Ц

ЦЕЛОСТНОСТЬ Я – психическая интеграция жизненного опыта, упорядочивающая переживания человека и придающая ему смысл жизни.

Представление о целостности Я составляет важную часть ряда психоаналитических исследований. Так, в выдвинутой Э. Эриксоном (1902–1994) концепции восьми возрастов жизни человека она рассматривалась в качестве завершающей стадии жизненного цикла. Целостность Я понималась им в качестве особого душевного состояния человека, адаптированного к победам и поражениям, заботящегося о делах и людях, являющегося продолжителем человеческого рода и производящего материальные и духовные ценности.

С точки зрения Э. Эриксона, целостность Я это: «постнарциссиче-ская любовь» человека, то есть переживание опыта, передающего мировой порядок и духовный смысл; принятие человеком своего единственного и неповторимого цикла жизни; завершающая консолидация всех жизненных сил, являющаяся гарантией защиты достоинства собственного стиля жизни против внешних и внутренних угроз; эмоциональная интеграция, благоприятствующая соучастию человека в жизни других людей посредством следования лидерам или принятия ответственности лидерства.

Целостность Я противопоставляется Э. Эриксоном отчаянию. Отсутствие или утрата интеграции Я дает о себе знать в страхе смерти. Отчаяние связано с пониманием того, что времени осталось слишком мало, чтобы попытаться начать новую жизнь и «испытать новые пути к целостности». Если отчаяние порождает страх смерти, то целостность Я предопределяет доверие к жизни. В этом смысле проявляется замкнутость цикла жизни, то есть устанавливается органическая связь между целостностью взрослого человека и младенческим доверием, тем базисным доверием, которое обнаруживается у ребенка на первой стадии его существования и проявляется в легкости кормления, глубине сна и ненапряженности внутренних органов. По мнению Э. Эриксона, жизненность отношений между целостностью взрослого и младенческим доверием можно выразить, сказав, что «здоровые дети не будут бояться жизни, если окружающие их старики обладают достаточной целостностью, чтобы не бояться смерти».

ЦЕЛЬ – направленность мышления и поведения человека на достижение объекта его влечений, желаний, фантазий.

В классическом психоанализе цель соотносилась прежде всего с сексуальным влечением человека и рассматривалась в плане одной из его составляющих, наряду с источником, силой и объектом. В работе «Три очерка по теории сексуальности» (1905) З. Фрейд ввел понятие «сексуальной цели», понимая под ней действие, на которое толкает половое влечение человека. Особое внимание он уделил раскрытию специфики сексуальной цели инвертированных, характеризующихся отклонениями в отношении нормальной сексуальной цели, и инфантильной сексуальности, обладающей своей спецификой. При этом сексуальная цель определялась им следующим образом: «Важно заменить проецированные ощущения на эрогенные зоны таким внешним раздражением, которое прекращает ощущение раздражения, вызывая ощущение удовлетворения».

Сосредоточив внимание на раскрытии специфики сексуальной цели инвертированных и детей, основатель психоанализа исходил из того, что первоначальной целью человека является получение удовольствия. По его мнению, «грудной младенец выполняет действия, не имеющие другой цели, кроме получения удовольствия». Сначала ребенок переживает удовольствие при приеме пищи, но скоро научается получать его от возбуждения эрогенных зон рта и губ, то есть получает сексуальное удовольствие при сосании груди матери. Сексуальные цели детей от трех до восьми лет находятся в тесной связи с сексуальным исследованием самого ребенка, а извращенный характер некоторых из этих целей зависит от конституциональной незрелости ребенка, который «еще не открыл цели акта совокупления».

В дальнейшем понятие цели использовалось З. Фрейдом как в плане уточнения направленности инфантильной сексуальности на различные эрогенные зоны, так и с точки зрения рассмотрения задач, стоящих перед воспитанием детей, культуры в целом, а также цели жизни. В частности, в «Лекциях по введению в психоанализ» (1916/17) он замечал, что цель традиционного воспитания – сделать сексуальную волю нового поколения послушной, а его идеальная цель – «сделать жизнь ребенка асексуальной». В работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920) им была высказана мысль, согласно которой, если принять как не допускающий исключения факт, что вследствие внутренних причин все живущее умирает, возвращается к неорганическому состоянию, то отсюда напрашивается вывод: «целью всякой жизни является смерть». В работе «Недовольство культурой» (1930) основатель психоанализа писал о том, что для установления сильных идентификаций между членами сообщества, для укрепления социальных связей культура пользуется всеми средствами, всячески ограничивает и подавляет сексуальную жизнь человека и мобилизует все силы «заторможенного по цели либидо».

С точки зрения З. Фрейда, программа принципа удовольствия в индивидуальном развитии придерживается главной цели – достижения счастья. Процесс культурного развития осуществляется по мере достижения иной цели – создания единства из множества индивидов. Хотя при культурном развитии цель «осчастливить» индивида еще сохраняется, тем не менее «она оттесняется на задний план». В конечном счете целью культуры является обуздание сексуальных и агрессивных влечений человека. Другое дело, что, несмотря на все усилия со стороны современной культуры, достижение этой цели оборачивается, по мнению основателя психоанализа, невротизацией человека. Отсюда – актуальность психоаналитической терапии, целью которой является смягчение заповедей и запретов индивидуального Сверх-Я, отражающего соответствующие суровые заповеди и запреты Сверх-Я культуры. Как индивидуальное Сверх-Я, так и культурное Сверх-Я мало считаются с фактической душевной конституцией человека. Исходя из этого, З. Фрейд подчеркивал, что «в терапевтических целях нам приходится поэтому бороться со Сверх-Я, понижать уровень его притязаний».

ЦЕЛЬ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ ТЕРАПИИ – оказание помощи человеку, испытывающему страдания и неспособному самостоятельно разобраться в причинах своего психического расстройства и тем более устранить его.

С точки зрения здравого смысла, любая терапия, включая психоаналитическую, предполагает ориентацию на то, чтобы больной человек стал здоровым. Результаты лечения могут быть разными, но конечная терапевтическая цель остается неизменной. Возможно, поэтому в психоаналитической литературе основное внимание акцентируется на переосмыслении концептуальных и инструментальных аспектов психоанализа, в то время как цель аналитической терапии не подвергается сомнению и воспринимается как нечто само собой разумеющееся.

Вместе с тем развитие теории и практики психоанализа с неизбежностью приводит к пониманию того, что постулируемая таким образом цель психоаналитической терапии является скорее нравственным императивом, чем конкретной составляющей аналитического процесса. Дело не только в том, что патология и норма, болезнь и здоровье – относительные понятия, зависящие от индивидуально-личностного и социокультурного видения взаимоотношений между человеком и обществом и, следовательно, цель терапии не представляется столь однозначной, как это может показаться на первый взгляд. Важно также иметь в виду, что в реальной практической деятельности психоаналитическая терапия является многоцелевой. Не случайно первоначально намеченная З. Фрейдом цель аналитической терапии корректировалась и изменялась по мере более чем столетнего периода развития психоанализа.

На начальном этапе становления психоанализа целью терапии было освобождение пациента от его защемленных аффектов путем прорыва через инфантильную амнезию к патогенным травмам раннего детства, воспроизведения их в памяти и соответствующего отреагирования. Словом, цель аналитической терапии состояла в освобождении пациента от страданий, возникших вследствие его незнания причинной связи между болезнью и инфантильными переживаниями.

Однако вскоре для З. Фрейда стало очевидным, что патологическим является не это незнание само по себе, а его причины, кроющиеся во внутренних сопротивлениях пациента и поддерживающие данное незнание. На основе подобного понимания целью аналитической терапии становится преодоление сопротивлений пациента. Если быть более точным, то цель терапии такова: в описательном смысле – восполнение изъянов воспоминаний пациента путем установления утраченных связей между прошлым и настоящим; в динамическом отношении – преодоление в сопротивлении вытеснения.

В соответствии с этой целью в теории психоанализа рассматриваются разнообразные виды сопротивлений, а в практике психоанализа разрабатываются соответствующие техники, способствующие преодолению различных по формам и интенсивности проявлений сопротивления, включая сопротивление против раскрытия сопротивлений. В рамках постулируемой цели перенос, как важная составная часть психоаналитической терапии, выступает в качестве сопротивления и поэтому разрабатываемые техники лечения касаются и сопротивлений, и невроза переноса.

С введением в психоанализ структурных представлений о психическом аппарате, что нашло свое отражение в работе З. Фрейда «Я и Оно» (1923), целью психоаналитической терапии стало оказание помощи пациенту в устранении дефектов Я, связанных с его защитными механизмами и адаптационными функциями. Психоаналитическая максима «где было Оно, должно стать Я» включает в себя методологическую установку на осознание не только вытесненного бессознательного, но и бессознательных чувств вины, не являющихся результатом вытеснения, но оказывающих на человека не менее, а нередко и более патогенное воздействие.

Акцент многих психоаналитиков на объектных отношениях и механизмах защиты Я способствовал созданию разнообразных психоаналитических техник, предназначенных для выявления раннеинфантильных (не только эдипальных, но и доэдипальных) патогенных состояний, преодоления сопротивлений пациентов и разрешения невроза переноса. Одновременно происходило такое изменение цели терапии, в результате которого практика психоанализа стала все в большей степени ориентироваться на структурные изменения в психике пациента, предполагающие его нормальную, с точки зрения существующих экономических, политических и социокультурных условий, адаптацию к жизни. Эта тенденция нашла свое отражение как в психологии Я, представленной работами А. Фрейд (1895–1982), Х. Хартманна (1894–1970) и другими аналитиками, так и в психологии Самости, разработанной Х. Ко-хутом (1913–1981) и его последователями.

Похоже, что на современном этапе развития психоанализа психоаналитическая терапия довольствуется именно этой целью. Впрочем, большего от нее и не требуется, особенно по отношению к тем пациентам, у которых внутриличностные конфликты являются результатом пониженной или нарушенной адаптационной способности Я.

Но аналитику приходится иметь дело и с такими пациентами, вну-триличностные переживания которых обусловлены индивидуальными особенностями, не вписывающимися в рамки схематической нормальности, разделяемой обществом, официальными медицинскими учреждениями и теми специалистами, включая аналитиков, к которым они обращаются в надежде на облегчение их страданий. Очевидно, что при работе с подобными пациентами ориентация аналитика на структурные изменения Я с целью нормального функционирования в жизни в лучшем случае может привести к разочарованию их в психоанализе, поскольку адаптация к социокультурному миру не является для них столь проблематичной, как это может показаться на первый взгляд, а в худшем случае – к нивелировке их индивидуальных особенностей до схематической нормальности, в результате чего они окажутся здоровыми, с точки зрения общества, но несостоявшимися людьми, в плане возможной реализации присущих им уникальных задатков, способностей и дарований.

Психоаналитику приходится иметь дело иногда и с такими пациентами, заболевание которых оказывается не только лучшим, но порой единственным способом существования в условиях жизни, порождающих и постоянно воспроизводящих невыносимые конфликтные ситуации. В этом случае нацеленность аналитической терапии на обретение человеком адаптационных способностей в существующих условиях жизни может привести к тому, что его исцеление окажется неоправданной жертвой, более тяжкой и невыносимой, чем прежнее заболевание. По этому поводу в «Лекциях по введению в психоанализ» (1916/17) З. Фрейд замечал: «Бывают случаи, когда даже врач должен признать, что разрешение конфликта в форме невроза представляет собой самое безобидное и социально допустимое решение. Не удивляйтесь, что порой даже врач становится на сторону болезни, с которой он ведет борьбу. Ему не пристало играть лишь роль фанатика здоровья вопреки всем жизненным ситуациям, он знает, что в мире есть не только невротическое бедствие, но и реальное нескончаемое страдание, что необходимость может потребовать от человека пожертвовать своим здоровьем, и он знает, что такой жертвой одного человека часто сдерживается бесконечное несчастье многих других. Если можно сказать, что у невротика каждый раз перед лицом конфликта происходит бегство в болезнь, то следует признать, что в некоторых случаях это бегство вполне оправданно, и врач, понявший это положение вещей, молча отойдет в сторону, щадя больного».

Таким образом, следует говорить не о единственной, пригодной на все случаи жизни цели аналитической терапии, а о ее целях, которые меняются в зависимости от индивидуально-личностных особенностей пациентов и их конкретно исторических условий жизни. Строго говоря, речь идет не о целях аналитической терапии, а о целях аналитика, предопределяющих направление его терапевтической деятельности не вообще, а при работе с теми или иными пациентами, каждый из которых является уникальной личностью.

Это означает, что аналитик не должен быть фанатиком цели достижения нормальности и здоровья, представления о которых он почерпнул из контекста навязанных ему извне стереотипов мышления и поведения, а также опыта собственной жизни и учебного анализа. Напротив, ему следует с настороженностью отнестись к возможности оказаться в плену социокультурных и профессиональных установок, следование которым способствует не только оказанию эффективной помощи тем, кто спасается от скверны жизни «бегством в болезнь», но и возникновению распространенного нынче заболевания, сопровождающегося «бегством в здоровье». Во всяком случае, чтобы не стать жертвой своего нарциссического Я, развивающегося по мере упования на собственные терапевтические достижения и успехи, аналитику стоит задуматься над тем, а не оказывается ли осуществляемая им психоаналитическая терапия таковой, что исцеление пациента в действительности оборачивается для него, как, впрочем, и для самого аналитика, постаналитической паранойей.

В целом можно, видимо, говорить о следующих целях психоаналитической терапии: во-первых, ее целью является не столько излечение, которое подчас осуществляется само по себе, или, напротив, оказывается проблематичным и недостижимым, сколько облегчение страданий пациентов (как однажды заметил З. Фрейд, повторив изречение одного мудрого врача: «Я облегчаю, Бог излечивает»); во-вторых, цель психоаналитической терапии заключается не столько в освобождении пациента от отдельного невротического симптома, аномалий характера или болезни в целом, сколько в изменении его взглядов на окружающий мир, других людей, самого себя и свое заболевание; в-третьих, целью терапии является не структурная модификация психики пациента, сознательно или бессознательно навязанная аналитиком в процессе лечения, а предоставление ему возможности внутреннего выбора жизненных ориентиров, способных изменить его образ мышления и поведения; в-четвертых, цель психоаналитической терапии состоит не в излечении любой ценой, в том числе ценой устранения душевных переживаний, возникающих у человека в связи с его внутрипсихическими конфликтами, а в пробуждении его конструктивного потенциала, ориентированного на развитие Самости, способности к сопереживанию и состраданию, потребности в сопричастности с жизнью; в-пятых, целью терапии является не столько разрешение внутрипсихических конфликтов, сколько создание психологических предпосылок для становления человека зрелым, самостоятельным, способным творчески решать возникающие перед ним проблемы и нести ответственность за свои решения.

ЦЕНЗУРА – в психоанализе: психическое образование, функционирующее в качестве преграды между системами сознания и бессознательного. В классическом психоанализе под цензурой понималась вытесняющая тенденция, препятствующая осознанию бессознательных влечений человека.

Понятие «цензура» впервые было использовано З. Фрейдом в 1897 г. в одном из его писем к берлинскому врачу В. Флиссу (1858–1928). Он писал о русской цензуре, которой подвергаются иностранные газеты на границе, когда из них удаляются отдельные слова, фразы или целые абзацы, в результате чего трудно понять о чем идет речь. По словам З. Фрейда, «цензор» подобного рода действует при психозах, приводя к бессмысленному бреду.

Нечто аналогичное имеет место и в сновидениях, которые могут характеризоваться пропусками в содержании. Это связано с тем, что З. Фрейд назвал цензурой сновидения и считал, что именно она – основной участник искажения сновидения. Об этом он писал в работе «Толкование сновидений» (1900)

С точки зрения основателя психоанализа, везде, где в явном сновидении есть пропуски, в них виновата цензура: часть содержания сновидения как бы приносится ей в жертву. Кроме того, цензура может использовать и другие средства искажения сновидения. Наряду с пропусками цензура сновидения способна производить перегруппировку и модификацию его материала. В результате осуществленного ею преобразования явное сновидение становится совершенно непохожим на его скрытые мысли.

Как правило, цензуре подвергаются достойные осуждения, неприличные в нравственно-этическом, эстетическом, социальном отношениях бессознательные влечения человека. Все они отвергаются цензурой, так как являются олицетворением безграничного эгоизма. Однако во время сна она оказывается не столь жесткой и непримиримой, какой бывает в бодрственном состоянии, поэтому отвергнутые влечения человека проявляются в сновидениях в искаженной форме.

Искажения в сновидении тем больше, чем хуже отвергаемые цензурой влечения и чем строже требования. Стало быть, искажение сновидения является следствием цензуры, которая, в понимании З. Фрейда, осуществляется тенденциями Я против неприличных желаний, шевелящихся в человеке во время сна.

Согласно З. Фрейду, сила цензуры не исчерпывается искажением сновидения. Она проявляется и при толковании сновидения: выступает в качестве сопротивления; мешает работе толкования. По выражению основателя психоанализа, сопротивление толкованию – это не что иное, как «объективация цензуры» то есть реальное проявление ее в процессе толкования.

Понятие цензуры использовалось З. Фрейдом также при обсуждении общей теории неврозов. В частности, при рассмотрении механизмов сопротивления, вытеснения и образования невротических симптомов основатель психоанализа обратился к осмыслению отношений между сознанием, предсознательным и бессознательным в психике человека, использовав аналогию с квартирой. Так, систему бессознательного он сравнивал с большей передней; систему предсознательного – с примыкающей к ней более узкой комнатой, гостиной, в конце которой находится сознание. На пороге между обеими комнатами стоит страж, который рассматривает каждое душевное движение и подвергает его цензуре. В случае если какое-то душевное движение ему не нравится, он не пропускает его в гостиную. Отвергнутое стражем душевное движение не способно проникнуть в сознание. Оно становится вытесненным.

По мнению З. Фрейда, этот же страж выступает в качестве сопротивления, когда в процессе психоаналитического лечения предпринимаются попытки устранить вытеснение. Страж между бессознательным и предсознательным – не что иное, как цензура, которая искажает сновидение, превращая скрытые мысли его в явное содержание.

В психике человека цензура действует постоянно. Она не всегда заметна со стороны, а сам человек не осознает ее действие. Более заметной цензура становится в сновидениях, когда бессознательные влечения и желания человека не вытесняются, а искажаются.

Цензура выполняет внутрипсихическую функцию социального запрета и морального осуждения тех сексуальных и агрессивных влечений человека, которые подлежат порицанию извне, со стороны культуры. В этом смысле она напоминает строгое и суровое Сверх-Я, то есть рассмотренную З. Фрейдом в работах 20-х годов одну из частей личности (наряду с Оно и Я), олицетворяющую собой совесть, родительский авторитет, идеалы.

С точки зрения З. Фрейда, цензура играет определенную роль при различных психических заболеваниях. Так, он считал, что бред – «результат деятельности цензуры». Она скрывает эту деятельность и, вместо того, чтобы способствовать переработке, выкидывает все, что идет против нее. В результате деятельности цензуры остающееся в психике человека кажется ему непонятным, бессвязным. Под гнетом цензуры происходит перестановка с нормальной естественной ассоциации к поверхностной и представляющейся абсурдной.

Таким образом, с использованием цензуры З. Фрейд выдвинул новое представление о структуре психики, которое позволило ему по-своему объяснить возникновение и сновидений, и невротических симптомов.