Т

ТАБУ – запрещение какого-либо действия, налагаемое на человека в силу особого рода предписаний, исходящих из существующих культурных традиций, религиозных обычаев, этических и социальных норм. С древних времен табу обладает двойственностью, обусловленной тем, что за запретом стоит нечто такое, которое одновременно является святым, превышающим обычное и опасным, нечистым, жутким.

В психоанализе проблема табу рассматривается с точки зрения исследования бессознательной части индивидуальной души. Подобное видение табу нашло отражение в работе З. Фрейда «Тотем и табу. Психология первобытной культуры и религии» (1913), в которой подчеркивалось, что по своей психологической природе табу является «не чем иным, как «категорическим императивом» Канта, действующим навязчиво и отрицающим всякую сознательную мотивировку».

Практика психоанализа показывает, что среди пациентов встречаются такие больные, которые создали себе индивидуальные запрещения и педантично их выполняют. Как отмечал З. Фрейд, если бы в психоанализе не называли таких пациентов страдающими навязчивостью, то их состояние можно было бы охарактеризовать как «болезнь табу». Дело в том, что навязчивые запрещения приводят к серьезному воздержанию и ограничениям в жизни, подобно запретам табу. В конечном счете сходство симптомов невроза навязчивых состояний и обычаев табу выражается, по мнению основателя психоанализа, в следующих пунктах: «1) в немотивированности запретов, 2) в их утверждении, благодаря внутреннему принуждению, 3) в их способности к сдвигу и в опасности заразы, исходящей из запрещенного, 4) в том, что они становятся причиной церемониальных действий и заповедей, вытекающих из запретов».

Как индивидуальны запреты современных пациентов, так и табу древних людей не осознаются. Их мотивировка является бессознательной. Табу представляет собой древний запрет, извне наложенный на поколение примитивных людей, то есть насильственно навязанный этому поколению предыдущим. Любой запрет касался деятельности, к которой у человека имелась значительная склонность. Причем у человека, как правило, наблюдалась амбивалентная, двойственная направленность по отношению к табу: в бессознательном хотелось нарушить существующие запреты, но одновременно человек испытывал чувство страха; он боялся именно потому, что желал нарушить запрет, однако страх был сильнее присущего ему желания. В этом отношении имеются сходства между древним и современным человеком.

С точки зрения З. Фрейда, наиболее важные табу составляют древние запреты не убивать и избегать инцеста. И то и другое представляют самые сильные соблазны людей, которые в психоанализе рассматриваются в качестве центрального пункта инфантильных желаний и ядра неврозов.

Сравнение табу с навязчивым запретом невротика привело З. Фрейда к такому пониманию первого феномена, согласно которому: табу является древним запретом, наложенным извне (каким-либо авторитетом) и направленным против сильнейших вожделений людей; желание нарушить табу остается в бессознательном человека; люди, выполняющие табу, имеют амбивалентную направленность к тому, что подлежит запрету; приписываемая табу могущественная сила сводится к способности вводить в искушение; запрещенное вожделение в бессознательном переносится на другое; искупление посредством воздержания за нарушение табу свидетельствует о том, что в основе соблюдения табу лежит воздержание.

ТАНАТОС (греч. Thanatos – смерть) – термин, используемый для обозначения влечения к смерти. В древней мифологии Танатос – это бог смерти.

Представление о влечение к смерти появилось в поздних работах З. Фрейда, включая «По ту сторону принципа удовольствия» (1920), «Недовольство культурой» (1930), «Почему война» (1932), «Конечный и бесконечный анализ» (1937). В этих работах он предложил другое понимание учения о влечениях человека, отличавшееся от первоначального противопоставления сексуальных влечений и влечений Я (самосохранения). Речь шла о дуалистической концепции, в соответствии с которой первичными влечениями человека признавались противостоящие друг другу влечение к жизни (Эрос) и влечение к смерти, разрушению, агрессии. По аналогии с Эросом влечение к смерти было названо в психоанализе Танатосом.

В своих работах З. Фрейд не использовал термин «Танатос» и предпочитал употребление таких понятий, как «инстинкт смерти», «влечение к разрушению», «влечение к деструкции», «влечение к агрессии». Однако, согласно официальному биографу основателя психоанализа Э. Джонсу, в разговоре З. Фрейд порой «использовал греческое слово Танатос, означающее смерть». Считается, что впервые термин «Танатос» был использован в рамках психоанализа В. Штекелем (1868–1940), но широкое распространение в психоаналитической литературе данный термин получил благодаря усилиям П. Федерна (1872–1950).

З. Фрейд исходил из того, что в основе Эроса лежит энергия либидо. Некоторые психоаналитики, включая П. Федерна, полагали, что основу Танатоса составляет особая энергия, так называемое мортидо. Другие психоаналитики, в частности, Э. Вейсс (1889–1970), назвали энергию Танатоса деструдо. Однако если понятие «либидо» широко используется в психоаналитической литературе, то такие термины, как «мортидо» и «деструдо», редко фигурируют в исследованиях современных психоаналитиков.

Что касается рассмотрения отношений между влечением к жизни (Эросом) и влечением к смерти (Танатосом), то этот аспект находит свое отражение в большей степени в теории, чем в практике психоанализа. Так, один из разделов работы Г. Маркузе (1898–1979) «Эрос и цивилизация. Философское исследование учения Фрейда» (1956) называется «Эрос и Танатос». Размышляя о превращении сексуальности в Эрос и о смерти, как инструменте подавления в репрессивной цивилизации, Г. Маркузе считал, что не смерть сама по себе, но смерть прежде возникновения необходимости и желания умереть, является обвинительным актом цивилизации и что она «может стать символом свободы, ибо ее необходимость не уничтожает возможность окончательного освобождения».

За пределами психоанализа проблема смерти широко обсуждается многими учеными, в результате чего возникло исследовательское направление, получившее название «танатология».

ТЕЛЕПАТИЯ – связь, осуществляемая между людьми, их мыслями, переживаниями и событиями, имеющими место в их жизни.

Классический психоанализ был ориентирован на научное изучение бессознательных процессов и механизмов функционирования психики человека. Поскольку телепатические явления и оккультные феномены воспринимались, как правило, с точки зрения наличия в психике человека таинственных, непознанных сил, то вполне очевидно, что З. Фрейд не мог пройти мимо рассмотрения оккультных феноменов, привлекавших к себе внимание ряда исследователей, включая тех, кто в той или иной степени разделял психоаналитические идеи.

В работе «Психопатология обыденной жизни» (1900) З. Фрейд уделил внимание рассмотрению психологии суеверия и коснулся вопроса о том, можно ли утверждать наверняка, что не существует предчувствий, телепатических феноменов, проявлений сверхчувственных сил. Он был далек от того, чтобы, по его словам, «недолго думая, порешить сплеча с феноменами, по отношению к которым мы располагаем таким множеством обстоятельных наблюдений, делавшихся выдающимися в интеллектуальном отношении людьми, и которые должны были бы послужить объектом дальнейших исследований». Вместе с тем, исходя из личного опыта, он не был склонен переоценивать телепатические явления и оккультные феномены, считая, что часть подобных наблюдений получит благодаря психоаналитическому пониманию душевных процессов объяснение, которое не заставит произвести радикальную ломку представлений, в соответствии с которыми в психике нет ничего случайного. Одновременно З. Фрейд отмечал, что он принадлежит «к числу тех недостойных, в чьем присутствии духи прекращают свою деятельность и сверхчувственное улетучивается» и что он не имел случая пережить лично что-нибудь способное дать ему повод «к вере в чудеса».

Иной подход к телепатии и оккультным явлениям наблюдался у некоторых врачей, с кем З. Фрейду приходилось общаться в рамках его профессиональных интересов. Известно, например, что в ранний период исследовательской и терапевтической деятельности К.Г. Юнга (1875–1961) особенно интересовали оккультные явления. Он изучал спиритические техники визуального транса, участвовал в экспериментах с медиумами, в период обучения медицине верил в способности людей общаться с представителями иных миров, а в 1902 г. подготовил диссертацию «О психологии и патологии так называемых оккультных феноменов». В 1909 г. при очередном посещении в Вене З. Фрейда К.Г. Юнг спросил у него, как тот относится к экстрасенсорному восприятию и парапсихологии в целом. По его словам, основатель психоанализа объявил все поставленные перед ним вопросы бессмысленными. Во время их разговора из книжного шкафа раздался страшный грохот. К.Г. Юнг воспринял это как доказательство существования так называемой каталической экстериоризации. З. Фрейд с подозрительностью отнесся и к происшедшему инциденту, и к объяснениям коллеги. Позднее он написал К.Г. Юнгу по этому поводу, что по внутренним соображениям он снова отказывается верить в нечистую силу и советовал ему «сохранять холодную голову и скорее отказаться что-нибудь понимать, чем приносить пониманию такие большие жертвы».

В дальнейшем, по мере того, как создавались журналы, посвященные исследованию оккультных феноменов, и З. Фрейда приглашали сотрудничать с ними, он был вынужден не только отклонять подобные предложения, но и высказывать свои соображения по поводу представлений о существовании в душе человека неизвестных психических сил, свидетельствующих, в частности, о ее телепатических способностях. В 1921 г. он подготовил рукопись «Психоанализ и телепатия», которая впервые была опубликована лишь в 1941 г. В 1933 г. он включил в «Новый цикл лекций по введению в психоанализ» материал под названием «Сновидение и оккультизм».

Для З. Фрейда мистика, оккультизм были своего рода обратной стороной светлого, управляемого неуловимыми законами мира, который создала наука. Под телепатией он понимал «предполагаемый факт, когда событие, происходящее в определенное время, примерно в то же время осознается отдаленным в пространстве лицом, при этом известные нам способы сообщения нельзя принимать в расчет». Это явление представляет собой в известной мере «психическое подобие беспроволочного телеграфа». Для рассмотрения данного феномена основатель психоанализа провел некоторую параллель между сновидением и оккультизмом на том основании, что сновидение, часто трактуемое как ворота в мир мистики, нередко принимается некоторыми людьми за оккультное явление.

По убеждению З. Фрейда, сновидение имеет мало общего с телепатией. «Как телепатия не проливает новый свет на сущность сновидения, так и сновидение не является прямым свидетельством реальности телепатии». Кроме того, телепатический феномен не обязательно связан со сновидением, он может возникнуть и в состоянии бодрствования. Однако между сновидением и телепатией существует некая связь, поскольку состояние сна кажется «особенно подходящим для телепатического послания». Если кто-то видит «телепатический сон» и при этом верит в существование особых сил в его психике, то он может признавать телепатические явления. Психоаналитик же дает свое толкование сновидению, которое ничего не сообщает об объективной истине телепатического факта. В действительности оказывается, что знание о телепатии дает не сновидение как таковое, а психоаналитическая обработка, толкование его.

С точки зрения психоанализа, особый интерес представляет феномен индукции, передачи мысли. «Он означает, что душевные процессы одного лица, его представления, состояния возбуждения, волевые побуждения могут передаваться сквозь свободное пространство другому лицу без использования известных способов сообщения словами и знаками». При лечении пациентов психоаналитическим методом у З. Фрейда сложилось впечатление, что занятия профессиональных предсказателей содержат в себе благоприятную возможность безупречного наблюдения за передачей мыслей. Отмечая это обстоятельство, он заметил, что было бы замечательно и даже практически важно, если бы передача мыслей, представлений и психических состояний от одного человека к другому действительно случалась. При этом он предлагал «отнестись более дружелюбно к объективной возможности передачи мыслей, а вместе с тем и телепатии».

В современной психоаналитической литературе обсуждается вопрос о том, имеет ли место передача мыслей во время аналитической работы и какую роль в этом процессе может играть аналитик. Некоторые исследователи считают, что способность осуществлять передачу мыслей от аналитика к пациенту и от последнего к первому является важной и необходимой частью психоаналитической терапии. Так, в своем докладе на втором Международном психоаналитическом конгрессе «10 лет психоанализа в России: российский опыт», состоявшемся 3–6 мая 2001 г. в Санкт-Петербурге, президент Международной психоаналитической ассоциации Д. Видлошер (Франция) выдвинул следующие положения: при лечении пациентов имеет место «перенос мыслей», передача мыслей – это форма переноса; одна из целей анализа состоит в том, чтобы «обеспечить передачу мыслей с помощью переноса», сомышление, то есть попытка понять мысли пациента, необходимо для эффективной аналитической терапии; психоаналитик как «чтец мыслей» должен обладать способностью вовлекаться в сомышление.

ТЕНЬ – бессознательные проявления, темная сторона психики, отвергаемые человеком, но внутренне присущие ему и оказывающие воздействие на его мышление и поведение.

Представления о Тени как «изнанки» человеческой души содержались в работах З. Фрейда. Классический психоанализ был нацелен в первую очередь на раскрытие тех бессознательных влечений и желаний человека, которые, с точки зрения культуры и общества, воспринимались как негативные, теневые, асоциальные, аморальные. Однако понятие Тени как таковое было введено К.Г. Юнгом (1875–1961). Оно играло важную роль в его аналитической психологии.

С точки зрения К.Г. Юнга, Тень – это темная половина личности, которая свойственна каждому человеку и без которой он не может обходиться в реальной жизни. Каждый индивид обладает собственной Тенью. Он несет в себе свое прошлое, сохраняет примитивные желания и агрессивные влечения. Однако теневая сторона личности, как правило, вытесняется, подавляется. Человек не замечает свои бессознательные негативные характеристики, не хочет их видеть и игнорирует их. Вместе с тем в его психике происходит развертывание темных сил, которые могут прорываться наружу, разрушать мораль, самоконтроль и захлестывать мир сознания.

В работе «AION. Исследование феноменологии самости» (1951) К.Г. Юнг подчеркнул, что Тень составляют теневые характеристики человека, его изъяны, наделенные эмоциональной природой и обладающие автономией. Им присуще свойство навязчивости, властного овладения. При наличии проницательности и доброй воли Тень может быть частично ассимилирована сознательной частью личности. Однако опыт показывает, что в ней присутствуют такие черты, которые демонстрируют «упорное противодействие моральному контролю». Таким образом, можно сказать, что «Тень представляет собой моральную проблему, бросающую вызов личностному Я в целом, поскольку ни один человек не в состоянии осознать свою Тень, не приложив серьезных усилий морального характера».

Негативные качества и характеристики человека могут обрести свою персонификацию в сновидениях или быть спроецированы на других людей. Смысл того и другого, как правило, ускользает из сознания. Так, проекции не осознаются самим индивидом и поэтому ему нелегко признать в них свою собственную Тень, отброшенную на объекты. По мнению К.Г. Юнга, человек не создает проекции, а сталкивается с ними. Результатом проекций является то, что человек оказывается изолированным от своего окружения. На место реальных отношений со своим окружением он ставит что-то иллюзорное. Надежда на то, что человек сам заметит свои проекции, крайне мала. «Необходимо убедить его, что он отбрасывает очень длинную Тень, прежде чем он согласится убрать свои эмоционально окрашенные проекции с их объекта».

Осознание тени предполагает признание реального присутствия темной стороны человека. Поскольку в Тени собрано прежде всего личное бессознательное, то ее содержимое все-таки поддается осознанию. Во всяком случае, Тень можно разглядеть при условии некоторой самокритичности человека. Однако, когда Тень предстает в качестве архетипа, связанного с коллективным бессознательным, ее познание оказывается делом непростым. Словом, человек способен признать относительное зло своей природы, но, как отмечал К.Г. Юнг, «попытка заглянуть в лицо абсолютного зла оказывается редким и потрясающим по воздействию опытом».

При аналитическом лечении происходит очная ставка с темной половиной личности, с Тенью. «Встреча с самим собой означает прежде всего встречу с собственной Тенью. Это теснина, узкий вход, и тот, кто погружается в глубокий источник, не может оставаться в этой болезненной узости». Интеграция Тени, то есть осознание личного бессознательного знаменует собой первый этап аналитического процесса.

Тень – это не только изнанка психики, содержащая исключительно темные аспекты личности. В ней присутствуют также такие влечения и желания, которые не исчерпываются чем-то скверным, морально неприемлемым. По убеждению К.Г. Юнга, Тень включает в себя и все то, что представляет собой примитивное, инфантильное, неприспособленное, которое не получило своего зрелого, позитивного развития. Поэтому задача аналитической терапии состоит не в исключении Тени из жизни пациента, а в осознании им ее наличия, в обретении способности интегрировать ее в Я и сосуществовать с ней, не прибегая к мучительному подавлению и соскальзыванию в лоно невротического заболевания.

ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЙ (РАБОЧИЙ) АЛЬЯНС – взаимоотношения между пациентом и аналитиком, дающие возможность осуществлять плодотворную работу в процессе аналитической терапии.

Одни психоаналитики предпочитают термин «терапевтический альянс», другие – «рабочий альянс». В частности, первый термин использовался в работе Э. Цетцель «Современные концепции переноса» (1956), второй – в книге Р. Гринсона «Техника и практика психоанализа» (1967). В современной психоаналитической литературе фигурируют оба термина как равноправные, характеризующие необходимость установления для аналитической терапии отношений сотрудничества между пациентом и аналитиком.

Представление о подобных отношениях между аналитиком и пациентом содержались в различных трудах З. Фрейда. Так, в работе «Конечный и бесконечный анализ» (1937) он подчеркивал, что психоаналитическая ситуация предполагает вступление аналитика в союз с пациентом, чтобы подчинить необузданные части его Оно, то есть включить их в синтез его Я. Успех аналитической терапии возможен только в том случае, если между аналитиком и пациентом будет установлено плодотворное сотрудничество. Для установления этого сотрудничества между ними заключается своего рода пакт, соглашение, когда аналитик объясняет пациенту необходимость свободного ассоциирования и предельной откровенности в целях излечения, а последний выражает готовность следовать правилам психоанализа. Но, как замечал З. Фрейд, подобное сотрудничество не всегда удается, поскольку «Я, с которым мы можем заключить такой пакт, должно быть нормальным». Аналитик же имеет дело с невротиком, Я которого относительно ненормально и непригодно для выполнения обязательств, необходимых для осуществления аналитической работы. Поэтому установление терапевтического альянса требует времени, терпения и профессиональных усилий со стороны аналитика, прежде чем между ним и пациентом сложатся доверительные отношения, способствующие аналитической терапии.

Возможность становления терапевтического альянса связана с явлением переноса, в рамках которого пациент может устанавливать с аналитиком отношения идентификации и идеализации, связанные с переносом на него различных чувств и переживаний. Воспроизведение в аналитической ситуации инфантильных установок доверия, привязанности, потребности в одобрении активизирует стремление пациента к совместной с аналитиком деятельности и включенности в аналитическую терапию. Вместе с тем возникновение невроза переноса вызывает у пациента сопротивление, подрывающее терапевтический альянс. По мнению Р. Гринсона, выраженного им в работе «Техника и практика психоанализа», «способность пациента колебаться между рабочим альянсом и реакциями невротического переноса – необходимое условие для выполнения аналитической работы».

В современной психоаналитической литературе нет однозначного понимания взаимоотношений между терапевтическим альянсом и переносом. Вместе с тем большинство психоаналитиков считают, что этот альянс является необходимым для успешного лечения и необходимость его всегда следует принимать во внимание. Как подчеркнули немецкие психоаналитики Х. Томэ и Х. Кэхеле в двухтомном «Учебнике психоаналитической терапии» (1985, русский пер. «Современный психоанализ», 1996), необходимо признание рабочего альянса в качестве «терапевтически существенного компонента аналитической ситуации».

В конечном счете задача аналитика состоит в том, чтобы старые и новые, возникшие в процессе аналитической работы, невротические страдания пациента превратить в стимул для дальнейшей совместной деятельности, направленной на укрепление Я невротика. Решение этой задачи возможно в том случае, если аналитику удается создать атмосферу, в которой будут иметь место отношения не уступчивости, послушания и покорности или строгости, холодности и авторитаризма, а взаимного доверия, сочувствующего понимания и сопричастности к осуществляемой аналитической работе.

ТОЛКОВАНИЕ (ИСТОЛКОВАНИЕ) – выявление и раскрытие смысла психического материала, включающего в себя ошибочные действия, сновидения, симптомы невротических заболеваний. В классическом психоанализе толкование связано с пониманием бессознательных процессов, разъяснением их смысла и значения.

Первая фундаментальная работа З. Фрейда, являвшаяся, по сути дела, открытием психоанализа, называется «Толкование сновидений» (1900). Тем самым как бы подчеркивается та роль, которую он отводил толкованию в классическом психоанализе.

Истолковать, замечал З. Фрейд, – значит найти скрытый смысл. В рамках психоанализа были разработаны процедура и техника толкования, предназначенные для обнаружения скрытого смысла ошибочных действий (оговорок, описок, очиток, ослышек, забывания, запрятывания, затеривания предметов), сновидений и симптомов невротических заболеваний.

Толкование ошибочных действий сводится к раскрытию их действительного смысла. Обычно ошибочные действия истолковываются исходя из общих соображений: проводятся аналогии, учитывается психическая ситуация, в которой совершается ошибочное действие; используются знания характера человека, совершившего его; высказываются предположения о толковании; исследуется психическая ситуация, в которой произошло ошибочное действие. В конечном счете благодаря психоаналитическому толкованию выявляются намерения и тенденции соответствующих психических процессов.

Толкование сновидений основывается на предположении, согласно которому видевший сон знает о своем сновидении, хотя и не догадывается об этом. Техника толкования сновидений состоит в следующем: на основе использования свободных ассоциаций к элементам сновидения вызываются замещающие представления, что позволяет приблизиться к содержанию сновидения. Благодаря толкованию по частям, фрагментам или намекам восстанавливается целое.

С точки зрения З. Фрейда, работа сновидения заключается в переводе скрытых мыслей сновидения в его явное содержание. Работа толкования сновидения представляет собой обратный процесс. Словом, работа толкования стремится устранить работу сновидения.

Толкование невротических симптомов является синтезом результатов, добывание которых требует значительного времени. В основе их толкования лежат предположения, в соответствии с которыми симптомы имеют смысл и находятся в интимном отношении к переживаниям пациентов. Симптомы – производное бессознательных процессов, которые при благоприятных условиях можно сделать сознательными. Задача толкования – найти для бессознательной идеи или бесцельного действия такую ситуацию в прошлом, в которой эта идея была бы оправданной, а действие целесообразным.

Психоаналитическая терапия – это превращение бессознательного, содержащего смысл симптома, в сознание. Благодаря работе толкования устраняется симптом заболевания. Для уничтожения симптома необходимо вернуться к его возникновению, оживить конфликт, из которого он произошел, и разрешить его другим способом. Разрешение конфликта осуществляется на основе того знания о внутрипсихической деятельности, которое пациент приобретает в процессе психоаналитического лечения.

В целом психоанализ связан с толкованием бессознательных процессов, интерпретацией душевной жизни человека. Так, согласно одному из определений З. Фрейда, психоанализ есть искусство толкования.

В современной психоаналитической литературе процедуре и технике толкования уделяется пристальное внимание. В центре размышления ряда теоретиков оказывается проблема интерпретации. Некоторые авторы считают, что психоанализ – не наука, нацеленная на объяснение психики, а интерпретация, связанная с пониманием бессознательного. Например, французский исследователь П. Рикёр подчеркивает, что психоанализ вписывается в культуру только в качестве интерпретации.

ТОЛКОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ – раскрытие смысла и значения сновидений, способствующее пониманию бессознательных мотивов человеческой деятельности.

В классическом психоанализе толкование сновидений опирается на теоретические допущения о природе и работе сновидения, а также на практическую деятельность, связанную с техникой толкования. Сформулированные З. Фрейдом важные положения о толковании сновидений нашли свое отражение в его работах «Толкование сновидений» (1900), «О сновидении» (1901), «Практика толкования снов в психоанализе» (1912), «Лекции по введению в психоанализ» (1916/17), «Новый цикл лекций по введению в психоанализ» (1932), «Очерки о психоанализе» (1940).

Лежащие в основе толкования теоретические допущения включают следующие положения З. Фрейда. Сновидения – это психические явления. В душе человека существует что-то, о чем он знает, хотя и не догадывается о своем знании. Поэтому видевший сон знает, что означает его сновидение. Он только не знает о своем знании и поэтому полагает, что не знает этого. Задача состоит в том, чтобы дать возможность сновидящему обнаружить значение своего сновидения.

Техника исследования и толкования сновидения состоит в расспросе видевшего сон о том, откуда у него это сновидение. Первое его высказывание о сновидении по методу свободных ассоциаций считается объяснением. Метод свободных ассоциаций предполагает произвольное высказывание мыслей по поводу отдельных элементов сновидения. Эти высказывания неслучайны: они обусловлены внутренними установками видевшего сон и связаны с бессознательным содержанием сновидения.

Толкование сновидения предполагает осуществление перехода от явного содержания сновидения к скрытым его мыслям. Оно основано на понимании элементов сновидения и техники их толкования. Понимание элемента сновидения заключается в том, что он является заместителем чего-то другого, неизвестного видевшему сон. Техника толкования состоит в вызывании к элементу сновидения других замещающих его представлений, из которых можно узнать скрытое бессознательное.

З. Фрейд исходил из того, что сновидение как целое является искаженным заместителем бессознательного. Задача толкования сновидения – найти это бессознательное. При толковании необходимо придерживаться трех правил. Во-первых, не нужно обращать внимание на то, что представляет собой сновидение, так как оно не является скрытым бессознательным. Во-вторых, к каждому элементу сновидения необходимо вызывать замещающие представления. При этом не следует задумываться о них, не обращать внимание на то, содержат ли они что-то подходящее или отклоняются от элемента сновидения. В-третьих, нужно выждать, пока скрытое бессознательное возникнет само.

Техника толкования сновидений предполагает соблюдение важного условия: не исключать ни одной мысли, если даже против нее возникнут различные возражения типа того, что данная мысль незначительна, бессмысленна, не относится к делу или говорить о ней неприлично.

Согласно З. Фрейду, между сновидением и бессознательным существует символическое отношение. Бессознательное в сновидении говорит на символическом языке. Так, человеческое тело может изображаться в сновидении символом дома; рождение – разнообразным отношением к воде; смерть – отъездом или уходом. В сновидениях часто проявляется сексуальная символика. Знание этих символов можно почерпнуть из различных источников, включая сказки, мифы, поговорки, народный фольклор.

Толкование сновидений включает в себя знание символики бессознательного. Однако основанное на символах толкование не является техникой как таковой. Оно не заменяет метод свободных ассоциаций. Символическое толкование – это дополнение к ассоциативному толкованию. По словам З. Фрейда, оно дает ценные результаты лишь в сочетании с ассоциативной техникой.

Как замечал основатель психоанализа в работе «Очерк о психоанализе», мы находим путь к пониманию (толкованию) сновидения, допуская, что «наши воспоминания о сновидении являются не истинным его процессом, а лишь фасадом, за которым этот процесс скрывается, здесь мы имеем разделение между явным содержанием сновидения и скрытыми мыслями, содержащимися в нем». Таким образом, толкование сновидений связано с превращением текста сновидения, то есть его явного содержания, в скрытые его мысли. Задача толкования – выявление психической ценности сновидения.

Толкование сновидений является уделом психоаналитика, лечащего неврозы. Некоторые специалисты в этой области считают, что знание символов, дающее ключ к истолкованию сновидений, необходимо каждому человеку. По убеждению Э. Фромма, язык символов является единственным универсальным языком из всех, когда-либо созданных человеком. Поэтому понимание его важно не только для практикующего психоаналитика, но и для каждого, кто хочет глубже познать себя. Понимание же языка снов, толкование сновидений – это искусство, требующее знаний, таланта, труда и терпения.

ТОПИКА – понятие, использованное З. Фрейдом для описания местоположения систем и элементов психического аппарата, а также процессов, протекающих в человеческой психике.

Представление о топике содержалось в работе Й. Брейера и З. Фрейда «Исследования истерии» (1895), в той ее части, где основатель психоанализа размышлял о своеобразии расположения различных слоев патогенного психического материала, о «тройном наслоении» психических переживаний. По его мнению, в психике имеется ядро воспоминаний о патогенных переживаниях. Вокруг этого ядра в тройном расположении находится значительное количество другого материала воспоминаний, включая: линейно-хронологическое расположение, встречающееся внутри каждой темы; концентрическое наслоение тем; расположение по содержанию мыслей, связь между которыми через достигающую ядро логическую нить может соответствовать многократно изгибающемуся пути, что отражает динамику размещения психического материала. «Вся пространственно растянувшаяся масса патогенного материала протягивается, таким образом, через узкую щель, и так достигает сознания, как бы разложенная на куски и ленты». Задача аналитика состоит в том, чтобы из всего этого вновь составить предполагаемую психическую организацию.

В работе «Толкование сновидений» (1900) З. Фрейд высказал предположение о психическом аппарате как состоящем из частей, инстанций или систем, находящихся в «постоянном пространственном соотношении друг с другом». Рассмотрение движущих сил сновидений сопровождалось выделением трех систем – систем сознания, предсознательного и бессознательного. Каждая система отделена от другой цензурой, функциональная деятельность которой заключается в том, чтобы осуществлять контроль над протеканием психических процессов. В пространственном отношении бессознательный процесс стремится к переходу в сферу предсознательного, чтобы затем проникнуть в сознание. Но сознательные и предсознательные мысли могут быть вытеснены в сферу бессознательного, что дает возможность говорить о своеобразной борьбе за определенную территорию в психике. Вместе с тем, как считал З. Фрейд, более правильно было бы считать, что какое-то психическое образование претерпевает изменение, происходит отток энергии, в результате чего это образование попадает под власть определенной инстанции или освобождается от нее. «Здесь мы заменяем топический круг представлений динамическим; не психическое образование кажется нам подвижным, а его иннервация».

Первая теория психического аппарата основывалась у З. Фрейда на топике, то есть пространственном расположении систем сознания, предсознательного и бессознательного. В «Лекциях по введению в психоанализ» (1916/17) пространственное представление об этих системах в упрощенной форме выглядело следующим образом: система бессознательного – это большая передняя комната, в которой находятся душевные движения; к передней примыкает другая комната вроде гостиной, в которой пребывает и сознание; на пороге между обеими комнатами стоит на посту страж, который подвергает цензуре каждое душевное движение и не пускает его в гостиную, когда оно не нравится ему; если душевные движения добираются до порога и страж отгоняет их, то они не могут проникнуть в сознание и являются вытесненными; те душевные движения, которые страж пропускает через порог, не обязательно становятся сознательными; таковыми они становятся только тогда, когда им удается привлечь к себе внимание сознания; эту вторую комнату можно назвать системой предсознательного. Психоаналитическое понимание причин образования невротических симптомов основывалось на данных представлениях З. Фрейда о пространственном расположении трех систем психического аппарата, дополненных динамическим подходом к раскрытию психических процессов и экономической точкой зрения, учитывающей количественный фактор психической энергии.

В 20-е гг. З. Фрейд выдвинул вторую теорию психического аппарата, свидетельствующую о его новых представлениях о топике. Она основывалась на структурном рассмотрении психического аппарата и выделении в его структуре таких составляющих, как Оно, Я и Сверх-Я, что нашло свое отражение в работе основателя психоанализа «Я и Оно» (1923). Оно олицетворяет страсти человека, его бессознательные влечения и желания. Я – репрезентирует рассудок, разум человека. Сверх-Я – представляет собой такое структурное образование, которое уходит своими корнями в Оно, содержит родительские образы и идеалы, включает в себя совесть и бессознательное чувство вины. По сравнению с первой, вторая теория психического аппарата, вторая топика способствовала более глубокому пониманию возможных внутрипсихических конфликтов, которые могут возникать не только между вытесненным бессознательным и сознанием, но между Я, укорами карающей совести и идеальными представлениями, что становится причиной возникновения ряда психических заболеваний.

Вторая топика З. Фрейда не отменяла и не заменяла собой его первую топику. Напротив, она служила необходимым дополнением к первой теории психического аппарата, дающим представление о том, что многое в самом Я бессознательно и что помимо вытесненного бессознательного у человека может быть чрезвычайно действенным бессознательное чувство вины, на основе которого происходит бегство в болезнь. Не случайно в таких работах, как «Новый цикл лекций по введению в психоанализ» (1933) и «Очерк психоанализа» (1940), З. Фрейд предпринимал усилия с целью совмещения более ранних и поздних представлений о топике и функционировании психического аппарата.

Так, в «Новом цикле лекций по введению в психоанализ» он вновь рассмотрел три термина (сознательный, предсознательный и бессознательный), которые достаточны для описания психических феноменов, но в то же время показал, что психоаналитическая работа требует употребления слова «бессознательный» еще в одном (наряду с описательным и динамическим, включающим в себя различение предсознательного и вытесненного бессознательного) третьем смысле, имеющем непосредственное отношение к Сверх-Я. Это Сверх-Я не просто персонифицирует абстракцию наподобие совести, но описывает действительно структурное соотношение между бессознательными процессами, связанными с Я-идеалом, самонаблюдением, чувством вины.

В работе «Очерк психоанализа» З. Фрейд в обобщенном виде рассмотрел теорию «о трех свойствах психического» (первая топика) и взаимосвязь между психическими свойствами и областями или сферами психического аппарата (вторая топика). В частности, он показал, что охватывающая все мысленные процессы внутренняя часть Я имеет свойство предсознательного. В то же время «значительные части Я, и в особенности Сврх-Я, предсознательную характеристику которых отрицать нельзя, тем не менее остаются большей частью бессознательными в феноменологическом смысле». Разделение психического аппарата на Я и Оно, идущее параллельно с разделением свойств предсознательного и бессознательного, привело З. Фрейда к признанию того, что это разделение является лишь признаком их отличия, а не их сущностью. В конечном счете речь шла о приближении к скрытой тайне психического, над разгадкой которой бились в то время многие ученые. Психоанализ, как полагал З. Фрейд, внес свою лепту в научное познание психического открытием того факта, что процессы в бессознательном подчиняются законам, отличным от законов, действующих в предсознательном Я.

ТОРМОЖЕНИЕ – сдерживание, ограничение, нейтрализация психических процессов и их функций путем внешнего или внутреннего воздействия на них.

Представление о торможении содержалось во многих работах З. Фрейда, однако более детальное рассмотрение феномена торможения имело место в его книге «Торможение, симптом и страх» (1926). Он обратил внимание на то обстоятельство, что при описании патологических явлений часто не проводится различия между симптомом и торможением. Между тем следовало бы разграничить эти два понятия, так как встречаются случаи заболевания, при которых наблюдаются торможения, но нет симптомов. По мнению основателя психоанализа, «торможение имеет особое отношение к функции и вовсе не означает нечто безусловно патологическое», в то время как «симптом имеет значение признака болезненного процесса». Другое дело, что торможение может быть симптомом и тогда следует говорить о торможении, как простом понижении функции, и симптоме, как изменении функции или новом действии, не соответствующем нормальности.

З. Фрейд исходил из того, что «торможение является выражением ограничения функции Я, которое может иметь различные причины». Одни торможения могут возникать из-за слишком сильной эротизации органов, выполняющих ту или иную функцию. Другие – вследствие стремления наложить на себя наказание. В общем виде торможение предстает как ограничение функции Я из-за осторожности или в силу уменьшения энергии. В этом отношении торможение отличается от симптома тем, что первое имеет место внутри психики человека и связано с деятельностью Я, а второй не может пониматься как процесс, происходящий в самом Я или над ним. Торможение – это своего рода задержка Я, в то время как симптом является результатом вытеснения.

В некоторых работах З. Фрейда уделялось особое внимание процессам торможения, связанным с отсрочкой функционального достижения цели удовлетворения сексуальных влечений человека. Так, в работе «Массовая психология и анализ человеческого Я» (1921) им было показано, как благодаря заторможенным в отношении цели сексуальным влечениям формируются чувства нежности и возникает процесс сублимации. По мнению З. Фрейда, «заторможенные в смысле цели сексуальные первичные позывы имеют перед незаторможенными большое функциональное преимущество». Заторможенные влечения не способны к полному удовлетворению и они оказываются пригодными для создания длительных связей. Вместе с тем заторможенные влечения способны к смешению с незаторможенными влечениями и могут опять в них превратиться. Однако именно заторможенность в достижении сексуальной цели способствует возникновению дружеской привязанности, образованию тех или иных групп людей, сплочению их в целостную общность. Словом, как замечал З. Фрейд, «все связи, на которых основана масса, имеют природу заторможенных в отношении цели первичных позывов».

Психоаналитическое исследование невротических симптомов показало, что часто причиной их возникновения являются вытесненные бессознательные влечения, остающиеся активными и дающими знать о себе в качестве определенной симптоматики заболевания. С учетом представлений о торможении З. Фрейд сделал дополнение, в соответствии с которым невротические симптомы возникают или именно таким образом, или «из таких заторможенных в смысле цели стремлений, подавление которых полностью не удалось или же освободило место для возврата к вытесненной сексуальной цели».

ТОТЕМ – животное, растение, природное явление или какой-либо другой объект, считающиеся родственными по отношению к семье или группе людей, помогающие им и охраняющие их и, соответственно, почитаемые ими.

Рассмотрение проблемы тотема и тотемизма нашло свое отражение в работе З. Фрейда «Тотем и табу. Психология первобытной культуры и религии» (1913). На примере австралийских племен основатель психоанализа показал, что признак тотема связан не с отдельным животным или явлением природы, а со всеми индивидами рода. Тотем является хранителем племени, лица одного тотема строго соблюдают обязательства не уничтожать свой тотем и воздерживаться от доставляемого им наслаждения, скажем, убийства и поедание мяса какого-либо животного. Члены одного и того же тотема не должны вступать друг с другом в сексуальные отношения или заключать брак и в этом смысле тотем связан с экзогамией.

Различают по меньшей мере три рода тотемов: тотем племени, передающийся по наследству от одного поколения к другому; половой тотем, к которому принадлежат все мужчины или женщины племени; индивидуальный тотем, присвоенный отдельному лицу и не передаваемый по наследству.

В отличие от существовавших в то время номиналистических (по имени предка клана или обожаемого им предмета), социологических (тотем – представитель социальной религии, общественности), психологических (тотем как убежище для души, предохраняющее от угрожающих опасностей) теорий, З. Фрейд предложил психоаналитическую концепцию тотема. В соответствии с этой концепцией животное-тотем представляет собой отца, а составляющие его ядро предписания (не убивать тотем и не иметь инцестуозных связей с ним) по содержанию совпадают с обоими преступлениями Эдипа, убившего своего отца и взявшего в жены свою мать, и с бессознательными желаниями ребенка (эдипов комплекс), лежащими в основе неврозов.

Сравнение психоаналитического толкования тотема с фактом древней тотемистической трапезы (совместное нарушение запрета, торжественное убиение и поедание животного-тотема, превращающееся в священный праздник) и с гипотезой Ч. Дарвина о первичном состоянии человеческого общества во главе с сильным и ревнивым отцом, властвующим над женщинами и не допускающим к ним своих сыновей, позволило З. Фрейду выдвинуть следующую гипотезу. Однажды изгнанные братья объединились между собой, убили и съели отца. В акте поедания они осуществили отождествление с отцом, усвоив часть его силы. Устранив отца, сыновья утолили свою ненависть и попали под власть усилившихся нежных чувств. Это приняло форму раскаяния и возникло чувство вины. Сыновья объявили недопустимым убийство заместителя отца тотема и отказались от освободившихся женщин. Так, по мнению З. Фрейда, возник тотемизм, основанный на сознании вины сыновей, попытке успокоить это чувство и умилостивить оскорбленного отца поздним послушанием. Впоследствии «возведение убитого некогда отца в степень бога, от которого племя ведет свой род, было, однако, гораздо более серьезной попыткой искупления, чем в свое время договор с тотемом».

З. Фрейд признавал, что сделанные им на основе психоаналитической концепции тотема широкие обобщения не устраняют его некоторую неуверенность в исходных положениях и чувство неудовлетворенности от полученных результатов. Однако в процессе дальнейшей своей исследовательской и терапевтической деятельности он стал использовать ранее выдвинутые им идеи как для рассмотрения психосексуального развития ребенка, возникновения и разрушения Эдипова комплекса, формирования Сверх-Я, так и для объяснения становления религии, нравственности, культуры. В частности, в работе «Человек Моисей и монотеистическая религия» (1938) основатель психоанализа подчеркнул, что тотемизм, как первая известная нам форма религии, содержит ряд запретов, означающих воздержание от влечений. Среди них важное значение имеет и «почитание тотема, включающее запрет вредить ему или убивать его».

ТРАВМА – органическое повреждение или душевное потрясение, сопровождающиеся нарушением функциональной деятельности человека и способные привести к патологическим изменениям в нем.

В психоанализе под травмой понимаются, как правило, глубокие и мучительные переживания человека, вызванные какими-либо событиями в его жизни, а также предельные накопления возбуждений, с которыми он не может справиться или которые частично преодолеваются посредством бессознательных механизмов защиты, ведущих к образованию невротических симптомов.

Исследование и лечение невротических заболеваний привело З. Фрейда к представлениям о травме как источнике и причине возникновения неврозов. Это представление возникло у него в период использования катартического метода лечения, предшествовавшего возникновению психоанализа. Так, в написанной совместно с Й. Брейером книге «Исследования истерии» (1895) он привел небольшой фрагмент терапевтической работы с пациенткой, страдающей навязчивыми представлениями и фобиями. Разрозненные воспоминания этой пациентки о событиях детства позволили З. Фрейду выявить то глубокое впечатление, которое оказал на нее эпизод, связанный с тем, что однажды ночью она и ее сестра подверглись сексуальному нападению со стороны определенного лица мужского пола. Основываясь на этом, он пришел к заключению, что «благодаря упоминанию о сексуальной травме, полученной в ранней юности, вскрылось не только происхождение первых навязчивых представлений, но выявилась ситуация, травмировавшая ее позже». При дальнейшем анализе обнаружилось, что несвязанные с виду воспоминания на самом деле тесно связаны между собой и ведут «к искомой психической травме». Этот и другие случаи лечения пациентов вызвали у З. Фрейда необходимость соотнести имевшие место в их жизни реальные сексуальные травмы с психическими, обусловившими возникновение истерии.

Однако вскоре З. Фрейд пришел к мысли, что в ряде случаев речь идет не о реальных, физических травмах, а о фантазиях пациентов, вызывающих у них сексуальное возбуждение, оказывающееся не менее травматическим для психики человека, неспособного справиться с накопленной энергией либидо. При этом он полагал, что дело подчас состоит не только и не столько в самой психической травме, полученной в раннем детстве, сколько в патогенных воспоминаниях о ней, остающихся бессознательными, но вызывающих сексуальное возбуждение в период полового созревания и в более позднем возрасте. Одновременно он считал, что «не надо ожидать наличия одного травмирующего воспоминания, и в качестве его ядра – единственного патогенного представления, а надо быть готовым к наличию ряда парциальных травм и сцеплений патогенных ходов мыслей».

В «Лекциях по введению в психоанализ» (1916/17) З. Фрейд показал, что в близкой аналогии к нервнобольным находятся так называемые травматические неврозы, являющиеся следствием железнодорожных и других страшных катастроф, а также результатом войны. В основе этих неврозов лежит фиксация на моменте травмы. Травматическая ситуация постоянно повторяется в сновидениях больных и создается впечатление, что она остается для них неразрешимой актуальной проблемой. Само понятие травмы приобретает экономический смысл, то есть оказывается связанным с количеством энергии. Поэтому З. Фрейд называет травматическим переживание, которое «в течение короткого времени приводит в душевной жизни к такому сильном увеличению раздражения, что освобождение от него или его нормальная переработка не удается, в результате чего могут наступить длительные нарушения в расходовании энергии».

По аналогии с травматическими неврозами основатель психоанализа назвал травматическими также такие переживания, на которых фиксированы нервнобольные. Отсюда его положение о том, что «невроз следовало бы уподобить травматическому заболеванию, а его возникновение объяснить неспособностью справиться со слишком сильным аффективным переживанием». Вместе с тем З. Фрейд признавал, что условия психических заболеваний более разнообразны и не ограничиваются травмой как таковой. Бывают случаи, когда потрясающее основы жизни травматическое событие останавливает человека настолько, что он теряет интерес к настоящему и будущему, однако такой человек не обязательно должен стать невротиком.

По мнению З. Фрейда, при образовании невроза значительную роль играют разнообразные факторы, включая конституционные предрасположения, инфантильные переживания, фиксацию на воспоминаниях, регрессию, превращение внутрипсихического конфликта в патологический. Конституционные предрасположения связаны с доисторическими переживаниями, то есть являются последствиями переживаний далеких предков, и это необходимо иметь в виду при рассмотрении причин возникновения неврозов. Однако не следует игнорировать значимость инфантильных переживаний по сравнению со значимостью переживаний предков. «Они имеют тем более тяжелые последствия, что попадают на время незавершенного развития и благодаря именно этому обстоятельству способны действовать травматически».

Наблюдаются случаи, в которых причина заболевания кроется в основном в сексуальных переживаниях детства, оказывающих несомненное травматическое воздействие на человека. Наряду с ними бывают другие случаи, в которых более действенными являются поздние конфликты. Словом, условия, лежащие в основе возникновения неврозов, сложны и необходимо учитывать различные факторы.

В работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920) З. Фрейд соотнес травму с механизмами защиты организма человека от грозящих ему опасностей. Он назвал травматическими такие сильные возбуждения извне, которые способны проломить защиту от раздражений. Основатель психоанализа полагал, что «понятие травмы включает в себя понятие нарушения защиты от раздражения». Внешняя травма вызывает расстройство в энергетике организма и приводит в движение защитные средства. Но раздражения могут быть столь сильными, что организм оказывается не в состоянии сдержать переполнение психического аппарата большим количеством раздражений. На этой почве может возникнуть страх. Подготовленность в виде страха представляет последнюю линию защиты организма от раздражений. С точки зрения З. Фрейда, для целого рода травм разница между подготовленными и неподготовленными посредством повышения потенциала системами может быть решающим моментом для их исхода, который «больше не будет зависеть от самой силы травмы». При этом следует иметь в виду, что встречающиеся при анализе пациентов сновидения не столько воспроизводят воспоминания о психических инфантильных травмах, сколько повинуются тенденции к навязчивому повторению.

Исходя из этих представлений, З. Фрейд выдвинул несколько положений. Во-первых, он впервые заявил об уместности признания исключения из правила, что сновидение – это исполнение желания, поскольку сновидения травматических невротиков, как и сновидения, в которых воспроизводятся воспоминания о психических инфантильных травмах, нельзя оценивать под углом зрения исполнения желаний человека. Во-вторых, механические потрясения следует рассматривать в качестве одного из источников сексуального возбуждения и, следовательно, можно сказать, что «механическая сила травмы освобождает то количество сексуального возбуждения, которое действует травматически вследствие недостаточной готовности в виде страха».

В работе «Торможение, симптом и страх» (1926) З. Фрейд выдвинул положение о тесной связи между травмой и страхом. Он рассмотрел страх под углом зрения воспроизведения аффективных состояний, соответствующих имеющимся у человека воспоминаниям. Эти аффективные состояния, как полагал основатель психоанализа, «воплощены в психической жизни как осадки травматических переживаний отдаленной древности и в соответствующих этим переживаниям ситуациям воспроизводятся как символы воспоминания».

Согласно З. Фрейду, реальный страх – это страх перед известной опасностью, в то время как невротический страх – это страх перед опасностью, которая неизвестна человеку. Оценка собственной силы в сравнении с величиной опасности – признание беспомощности человека против нее, материальной беспомощности в случае реальной опасности и психической беспомощности в случае опасности, исходящей от влечений. Пережитую ситуацию беспомощности З. Фрейд назвал травматической. Самосохранение человека связано с тем, что он не ждет наступления травматической ситуации опасности, а предвидит, предвосхищает ее. Ситуация ожидания становится ситуацией опасности, при наступлении которой возникает сигнал страха. Последний означает ожидание человека ситуации, напоминающей испытанное прежде травматическое переживание. Человек как бы предупреждает травму, хочет вести себя так, будто она уже наступила, пока еще не поздно отклониться от нее. «Страх является поэтому, с одной стороны, ожиданием травмы, а с другой стороны, смягченным воспроизведением ее».

С точки зрения З. Фрейда, страх представляет собой первоначальную реакцию на беспомощность при травме, реакцию, которая затем репродуцируется при ситуациях опасности как сигнал помощи. Это означает, что пережившее пассивно травму Я «воспроизводит активно ослабленную репродукцию ее в надежде, что сможет самостоятельно руководить ее течением». Я защищается при помощи реакции страха как от внешней реальной опасности, так и от внутренней, не менее реальной опасности, исходящей от влечений. Но вследствие несовершенности психического аппарата защита приводит к неврозу.

Таким образом, в понимании основателя психоанализа существует тесная связь между травмой и неврозом. Она уходит своими корнями в прошлое и становится значимой при взаимоотношениях между матерью и ребенком. Так, ситуация, при которой мать отсутствует, оказывается для ребенка травматической, особенно в том случае, когда ребенок испытывает потребность, которую мать должна удовлетворить. Данная ситуация превращается в ситуацию опасности, если эта потребность неактуальна. Реакцией на опасность становится страх ребенка. Впоследствии потеря любви со стороны матери становится для него более постоянной опасностью и условием развития страха.

Взаимосвязь между травмой и неврозом рассматривалась З. Фрейдом также в работе «Человек Моисей и монотеистическая религия» (1938). В этой работе он подчеркнул, что травмами называет рано пережитые и позднее забытые впечатления, которым приписывается важная роль в этиологии неврозов. Одновременно он высказал следующие соображения: переживание приобретает травматический характер вследствие количественного фактора; при определенной конституции травмой становится то, что при другой не вызвало бы подобных последствий; симптомы невроза – следствия определенных переживаний и впечатлений, признаваемых за этиологические травмы; все травмы принадлежат раннему детству; «травмами являются либо переживания собственного тела, либо чувственные восприятия, большей частью от увиденного и услышанного, соответственно переживания или впечатления»; последствия травмы бывают двоякого рода – положительные и отрицательные; положительные последствия травмы связаны с усилием возвратить ее весомость, то есть вспомнить забытое переживание или, точнее, сделать его реальным, снова пережить его повторение, дать ему возродиться в отношении к какому-то другому лицу; отрицательные – связаны с реакциями, преследующими противоположную цель, то есть чтобы не было никаких воспоминаний и никаких повторений забытой травмы; положительные последствия сопряжены с усилиями в терминах фиксации на травме и навязчивого повторения, в то время как отрицательные – с защитными реакциями в форме избегания, фобий; следует признать типичным явление латентности невроза между первыми реакциями на травму и позднейшими вспышками заболевания; невроз можно рассматривать как попытку исцеления, стремление вновь примирить «отколовшиеся под влиянием травмы части Я с остальными частями»; подобная попытка удается крайне редко, если на помощь не приходит аналитическая работа; даже в случае аналитической работы попытка исцеления может оказаться неудачной и часто дело кончается «полным опустошением и расколом Я или его рабством у рано отколовшейся части, находящейся под властью травмы».

В конечном счете основатель психоанализа предложил такую формулу для описания развития невроза: ранняя травма – защита – латентность – наступление невротического заболевания – частичное возвращение вытесненного.

Идеи З. Фрейда о тесной связи между травмой и неврозом, травматическими переживаниями ребенка при отсутствии матери и последующими психическими заболеваниями получили свое дальнейшее развитие и углубление у ряда психоаналитиков, сосредоточивших свое внимание на исследовании разрыва эмоциональных отношений между матерью и младенцем и его последствий, чреватых невротизацией ребенка.

ТРАВМА РОЖДЕНИЯ – бессознательные переживания человека, связанные с его появлением на свет. Впервые представления о травме рождения были выражены австро-американским психоаналитиком О. Ран-ком (1884–1939) в работе «Травма рождения» (1924).

О. Ранк считал, что травма, полученная при рождении, является причиной возникновения неврозов, а переживания страха рождения – «первой репетицией», прообразом переживаний всех других ситуаций опасности. Травма рождения и вызванный ею страх, согласно О. Ранку, – основные факторы развития человека и источники невротических заболеваний.

Во внутриутробном состоянии будущий ребенок органически соединен с матерью. Последующее нарушение этой гармонии между матерью и ребенком при рождении вызывает в нем тревогу. Незащищенность ребенка перед внешним миром может стать причиной того, что у него возникнет стремление вернуться в первоначальное состояние, а невозможность осуществления этого приведет к появлению невроза.

Взрослый человек на бессознательном уровне в той или иной форме и степени тоже испытывает тоску по утраченной некогда гармонии. В состоянии коитуса у мужчины происходит как бы символическое приобщение к материнскому лону, а у женщины возникает желание вобрать в себя мужчину, чтобы тем самым слиться с ним в единое целое.

По мнению О. Ранка, невроз возникает на почве внутрипсихического конфликта между стремлением человека вернуться в первоначальное состояние дородовой гармонии и воспоминанием об ужасе рождения. Одна из основных задач психоанализа состоит в устранении воспоминаний о травме рождения путем перевода бессознательных страхов пациента в его сознание и понимания того, что отделение ребенка от матери – неизбежный процесс психического развития.

З. Фрейд признавал заслугу О. Ранка в том, что он подчеркнул значение акта рождения и отделения ребенка от матери. Но основатель психоанализа не принял крайние выводы, сделанные О. Ранком из представления о травме рождения и распространенные им на теорию неврозов и психоаналитическую терапию. Его критическая позиция по отношению к соответствующей концепции О. Ранка нашла свое отражение в работе «Торможение, симптом и страх» (1926).

В частности, З. Фрейд считал, что страх – это свойственная всем высшим живым организмам реакция на опасность, между тем как рождение переживается только млекопитающими и подлежит сомнению вопрос о том, имеет ли оно у всех их значение травмы. Стало быть, страх встречается и без прообраза рождения, но обсуждение этого вопроса выходит за границу, отделяющую психологию от биологии. Психоанализ же является, по словам З. Фрейда, частью психологии как науки. Кроме того, если страх – реакция организма на опасность, то опасность при рождении не имеет психического содержания.

О. Ранк пытался доказать, что ранние фобии (страхи) ребенка непосредственно связаны с актом рождения, с воспоминаниями о травматическом нарушении счастливого внутриутробного существования. З. Фрейд не считал эту попытку удачной. По его мнению, отдельные случаи детских страхов противоречат тому, на чем настаивал О. Ранк. Самые ранние детские страхи не могут быть непосредственно объяснены впечатлениями ребенка при акте рождения.

По словам З. Фрейда, готовность ребенка испытывать страх не проявляется с наибольшей силой непосредственно после его рождения, а возникает по мере его психического развития и сохраняется в течение определенного периода детства. Если такие ранние страхи длятся дольше обычного, то возникает подозрение в существовании невротического нарушения.

В конечном счете основатель психоанализа не считал, что представления О. Ранка о травме рождения могут дать исчерпывающий ответ на вопрос о причинах возникновения невроза. «Если исследование вопроса о влиянии тяжелых родов на предрасположения к неврозам даст отрицательные результаты, то значение попытки Ранка окажется ничтожным». При этом З. Фрейд полагал, что потребность найти несомненную и единую «последнюю причину» нервозности «останется всегда неудовлетворительной».

ТРАВМАТИЧЕСКИЙ НЕВРОЗ – невротическое заболевание, симптомы которого развиваются после эмоционального шока и вызванного им переживания.

В психоанализе травматический невроз рассматривается, как правило, с точки зрения частичного повторения травматического события, повторяющегося переживания травмы, стереотипных сновидений и действий, отражающих фиксацию на травме. Подобное понимание травматического невроза имело место у З. Фрейда, который подчеркивал, что в основе данного заболевания лежит «фиксация на моменте травмы».

В «Лекциях по введению в психоанализ» (1916/17) З. Фрейд отмечал, что травматические неврозы особенно часто возникают во время войны, после железнодорожных крушений и других страшных жизненных катастроф. В своих сновидениях такие больные постоянно повторяют травматическую ситуацию. Создается впечатление, будто эти больные не покончили с подобной ситуацией, которая стоит перед ними как неразрешенная актуальная проблема.

По аналогии с травматичеким неврозом основатель психоанализа назвал травматическими переживания, на которых фиксированы нервнобольные. Вместе с тем он признавал, что в своей основе «травматические неврозы не то же самое, что спонтанные неврозы, которые мы обычно аналитически исследуем и лечим». З. Фрейд признавал также то, что ему не удалось рассмотреть эти заболевания с психоаналитической точки зрения. Он лишь выражал надежду на возможность объяснения в будущем природы и существа травматических неврозов.

В 1919 г. был опубликован труд «Психоанализ военных неврозов», предисловие к которому написал З. Фрейд и который содержал доклады К. Абрахама (1877–1925), Э. Джонса (1879–1958), Ш. Ференци (1873–1933) и других аналитиков, размышлявших над спецификой травматических неврозов. Год спустя в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920) основатель психоанализа отмечал, что Первая мировая война дала повод к возникновению большого количества травматических неврозов и положила конец попыткам сводить это заболевание к органическому поражению нервной системы вследствие влияния механического воздействия. В связи с этим он писал, что «картина состояния при травматическом неврозе приближается к истерии по богатству сходных моторных симптомов, но, как правило, превосходит ее сильно выраженными признаками субъективных страданий, близких к ипохондрии или меланхолии, и симптомами широко разлитой общей слабости и нарушения психических функций».

З. Фрейд констатировал то обстоятельство, что психоаналитики еще не достигли полного понимания как военных неврозов, так и травматических неврозов мирного времени. Выяснилось, например, что картина болезни военных неврозов иногда возникает и без грубого участия механического повреждения. В свою очередь, в обыкновенном травматическом неврозе обнаружились две возможности: одна связана с тем, что основным этиологическим условием является момент внезапного испуга; вторая – с тем, что одновременно перенесенное повреждение препятствует возникновению невроза.

В бодрственном состоянии больные травматическим неврозом не уделяют много времени воспоминаниям о постигшем их несчастном случае. Во время сна они постоянно возвращаются в ситуацию катастрофы, приведшей к заболеванию. Если принять во внимание данное положение, то оно оказывается как бы противоречащим утверждению З. Фрейда, согласно которому сновидение является исполнением желания человека. В связи с этим основатель психоанализа пояснял: «Если мы не хотим, чтобы сны травматических невротиков ввели нас в заблуждение относительно тенденции сновидения исполнять желание, нам остается заключить, что в этом состоянии функция сна так же нарушена и отклонена от своих целей, как и многое другое, или мы должны были бы подумать о загадочных мазохистских тенденциях «я».

В работе «По ту сторону принципа удовольствия» З. Фрейд констатировал, что тема травматического невроза является «темной и мрачной». Позднее в рукописи «Очерк о психоанализе» (1938), опубликованной в 1940 г., он отмечал, что если невротическое заболевание начинается в раннем детстве, то применительно к травматическим неврозам их связь с детерминантами в детстве до сих пор не была прослежена. В качестве предположения З. Фрейд высказал следующую мысль: «Возможно, что такие заболевания, как травматические неврозы (вызванные чрезмерным испугом или сильным соматическим шоком, например, железнодорожным крушением, погребением под земляным обвалом и т. д.), являются исключением».

Некоторые психоаналитики полагают, что травматический невроз дает пациенту возможность ретроспективно справиться с травмирующим переживанием путем соответствующего воспроизведения его и последующей переработки. По мнению английского психоаналитика Ч. Райкрофта (р. 1914), нашедшему отражение в «Критическом словаре психоанализа» (1968), «травматические неврозы или спонтанно излечиваются, или становятся хроническими, или переходят в психоневрозы».

ТРАНСВЕСТИЗМ – одна из форм перверсии, сексуального отклонения, сопровождающегося реальным или воображаемым переодеванием в одежду противоположного пола с целью сексуального возбуждения, чувственного наслаждения и психологического комфорта.

Как перверсия, трансвестизм характерен для лиц мужского пола. Переодевание в женскую одежду, повышенное внимание к отдельным атрибутам гардероба женщин, пользование косметикой, подражание женщинам в походке, голосе и манерам поведения, стремление не только к внешнему сходству, но и к внутренней идентификации с ними, получение удовольствия от исполнения женских обязанностей – все это входит в арсенал трансвеститов.

Склонность к переодеванию в женскую одежду может наблюдаться в раннем возрасте. Если одни мальчики всячески отвергают любые просьбы со стороны близких им людей надеть платье или воспользоваться какими-либо атрибутами девочек с целью шутки или розыгрыша, то другие не только с охотой делают это, но и сами изъявляют желание быть похожими на девочек. У последней категории мальчиков переодевание в женскую одежду нередко сопровождается эротическими желаниями и фантазиями, вызывающими потребность в мастурбировании. В более позднем возрасте эти желания и фантазии могут иметь у них скрытый гомосексуальный характер, а иногда и перерастать в реальные гомосексуальные отношения.

Трансвестизм может быть связан с желанием человека привлечь к себе внимание экстравагантной одеждой и поведением. Вместе с тем трансвестизм может быть обусловлен такими наследственными предрасположениями и семейными обстоятельствами, которые порождают стремление к перемене пола и вызывают внутреннюю потребность в сексуальной и ролевой идентификации с женщиной, осуществлении соответствующего образа жизни.

ТРАНССЕКСУАЛИЗМ – явление, связанное с реальным изменением половых органов путем хирургического вмешательства в естественное строение тела или навязчивым желанием сексуальной идентификации с противоположным полом.

Транссексуализм характерен и для мужчин, и для женщин. В основе его лежат как биологические, конституционные факторы, так и психические процессы, связанные с амбивалентным отношением к собственному строению тела, идеализацией тела противоположного пола, внутриличностными конфликтами, сопровождающимися регрессией и фиксацией.

Желание к изменению пола может стать навязчивой идей, сопровождающейся стремлением к реальному его осуществлению и страхом перед предстоящей хирургической операцией. Проявление транссексуализма часто связано с нарушением сексуальной функции и расстройством половой принадлежности. Оно может сопровождаться негативным отношением не только к собственным половым органам, но и к аналогичным органам и их функциям у других людей.

В крайних своих проявлениях транссексуализм характеризуется враждебностью и агрессивностью по отношению к тем, кто успешно реализует свою половую роль. Женщина, ненавидящая себе подобных и мечтающая стать мужчиной, может с отвращением смотреть на беременных и кормящих матерей, отрицательно относится к груди как таковой, воспринимать новорожденных в качестве уродов, недостойных жизни. Она может любить животных и переживать по поводу их болезни, но в то же время презрительно относится к грудным младенцам и придерживаться взглядов типа, «где увидишь ребенка, там и убей его».

Транссексуалы стремятся к достижению идеала, отражающего их представления о совершенстве половых органов противоположного пола как в их эстетической привлекательности, так и в их функциональной деятельности. При этом чаще всего наблюдается совпадение сексуальной и социальной идентичности с соответствующими ролями противоположного пола. Мужчина, отличающийся внутренней женственностью и испытывающий психологический дискомфорт от необходимости выполнения мужских функций, хочет стать женщиной для того, чтобы в реальной жизни стать как бы самим собой и иметь соответствующие отношения с другими мужчинами. Однако бывают случаи, когда стремление к изменению половых органов связано с желанием выполнять социальную роль противоположного пола и в то же время иметь такие сексуальные отношения, которые носят перверсный характер. Скажем, пациентка одержима идеей сделать хирургическую операцию и стать мужчиной для того, чтобы иметь сексуальные связи не с женщинами, а с мужчинами.

Транссексуальные желания женщин восходят к инфантильной зависти к пенису. Соответствующие желания мужчин могут отражать инфантильные внутрипсихические конфликты между нарциссической гордостью и страхом кастрации. В реальной жизни транссексуализм в большей степени характерен для мужчин, чем для женщин. С психоаналитической точки зрения это отчасти объясняется тем, что инфантильная зависть к пенису у девочек замещается позднее материнством, в то время как нарциссическая гордость мальчиков впоследствии сменяется завистью мужчины к способности женщины рожать и кормить грудью ребенка.

ТРЕВОГА – аффективное состояние, вызванное какой-либо опасностью, и эмоциональная реакция на нее.

В психоаналитической литературе чаще всего в качестве равнозначных используются два понятия – «страх» и «тревога». В текстах З. Фрейда фигурирует термин Angst, который обычно переводится на русский язык как «страх». В англоязычной литературе используется термин anxiety, переводимый на русский язык как «тревога». Отсюда проистекает терминологическая неопределенность, когда подчас одно и то же психическое состояние или эмоциональная реакция человека описываются то словом «страх», то термином «тревога».

В работах З. Фрейда находит отражение различное понимание страха. Помимо того, что он различал реальный и невротический страх, речь шла у него о различном толковании природы и источников страха. Так, в работе «Торможение, симптом и страх» (1926) основатель психоанализа подчеркнул, что ранее полагал, будто страх в каждом случае возникает автоматически, в то время как позднее начал рассматривать страх в качестве «преднамеренного сигнала со стороны Я». Некоторые психоаналитики полагают, что в случае спонтанной, автоматической реакции организма на травматическую ситуацию следует говорить о страхе, а преднамеренный сигнал со стороны Я рассматривать в качестве тревоги.

В русскоязычной психоаналитической литературе не проводится, как правило, различий между страхом и тревогой. Наличие обоих понятий предопределяется не содержанием описываемых процессов, а привычным восприятием терминологии зарубежных работ. В частности, в англоязычных изданиях чаще всего используются такие понятия, как «тревога», «тревожность», в то время как в немецкоязычных и франкоязычных говорится о страхе.

Среди психоаналитиков предпринимались попытки провести содержательные различия между страхом и тревогой. Так, в работе К. Хорни (1885–1952) «Невротическая личность нашего времени» (1937) подчеркивалось, что хотя оба термина описывают родственные явления, тем не менее между «страхом» и «тревогой» есть различие: «страх является реакцией, сообразной наличной опасности, в то время как тревога является несоразмерной реакцией на опасность или даже реакцией на воображаемую опасность». Такое различение страха и тревоги воспроизводило, по сути дела, размышления З. Фрейда, выраженные им «В новом цикле лекций по введению в психоанализ» (1933), где рассматривалось различие между реальным и невротическим страхом.

В подобном разграничении страха и тревоги имеется один недостаток, связанный с тем, что вывод о том, пропорциональна ли реакция человека, зависит от уровня познания, достигнутого в данной культуре. Обратив внимание на этот недостаток, К. Хорни внесла изменение в определение рассматриваемых феноменов. По ее мнению, страх и тревога являются адекватными реакциями на опасность, но в случае страха опасность очевидна, объективна, а в случае тревоги она скрыта, субъективна. Словом, «интенсивность тревоги пропорциональна тому смыслу, который для данного человека имеет данная ситуация».

Практическое значение введенного К. Хорни различия между страхом и тревогой состоит в том, что попытка убедить невротика в необоснованности его тревоги бесполезна, поскольку эта тревога связана не с ситуацией, имеющей место в реальности, а с тем, как она ему представляется. Поэтому терапевтической задачей становится выявление того смысла, который имеет для невротика определенная ситуация.

С точки зрения К. Хорни, в западной культуре имеются четыре способа избежать тревоги: ее рационализация; ее отрицание; попытка заглушить ее наркотиками; избегание побуждений, чувств, мыслей или ситуаций, вызывающих ее. Рационализация – наилучший способ оправдания своего уклонения от ответственности, состоящий в «превращении тревоги в рациональный страх». Отрицание тревоги – избежание ее путем устранения из сознания. Наркотизация – использование алкоголя и наркотиков, а также погружение в социальную деятельность под влиянием страха одиночества, заглушение тревоги в работе, чрезмерная потребность во сне, сексуальная активность. Избегание – отрицание всего того, что может вызвать тревогу, связанное с внутренними запретами, проявляющимися в истерической слепоте, импотенции, фригидности.

З. Фрейд полагал, что страх включает в себя физиологические основания, его специфическим источником является сексуальность и он порождается в раннем детстве. В отличие от этих представлений К. Хорни исходила из следующих положений: «тревога возникает не столько из-за страха перед нашими влечениями, сколько из-за страха перед нашими вытесненными влечениями»; специфический источник тревоги лежит не в сексуальности, а во враждебности, в «вытесненных враждебных влечениях»; «тревожность как целое не является инфантильной реакцией» и предстает в человеке не как повторение прошлого, а как развитие, характеризующееся непрерывной цепью реакций, начиная с ранней тревожности до ее взрослых особенностей.

Развитие представлений о тревоге нашло отражение в работе К. Хорни «Новые пути в психоанализе» (1939). В ней были сформулированы такие положения. Во-первых, в отличие от страха тревожность характеризуется расплывчатостью и неопределенностью, и, если даже имеется конкретная опасность, как при землетрясении, тем не менее «тревожность связана с ужасом перед неизвестным». Во-вторых, тревога вызывается такой опасностью, которая «угрожает самой сущности или ядру личности». В-третьих, в противоположность страху тревога связана с чувством беспомощности перед надвигающейся опасностью.

К. Хорни различала два типа тревожности: базальную, возникающую в ответ на потенциальную опасность, и ярко выраженную, связанную с ответом на явно выраженную опасность. Базальная тревожность – невротическое явление, возникающее в результате конфликта между существующей зависимостью от родителей и бунтом против них. В более общем плане базальная тревожность означает чувства внутренней слабости и беспомощности по отношению к миру, воспринимаемому как потенциально враждебный и опасный.

На необходимости различать страхи и тревоги настаивали и другие психоаналитики, в частности, Э. Эриксон (1902–1904). В работе «Детство и общество» (1950) он провел следующее различие между ними: страхи – это состояния опасения, сосредоточенного на изолированных и могущих быть узнанными угрозах, так что их можно трезво оценить и реалистически противостоять им; тревоги – «диффузные состояния напряжения» (возникающего в результате нарушения либидозного и агрессивного контроля), которое преувеличивает опасность и даже вызывает иллюзию внешней угрозы, не указывая на подходящие пути защиты или овладения. По мнению Э. Эриксона, не боязнь опасности, а страх перед состоянием бесцельной тревоги толкает человека на нелогичное действие, неразумное бегство или безрассудное отрицание опасности. «Когда нам угрожает такая тревога, мы либо преувеличиваем опасность, бояться которой нет никаких причин, либо игнорируем угрозу, опасаться которой есть все основания».

С точки зрения Э. Эриксона, в детстве страх и тревога настолько близки друг другу, что они просто неразличимы, поскольку ребенок не обладает способностью разграничения внутренних и внешних, реальных и воображаемых опасностей. Ребенок вправе развить тревогу, когда чего-то боится, точно так же как он вправе иметь детские страхи, пока не разовьет рассудительность. Обычно некоторые опасения ребенка называют страхами, хотя те же самые опасения взрослого причисляют к тревогам, поскольку они продолжают у него существовать в резком контрасте со способностью оценивать опасность. Инфантильные страхи являются предшественниками многих иррациональных тревог. «Быть способным сознавать и обуздывать наш страх, не поддаваясь тревоге и даже вопреки ей, чтобы соблюсти точную меру и сохранить предостережение против всего, чего должен бояться человек, – вот необходимое условие для трезвого, рассудительного расположения духа».

Различие между страхом и тревогой имело место также в исследованиях Р. Мэя (р. 1909–1904). Он исходил из того, что страх является следствием угрозы потерять блага жизни, в то время как тревога представляет собой угрозу утраты смысла существования. Если страх не угрожает ядру личности, то тревога наносит удар по основанию ее психической структуры, на которой строится понимание человеком самого себя, других людей, окружающего мира. По мнению Р. Мэя, невро-тична не сама тревога, а попытка ее избежать. Невротик бежит от «базисной тревоги», но в результате этого начинает испытывать тревогу там, где нормальный человек испытывает лишь страх, осознает конкретные опасности и находит в себе силы противостоять им.

Задача аналитической терапии – тщательная проработка последствий тревожности пациента с целью ее ослабления и устранения невротических наклонностей, обусловивших его специфическое отношение к себе и другим людям.