|
||||
|
З ЗАБОТА – постоянная поддержка, обеспечивающая не только удовлетворение естественных потребностей человека, но и его психическое развитие. Психоаналитическое понимание заботы прежде всего соотносится с ролью матери, оказывающей жизненно важную поддержку младенцу, уделяющей достаточное внимание развитию своего ребенка и поддерживающей с ним постоянную эмоциональную связь. Многие психоаналитики считают, что отсутствие надлежащей заботы со стороны матери по отношению к младенцу пагубно сказывается на его дальнейшем физическом и психическом развитии, а также является одной из основных причин, приводящих к последующей невротизации ребенка и взрослого человека. Д.В. Винникотт (1896–1971) исходил из того, что благодаря заботе матери у ребенка формируется чувство безопасности, способствующее его нормальному развитию. Зависимый от матери ребенок нуждается в проявлении постоянной заботы с ее стороны особенно в первые месяцы жизни. Речь идет не только об удовлетворении жизненных потребностей ребенка, но и о создании такой материнской среды, в рамках которой он не испытывает недостатка в любви и не подвергается различного рода стрессам, связанным с отсутствием любимого объекта. По мнению Г.С. Салливана (1892–1949), растущее напряжение потребностей ребенка, проявляющееся в его активности, вызывает у матери напряжение, служащее импульсом для направления ее деятельности. Сосуществование младенца с окружающей средой вызывает и у него, и у матери потребность в заботе. Словом, «напряжение, вызываемое у материнской фигуры проявлениями, свидетельствующими о наличии потребностей у младенца, называется заботой, а совокупность различных видов напряжения, разрядка которых требует содействия человека, выступающего в роли матери, можно назвать потребностью в заботе». Г.С. Салливан исходил из того, что забота является исключительно важным понятием, принципиально отличающимся от многозначного термина «любовь», использование которого часто вносит неразбериху в решение многих жизненных вопросов. Поэтому он уделял значительное внимание рассмотрению проблемы заботы, считая, что проявляемая материнской фигурой активность с целью удовлетворения потребностей младенца воспринимается им как демонстрация заботы, а потребности, реализация которых требует вмешательства кого-то еще, приобретают характер «обобщенной потребности в заботе». В конечном счете Г.С. Салливан придерживался взгляда, согласно которому «потребность в заботе прочно укореняется в структуре других компонентов развивающейся психики как потребность межличностного характера». В отсутствии материнской заботы или ее недостаточности у ребенка возникает тревога, вызывающая у него неприятные переживания и вмешивающаяся в процесс формирования его поведенческих проявлений, что может иметь далеко идущие последствия, чреватые возникновением психических расстройств. Э. Фромм (1900–1980) высказал убеждение, согласно которому любовь и забота тесно связаны друг с другом. В работе «Искусство любить» (1955) он подчеркнул, что любить всегда означает заботиться и что любовь – это «всегда забота, наиболее очевидно проявляющаяся в любви матери к ребенку». Если мать не заботится о своем младенце, небрежно относится к его кормлению и купанию, не стремится сделать так, чтобы ему было хорошо и удобно, то она не любит его. Там, где нет «деятельной озабоченности», там нет и любви. С заботой тесно связаны ответственность, уважение и знание. Это, по мнению Э. Фромма, неразрывный комплекс установок, которые должны быть у зрелого человека. Некоторые аналитики рассматривали заботу в качестве основного онтологического факта структуры человеческого бытия. Так, отталкиваясь от идей немецкого философа М. Хайдеггера о Заботе, как одном из важных экзистенциалов, Л. Бинсвангер (1881–1966) размышлял о заброшенности человека, ведущей к его невротизации. По его мнению, то, что люди вообще могут стать невротиками – это «признак заброшенности», их ограниченности или несвободы. Если для М. Хайдеггера Забота – источник воли, то, по мнению Р. Мэя (р. 1909) забота – это любовь и воля, такое состояние, когда что-то имеет смысл. Жизнь требует физического выживания, но хорошая жизнь приходит с тем, о чем мы заботимся. «Забота противоположна апатии», она является психической стороной Эроса. Словом, как полагал Р. Мэй, забота является путем возвращения к нашей сущности, она онтологична в том смысле, что конституирует человека как человека. Ряд аналитиков считают, что проявляемая со стороны других людей забота важна не только для ребенка, но и для проходящего психоаналитическую терапию пациента. В аналитической ситуации именно психоаналитик должен взять на себя роль человека, проявляющего подлинную заботу о тех пациентах, которые особенно нуждаются в постоянной поддержке и эмпатии. Данной позиции придерживался, в частности, Д.В. Винникотт. По мнению же Р. Мэя, забота представляет собой «особый вид интенциональности в психотерапии». Забота – это «интенция желать кому-то выздоровления».
С самого начала возникновения психоанализа проблема забывания была в центре исследовательской и терапевтической деятельности З. Фрейда. Уже на подступах к психоанализу, когда он использовал катартиче-ский метод лечения истерии, перед ним стоял вопрос о разработке технических приемов, способствующих воспоминанию пациентами того, что было ими забыто. В совместно с Й. Брейером написанной работе «Исследования истерии» (1895) З. Фрейд высказал мысль о том, что у больных имеются такие забытые представления, которые вытеснены из сознания и из воспоминания. «Незнание» истериков было, по его мнению, «сознательным нежеланием знать», и задача терапевта состояла в том, чтобы с помощью психической работы преодолеть это нежелание пациента и добиться воспоминания им забытого. Два года спустя после введения З. Фрейдом в обиход термина «психоанализ» им была опубликована статья «О психическом механизме забывания» (1898), в которой была предпринята попытка психологического объяснения распространенного явления – временного забывания собственных имен. Поводом для исследования данного явления стал собственный опыт З. Фрейда, когда, обладая прекрасной памятью и способностью дословно воспроизводить ранее почерпнутую из различных источников информацию, он неожиданно для себя столкнулся с тем, что однажды, несмотря на все свои старания, никак не мог вспомнить фамилию известного ему итальянского художника Синьорелли, хотя у него и было зрительное воспоминание о расписанных им фресках в соборе города Орвието. Попытка психологического объяснения столь странного для него забывания привела к осуществлению масштабного исследования различных ошибочных действий, что нашло свое отражение в его работе «Психопатология обыденной жизни» (1901). З. Фрейда заинтересовало то обстоятельство, что наряду с забыванием фамилии итальянского художника у него наблюдалось неверное припоминание, когда вместе Синьорелли ему в голову упрямо приходили замещающие фамилии Боттичелли и Больтраффио. Подобная странность, связанная с забыванием и неверным припоминанием, вызвала у него исследовательский интерес к выявлению того, как, почему, благодаря каким влияниям и путем каких ассоциаций воспроизведение фамилии художника претерпело определенного рода смещение. В результате осуществленного анализа он пришел к таким выводам: сопровождающееся неверным припоминанием забывание не является актом психического произвола, а совершается в рамках закономерного протекания психических процессов, поддающихся научному объяснению; забывание и неверное припоминание – это психические акты, мотивированные вытеснением из сознания неприятных воспоминаний; за неспособностью вспомнить ранее известное стоит нежелание помнить об этом; если возникают замещающие представления (неправильное припоминание), то они выступают в качестве своеобразного компромисса, свидетельствующего о том, что намерение позабыть нечто «не увенчалось ни полным успехом, ни полным неуспехом». В работе «Психопатология обыденной жизни» З. Фрейд подвергнул анализу многочисленные примеры забывания имен, иностранных слов, словосочетаний. На основе анализа ему удалось установить, что одним из механизмов забывания является нарушение хода мысли силою внутреннего протеста, исходящего из чего-то вытесненного. Забытое или искаженное слово (словосочетание) «соединяется ассоциативным путем с известным бессознательным представлением, от которого и исходит действие, выраженное в форме забывания». При рассмотрении явления забывания З. Фрейд обратил внимание на инфантильную амнезию, то есть утрату воспоминаний человека о первых годах его жизни. Казалось бы, уже в раннем детстве ребенок достигает такого высокого уровня развития памяти, в результате которого он должен был бы сохранять в памяти на долгие годы особенно важные душевные события своей жизни. С помощью психоанализа удалось установить, что забытые переживания детства не только не исчезают бесследно, но, напротив, оказывают существенное влияние на последующую жизнь человека. И тем не менее именно наиболее значимые события детства забываются человеком. В ранних воспоминаниях детства нередко сохраняются безразличные, второстепенные детали, в то время как важные впечатления того времени часто не оставляют в памяти взрослых никакого следа. Размышляя над подобным обстоятельством, З. Фрейд предположил, что возможно «именно забывание детских переживаний и дает нам ключ к пониманию тех амнезий, которые, как показывают новейшие данные, лежат в основе образования всех невротических симптомов». Изучение сновидений и невротических заболеваний показало, что в памяти человека может всплывать то, что считалось давно позабытым. Это делало забывание более таинственным феноменом, чем можно было предположить, исходя из рассмотрения забывания имен, слов, словосочетаний. Поэтому, стремясь дать психоаналитическую разгадку забывания как такового, З. Фрейд обратился к анализу забывания того, что знаешь (забывание впечатлений и переживаний) и неисполнения чего-то (забывание намерений). В результате осуществленного на конкретных примерах анализа этих видов забывания он пришел к мысли, что во всех случаях в основе забывания лежит связанный с неудовлетворением мотив неохоты, нежелания. Дальнейший анализ этого феномена привел к выдвижению им следующих положений: склонность к забыванию неприятного имеет всеобщий характер, несмотря на то, что не все имеют одинаковую способность к этому; многое забывается по причинам, лежащим в нем самом; забывание чего-нибудь никогда не бывает случайным; забывание связано со стремлением человека к защите от представлений, способных вызвать у него ощущение неудовольствия; намерения забываются тогда, когда против них восстают «темные» мотивы (жадность, обида, пренебрежение к другим людям и другие) и когда имеет место столкновение условного долга с внутренней оценкой, в которой человек не признается сам себе. Психоаналитическое исследование различных случаев забывания позволило З. Фрейду сделать общий вывод, согласно которому приводящее к забыванию нарушение психической функции является мотивированным, обусловленным скрытыми от сознания мотивами. Психоанализ прокладывает путь к познанию бессознательной мотивировки забывания и тем самым дает возможность понимания того, почему и в силу каких причин произошло забывание. При этом не следует, как считал З. Фрейд, упускать из виду, что «не все то забыто, что мы считает забытым». Исходя из такого рассмотрения забытого, задачей используемой при лечении невротических заболеваний психоаналитической терапии является устранение амнезии пациента. Словом, задача психоаналитической терапии состоит в восполнении пробелов в воспоминаниях пациента, возвращении в сознание забытых им переживаний с целью последующего сознательного разрешения тех внутрипсихических конфликтов, предшествующее бессознательное разрешение которых достигалось путем вытеснения, забывания неприятного, этически неприемлемого и социально неодобряемого, что в конечном счете и предопределило «бегство в болезнь».
Зависимость может быть нормальной и патологической, инфантильной и взрослой, умеренной и чрезмерной. Она может выступать в качестве необходимого средства достижения определенных целей, переживаться как внутренняя настоятельная, но мучительная потребность, осознаваться или оставаться бессознательной, предопределяющей мышление и поведение человека. З. Фрейд рассматривал первоначальную зависимость грудного младенца от матери в плане удовлетворения потребности в пище и получения сексуального удовольствия от акта кормления грудью. Он считал, что в последующей замене материнской груди частью собственного тела, когда малыш начинает сосать собственный пальчик, ребенок «получает независимость в получении удовольствия от одобрения внешнего мира». Зависимость ребенка от матери и первые проявления независимости от нее рассматривались им как имеющие важное значение для последующего психосексуального развития человека, формирования здоровых отношений с иными объектами или образования болезненных привязанностей, превращающихся в патологическую зависимость от других людей. Отталкиваясь от идей З. Фрейда, многие психоаналитики исследовали эмоциональную зависимость младенца от матери, нормальные и патологические пути развития ребенка, связанные с обретением им независимости, фиксацией на инфантильных привязанностях, регрессией к предшествующим зависимым отношениям. Так, в работе «Норма и патология детского развития» (1965) А. Фрейд рассмотрела типичную психоаналитическую линию развития – «от инфантильной зависимости до любовной жизни взрослого», которая, по ее мнению, включает не только различные ступени (телесная самостоятельность, опрятность, ответственность и др.), но и разные уровни (минимальный, оптимальный). Одновременно она показала негативные следствия инфантильной зависимости, возникающие в том случае, когда мать руководствуется в своих действиях не потребностями ребенка, а безличными предписаниями, что может сказаться на возникновении внутренних сложностей детского развития, проявляющихся, в частности, в нарушении кормления и сна, порождении архаических страхов. Если одни психоаналитики, включая А. Фрейд, Дж. Боулби, Р. Шпитца, М. Малер, уделили значительное внимание изучению инфантильной зависимости, то другие сделали акцент на рассмотрении невротической зависимости взрослого человека. В частности, К. Хорни обратилась к осмыслению специфики эмоциональной зависимости, возникающей в результате невротической потребности человека уцепиться за кого-то, дающего надежду на защиту. По ее мнению, «такая зависимость не только может причинять бесконечные страдания, но даже быть исключительно пагубной». Как показала К. Хорни (1885–1952), структура эмоциональной зависимости представляется сложной, включает в себя сильное чувство обиды, порождает различные страхи и является составной частью невротической потребности в любви. Эта проблематика была рассмотрена ею в работе «Невротическая личность нашего времени» (1937), в которой также был поставлен вопрос об эмоциональной зависимости пациента от аналитика в процессе психоаналитической терапии. С точки зрения К. Хорни, проблема заключается не столько в том, почему такая эмоциональная зависимость имеет место в анализе (нуждающийся в защите человек будет цепляться за любого врача), сколько в том, «почему она особенно сильна и почему она встречается так часто». И то и другое характерно для аналитической терапии, поскольку помимо всего прочего анализ означает проработку защит, возбуждает тревогу, скрывающуюся за этими защитами, а возрастание тревоги заставляет пациента тем или иным образом цепляться за аналитика, порождая у первого эмоциональную зависимость от второго. В современной психоаналитической литературе уделяется внимание осмыслению различных аспектов инфантильной и взрослой, нормальной и патологической зависимости. Предметом обсуждения является и степень зависимости пациента от аналитика в процессе психоаналитической терапии, а также использование технических средств и приемов с целью обретения пациентом независимости как от инфантильных привязанностей к другим лицам, так и от внутренних переживаний, связанных с реакциями переноса различных чувств и отношений, включая потребность в зависимости, на аналитика.
Зависть может быть нормальной и патологической. В первом случае она служит стимулом для достижения желаемого, во втором – порождает недоброжелательное отношение к людям, обладающим тем, чего нет у человека или чего ему недостает. Можно завидовать тому, что кто-то из знакомых приобрел дорогостоящую престижную машину, но нормальное проявление зависти будет сопровождаться желанием сделать такую же покупку благодаря более интенсивной деятельности, связанной с необходимостью заработать определенную сумму денег, в то время как при проявлении патологической зависти у человека будут доминировать фантазии и желания, в которых его знакомый попадает в аварию и его машина превращается в груду металла. При патологическом проявлении зависти человек одержим постоянной оценкой чужих успехов, его размышления о том, что о нем думают другие, и о том, чего кто-то добился, сопровождается собственной заниженной самооценкой и постоянной неудовлетворенностью жизнью. Разнообразными проявлениями такой зависти являются симптомы неудовлетворенного тщеславия и желания иметь больше, чем есть у других людей. При этом зависть может выражаться в самых отвратительных формах, часто сопровождающих ненависть, насилие, агрессивность. С точки зрения А. Адлера, выраженной им в работе «Понимание природы человека» (1927), зависть следует рассматривать «как фактор современного состояния человеческой психики». Иногда она накладывает отпечаток даже на внешний вид человека: не случайно, используя аллегорию, говорят, что кто-то «позеленел от зависти». Ее невозможно уничтожить полностью, но можно найти ей полезное применение, не нарушающее душевного равновесия человека. В психоанализе проблема зависти чаще всего рассматривается в плане высказанной З. Фрейдом идеи о «зависти к пенису» как основе формирования женской сексуальности. Объектом анализа становятся также представления М. Кляйн о «зависти к груди», как мужском эквиваленте зависти к пенису, и размышления К. Хорни о зависти мужчин к беременности, деторождению и материнству, что является одной из движущих сил, побуждающих их к творчеству, созданию культурных ценностей. Что касается зависти женщин к пенису, то, по мнению многих аналитиков, при благоприятных условиях она перерастает в стремление иметь мужа и ребенка.
Зависть к груди была объектом рассмотрения М. Кляйн (1882–1960), которая считала, что изменения в равновесии между сексуальными и агрессивными импульсами дают начало таким эмоциям как жадность и зависть, а периодически повторяющиеся переживания удовлетворения и фрустрации приводят к психическому представлению младенца о «хорошей» и «плохой» груди. Зависть возникает по отношению к «хорошей» груди в первые месяцы жизни младенца и по мере инфантильного развития может превратиться в сильное завистливое Сверх-Я, способствующее возникновению внутрипсихических конфликтов. По мнению М. Кляйн, под воздействием зависти у ребенка могут появляться различного рода фантазии о похищении, разрушении, обесценивании материнской груди или об обладании ее лучшими качествами, что может в дальнейшем отразиться на нормальном или патологическом развитии человека. Обращающиеся к исследованию эмоциональных отношений между младенцем и матерью психоаналитики считают, что на ранних этапах инфантильного развития эти отношения и порождаемые ими чувства, включая зависть к груди, имеют важное значение для формирования психической структуры ребенка и взрослого человека. У мальчика зависть к груди вытесняется под воздействием тех преимуществ, которые он, как обладатель пениса, имеет перед «кастрированной девочкой». У девочек, напротив, появляется зависть к полноценной материнской груди, играющей определенную роль в соперничестве за внимание со стороны отца. В дальнейшем под влиянием различного рода фиксаций, регрессий или специфических обстоятельств жизни младенческая зависть может активизироваться у мужчины и превратиться в фетишизацию женской груди, а у женщины – перерасти в постоянное беспокойство по поводу несовершенства ее фигуры по сравнению с обладательницами большого бюста или страх перед возможностью утраты груди вследствие ракового заболевания, что может сопровождаться кошмарными фантазиями и невротическим поведением.
Первое представление З. Фрейда о зависти к пенису содержалось в его статье «Об инфантильных сексуальных теориях» (1908), где он охарактеризовал проявляемый девочкой интерес к отсутствующему у нее, но наличествующему у мальчика органу в качестве элементарной зависти. В работе «О нарциссизме» (1914) он писал уже недвусмысленно о том, что комплекс кастрации, или «страх за пенис у мальчика, зависть из-за пениса у девочки», является существенной частью первоначального нарциссизма ребенка. В вышедшем в свет в 1920 году четвертом издании «Три очерка по теории сексуальности» появился небольшой раздел «комплекс кастрации и зависть к пенису», в котором отмечалось, что, замечая иначе устроенные гениталии мальчика, маленькая девочка признает их и «в ней пробуждается зависть по поводу пениса, которая вырастает до желания, имеющего впоследствии важное значение, – также быть мальчиком». Это представление о зависти к пенису получило у З. Фрейда в дальнейшем развернутое обсуждение. В статье «Некоторые психические следствия анатомического различия полов» (1925) он рассмотрел вопрос о различном прохождении стадии эдипова комплекса мальчиком и девочкой и в связи с этим более подробно, чем ранее, описал последствия открытия, выпадающие на долю маленькой девочки, когда она «случайно обнаруживает большой, легко заметный пенис у брата или сверстника, распознает его как преувеличенный аналог своего собственного маленького и скрытого органа, и ею овладевает зависть к пенису». В «Новом цикле лекций по введению в психоанализ» (1933) он подчеркнул, что в значении зависти к пенису можно не сомневаться и что у чувствующей себя глубоко обделенной маленькой девочки появляется зависть к пенису, которая «оставляет неизгладимые следы в ее развитии и формировании характера, преодолеваемые даже в самой благоприятном случае не без серьезной затраты психических сил». З. Фрейд исходил из того, что в процессе познания маленькая девочка замечает некий изъян в устройстве ее тела. У нее нет того, что есть у мальчика. Это вызывает у нее зависть по поводу отсутствующего пениса. Девочка не смиряется со своим изъяном. Она хочет иметь такой же пенис, как у мальчика. Хочет и верит в эту возможность. Зависть к пенису порождает у девочки желание быть мальчиком. Со временем девочка понимает, что желание иметь пенис является невыполнимым. Однако оно остается в бессознательном, сохраняет свою силу. С точки зрения З. Фрейда, зависть к пенису играет важную роль в психосексуальном развитии женщины. Замечая различие в строении тела, маленькая девочка полагает, что именно мать несет ответственность за отсутствие пениса. Она обижается на свою мать. Не может простить ей то, что родилась не мальчиком. Обида ведет к тому, что первоначальная привязанность (любовь) к матери угасает и девочка отходит от своей матери. Отход от матери сопровождается возникновением желания у девочки быть ближе к отцу. Желание иметь пенис замещается желанием иметь ребенка от отца. В этом желании проявляется женственность, которая впоследствии перерастает в нормальную взрослую сексуальность. Зависть к пенису, как полагал З. Фрейд, оставляет глубокий след в психике женщины, сказывается на формировании ее характера, предопределяет ее психосексуальное развитие. Обычно зависть к пенису ведет к становлению нормальной женственности, но она же может приводить к подавлению сексуальных влечений или к развитию комплекса мужественности, то есть стремлению девочки походить на мальчика. В первом случае последствием такого развития может быть невроз. Во втором случае – перверсии, отклонения в сексуальном поведении. Словом, зависть к пенису рассматривалась З. Фрейдом в качестве основного мотива развития женщины и отправного пункта, способствующего пониманию специфики женской психологии. Не все психоаналитики разделяли идею З. Фрейда о центральном значении зависти к пенису в судьбе женщины. Так, К. Хорни выступила с критикой «мужской» точки зрения на женскую психологию. К. Хорни (1885–1952) не отвергла саму идею о зависти к пенису. Более того, в докладе «О развитии комплекса кастрации у женщин», прочитанном на VII Международном психоаналитическом конгрессе в Берлине, она подчеркнула то обстоятельство, что анатомические особенности половых органов женщины играют значительную роль в ее психосексуальном развитии и признала, что зависть к пенису может вести к некоторым формам патологии. Однако, в противовес З. Фрейду, она считала, что за завистью к пенису стоит более глубокое отношение маленькой девочки к отцу. Речь идет об отождествлении маленькой дочери с отцом. Зависть к пенису является не чем иным, как выражением взаимного притяжения полов. С этой точки зрения зависть к пенису оказывается не первичным, а вторичным фактором, оказывающим влияние на формирование женской психологии. В работе «Новые пути в психоанализе» (1939) К. Хорни показала, что один из источников убежденности аналитика в важной роли зависти к пенису находится не в нем самом, а в его пациентах. Если одни пациенты не воспринимают интерпретации аналитика, согласно которым зависть к пенису является источником их трудностей, то другие с готовностью принимают их и рассматривают собственные проблемы в терминах мужественности и женственности. Многие пациентки хватаются за представления о зависти к пенису, поскольку подобные представления оказываются простыми и из них вытекают легкие объяснения и решения. Женщине легче думать, что с ней несправедливо обошлась природа, чем осознавать, например, что она предъявляет к жизни, собственному мужу и детям завышенные требования и приходит в ярость, когда они не исполняются. Таким образом, как заметила К. Хорни, «теоретические пристрастия аналитика, похоже, могут совпадать с тенденцией пациентки оставлять свои реальные проблемы незатронутыми».
Весной 1911 года З. Фрейд организовал журнал «Имаго», название которого было предложено Г. Заксом. Посвященный немедицинским аспектам психоанализа данный журнал стал выходить в свет под их редакцией совместно с О. Ранком (первый номер журнала вышел в 1912 г.). В сентябре 1911 года после завершения III Международного психоаналитического конгресса в Веймаре (Германия) Г. Закс (вместе с Э. Джонсом) посетил сестру Ф. Ницше, которой он рассказал о сходстве между некоторыми идеями З. Фрейда и немецкого философа. В 1913 г. Г. Закс стал членом тайного Комитета и был самым остроумным среди них. В 1918 году из-за туберкулеза был вынужден поехать в Давос, где на протяжении двух лет проходил курс лечения. В 1919 году он решил сменить профессию адвоката и стать практикующим психоаналитиком. Год спустя Г. Закс переехал из Швейцарии в Берлин, чтобы оказать помощь К. Абрахаму в обучении соответствующих специалистов в первом Институте психоанализа. В 1922 году он приехал в Вену и прочитал две лекции по психоанализу перед американскими и английскими студентами, изучающими у З. Фрейда основы психоаналитического учения. Одним из первых Г. Закс стал выступать в качестве обучающего психоаналитика. В 1933 году он эмигрировал в США и сменил в Бостоне Ф. Александера, который переехал на постоянную работу в Чикаго. Летом 1939 года Г. Закс приехал из США в Англию к своему учителю и другу З. Фрейду, чтобы проститься с ним. Он оказался одним из последних посетителей основателя психоанализа, который ушел из жизни 23 сентября того же года. В 1939 году Г. Закс основал журнал «Американ имаго» и был его издателем до своей кончины, последовавшей в 1947 году в день своего 66-летия. Г. Закс опубликовал ряд работ, включая «Значение психоанализа в науках о духе» (1913, совместно с О. Ранком), «Фрейд: учитель и друг» (1945), «Маски любви и жизни. Философские основания психоанализа» (1948).
Понятие «замещение» (Ersatz) было использовано З. Фрейдом в различных контекстах с целью демонстрации работы внутрипсихических механизмов, когда в результате бессознательной деятельности человека осуществляется своего рода подставка вместо одного чего-то другого. В его работе «Толковании сновидений» (1900) речь шла о сновидении как целом, являющемся «искаженным заместителем чего-то другого», замещении элементов сновидения символами и замещающих представлениях, которые попадают в поле сознания при толковании сновидений. В других работах З. Фрейда, включая «Психопатологию обыденной жизни» (1901) и «Бессознательное и его отношение к остроумию» (1905), процессы замещения рассматривалось в плане образования ошибочных действий и промахов человека, различного рода острот, шуток и каламбуров. В его работах, посвященных исследованию природы невротических заболеваний и аналитической терапии, замещение трактовалось в плане возникновения симптомов. По этому поводу в «Лекциях по введению в психоанализ» (1916/17) З. Фрейд заметил: «Образование симптома – это замещение чего-то другого, что не могло появиться. Определенные душевные процессы нормальным образом должны были развиться настолько, чтобы они стали известными сознанию. Этого не случилось, но зато из прерванных, каким-то образом нарушенных процессов, которые должны были остаться бессознательными, возник симптом». Термин «замещение» использовался З. Фрейдом также при объяснении других явлений. Так, он считал, что одна из первоначальных составных частей либидо – это склонность рассматривать обнаженные половые отличия. Однако сама эта склонность рассматривалась им как замещение, восходящее к первичному удовольствию касаться половых органов. Исходя из подобного замещения, он и предпринял попытку объяснить феномен эксгибиционизма.
В психоанализе под защитой понимается прежде всего и главным образом бессознательная деятельность человека, направленная против сексуальных, эгоистических и деструктивных влечений, неприятных воспоминаний и различного рода фантазий, непосредственная реализация или репродукция которых способна привести к нарушению целостности психической организации человека. Понятие «защита» было использовано З. Фрейдом при попытках психологического объяснения истерии, фобий, навязчивых представлений и галлюцинаторных психозов. В статье «Защитные невропсихозы» (1894) он провел различие между гипноидной истерией, неотреагированной истерией и истерией защиты, тем самым высказав первые представления о защите, которые впоследствии легли в основу его некоторых психоаналитических идей, в частности, в основу концепции вытеснения. Согласно его предположениям, защита направлена против невыносимого для человека представления с целью ослабления его посредством отделения от него аффекта и отвода этого аффекта из психики в соматику. Смещенный аффект обладает способностью возвращения из соматической области к первоначальному представлению, что может породить истерический припадок. Если невыносимое, болезненное представление имеет тесную связь с реальностью, то защита от него может привести к галлюцинаторному психозу, как отказу от реальности. В написанной совместно с Й. Брейером работе «Исследования истерии» (1895) З. Фрейд рассматривал защиту в качестве важного фактора, способствующего возникновению одной из форм истерии. Здесь же он впервые, пожалуй, наряду с защитой использовал термин «вытеснение», говоря о том, что патогенное воспоминание вытесняется исходящей от Я психической силой. В статье «Еще несколько замечаний о защитных невропсихозах» (1896) З. Фрейд высказал мысль, согласно которой защита является «ядром психического механизма», ведущего к возникновению невротических заболеваний. Как и в предшествующей работе, в данной статье понятия «защита» и «вытеснение» используются в качестве равнозначных, взаимозаменяемых. Одновременно З. Фрейд предпринял попытку рассмотрения различных форм защит, проведя различие между «первичной защитой», в которой решающую роль играют чувства стыда и совести, и «вторичной защитой», приобретающей значение навязчивого побуждения, превращающегося в навязчивые действия. «Первичная защита» служит поддержанию внешнего здоровья человека, в то время как «вторичная защита», осуществляемая под воздействием возвращения вытесненных воспоминаний, порождает компромиссные образования в форме невротических симптомов типа разнообразных навязчивых действий. Словом, в статье «Еще несколько замечаний о защитных невропсихозах» речь шла фактически о различии между нормальной и патологической защитами, к которым может прибегать человек в процессе своей жизнедеятельности. Столь значительное внимание к проблеме защиты было уделено З. Фрей дом как раз в тот период его исследовательской и терапевтической деятельности, когда он ввел в научный оборот термин «психоанализ». На начальном этапе становления психоанализа проблематика защиты в ее различных ракурсах занимала не последнее место в его концептуальных построениях. Так, в работе «Психопатология обыденной жизни» (1901) защита рассматривалась им не только с точки зрения раскрытия психологии невротиков, но и в плане осмысления природы такого, феномена как забывание. С одной стороны, З. Фрейд подчеркивал, что «стихийное стремление к защите от представлений, могущих вызвать ощущение неудовольствия, стремление, с которым можно сравнить лишь рефлекс бегства при болезненных раздражениях, приходится отнести к числу главных столпов того механизма, который является носителем истерических симптомов». При этом он был далек от утверждения того, что тенденция защиты всегда в состоянии одержать верх и не исключал возможность отнесения ее к низшей психической инстанции, которая может парализоваться другими, высшими инстанциями. С другой стороны, основатель психоанализа сводил к тенденции защиты такие явления, как случаи забывания, и считал, что «там, где это возможно, тенденция защиты передвигает свою цель и устраняет из нашей памяти хотя бы нечто иное, не столь важное, но находящееся в ассоциативной связи с тем, что, собственно, и вызвало отпор». Однако по мере становления и развития психоанализа понятие защиты все более уходило у него на задний план, в то время как на передний план стали выдвигаться представления о вытеснении. Первые три десятилетия развития психоаналитической теории и практики как раз и прошли под знаком усиленного внимания З. Фрейда и других психоаналитиков к проблемам вытеснения и сопротивления. Позднее, во второй половине 20-х годов, после того, как в центре психоаналитических исследований оказались не только процессы вытесненного бессознательного, но и те психические процессы, которые были вызваны к жизни деятельностью Я и Сверх-Я, он вновь вернулся к рассмотрению проблемы защиты. В работе «Торможение, симптом и страх» (1926) З. Фрейд не только провел различие между вытеснением и защитой, но и высказал мысль о том, что использование понятия «защита» имеет свои преимущества, так как расширяет представление о тех приемах, которые используются Я для возможного разрешения внутрипсихических конфликтов и которые способны привести к невротическим заболеваниям. При этом он подчеркнул, что накопленные психоаналитические знания о возникновении симптомов, истерии и неврозе навязчивости послужили достаточным основанием, чтобы воспользоваться старым понятием «защита», которое может охватить все процессы, обеспечивающие «защиту Я от требований влечений», и включить в это понятие вытеснение, «как один специальный случай». Кроме того, следует, как заметил он, принять во внимание возможность, что углубление исследований откроет тесную связь между «особыми формами защиты» и определенными заболеваниями. Работа З. Фрейда «Торможение, симптом и страх» была переведена на русский язык под названием «Страх» в 1927 году. В русскоязычном издании вместо понятия «защита» использован термин «отражение», что может ввести в заблуждение тех, кто обращается к идейному наследию З. Фрейда. Последующие переиздания данной работы осуществлялись, как правило, с того издания, которое было опубликовано в 1927 год у и, следовательно, в них сохраняется терминология, затрудняющая понимание важного момента в развитии классического психоанализа, а именно возвращение к использованию понятия «защита». Одиннадцать лет спустя в работе «Анализ конечный и бесконечный» (1937) З. Фрейд обозначил «действие защит в Я» как «изменение Я», если понимать под этим «дистанцию от фиктивного нормального Я», которое является союзником в аналитической работе. Одновременно он высказал соображения, согласно которым противодействующий «защитным устремлениям Я» количественный момент силы влечений устанавливает предел эффективности аналитической работы, благодаря которой контроль над влечениями становится лучше, но по-прежнему остается несовершенным, поскольку «преобразование защитных механизмов не является полным». Высказанные З. Фрейдом в различное время идеи о защитах Я от бессознательных влечений и их действии в психике человека послужили отправной точкой для ряда психоаналитиков, уделивших основное внимание в своей исследовательской и терапевтической деятельности защитным механизмам Я.
В психоанализе понятие «защитные механизмы» относится к Я, которому приходится обороняться от различного рода угроз, исходящих от ограничений внешнего мира, требующих удовлетворения бессознательных влечений, фантазий и всевозможных представлений, связанных с идеалами, нравственными ценностями, внутренними запретами. На начальном этапе развития психоанализа З. Фрейд использовал понятие «защита», которое впоследствии было заменено термином «вытеснение». В работе «Я и Оно» (1923) основатель психоанализа охарактеризовал Я как «несчастное существо», так как ему приходится служить как бы двум господам: «беззащитное с обеих сторон Я тщетно обороняется от наглых требований Оно, а также от укоров карающей совести», то есть от Сверх-Я. Более того, «несчастное Я» страдает, по мнению З. Фрейда, от троякого рода угроз, исходящих со стороны внешнего мира, бессознательных влечений Оно и сурового Сверх-Я. Говоря о трудном положении, в котором находится «несчастное Я», он подчеркнул то обстоятельство, что этому Я все время приходится защищаться, обороняться от нависших над ним угроз. При этом З. Фрейд указал на ряд защитных действий, используемых Я с целью избежания внешних и внутренних опасностей. В частности, он отметил, что «истерическое Я защищается против мучительного восприятия, грозящего ему вследствие критики его Сверх-Я, тем же путем, каким оно обычно привыкло защищаться от невыносимой для него загрузки объектом – то есть путем акта вытеснения». Наряду с вытеснением в этой же работе родоначальник психоанализа коснулся таких средств защиты, как идентификация, сопротивление, регрессия, сублимация, образование реакций. В работе «Торможение, симптом и страх» (1926) З. Фрейд высказал мысль о необходимости использования понятия «защита», к которому он обращался тридцать лет тому назад в статье «Еще несколько замечаний о защитных невропсихозах» (1896). Он полагал, что «будет, несомненно, полезно вернуться к старому понятию «защита», если условимся, что оно должно служить обозначением всех тех технических приемов, которыми пользуется Я при всех своих возможных конфликтах, ведущих к неврозу». Считая это «терминологическое новшество» оправданным, З. Фрейд особо выделил такие технические приемы защиты Я, как вытеснение, изоляция, регрессия, реактивные изменения Я. В этой работе еще не использовался термин «защитные механизмы»: в ней фигурировали понятия «технические приемы Я», его «методы защиты». Однако З. Фрейдом были высказаны важные мысли, предопределившие, по сути дела, интерес ряда психоаналитиков к проблеме защитных механизмов Я. Две из них заслуживали особого внимания: одна мысль касалась необходимости исследования тесной связи между особыми формами защиты и определенными невротическими заболеваниями; вторая – выявления зависимости между уровнем развития психики и методами защиты, используемыми человеком до разделения Я и Оно, до формирования у него Сверх-Я и после образования этих психических инстанций. Отталкиваясь от идей З. Фрейда, его дочь А. Фрейд (1895–1982), специализировавшаяся в области детского психоанализа, обратилась к исследованию защитных механизмов. В работе «Я и защитные механизмы» (1936) она выделила девять способов защиты, которые ранее были описаны, но не систематизированы в различных трудах по психоанализу. К ним относились: регрессия (возвращение на более раннюю стадию психосексуального развития), вытеснение (изгнание в бессознательное того, что ранее было сознательным), реактивное образование (изменение неприемлемого на приемлемое), изоляция (отделение невыносимых событий или идей от связанных с ними чувств), аннулирование (мысленная отмена, уничтожение нежелательного действия), проекция (вынесение вовне), интроекция (вбирание вовнутрь), борьба Я с самим собой, обращение (направленность против себя, меняющая нацеленность импульса). К этим девяти способам защиты добавлялся десятый – сублимация (переключение с социально неодобряемого на социально приемлемое), которая относилась скорее к нормальному, а не невротическому развитию. По мнению А. Фрейд, в своих конфликтах со Сверх-Я, внешним миром и Оно Я имеет в своем распоряжении упомянутые выше десять способов защиты. Задача практикующего психоаналитика состоит в том, чтобы «определить, насколько они эффективны в процессах сопротивления Я и формирования симптома, которые он имеет возможность наблюдать у разных людей». Основываясь на таком понимании практики психоанализа, А. Фрейд рассмотрела механизмы защиты Я в зависимости от уровня психического развития человека. В работе «Я и защитные механизмы» (на русском языке издана под названием «Психология «Я» и защитные механизмы», 1993) она сформулировала следующие положения: о вытеснении можно говорить тогда, когда Я отделено от Оно; проекция и интроекция являются такими способами защиты, которые зависят от дифференциации Я от внешнего мира; сублимация предполагает наличие Сверх-Я, то есть принятия или знания нравственных и социальных ценностей; регрессия, обращение и борьба против себя не зависят, по-видимому, от стадий психического развития человека, поскольку являются такими же древними, как и его инстинкты. Предложенная А. Фрейд классификация защитных механизмов по их положению во времени (в зависимости от стадий психического развития) не совпадала с исследованиями ряда психоаналитиков, в частности М. Кляйн, считавших, что интроекция и проекция являются теми психическими процессами, которые участвуют в развитии Я и в его дифференциации от внешнего мира. Эта классификация противоречила и психоаналитическому опыту, свидетельствовавшему о связи раннего проявления неврозов маленьких детей с процессом вытеснения. А. Фрейд понимала условность выдвинутой ею классификации механизмов защиты и поэтому сосредоточила свое внимание не на прояснении ее, а на исследовании ситуаций, провоцирующих действие защитных реакций. В центре ее внимания оказались прежде всего такие защитные механизмы, как отрицание в фантазии, слове и действии, идентификация с агрессором, проекция в форме «альтруистического подчинения». З. Фрейд не остался в стороне от дальнейшего обсуждения вопроса о механизмах защиты. В работе «Конечный и бесконечный анализ» (1937) он отметил, что Я пользуется разными методами, чтобы избежать опасности, страха, неудовольствия: «Мы называем эти методы «защитными механизмами». З. Фрейд признал, что пока они недостаточно хорошо известны, но соответствующая работа А. Фрейд позволяет получить первое представление о многообразии и многостороннем значении защитных механизмов. Одновременно он дал разъяснения по поводу отношения между различными способами защиты: «вытеснение относится к другим методам защиты как пропуски в тексте относятся к его искажению, а в различных формах такой фальсификации можно найти аналогии многообразию изменения Я». Основатель психоанализа обратил внимание на патогенную роль защитных механизмов. Он высказал мысль, согласно которой, служащие цели предотвращения опасности, в процессе развития Я эти механизмы сами могут обернуться опасностью. Я приходится платить слишком высокую цену за их услуги: защитные механизмы налагают ограничения на Я, требуют значительных энергетических затрат на их поддержание, оказываются тяжелым бременем для психики. Однажды оказав услугу Я, они не исчезают, фиксируются в нем и становятся «постоянными способами реагирования, присущими характеру человека и повторяющимися на протяжении всей жизни, как только вновь возникает ситуация, подобная первоначальной». Защитные механизмы становятся своего рода инфантилизмами, оберегающими Я взрослого человека от опасностей, которые в действительности уже не существуют. Более того, человек начинает выискивать такие ситуации, которые могли бы заменить первоначальную опасность, чтобы тем самым оправдать его фиксацию на ранее использованных и ставших привычными ему способах реагирования. Поэтому, замечал З. Фрейд, можно понять, «как защитные механизмы, все более отчуждая от внешнего мира и постоянно ослабляя Я, подготавливают вспышку невроза». З. Фрейд считал, что действие защитных механизмов дает знать о себе и в процессе анализа, аналитической терапии. Фактически во время аналитической работы пациент повторяет те способы реагирования, к которым он привык и которые привели его к психическому заболеванию. Главное же заключается в том, что «защитные механизмы, выстроенные против прежних опасностей, в ходе лечения повторяются в виде сопротивления исцелению». Подобное сопротивление приводит к новому возникновению защитных конфликтов и отыгрыванию их, в результате чего могут возобладать негативные переносы, сводящие на нет предшествующие позитивные результаты анализа. Словом, можно говорить о том, что существует сопротивление раскрытию сопротивлений, а «защитные механизмы действительно заслуживают того названия, которое мы им дали в самом начале, прежде чем они были более детально исследованы». Выдвинутые З. Фрейдом идеи о патогенной роли защитных механизмов и их участии в препятствии излечению легли в основу исследовательской и терапевтической деятельности многих современных психоаналитиков.
В психоанализе речь идет прежде всего о психическом, душевном здоровье человека в противоположность его невротическим расстройствам. З. Фрейд рассматривал здоровье человека с точки зрения согласованного, гармоничного функционирования его психического аппарата. В работе «Конечный и бесконечный анализ» (1937) он подчеркивал, что «здоровье нельзя описывать иначе, как метапсихологически, как соотношение сил между познанными нами, если хотите, раскрытыми, предполагаемыми инстанциями душевного аппарата». Цель психоаналитической терапии заключается в том, чтобы облегчить страдания обратившегося за помощью к аналитику больного и сделать его здоровым, способным к сознательному и ответственному решению внутрипсихических конфликтов. Но это не означает, что аналитик должен всеми средствами добиваться того, чтобы пациент стал непременно здоровым человеком. Бывают случаи, когда аналитик вынужден признать, что психическое заболевание пациента, разрешение конфликта в форме невроза является безобидным и социально допустимым решением. Как замечал З. Фрейд в «Лекциях по введению в психоанализ» (1916/17), аналитику не пристало играть роль «фанатика здоровья» вопреки всем жизненным ситуациям. Врач обязан считаться с тем, что необходимость может потребовать от человека «пожертвовать своим здоровьем» и что такой жертвой одного человека «часто сдерживается бесконечное несчастье многих других». З. Фрейд одним из первых высказал мысль о том, что граница между здоровьем и болезнью, нормой и патологией относительна. В строгом смысле этого слова только первобытного человека можно назвать душевно здоровым, поскольку, не стесненный требованиями культуры, с которыми приходится считаться современному человеку, он имеет возможность удовлетворять свои естественные влечения и желания. Для большинства людей существует граница, за пределами которой их конституция не может следовать требованиям культуры, рассчитанной на среднестатистического человека. Обращая внимание на это обстоятельство, в статье «»Культурная» сексуальная мораль и современная нервозность» (1908) основатель психоанализа замечал: «Все те, которые хотят быть лучше, чем позволяет им конституция, подвергаются неврозам; они были бы здоровее, если бы им было возможно быть хуже». Именно под воздействием культуры, подавляющей сексуальные влечения человека, большинство людей становятся неврастениками или, по словам З. Фрейда, вообще расплачиваются своим здоровьем. Представления З. Фрейда о здоровье получили свое дальнейшее осмысление в психоаналитической литературе. Одни психоаналитики сосредоточили внимание на возможности естественного удовлетворения сексуальных влечений человека как основном критерии психического здоровья. Так, В. Райх (1897–1957) считал, что полная разрядка сексуальной энергии, способность человека к получению оргазма свидетельствуют о его психическом здоровье. Другие принимали во внимание социокультурные условия жизни, предопределяющие здоровое и болезненное развитие человека. В частности, К. Хорни (1885–1952) исходила из того, что понятия здоровья и болезни видоизменяются не только в различных культурах, но также с течением времени, в пределах одной и той же культуры. Э. Фромм (1900–1980) поставил вопрос о необходимости пересмотра традиционной концепции душевного здоровья, согласно которой здоровым считается человек, приспосабливающийся к требованиям общества (понятие здоровья с точки зрения общества). В противоположность данной концепции он ратовал за возвращение к древней гуманистической традиции, в соответствии с которой здоровье человека определялось не с позиций общества, а в плане развития жизненных сил индивида (понятие здоровья с точки зрения самого человека). В работе «Здоровое общество» (1955) Э. Фромм подчеркивал, что в гуманистическом понимании душевное здоровье характеризуется способностью любить и творить, чувством тождественности, основанным на ощущении себя субъектом и носителем собственных сил и способностей. «Душевно здоровый человек – это тот, кто живет по любви, разуму и вере, кто уважает жизнь – как собственную, так и своего ближнего». Цель психоанализа предопределяется тем, какой концепции здоровья придерживается аналитик. Согласно одной концепции, целью психоаналитической терапии является приспособление, под которым понимается способность человека в своем мышлении и поведении быть таким же, как остальные члены данного общества. В этом случае лечение ориентируется на социальное приспособление, уменьшающее чрезмерные страдания невротика до среднего уровня страдания. Согласно другой концепции, цель психоаналитической терапии состоит не столько в приспособлении, сколько в оптимальном развитии способностей человека и реализации его творческого потенциала, индивидуальности. В последнем случае аналитик является «целителем души». По словам Э. Фромма, психоанализ основывается на том принципе, что психическое здоровье не может быть достигнуто до тех пор, «пока мы не подвергнем тщательному анализу наше мышление и чувства, чтобы определить, производим ли мы рационализацию или наши убеждения коренятся в наших чувствах».
Понятие «зеркальный перенос» было введено в психоаналитическую литературу Х. Кохутом (1913–1981). В статье «Психоаналитическое лечение нарциссических расстройств личности: принцип систематического подхода» (1966) он писал: «Зеркальный перенос осуществляет терапевтическое восстановление той стадии развития, в которой ребенок пытается сохранить часть первоначального, всеобъемлющего нарциссизма при помощи концентрации совершенства и силы в грандиозной Самости и вывода всех несовершенных аспектов наружу». Рассматривая зеркальный перенос, Х. Кохут выделил три его формы, соответствующие специфическим стадиям развития грандиозной Самости: архаическая форма, или «перенос-слияние», представляющий собой слияние на основе расширения грандиозной Самости; менее архаическая форма, или «близнецовый перенос» по типу «второе Я»; еще менее архаическая форма, или «зеркальный перенос» в более узком смысле. Последний, то есть «зеркальный перенос» в более узком смысле представляет собой, по словам Х. Кохута, «восстановление фазы, в которой огонек в глазах матери, являющийся отражением эксгибиционистского поведения ребенка, и другие формы материнского участия в нарцисси-ческих радостях ребенка укрепляют его самооценку и, постепенно увеличивая избирательность подобных реакций, придают ему реалистическую направленность». В первой форме переноса (перенос-слияние) переживание Самости пациента распространяется на аналитика. Во второй (близнецовый перенос) – пациент предполагает, что аналитик похож на него или что их психологии схожи. В третьей (зеркальный перенос в узком смысле) – аналитик переживается в качестве отдельного человека, имеющего важное значение для пациента в рамках потребностей, усиленных в процессе терапии реактивацией его грандиозной Самости. Х. Кохут считал, что основная задача аналитической терапии во время зеркального переноса состоит в переводе в сознание пациента его детских фантазий о своем эксгибиционистском величии. Однако зеркальный перенос может вызвать у аналитика такие реакции, которые создают помехи терапевтической активации грандиозной Самости пациента. Под влиянием собственных нарциссических потребностей аналитическая ситуация, в которой аналитику отводится роль зеркала детского нарциссизма пациента, может стать для него обременительной и нетерпимой. При переносе-слиянии и близнецовом переносе аналитик лишается нарциссического удовлетворения – признания пациентом его независимого существования. Если аналитик окажется не в состоянии понять нарциссические потребности пациента и вовремя среагировать на них, то это чревато опасностью его недостаточного эмоционального участия по отношению к пациенту. Вместе с тем если аналитику удается показать пациенту, что нарциссические потребности последнего соответствуют возрождаемой при переносе ранней стадии развития, то пациент постепенно откроет для себя фантазии грандиозной Самости, в результате чего начнется медленный процесс, способный привести к интеграции грандиозной Самости в структуру реального Я. Процесс проработки при зеркальном переносе завершается трансформацией грандиозной Самости пациента, возрастанием его реалистичной самооценки, усилением способности Я к действию на основе приближения личных стремлений к реальности. |
|
||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Наверх |
||||
|