивился Маршал. — Разве разрешается игрокам за одним столом делить выигрыш? И будете ли вы так же оплачивать половину моего проигрыша?»

«Хорошо. Ладно. Я сегодня щедрый. Весь ваш выигрыш можете оставить себе, но вы должны разыгрывать только пары тузов, королей и дам. При любых других картах — пасуйте. Даже если вам достанутся туз и король одной масти! Иначе я умываю руки — проиграете так проиграете. Теперь все понятно?»

«Да».

«Теперь обсудим главное — зачем вы здесь. Я хочу, чтобы вы наблюдали за мной, когда я буду делать ставки. Сегодня я собираюсь часто блефовать, так что смотрите, буду ли я выдавать какие-нибудь «маячки», — ну, вы знаете, то, что вы заметили тогда, на сеансе: движения ног и все такое прочее».

Через несколько минут имена Маршала и Шелли объявили по громкой связи: их приглашали присоединиться к игре за столом со ставками от двадцати до сорока долларов. Игроки любезно поприветствовали вновь прибывших. Шелли поздоровался с крупье: «Как делишки, Эл? Слушай, дай-ка мне вон тех кругляшков на пять сотен и позаботься о моем друге, он новичок в игре. Я пытаюсь его развратить, и мне нужна твоя помощь».

Маршал поменял на фишки пятьсот долларов. Теперь перед ним лежала кучка красных пятидолларовых фишек и кучка полосатых сине-белых двадцатидолларовых фишек. На второй сдаче Маршал был «слепым» — он должен был поставить двадцать долларов на две «темные» карты и смотреть флоп — три мелкие пики. У Маршала на руках были две пики — двойка и семерка, так что у него получился флеш на пять карт. Следующая карта, «четвертая улица», тоже вышла пиковая, мелкая. Маршал, ослепленный выпавшим ему флешем, забыл инструкции Шелли и остался в игре, два раза повысив ставку на двадцать долларов. Когда все игроки открыли карты, Маршал показал двойку и семерку пик и гордо произнес: «Флеш». Но у трех других игроков оказались более высокие флеши.

Шелли наклонился с нему и подчеркнуто мягко произнес: «Маршал, когда во флопе оказываются четыре пики, это значит, что у каждого, у кого есть хотя бы одна пиковая карта, оказывается флеш. Ваши шесть пик не лучше, чем пять пик любого другого игрока, а вашу семерку пик обязательно побьет более крупная карта. Как вы думаете, почему все остальные игроки не стали делать ставки? Всегда задавайте себе этот вопрос. У них просто не могло не быть флешей. Такими темпами, друг мой, за час вы потеряете, по моим подсчетам, около девятисот ваших, — Шелли особенно выделил слово «ваших», — денег, заработанных честным трудом».

Услышав его слова, один из игроков — высокий брюнет в сером костюме от Борсалино и с «Ролексом» на запястье, подсчитывающий фишки, — сказал: «Приятель, а как насчет поменять фишки обратно и бросить это дело… поспать немного… но… хм… парень, который разыгрывает флеш от семерки… тебе бы лучше еще походить в теоретиках».

Маршала бросило в краску, но крупье утешил его: «Не бери в голову, Маршал. Сдается мне, ты уже скоро в этом разберешься, а вот тогда-то ты и надерешь им задницу!» Как потом понял Маршал, хороший крупье — это в своем роде непризнанный групповой терапевт, который всегда готов остудить страсти и поддержать игроков: спокойствие за столом всегда приносит большие чаевые.

После этого Маршал играл осторожно и постоянно пасовал. Несколько игроков добродушно выразили свое недовольство такой прижимистостью, но Шелли и крупье встали на защиту Маршала и попросили их проявить понимание и подождать, пока он не разберется, что и как. Через полчаса он получил двух тузов, во флопе оказались туз и пара двоек, так что Маршал собрал полный боут тузов. В этот раз ставок было мало, но он выиграл двести пятьдесят долларов. Все остальное время Маршал неусыпно следил за Шелли, изредка осторожно делая пометки в блокноте. Казалось, никто не обращает на это внимание, кроме миниатюрной женщины с восточной внешностью, которую едва можно было разглядеть за грудами выигранных фишек, высившихся перед ней на столе. Она вытянула шею, перегнулась через стопку полосатых черно-белых двадцатидолларовых фишек и обратилась к Маршалу, указывая на его блокнот: «И не забудьте, большой стрейт бьет крошечный полный боут! Хи-хи-хи».

Шелли делал ставки значительно активнее всех остальных игроков. Казалось, он знает, что делает. Но когда у него оказалась выигрышная рука, мало кто ставил с ним. А когда он блефовал, даже при наилучшем раскладе на столе, один или два игрока с минимальными картами всегда делали ставки и побивали его. Когда кто-то сделал ставку на закрытую руку, Шелли почему-то воздержался. Хотя ему шли достаточно хорошие карты, стопка его фишек постепенно уменьшалась, и по прошествии полутора часов он проиграл все свои пятьсот долларов. Маршал быстро понял, почему так получилось.

Шелли встал, бросил крупье на чай несколько оставшихся фишек и направился в ресторан. Маршал поменял свои фишки и последовал за ним.

«Ну что, док? Были «маячки?»

«Знаете, Шелли, я, конечно, новичок в этом деле, но мне кажется, что вы бы рассказали своим противникам о своих картах лучше только в том случае, если бы семафорили им».

«Да вы что? Это как?»

«Это такая сигнальная система — флажки, которая используется на кораблях, чтобы подавать сигналы другим кораблям».

«А, да. Все так плохо, да?»

Маршал кивнул.

«Например? Что конкретно?»

«Ну, для начала: вы помните, когда у вас на руках оказывалась крупная карта? Я насчитал шесть раз: четыре фулл-хауса, большой стрейт и большой флеш».

Шелли задумчиво улыбнулся, словно вспоминая бывших любовниц: «Да, я помню их все. Какие они были замечательные».

«Но, — продолжал Маршал, — я заметил, что все остальные игроки за нашим столом, которым выпадала подобная карта, всегда выигрывали больше денег, чем вы, — значительно больше, по меньшей мере в два-три раза. На самом деле я бы даже не сказал, что у вас была крупная карта, скорее просто неплохая, потому что вам ни разу не удалось выиграть с этим крупную сумму денег».

«Что это значит?»

«А это значит, что новость о том, что у вас хорошая карта, распространялась по столу, словно лесной пожар».

«Как я это показывал?»

«Позвольте перейти к моим наблюдениям. Мне показалось, что, когда у вас на руках оказывались хорошие карты, вы сильнее сжимали их».

«Сжимал?»

«Да, вы охраняете их так, словно у вас в руках ключи от Форта Нокса. Вы давите на них так, что согнули бы и велосипедное колесо. И еще, когда у вас на руках боут, вы смотрите на фишки, прежде чем сделать ставку. Кажется, было что-то еще… — Маршал листал блокнот. — Да, вот, нашел. Каждый раз, когда у вас на руках оказывается хорошая карта, вы отводите взгляд от стола, смотрите в пространство, словно пытаетесь рассмотреть баскетбольный матч на экране телевизора, который там стоит. Полагаю, вы делаете это, чтобы показать своим соперникам, что ваши карты не заслуживают особого внимания. Но когда вы начинаете блефовать, вы буквально впиваетесь глазами в лица, словно пытаетесь смутить их, запугать, отговорить делать ставки».

«Да вы шутите, док? Я все это проделываю? Быть не может! Знаю я все это, я читал об этом у Майка Каро в «Маячках». Но я и представить себе не мог, что я делаю это! — Шелли вскочил и обнял Маршала. — Док, вот это я называю настоящей терапией! Высший терапевтический пилотаж! Мне просто не терпится вернуться в игру — теперь я буду показывать все свои «маячки» наоборот. Я их так запутаю, что эти джокеры даже не поймут, как проиграли!» «Подождите, еще не все. Хотите послушать дальше?» «Разумеется. Но давайте побыстрее. Мне обязательно нужно заполучить то же самое место за столом. О! Знаю, я зарезервирую его!» Шелли подбежал к Дасти, питбоссу, хлопнул его по плечу, прошептал что-то на ухо и сунул десятку. Вернувшись к Маршалу тем же темпом, Шелли весь обратился в слух.

«Продолжайте, док, у вас здорово получается».

«Еще два момента. Если вы смотрите на фишки, скорее всего, чтобы подсчитать их, сомневаться не приходится — у вас хорошая карта. Кажется, я уже говорил об этом. Но я не сказал, что, когда вы блефуете, вы никогда не смотрите на фишки. И еще, не столь заметный «маячок», я не очень в нем уверен…»

«Рассказывайте, док. Я хочу услышать все, что у вас есть. Каждое ваше слово — золото, говорю вам!»

«В общем, мне показалось, что, когда у вас хорошая карта, вы очень осторожно кладете деньги на стол, когда делаете ставку. И кладете их недалеко от себя, руку почти не вытягиваете. А когда блефуете, наоборот, более агрессивно и фишки бросаете на самую середину стола. А еще, когда блефуете — но не всегда, — вы то и дело смотрите на свои неудачные карты, словно надеетесь, что они изменились. И еще, последнее: вы всегда остаетесь в игре до конца, даже когда уже весь стол понимает, что у кого-то на руках полный набор. Мне кажется, вы слишком много внимания уделяете своим картам и не думаете об остальных игроках. Вот, собственно, и все». Маршал собрался было разорвать листочек с записями, но Шелли остановил его:

«Нет, не надо, док. Не рвите. Отдайте его мне. Я этот листик в рамку вставлю. Нет, лучше я заламинирую его и буду носить с собой — счастливый талисман, краеугольный камень удачи Мерримена. Слушайте, док, я должен бежать — это уникальная возможность… — Шелли кивнул в сторону покерного стола, за которым они только что играли: — Такого сборища простофиль еще поискать. Да, кстати, чуть не забыл. Вот письмо, которое я вам обещал».

Маршал пробежал глазами письмо, которое дал ему Шелли:

КОМУ: Всем заинтересованным лицам

Данным подтверждаю, что доктор Маршал Стрейдер провел со мной высокоэффективный терапевтический курс. Я считаю себя полностью излечившимся и избавленным от всех неприятных симптомов, явившихся следствием терапии доктора Пейнда.

ШЕЛЛИ МЕРРИМЕН

«Ну как?» — поинтересовался Шелли.

«Отлично, — ответил Маршал. — Вот только не могли бы вы поставить дату».

Шелли поставил дату, а потом импульсивно приписал снизу:

Настоящим отказываюсь от каких бы то ни было претензий к Институту психоанализа (Сан-Фращиско).

«Ну как?»

«Еще лучше. Благодарю вас, мистер Мерримен. Завтра я пришлю вам письмо, которое обещал».

«Тогда мы квиты. Рука руку моет. Знаете что, док, я тут подумал… так, наброски, пока ничего конкретного… но вы могли бы сделать отличную карьеру в покерном консультировании. У вас просто фантастически это получается. Или мне так кажется. Посмотрим, что будет, когда я вернусь за покерный стол. Но давайте когда-нибудь пообедаем вместе. Может, вам удастся уговорить меня стать вашим агентом. Только посмотрите вокруг — сотни неудачников, у каждого свои воздушные замки, и все они хотят играть лучше. А это еще не самое крупное казино, другие намного больше: «Garden City», «Клуб 101». Они заплатят любые деньги. Я в два счета обеспечу вам клиентуру… или организуем семинары — пара сотен игроков, сотня баксов с каждого, двадцать тысяч в день. Разумеется, я регулярно буду получать проценты… Подумайте об этом. Мне пора идти. Я вам позвоню. Я должен воспользоваться этой возможностью».

С этими словами Шелли вразвалочку пошел обратно к столу, где играли в техасский холдем, напевая «зип-а-ди-ду-да, зип-а-ди-дзень».

Маршал вышел из «Avocado Joe's» и направился к парковке. Половина двенадцатого. Через полчаса он позвонит Питеру.

Примечания:

3

До свидания (нем.). — Прим. ред.

32

Старший сотрудник казано, обычно контролирующий группу столов или целый зал. — Прим. ред