12. Экзистенциальная психология и психотерапия

Ницшеанское «Бог умер» было чем-то большим, нежели наш собственный нигилистический (или гуманистический) прагматизм. Хотя Ницше понимал Бога как бессознательную проекцию человеческой природы, для него это также было нашим первичным средством достижения чувства всеобъемлющего значения и смысла. Так, ницшеанский «сверхчеловек», оказавший столь непосредственное влияние на понятие самоактуализации у Юнга, позднего Ранка и Маслоу, включает в себя воззрение, что в наш век мы должны каким-то образом воссоздать утерянное чувство трансцендентного, причем сделать это осознанно и без «проекции». По мнению Ницше, это возвращение могло бы быть достигнуто посредством культивирования творческого «экстаза» и «восторга» – без постулирования «иллюзорного» порядка в его основе. В этом контексте он говорил о потребности в натуралистической «физиологии» экстаза. В то же время этот сорт радикального прагматизма многим показался оставляющим «значение» – реанимацию механистической вселенной, – затерянным в негативной и релятивистской субъективности. Что могло бы быть более «духовным», «частным» и «просто психологическим» в нашу эру, чем религиозно-мистический опыт? Разумеется, эта логическая «субъективность» полностью контрастирует с его феноменологическим ощущением подавляющей «объективности», которое может требовать «проекции».

Имеются две последующие линии влияния, исходящие от Ницше, которые, вместе взятые, показывают важность попыток психологии работать с этим материалом.

Феноменологически экзистенциальная традиция, особенно как она видна в хайдеггеровском «Бытии и времени», искала среди черт мира повседневной жизни конкретный, непосредственный источник самой возможности какого бы то ни было интереса к «трансцендентному» и «запредельному». Эта возможность покоится на видоспецифичной абстрактной позиции, которая делает нас открытыми перед временным измерением таким образом, что мы всегда находимся «впереди самих себя» в будущем. Наши конкретные планы обычно затуманивают наше потенциальное понимание того, что то, что лежит впереди, с необходимостью неизвестно (Review of Existential Psyсhology and Psyсhiatry, 1985). Жизненное время повседневной общественной реальности также открывает нас к тому, что является неизвестным и «запредельным», как в смысле того, что будет происходить на следующей неделе, так и в форме «смерти». По Хайдеггеру, способность смотреть в лицо этому «ничто» впереди и не отрицать его также является непосредственным поводом для ощущения Бытия как такового – восторга, удивления и благоговения, что вещи вообще существуют. Опыт «Бытия» должен быть живым источником и стимулом всех традиционных религиозных и метафизических предприятий. Поздние сочинения Хайдеггера содержат изображения Бытия в терминах наподобие присутствия, позволения, даяния, обретения и особенно свечения, сияния или испускания света. Как продемонстрировал Герберт Гюнтер (Guenther, 1977) своими переводами тибетского буддизма, хайдеггеровские словесные портреты поразительно сходны с отчетами о постижении пустоты в мистицизме. Но у нас пока еще нет западной психологии разума, которая могла бы объяснить такой абстрактно порождаемый опыт.

К этой же линии влияния относятся труды друзей и учеников Хайдеггера: Медарда Босса и Людвига Бинсвангера, а также французского философа Сартра. Особо следует отметить Мориса Мерло-Понти, чьи работы по связи психоанализа с феноменологией и языком, сексуальности с телесностью образуют золотой фонд экзистенциальной психотерапии.

Затем существует более явная психологическая линия прямого и косвенного влияния, которая начинается с Уильяма Джеймса и продолжается в психологических концепциях Юнга, Маслоу, а также в современном трансперсональном движении. Воззрение Джеймса на соотнесенность всего познания с прагматикой человеческих забот и его обращение к эмпирическому исследованию религиозного опыта делают его своего рода североамериканским Ницше. По мнению Джеймса, существование религиозного опыта не может доказывать реальность его объекта, но приобретаемое посредством этого чувство значения и смысла становится важным для всякого «позитивного» психического здоровья. Соответственно Юнг и Маслоу видят в таком опыте естественное следствие роста личности или «самоактуализации», причем психоз иллюстрирует ошибочное проявление той же способности.

Основные принципы экзистенциальной психологии, как они сформулированы в трудах Л. Бинсвангера и М. Босса, М. Мерло-Понти, могут быть выражены следующим образом:

1. Хотя человеческое бытие имеет предел, человек всегда обладает свободой и необходимой для нее независимостью. Например, даже обреченный на смерть человек свободен по-разному чувствовать и вести себя при ее приближении.

2. Самым важным источником познания является экзистенциальное состояние человека, его субъективный психический опыт, доступный ему через его осознание «здесь и теперь».

3. Поскольку человеческая природа определяется не тем, что делает человек, а тем, как он осознает свое бытие, его природа никогда не может быть определена полностью, она всегда стремится к беспрерывному развитию, к реализации возможностей человека.

4. Человек един и целостен. Эта цельность «Я» создает уникальный характер переживаний каждого человека. В нем невозможно разделить органическое и психическое, осознаваемое и неосознаваемое, чувство и мысль.

5. Сознание человека не может быть сведено ни к его основным потребностям или защитам, как во фрейдизме, ни к эпифеноменам бихевиоризма.

Из этих принципов экзистенциальной психологии вытекают следующие этические принципы:

1. В жизни человек несет ответственность за свои поступки и акт выбора.

2. Идеальные отношения между людьми на взаимном признании, что каждый человек – творец своей собственной жизни. Каждый признает и ценит внутренний субъективный мир другого и себя. Такие эмоции человека, как боль, конфликт, вина и другие, составляют его внутренний опыт и поэтому также должны восприниматься доброжелательно.

3. Каждый человек живет только в настоящем моменте «здесь-и-теперь», и именно он существенен для бытия.

Экзистенциальная психология признает главным предметом своего изучения личность как уникальную целостную систему, присущую только человеку возможность самоактуализации, которая является частью его природы. Для нее характерны трагический оптимизм, вера в свободу человека, в то, что он сможет принять правильный выбор перед лицом Бытия.

Если нам вдруг захочется найти сердце трансперсональной психологии, то мы его можем обнаружить в экзистенциальной психологиии и психотерапии. Если Вы, уважаемый читатель, вспомните миф о Сизифе в изложении Кьеркегора или метания Заратустры Ницше, фроммовское «Иметь или быть», услышите ночной вой одинокого степного волка Германа Гессе или увидите в занесенном над старушкой топоре вопрос «Человек я или вша», то Вы поймете, что экзистенциализм это не только гуманизм. Экзистенциализм – это вечный поиск ответов на вечные вопросы смысла человеческого существования, и именно в нем скрыт импульс, похожий на взрыв молодой звезды, освещающий и озаряющий бесконечные формы надчеловеческого, трансперсонального в бездонном и бесконечном пространстве космоса сознания.