Глава вторая

ВЕЛИКИЙ МЕНЕДЖЕР

О великом менеджере известно только одно: что он есть.

Предложение всем показалось заманчивым. Но он пришел и сказал:

— Ничего не получится.

И всем сразу стало ясно, что, конечно же, ничего не получится. Что и не могло получиться ни при каких обстоятельствах, и почему именно не получится. И что именно произойдет, если попытаться это все же осуществить.

Идея всем показалась нереальной. Но он пришел и сказал:

— А почему нет?!

И всем сразу стало ясно, что, конечно же, все может прекрасно получиться, и посыпались предложения, что и когда конкретно нужно сделать. Дело пошло.

Потом и эти немногое слова он стал экономить. Только посмотрит иронически или в согласии полуприкроет глаза, и всем все становилось ясно: и в целом и в подробностях.

Его спросили:

— Почему так получается? Ведь, в конце концов, оказывается, что мы и так все знали сами. Почему же мы так беспомощны?

— Не вы беспомощны, а я не совсем еще бесполезен. Вам нужна монархия, а не монарх.

Потом он тяжело заболел. И только изредка мог в течение нескольких лет что-то показывать глазами.

Когда он умер, дела разладились.

Это — как тяжело больной в доме. Любое его желание выполняется. Лишь бы не ошибиться, лишь бы правильно понять желание! Вот что движет всеми. О неисполнении желания безнравственно и думать!

Неопытный водитель тормозит автомобиль, и пассажиры чувствуют неудобство. Потому что в момент остановки он давит на педаль тормоза до конца. Опытный водитель тормозит так, что и чашки кофе не расплескает. Потому что в момент остановки он вообще не давит на тормоз. У этих водителей прямо противоположное положение ноги в момент остановки.

Ступени мастерства образуются сменой привычного на противоположное. Как горизонталь ступени сменяется вертикалью.

Неопытный руководитель сначала много думает над тем, какой приказ отдать. А уж после того, как отдаст, развивает кипучую деятельность, чтобы обеспечить его выполнение. Опытный — сперва создаст условия для выполнения всякого своего приказа. А уж потом и не отдаст его вовсе, а лишь выскажет пожелание. И не заботится о его выполнении. Ни его это дело, а других людей. Ему не о чем беспокоиться.

Идеальный руководитель — вообще бездействующий. Зачем отдавать приказы, если люди и сами должны догадываться, что им делать. Зачем спрашивать, сделано ли, если не было землетрясения или новой мировой войны, которая возможно, и могла бы помешать выполнению?!

Потому что он непредсказуем. Трудно сказать, что произойдет, если нарушить его слово. Но что-нибудь совершенно ужасное. И мысль о невыполнении не додумать до конца, потому что стынет кровь от ужаса на середине мысли.

Он как мрак. Ничего в его планах разглядеть невозможно.

Он как гром. Никогда не угадать, куда ударит и кого поразит.

Он как огонь. Невозможно приблизиться. Тепло рядом, но невыносимо горячо, если пытаться стать еще ближе.

Он бездействующий. Как бездействует плывущий под стремительным парусом по сравнению с гребущим веслами.

Его любят и его боятся. Эти два самые сильные чувства идут за ним рука об руку.

В траве лежало яблоко. Хорошее, лишь с одного боку пятнышко.

Учитель поднял яблоко и сказал:

— Есть две возможности. Можно его слегка обтереть и сразу есть. А можно достать ножик. Вырезать все сомнительные места, а потом уже есть. Но уже без брезгливости и опаски. И съесть удастся больше. Ведь в первом случае мы невольно оставляем сколько-то хорошего вокруг плохого. Правда, в первом случае мы можем начать есть сразу, а во втором — лишь после предварительной работы. Это две разные стратегии. Во всех делах. Во всех без исключения. Ничто на свете так не важно, как эта разница.

Он достал ножик, очистил яблоко и начал неторопливо есть.

— А нас угостите? — пошутили мы.

— Нет, — пошутил он, — Чтобы вы лучше запомнили!

И доел яблоко.

Он очень редко говорил нет, хотя хорошо умел это делать.

Твердое — то, на что можно опереться, не провалишься. Это слова или цифры, которым можно верить. Человек, на которого можно положиться — не подведет. Автомобиль, который полностью исправен и заправлен бензином: в нужный момент и заведется, и поедет. Твердое — это и есть твердое.

Пустое — то, на что нельзя опереться — провалишься. Информация, которая может оказаться ложной или неполной, неточной. Солдат, который испугается и убежит. Друг, который пообещает и не сделает. Фабрика, которая портит материалы, не производя ничего пригодного. Пустое — это и есть пустое.

Надо отличать твердое от пустого.

Это самое важное из всех искусств.

Комбинация твердого и пустого дает пустое. А что она еще может дать?! Многие дела человеческие производятся впустую, потому что содержат что-нибудь пустое.

Маленького мальчика дедушка отдал чужим людям учить ремеслу. Но не делали они этого, и еще очень плохо к нему относились. Когда мальчику стало совсем невмоготу, написал он дедушке письмо. Подробно и убедительно обрисовал свои беды, да вот адрес на конверте написал очень уж неконкретный: На деревню дедушке. Не дойдет письмо с таким адресом, напрасно будет ждать мальчик своего дедушку.

Содержание письма — это твердое. А вот адрес — пустое. В результате — пустое.

Мы бываем в положении этого мальчика чаще, чем наше самолюбие может в это поверить. Ведь если среди двадцати твердых элементов — действий — хоть одно оказалось пустым — все усилия пропали зря.

Отделение твердого от пустого подобно действию ножа, очищающего яблоко.

Запах яблок каждый раз напоминает об этом высшем из искусств — отделении пустого от твердого.

— Я прочитал все четырнадцать глав твоего трактата. Хороший трактат. Но теория — одно, а практика — другое! Не мог ли бы ты показать свое искусство на практике?!

— Могу.

— А какое тебе нужно для этого войско?

— Любое.

— Тогда возьми мой гарем.

Полководец построил женщин во дворе дворца, разбив их на два отряда по девяносто человек в каждом. Объяснил, где право, где лево и что такое кругом. Выбрал двух любимых наложниц князя и поставил их офицерами над отрядами:

— Я буду давать команду офицерам, а офицеры — солдатам, — и скомандовал налево!

Офицеры, смеясь, повторили команду, а солдаты ее не исполнили: кто повернулся налево, кто направо, а кто и вовсе сел на траву.

— Не получилось, — сказал полководец, и повторил свое объяснение.

Но и снова получилось то же самое.

— Снова не получилось, — сказал полководец, — Кто виноват? Я не виноват, я даже повторил свое объяснение. Солдаты виноваты? Нет, не виноваты.

Потому что офицеры отдавали команды таким образом, как будто имелось ввиду ее невыполнять. Виноваты офицеры. Отрубить им головы.

— Нет, нет, — сказал князь, — Достаточно. Я вижу, что ты хороший полководец!

— Нет, князь, — возразил полководец, — Если мы не отрубим им головы, про тебя будут говорить, что у тебя полководец, чьи приказы не выполняются.

Головы отрубили, полководец поставил других офицеров, и стало получаться.

— Вот князь. Это еще не очень хорошее войско, но я готов идти с ним и сражаться!

Но князь в досаде махнул рукой и ушел.

Теория — это, действительно, одно, а практика — другое.

Страх — весьма важное чувство. Его нельзя игнорировать, им нельзя не пользоваться. Ведь его поместили в человека, для блага человека. Это хорошее полезное чувство, которое не только может унизить человека, низведя его до животного, но может и возвысить. Из страха бросить тень на друга, могут и собственной жизнью пожертвовать. Не то главное, что человек боится, а то, чего именно он боится, за что именно он боится.

Почему у женщин начали получаться боевые упражнения? Может быть из страха? А почему полководец готов идти с этим войском и сражаться? Ведь с запуганным войском едва ли хорошо иметь дело. Здесь уже причина в бесстрашии. Солдаты не боятся, что полководец накажет их за чужую вину. Если виноват не солдат, а офицер, накажут офицера. Солдату нечего бояться, если он не виноват.

Это — бесстрашие. Ну, а если виноват? Конечно, накажут. Раз уж и офицера не пощадили. Сочетание страха и бесстрашия — основа армии.

Не страшен противник. Не страшен начальник, если выполняешь свой долг. Но страшно не выполнить долг. Тут уж прощения не жди.

Переход от страха к бесстрашию — граница резкая. Этой резкой границей очерчиваем долг, обязанности, приказ. Чтобы твердое отделить от пустого. Казнь офицеров произвела такое отделение.

Нельзя размазывать границу страха.

Нельзя размазывать и границы бесстрашия.

Всему свое место, имеющее точные границы.

Последний приказ полководца должен быть выполнен. Это старое, верное правило, которое спасло не одного князя от самого себя.

Какое искушение снять полководца с должности, чтобы отменить его неприятный приказ! Но какой смысл его снимать, если все равно все уже отданные им приказы придется выполнять! Снять-то можно, а не выполнить уже отданный приказ нельзя. Таково правило.

Нет правил более ценных, чем те, что защищают человека от самого себя.

Закон обратной силы не имеет. Так общество защищает себя от самого себя.

Изменение любых правил задним числом — визитная карточка коварства и слабости. Даже дети отказываются играть в такие игры.

Нет более верного способа потерять честь и доверие, как изменить договоренность задним числом к своей выгоде. Но нет и более быстрого и верного способа проверить порядочность партнера, как позволить ему сделать это. Такая проверка отделяет пустое от твердого и уберегает от большой беды.

Князь ее выдержал.

Полководец медлит, потому что не видит победы. Победа — важная передышка на пути. Ее надо разглядеть. Ее можно увидеть, разглядывая весь путь. Увидеть и узнать. Тут нужна неподвижность и разглядывание, а не суетливость и предприимчивость.

Принц оставался в столице, ожидая возвращения императора из похода. Друзья и даже малозначительные люди настойчиво советовали ему бежать, не дожидаясь возвращения императора. Бежать вместе с семьей, спасая свою жизнь. И предлагали помощь в бегстве. Но принц не понимал, чем он заслужил немилость. Совесть его была чиста, и до сих пор он был верной опорой императору. Он был в смятении, и сама жизнь стала для него невыносима от непонимания происходящего. Сигналы множились, подтверждая грозящую ему опасность, но никак не прояснили происходящее. Ему сообщили, что путь морем для него уже отрезан, что медлить более нельзя. Гуляя с женой по парку, они лихорадочно перебирали все возможные причины и поводы случившегося и ничего не могли найти. И принц почувствовал, что он сходит с ума, привычная и понятная связь событий рушилась, с тихим шелестом превращаясь в кучу обломков поступков и связей.

Принц заперся в своем кабинете, сел в глубокое кресло и задумался на много часов. Простая мысль шевельнулась и стала расти, обретая силу и подтверждения. Все известные события легко и точно сложились в один рисунок, не оставляя никаких сомнений. Подобно сложенному из осколков блюду. Император здесь вообще не причем. Принца отнюдь не спасали, а хотели вынудить бежать. Он сразу успокоился и даже рассмеялся простоте решения. Затем бросился к жене поделиться радостью. Они вместе, смеясь, собирали еще раз разбитое блюдо, наслаждаясь тем, как хорошо и точно факты-осколки подходили друг к другу. Принц не бежал, бежали другие.

Нельзя разглядеть победу, не разглядывая ее. Не теряя на это разглядывание времени. Только на него и ни на что другое. Время бежит, ответственность растет. Ответственность давит все больше и больше, не оставляя другого, как только увидеть победу.

Понимание важнее знания.

Искушения и соблазны подстерегают всякого человека. Это не новость. Каждый имеет свой опыт противостояния. Искушение может войти в наш дом через двери — это страх, страсти и деньги.

Может войти через окна. Это честь, национальные и родительские чувства. Но может родиться прямо в нашем доме. Это алиби для самого себя.

Я сделал все, что мог. Вот его формула. Формула яда, которому так трудно найти противоядие.

Ничто так не мешает разглядыванию победы, как желание небездействовать в критический момент. Когда все вопиет: действуй! Но действовать в такую минуту — значит поддаться слабости перед искушением алиби. Алиби: я действовал, я сделал все, что от меня зависело. Вот: я сделал то-то и то-то, не моя вина, что победы не случилось.

Что важнее: чтобы была победа или чтобы я не был виновен в поражении? Хорошо, когда эти тропинки не в разные стороны.

Когда именно действуя и обретаешь победу. Подобно тому, как, таская по полену, перетащишь всю кучу дров. А не таская — не перетащишь. А если эти тропинки — в разные стороны? А кто это знает? Кто это видит лучше вас? Сделаем вид, что они не расходятся, и будем таскать по бревнышку?!

Жестокий князь ввел новый вид казни: пытку медным шестом. Медный шест клали на высоте метра три над пылающими углями. Шест смазывали салом, чтобы был скользкий. Если жертва пройдет по шесту и не упадет в огонь — значит жива. Но все падали. И сгорали. Но они как бы сами были виноваты в своей неловкости. Много было различных казней. Но молодой князь соседнего государства прислал богатые дары с тем, чтобы эта казнь была бы все же отменена. Хотя она его народа не касалась, но оскорбляла своим существованием как человека.

Не проведя пустого и твердого разделения внутри себя, не отделив того, что от меня зависит, от того, что от меня не зависит нельзя быть искренним со своим путем.

Не зависит от меня лишь одно. Я не могу не идти по пути. Не ищите алиби. Не изображайте управление, не развивайте кипучую деятельность по достижению победы. А управляйте и побеждайте.

Только путь вам судья.

Хорошо стрелять в оленя из лука с далекой дистанции. Ни о чем не подозревает олень. Да вот беда: легко промахнется. Кто опасается промаха, старается подойти ближе.

Приблизься к оленю и не промахнешься.

Если говорят: у меня в сумке нечто, поэтому я прошу вас. То приблизиться к оленю — значит попросить показать это нечто. Если говорят: он уехал. То приблизиться к оленю — значит спросить: в котором часу и на чем. И дело не в недоверии. Многое проясняется и для самого отвечающего.

Люди обычно не умеют отличать пустое от твердого. Они ненамеренно могут вводить себя и вас в заблуждение. Вы спрашиваете: нет ли такого-то. Отвечают: нет, они все давно уже ушли. Вы подходите, трогаете ручку двери — не заперта. Заглядываете внутрь: вот он — тот, кто вам нужен. Извините, а мы и не заметили, что он остался. А извиняться надо за другое. За неумение отличать пустое от твердого.

Если что-то сломалось, откройте крышку, загляните внутрь. Если кого-то не нашли, поищите сами.

Если говорят, что что-то написано, прочитайте сами.

Если говорят, что вкусно, попробуйте.

Если пишут, что им не сделали, проверьте, может быть, сделали.

Не начинайте действовать по сигналу, чья достоверность не проверена. Все, что можете проверять сами, проверяйте сами.

Заходите. Открывайте. Заглядывайте. Приезжайте. Лично осматривайте. Сами пробуйте нажать. Трогайте рукой. Поднимайтесь на чердак. Заглядывайте под колеса. Убеждайтесь лично. Встречайтесь лично.

И вот тогда появится умение отличать пустое от твердого. Отличать, уже не трогая руками, а задавая точные вопросы. Сколько весило? Какой толщины? А за шкаф заглядывали? Чья подпись там была? Сколько экземпляров? Вопросы, на которые невозможно ответить, не приблизившись к оленю.

Сокращайте дистанцию всеми способами.

До тех пор, пока промах не станет невозможным.

Вы хотите посмотреть сами? Да, хочу!

Вас не интересует быть невиновным в ошибке, вам нужно, чтобы ее просто не было.

Милый олень, прости!

Выбирая путь, думай, кто по нему пойдет.

Не посылай на проверку того, кто не умеет приблизиться к оленю. Не указывай короткую дорогу старушке, если там надо прыгать через канаву.

Не направляйте робкого на переговоры к наглому.

Не сковывай подробными инструкциями человека сообразительного. Действия искусного приносят выгоду, неискусного — опасность.

Лучший путь для рыбы и для птицы разный.

Нет размера обуви, наиболее подходящего для всех людей сразу. Для каждого свой путь.

Если человек не уверен, сомневается, не согласен или протестует — значит вы ему указали не его путь. Как быстро и удовлетворенно он успокаивается — стоит только указать ему на путь.

Приблизиться к человеку — значит знать его путь. Даже если он сам его не знает. Нет благодарнее, великодушнее и благороднее дела, чем дать увидеть человеку его путь!

Умение объяснить дорогу просто и незабываемо.

Умение разглядеть в глазах понимание и непонимание.

По глазам определять твердое от пустого.

Каждому встречному указывать его путь — величайшее из искусств!

Пути не пересекаются.

Как ребенка поднимают на руки, что бы он увидел.

Пути не пересекаются.

Управляй многими, как управляешь немногими.

Искусство управления большим — армией, городом или страной — это искусство управлять большим как управляешь малым. Не смущаться, не теряться, не идти на поводу у событий и мнений. А увидеть в большом то малое, чем стоит управлять.

Голодными управлять легче, чем сытыми. Потому что голодные хотят хлеба. А что хотят сытые — сразу не скажешь.

Бедными управлять легче, чем богатыми. Бедным нужны деньги. А что нужно богатым — сразу не скажешь.

Одинаковыми людьми управлять легче, чем разными.

Людьми, имеющими общего врага, управлять легче, чем имеющими разных врагов.

Разделение большого на малое число частей его превращают в малое.

Соединением многих малых частей в немногие большие их превращают в немногие.

Проведением границ пустым и твердым превращают в большое управляемое немногое. Над каждым немногим ставят наместника. Вассала или помощника.

Пустым и твердым проводят границу, где вассал может обойтись без сюзерена, и где никак не может.

Плохо если он не в одном вопросе не может.

Плохо, если во всех вопросах может.

Плохо, если вассал не знает, где он может и не может. Плохо, если сюзерен не знает, где вассал может и где не может.

Плохо, если оба знают, но по-разному.

Хорошо, если эти пять плохо отсутствуют.

Тот, кто колет дрова неумело, бьет топором куда попадя, а то и вовсе поперек сучка. Тот, кто умеет, разбивает полено одним точным ударом.

Большое делят на малые части не как удобнее, а как оно лучше само делится. А если нет необходимости, то и не разделяют вовсе. Разделенное без нужды соединить бывает труднее, чем разделенное от нужды, когда нужда проходит.

Когда боятся, чтобы не порвалось, пробуют порвать. Когда боятся, чтобы не провалилось, пробуют надавить. Когда боятся, не погнется ли, пробуют согнуть.

Искусство делать людей одинаковыми расцветает на умении видеть их различными.

Простоту в многообразие вносит ясность пути, ясность этапов, ясность законов, ясность контроля, ясность наказаний и наград, ясность образцов для подражания.

Храбрый не наступает один, трус не отступает один.

Один воин, не выдержав напряжения предстоящего боя, подбежал к вражеским позициям, отрубил две головы, и с ними вернулся. Но полководец распорядился к этим двум добавить и голову героя. Поскольку приказа о наступлении не было.

Эти три головы в ряд — символ запрета на наступление без приказа. Храбрый не наступает один. Нельзя поддерживать дисциплину, если храбрый будет наступать без приказа.

Вот сидят в окопе солдаты. С нетерпением ждут начала сражения. Храбрый поднялся и, не дожидаясь приказа, отправился в наступление. За ним другой, третий, и вся рота. Остался в окопе только трус. Он один дисциплинирован и ждет приказа. Но приказа нет, поскольку все уже и так ушли.

Как оценить поведение труса? Как дисциплинированность, и наградить! Или как трусость, и наказать? Если год прошел, а он все сидит и ждет приказа?

Если каждая вещь на своем месте, каждый человек там, где должен быть, и делает то, что должен делать — это порядок.

Если порядок нарушается, то можно сказать, кто нарушитель и что нарушил — это беспорядок.

Если порядок нарушен, но нельзя сказать, кто именно виноват и что именно он нарушил — это дезорганизация.

Дезорганизация страшнее беспорядка. При ней страх и бесстрашие меняются местами. Страшно соблюдать порядок. И нестрашно его нарушать. Вот что такое дезорганизация.

Когда трус отступает один, он производит беспорядок. Когда храбрый наступает один, он производит дезорганизацию.

Путь от дезорганизации к порядку лежит через беспорядок. Сперва превратить дезорганизацию в беспорядок. Затем наказать виновного в этом новом беспорядке. Вернуть картину мира, когда страшно нарушать порядок, и не страшно не нарушать.

Войско панически мечется во внезапном окружении. Никто не слушает командиров. Влетает командир на лошади. Кричит:

— Вот он — провокатор! Стой, не уйдешь!

И рубит пополам первого попавшегося. Все успокаиваются. Восстанавливается дисциплина и боеспособность. Потому что мгновенно вернулась картина мира. Все нашло быстрое объяснение.

Подобно тому, как нашел для себя и быстро успокоился принц. Только он нашел истинное объяснение, а генерал — правдоподобное на момент.

Не поддавайтесь обаянию храбрых, забегающих вперед, слишком понятливых, сверхинициативных. Иначе ждет дезорганизация.

Вот почему из двух кандидатов, одинаково пригодных к данной должности, выбирают более глупого. Умный пусть выполняет иную работу, требующую больше ума.

С первым ударом барабана боевой дух войск поднимается, со вторым ударом падает, а с третьим — и совсем исчезает.

Удары барабана зовут в атаку. Все поднимаются. Но если атака будет отменена, то дух войск упадет. Во второй раз они поднимутся в атаку без энтузиазма. А если будет снова отменена, то в третий раз могут и вовсе не подняться.

Готовясь к атаке, надо проверять до того, как поднять в нее войско, а не после.

Однажды полководец предупредил свое войско о ложном сигнале атаки. Услышав сигнал, и враг дал сигнал к атаке. Но войско нашего героя не двинулось с места. Отступил и противник, не желая боя на невыгодной местности. Снова дали ложный сигнал, и все повторилось сначала. При действительном наступлении противник был разбит, так как потерял боевой дух.

Отдача приказа — как пистолетный выстрел на старте. Все готовы начать. Все ждут. Ну! Ну! Выстрел! Должно быть немножко времени для этих ну, ну. За это время можно убедиться, что действительно ничего не упущено.

Этот маленький промежуток времени между полной готовностью и отдачей приказа, когда никто не понимает, почему вы еще медлите, когда все готовы, ваш звездный античас. Когда все можно загубить.

Нужно уметь держать паузу.

Когда все ясно и надо дать согласие, все ждут. Когда все ясно и можно вешать телефонную трубку. Когда все закончено, можно вставать и идти.

Всегда нужно держать контрольную паузу.

В течение этой паузы может случиться нечто важное. И уж конечно, проверена готовность к следующему шагу.

Чтобы быть уверенным, что не помнется шляпа между двумя чемоданами на полке, вы предпочитаете иметь пустое пространство между нею и чемоданами.

Пустое пространство и пустое время — важное средство контроля.

Запрещай говорить правду по вопросам, о которых не спрашивал. Требуй говорить правду по вопросам, о которых спрашивают.

Когда говорят правду, о которой не просил — подобно тому наступлению без приказа.

Даже молчание может быть истолковано, как поощрение. Сегодня он говорит правду, о которой не спрашивают, завтра он дает советы по вопросу, которые его не касаются. А послезавтра оспаривает ваше мнение по любым вопросам.

Но иногда эта правда может быть полезной. Как быть?

Нужно изучить ее цену. Если вассал заботится об общем деле, а не переходит в наступление по расширению своих прав, он оставляет пустое пространство. То есть, сказав нештатную правду, тут же отступает, отчитываясь по порученным ему вопросам. Показывает: я помню свое место и преклоняю голову. Это отступление и образует пустое пространство. Он продвинулся в области ваших прав, но тут же отступил на свое место. Значит мотив — не расширение прав, а интересы дела. Если отступил не точно, оставив меньше пространства, чем должен был, значит — это борьба за расширение прав. Такую цену нельзя платить даже за полезную правду.

Требуйте говорить правду по вопросам, о которых спрашивают. Иначе вы получите вместо твердого — мину замедленного действия, то есть особый сорт твердого, как бы твердое.

Чтобы говорили правду, стимулирование должно быть отделено от нее. Нельзя хвалить, опираясь на слова того, кого хвалите.

Нельзя ругать, опираясь на слова того, кого хвалите. Нельзя врать, опираясь на слова того, кого ругаете. Можно лишь дружелюбно присоединиться к самопохвале или к самокритике человека. Подлинное санкционирование опирается на более прочную и более широкую основу: на дела человека, а не на его слова.

Отделение собственной реакции на правду и неправду, отделение во времени.

Сила в безразличии. В готовности без эмоций выслушать любую правду. Принять решение не тогда, когда оно возможно, а тогда когда оно уже потребуется. Принять из будущего, а не из прошлого. Не потому что, а для того что.

Человек прокладывает путь в новое, неизведанное сперва мыслью, потом словом, потом делом.

Он замыслил что-то хорошее, чего раньше не делал. Обдумывает замысел. На каком-то этапе ему хочется поделиться своим замыслом с кем-нибудь. Обсудить. Обсудить в целом, ну а также — и первый шаг.

Если к этому делу приступить, то с чего можно было бы начать? А уж если этот первый шаг выглядит реальным, то почему и не попробовать?! От слов к делу.

Он замыслил что-то плохое. Но воплощается это плохое в дело как и хорошее — не минуя стадию говорения, обсуждения. Вот здесь-то и легче всего человека остановить.

Если попустительствовать словам — перейдет и в дело. Это непременно случится, можно сказать, что от него уже и не зависит. Как если слегка начал скользить по льду под гору. Сам остановиться уже не может, но еще любой, стоящий прочно, может его придержать и удержать. А наберет скорость — попробуй, останови!

Обращаем внимание на слова. Особенно на шутки. Шуткой пробивает себе неправое дело дорогу. Ищет сопротивления. А если нет — идет дальше. Шутку останавливают шуткой.

Не хотите, чтобы делали, не позволяйте и говорить об этом.

План опаснее дела. Замысел опаснее плана. Обсуждение опаснее замысла. Слово опаснее обсуждения. Шутка опаснее слова. Взгляд опаснее шутки. Мимолетное отсутствие поддержки — опаснее взгляда.

Чем глубже дело запрятано — тем оно опаснее.

Два друга мотыжили землю. Вдруг мотыга одного из них ударилась о что-то твердое. Он поднял кусок золота и отбросил его как простую черепицу. Они продолжали работать дальше.

Два друга сидели в саду на циновках и читали книги. Вдруг мимо проехала повозка знатного вельможи. Один из них поднялся и посмотрел ей в след. Тогда другой отодвинул свою циновку в сторону и сказал:

— Вы мне больше не друг!

У них не было расхождения во взгляде на золото, на богатство. Они знают более высокие ценности. А вот что касается испытания славой и уважением в обществе — они оказались по разные стороны. Тот, кто отодвинул циновку, не стал дожидаться того года, дня и часа, когда его друг, не выдержав этого испытания, его предаст. Лучше разойтись сейчас.

Как если пища уже начала портиться, есть ее уже не хочется, а выбрасывать еще жалко. Подождем, когда окончательно испортится, и не жалко будет выбрасывать? Это ли самая лучшая стратегия?

Вот почему не взгляд, не улыбка, не шутка, не слово не могут проходить бесследно. Можно сказать, что это чрезмерно высокие требования друг к другу. А можно сказать, что велика радость соответствия этим высоким требованиям. Радость, даваемая не каждому.

Радость сильных чувств, рожденных чистыми красками.

И я рад за тебя читатель, если жизнь твоя подарила понимание этих чистых цветов. Если же нет — не твоя вина.

Вообще же эта книга много добрее, чем кажется на первый взгляд.

Если я вас правильно понимаю, вы мне сейчас пытаетесь предложить взятку?

Простите, вы что — пытаетесь за мной ухаживать?

Похоже, между нами возникла легкая конфронтация и соотношение двое против троих, причем как раз третий не тверд в своей позиции?

Люди, которые произносят такие слова, резко поворачивают течение разговора в другую сторону, иногда поражая и известную неловкость. Умение сказать, что происходит на самом деле в этот момент и между этими людьми, сказать неотвратимо и обезоруживающе — сильный ход.

Надо уметь это делать. Но этого не достаточно.

Надо уметь задавать такие вопросы не только другим, но и самому себе. Но и этого не достаточно.

Надо в любой момент времени пребывать в таком состоянии, что не один вопрос такого рода не может быть уместен, поскольку не откроет ничего нового.

Это и есть прямота.

Прямота проникает через многослойную оболочку другого человека, не нанося ему вреда, а делая его чище, честнее, откровеннее и великодушнее.

Не все приказы императора надо выполнять.

Отправляя полководца в поход, император опустился на колено и поцеловал колесо колесницы полководца. Это означало, что теперь полководец сам будет решать, какие из приказов императора ему надлежит выполнять, а какие нет.

Далеко уйдет войско. Если полководец увидит, что выполнение приказа во вред армии или безопасности страны, он имеет право не выполнить приказ императора. Не может император все знать и все предусмотреть из столицы.

Один из вассалов опоздал со своим войском на поле боя, и полководец отдал приказ о казни. Провинившийся был хорошо знаком императору и решил просить его об отмене казни. Император внял просьбе и послал гонца в лагерь полководца с приказом отменить казнь. Но пока гонец скакал, провинившийся был уже казнен.

Полководец стоял возле своей палатки вместе с одним из офицеров, когда подскакал гонец и, остановив лошадь перед полководцем, протянул ему приказ. Полководец развернул, прочитал, свернул, протянул обратно гонцу и произнес:

— Не все приказы императора надо выполнять!

Затем обернулся к офицеру:

— А что у нас полагается тому, кто скачет на лошади по лагерю во весь опор?!

— Смертная казнь! — ответил офицер, — По лагерю на лошади можно передвигаться только шагом. Во избежание паники.

Гонец обеспокоился и стал объяснять, что он очень торопился, что император просил его поспешить, что речь идет о жизни человека.

— Хорошо, — сказал полководец, — мы тебя не казним. Не все приказы императора надо выполнять, но уважать императора надо! Мы вместо тебя казним ребенка!

И ребенок был казнен.

Мы не знаем, какой именно ребенок был казнен. Но это и не важно. Именно потому неважно, что ребенок. То есть невиновный. За вину гонца можно было казнить только невиновного.

Если бы казнили гонца, полководец был бы прав. Но это была бы как раз та правота, что написана на камне у автострады: «Он был прав, когда переходил улицу».

Император был бы несомненно недоволен, если бы вместо отмены одной казни добавилась и вторая. Это значит, что он при случае сместил бы полководца, и армию бы возглавил другой человек. Менее талантливый. Армия была бы разбита, страна захвачена. Вот к чему могла привести излишняя правота полководца. Гонца нельзя казнить.

Но если гонца не казнить, значит приказ о передвижении шагом может нарушаться. Со ссылкой на чрезвычайные обстоятельства, пожар или еще что-нибудь. Но если может не выполняться один приказ, то может и не выполняться и любой другой. Нарушение, беспорядок, дезорганизация. Казнь должна состояться.

Вот почему был казнен ребенок, и это единственное правильное решение. Не спешите негодовать.

Эта история дошла до нас и управляет нами. Подобно другим историям. И до следующих поколений воинов. Передавалась она изустно. И могла быть искажена.

Мало изготовить хорошую красивую вещь. Надо ее упаковать, чтобы при доставке по адресу она не попортилась. Чтобы по дороге ее не выкрали. Как же не побеспокоиться об упаковке?!

То же и с поступком. Можно совершить поступок. А лишь поступок подлинно задает ценность. Без поступков нет и ценностей. Надо еще упаковать поступок. Чтобы он передавался изустно правильно. Или хотя бы самое главное в нем.

Полководец совершил сразу два поступка. Они связаны между собой и помогают друг другу.

Полководец не сказал гонцу: ты, братец, опоздал! Мог сказать, поскольку казнь провинившегося вассала уже состоялась. Ведь можно сказать: опоздал. А можно сказать: поторопились казнить! Сказать про опоздание — это сказать: рано мне император вручил столь большую власть, видите, я поторопился, и казнил человека, чью казнь отменил бы, если бы гонец прибыл пораньше!

Полководец распорядился казнить ребенка, так как если бы казнили любого взрослого, пусть даже действительно невинного, молва обязательно добавила бы этому взрослому его собственную вину. В лучшем случае полководцу бы приписали ошибку, перепутывание виновности двух людей. Поэтому ребенок здесь является частью упаковки. Прежде чем сделать поступок, думайте о его упаковке. Такие раздумья могут изменить и содержание самого поступка. Сделать его чище и яснее.

Поступок должен быть чистым и ясным.

Здесь во весь рост встает вопрос о моральности предлагаемых технологий. И мало было бы сказать: я не одобряю казни ребенка!

И пойти дальше. Из песни слова не выкинешь. Как же быть с ребенком, если благополучие армии, а значит, безопасность страны, а значит и безопасность этого же самого ребенка связана с его казнью? Что скажет человек высокоморальный? Чья казнь, конечно, недопустима. А как же с армией? Не знаю, я не военный! А нужна ли стране армия? Ну, наверное, нужна. А как должен поступать полководец? Не знаю, я не военный. А если он с вами советуется, что вы посоветуете? Мне трудно судить, я не военный! Ну, хорошо, не казним мы вашего ребенка! Будь что будет! Но если армия развалится и страна погибнет — эти многие смерти будут на вашей совести! А я то причем?! Это не мой бизнес! Я не! во!енн!ный! Поговорили.

Смысл разговора мы видим. Вы делайте, а я буду вас осуждать. От высокоморальности до полной аморальности один шаг.

Мы хорошо помним этот вопрос: если на чашу весов положить все счастье мира с одной стороны, и одну невинно пролитую слезинку одного ребенка — с другой стороны, — то что вы выберете? О, все счастье мира не стоит невинно пролитой слезинки!

Ну а как расшифруем счастье мира?! Ну, хотя бы скажем, что при его отсутствии один из многих невинно убиенных детей тоже окажется? На одной чаше жизнь одного ребенка, на другой — слезинка другого? Или и сейчас скажем, что жизнь одного ребенка не стоит слезинки другого?

На этом умозрительном пути нет успеха.

Мы сказали, что тот, кто имеет путь, всегда прав. Это так. И то, и другое возможно, если путь — путь добра. И это тоже так.

Мы начинали слова о пути, как о пути к дому. Пути к себе. И ничего не изменилось с тех пор. Пути иначе, чем пути добра быть не может. Но мы не настаиваем на этом слове — добро. Слово добро смутно и многозначно отражает путь. Путь можно увидеть, а добро нет. Добро состоит из поступков, которые подсказывает нам путь.

И, окажись мы в трудном положении, не умозрительном, а реальном, путь укажет нам, что делать.

Наказание невинного — вещь более широкая, чем только наказание ребенка. Новые возможности открываются с наказанием невинного взрослого. Потому что взрослый имеет свое понимание: быть или не быть ему наказанным. Мы знаем случай, когда взрослый и невинный принял наказание за других, и наказанием этим была смертная казнь на кресте.

Но в наказании невинного два слова. Не только невиновный, но и наказание. А что есть наказание? Это кажется простым, но не так уж просто. То, что для одного — наказание, для другого — награда.

Так для террориста — революционера смерть на эшафоте может быть не наказанием, а самой высшей наградой. Сохранение же жизни — самым позорным наказанием.

К счастью, вопрос о наказании не столь запутан, как казалось фразой выше.

Наказание — это всегда удаление. Удаление от. От чего, близость к чему есть счастье. Другое дело, что этот центр притяжения, в котором видится счастье, для каждого разный. Для революционера — присутствие в центре истории его партии или революции. Для скупого — в неограниченном богатстве. Поэтому, наказывая, мы можем не наказывать. А не наказывая — наказать. То же, конечно, относится и к поощрениям. Поощрение — движение к центру, наказание от центра.

Ваш друг попросил почитать эту книгу, а за ее прочтение протянул вам рубль. Едва ли его действие вы оцените как поощрение. Вы подверглись резкой критике в правительственной газете и не один, а в компании приличных и очень авторитетных людей. Едва ли вы это будете рассматривать как наказание.

Вспомним, что говорилось о радости неудачи.

Отметим также, что движение от центра может быть и добровольным с целью самонаказания или с целью наказания центра.

Имеющий путь не может быть наказан. Наказаний для него просто не существует. Наказание не имеющих путь.

Не завоевав сердце нельзя наказывать, а, завоевав сердце, нельзя не наказывать. Если сердце не завоевано, значит вы не входите в центр притяжения подчиненных вам лиц. Приближение к вам для них не ценно. Удаление от вас — не печально. И если вы все же выносите наказание, то это обнаруживает, что вы плохо понимаете происходящее вокруг вас, неадекватно воспринимаете ситуацию. Это только наносит ущерб вашему авторитету. Поскольку непростительно для руководителя. А простительно лишь для безнадежного новичка.

Не завоевав сердце можно наказывать лишь в случае, если нарушение было не против законов, установленных вами, а против законов, установленных высшими предшественниками и ныне действующими. Но и здесь есть риск, если и ваши предшественники не имели авторитета и не были центром притяжения. И в этом случае, когда вы наказываете по прежним законам, должна быть мера. При чрезмерном наказании оно выглядит как месть слабого человека.

Лучший способ реакции на нарушение при незавоеванном сердце — реакция силы, реакция безразличия: да, я вижу, что вы нарушаете, и к этому вопросу мы, несомненно, вернемся, недели через две, может быть, у вас и есть свои резоны для нарушения, но мы вернемся к этому позже. И уж, конечно, в этой интонации не может быть ни добродушного оттенка — ах, баловник, ну погодите, уж доберусь до вас! Ни злобного — я злопамятен, берегись!

Только безразличие машины, которая, когда основательно разберется, то может и наказать, а может, что менее вероятно, даже и простить.

Завоевав сердце нельзя не наказывать. Если не наказывать, подчиненный движимый естественным желанием приближения к центру притяжения забудет о мере. Он потеряет главное качество подчиненного — готовность выполнить приказ, еще ничего не зная о его содержании. Не наказываемый подчиненный будет стремиться выполнять лишь те приказы, которые способствуют его продвижению в центр, и уклонятся от невыполнения иных. Тем самым, порождая порядок, при котором и иные подчиненные будут рыться в ваших приказах, как в товарах в дешевом магазине, выбирая наиболее для себя подходящие для выполнения. Наказан лишь тот, кто почувствовал себя наказанным, а не тот, кого наказали.

Награждая и наказывая, не обманывай и не прощай.

Награждается и наказывается не человек, а его деяние. Можно не любить награждаемого, можно любить наказываемого, но нельзя изменять решений.

Каждый человек не похож на других. Каждый человек имеет свой мир. Мир со своими собственными законами. Мир, где он единственный себе судья. Судья высший и окончательный. И где он — главный подсудимый. И судья этот, в большинстве случаев довольно добр к подсудимому. Даже если и недобр, то уж во всяком случае, имеет достаточно времени, чтобы досконально вникнуть в малейшие детали и нюансы. Даже выражение лица или интонация, движение глаз или легкий запах — вещественное доказательство для него. Даже если прошло много лет. Стоит только начать награждать или наказывать человека, а не его деяния, как тот час этот высший судья возьмет дело этого человека на пересмотр. А вам может даже и не сообщить о его результатах. И мы никогда не выиграем конкуренции с этим судьей в тщательности рассмотрения дела.

Желая дать обещание о награде мы думаем не только о том, какой награды заслуживает это деяние, но и о том, сможем ли мы, действительно, сдержать обещание даже в том случае, если другие люди будут против. Те люди, от которых тоже зависит решение вопроса.

Что касается прощения.

Полководец рубил голову своему другу за проступок. Рубил и плакал.

Рубил и плакал! Вот нужная формула! И рубить надо. Нельзя не рубить, если поступок того требует. И плакать надо провинившемуся. Сочувствие и наказание. Любой родитель, наказывая свое дитя, ему сочувствует.

Судья никогда не прощает. Суд и помилование — процесс, оказывает плохую услугу вам, кто их смешивает.

Уж если так хотите простить провинившегося — кто простит вас за него.

Поднебесная не стоит того, чтобы иметь ее одну. Легко разделить с помощниками маленькую выгоду. Трудно разделить большую. Но даже если удалось получить его в награду: не стоит того, чтобы оставить его только себе, не поделившись с теми, кто помогал его получить.

Вам очень нужно, чтобы вам оказали помощь в каком-то вопросе. Вы об этом говорите, и это показываете своим помощникам. Они принимают вашу просьбу всерьез — а как же иначе! И дело двигается.

Но по мере того, как приближается положительный результат, иные уже заботы как бы одолевают вас. Уже выигрыш в этом важном ранее для вас деле становится как бы не столь важным. Иной подчиненный и спросит: Что? Это уже не нужно вам? Что вы, нужно, конечно нужно! — без сильного энтузиазма заверяете вы. Вот и дело сделано. Но какая уж тут награда, если дело, когда оно уже сделано, не так уж и важно?! Раз дело не важно, так и заслуга ваших помощников не велика. Можно не награждать. Можно. Но на что вы будете рассчитывать в следующий раз?

Стоя перед началом сражения вместе со своим полководцем князь спросил его:

— За кем будет победа?

— За нами, конечно! Наш противник умный человек, но жадный. Когда приходит пора награждать, его печать запропастился куда-нибудь, то оказывать новую. Они не будут за него умирать!

Но не только жадность может быть помехой. Кто не чувствовал, что иногда легче никого не наградить, чем награждением вызвать раздоры. Ведь справедливое распределение вознаграждения с точки зрения одного — несправедливо в глазах другого. На всех не угодишь. И даже ход — разделите сами! — может вызвать неудовольствие и раздражение, поскольку от него выигрывают наименее скромные.

Но делиться нужно.

Дели отряды для грабежа, чтобы не было беспорядков. Если на разграбление отдается город, то его районы должны быть заранее разделены между различными отрядами армии. Так же поступает руководитель каждого отряда со своим районом.

Грабеж — способ вознаградить войско и дать ему разрядку.

Война — дело жестокое. И не к грабежу, конечно, мы призываем. А к тому, чтобы обратить внимание на важный способ распределения награды.

Никто точно не знает, какую добычу можно получить в результате грабежа того или иного района. Конечно, есть районы богаче и беднее, есть такие, где можно встретить жестокое сопротивление. Все это может быть учтено при разделе территории. Ну а дальше — как повезет. Зависит результат ограбления и от смелости и бойцовских качеств грабителей — воинов. То есть, от тех качеств воинов, которые нужны не только для грабежа, но и для военных баталий.

Тем самым награда распределяется между воинами армии-победительницы относительно справедливо: в какой-то мере от раздела полководцем, в какой-то мере от бойцовских качеств награждаемых и в какой-то мере — просто от везения. И тут обид не будет.

Представим, что грабители просто и честно свезли все награбленное в одну огромную кучу, и полководец стал бы теперь делить добычу сам. Тут уж обид было бы много больше. Как бы он не старался быть справедливым!

Таким образом награждают бизнесом. Разделяют районы или клиентуру, или направления бизнеса. И каждый награждает себя сам. И тут размер награды зависит от первоначального раздела, деловых качеств награждаемых и простого везения.

Можно награждать и возрастанием доли участия — акциями.

Но тут результат, в основном, зависит все же от первоначального раздела, причин для недовольства руководителем больше.

Снижаем уровень недовольства тогда, когда награждаемые плохо представляют размер чужого вознаграждения, а знают только о своем. Отрицательный оттенок здесь в том, что что-то сознательно скрывается от каждого из награждаемых, что снижает общий уровень доверия руководителю. Высшей же формой награды является награда знаниями и информацией. Неравенство в распределении знаний менее всего служит недовольству, поскольку явная несправедливость легко выправляется сообщением дополнительных сведений потерпевшему. В то же время умение хорошо распорядиться знаниями зависит от награждаемого, и ему некому особенно жаловаться, если другие сумели воспользоваться такими же знаниями лучше, чем он.

Знания передаются по ступенькам. Как награда дается следующая ступень. И знания эти хорошо помогают получить новые материальные, денежные или другие ощутимые возможности. Кто лучше работал, тот лучше и реализует новые знания. Это и есть высшая справедливость и вознаграждение.

Награждайте знаниями.

Мы любим подчиненного, помощника и заботимся о нем. Мы учим его, награждаем и наказываем. Мы помним, что не все приказы императора надо выполнять, и что последний приказ полководца должен быть выполнен. Поэтому, если поручаем что-нибудь подчиненному, то в этом отношении — он выше нас. Теперь мы — у него в подчинении: говори, чем тебе помочь — я все могу, для тебя сделаю, можешь не слушать моих советов, я не обижусь, я полностью в твоем распоряжении, я твой слуга! Но, за результат я с тебя строго спрошу! Ты один несешь за него ответственность!

Если мы уже что-то поручили подчиненному — подымаем его над собой. Словно ребенка — высоко на руках. Что он может увидеть оттуда? Свой путь.

Путь — всегда путь добра. Добро не может быть таковым, если кому-то недоступно. И путь доступен всем. Подчиненный нам не слуга, а пока не равный. Неравный до тех пор, пока не увидел свой путь. И если он чувствует, то, касаясь наших дел и забот, он прозревает все больше и больше, он доверяет нам свою судьбу. Но чем лучше мы им руководим, тем быстрее он нас покинет. Потому что увидит путь.

И приходит минута расставания. Он не видит ее и не ощущает. Как мать смотрит на сына и чувствует, что скоро-скоро он выпорхнет из родительского гнезда. Есть такой день, когда она впервые это почувствует. Может на миг его смутит светлая грусть в глазах матери, такая беспричинная.

Так и наше прощание. Оно только для нас. Мы-то чувствуем, что вот-вот с нашей же помощью он увидит свой путь. Мы крадем его сами у себя. Но не в силах изменить что-нибудь. Нас волочет собственный путь, заставляя менять людей. Не допускает он для нас вечных подчиненных, вечных помощников, вечных неравных нам.

Грустно.

Здесь было всегда несколько приемов, с помощью которых великий менеджер управляет мною. А я передаю их другим. Конечно, он управляет мною, не употребляя язык, фразы и истории. Но кто из нас не знает, что есть люди, с которыми интереснее молчать, чем со многими говорить.

Знающий не говорит, говорящий не знает.

И я молчу недостаточно, потому, что знаю недостаточно. Прости, великий менеджер!