4. Кризис наук о человеке: поиск новой научной парадигмы

Трансперсональная психология изучает сознание в широком спектре его проявлений, таких, как необычные состояния сознания, духовный кризис, околосмертные переживания, развитие интуиции, творчества, высшие состояния сознания, личностные ресурсы, парапсихологические феномены и т.д. Она опирается на целостное видение человека в перспективе его духовного роста, классическую и неклассическую философскую антропологию, мировые духовные традиции, разнообразные способы самопознания и психотерапии, такие, как медитация, холотропное дыхание, телесно-ориентированная психотерапия, терапия искусством, работа со сновидениями, активное воображение, самогипноз.

Для понимания и выражения того антропологического видения, которое представлено в трансперсональной психологии, необходима новая научная парадигма (Майков, 1997). И многое в этом направлении уже сделано. Достаточно отметить новую картографию человеческой психики С. Грофа, его новаторские представления о духовном кризисе, в которых он показал, что множество классифицируемых традиционной психиатрией заболеваний, зачастую являются не болезнями, а кризисами роста. Традиционная психиатрия, нечувствительная к этому процессу, в своих классификациях замораживает его отдельные фазы как различные виды патологии, рассматривая их как ненормальности, а не как стадии эволюционного процесса стремительного преображения психики. Те, кто зачисляется психиатрией в невротики и психотики, это нередко люди, которые спонтанно встретились с мощным духовным опытом и не сумели справиться с ним. Супругами Гроф для помощи таким людям создана международная программа Spiritual emergenсy – помощи в психодуховном кризисе.

Другим весьма характерным явлением является открытие трансперсонального измерения внутри традиционных психотерапевтических и психологических подходов. Например, в 1980 году под редакцией С. Бурштейна была издана книга под названием «Трансперсональная психотерапия». В ней дается трансперсональный взгляд на такие известные психотерапевтические подходы, как гештальттерапия, психосинтез, трансакционный анализ, аналитическая психология, психоанализ, а также ряд подходов гуманистической или экзистенциально-феноменологической ориентации (Boorstein, 1980).

Подобный сдвиг видения весьма характерен для современной ситуации. Он показывает, что между гуманистической, трансперсональной психологией и предшествующими подходами, по сути, нет никакой непреодолимой пропасти: они, по сути, являются развитием всех доступных возможностей глубинной психологии, производившихся в разное время, в разном социальном и научном контексте и в ответ на разные исторические запросы.

Как уже отмечалось, становление трансперсональной психологии было связано с масштабной практикой преодоления оков и табу прежней патриархальной цивилизации: движением битников и хиппи, психоделической революцией, контркультурой, становлением глобальной цивилизации. После начала информационно-коммуникативной революции техносфера и инфраструктура мира в большей, чем прежде, степени воплотили такие базисные характеристики сознания, как всесвязность и открытость, которые оказались в резком конфликте с манипулятивным характером прешествующих социальных институтов и потребовали их трансформации. Одним из таких социальных институтов, обеспечивающим объективное познание мира, является институт науки. Поэтому круг новых тем, введенных трансперсональной психологией, остро поставил вопрос о новых путях познания и новой научной парадигме.

В поиске путей, как сделать предметом научного познания самые тонкие моменты духовной жизни и предельный опыт, стало необходимым решать вопросы синтеза духовных традиций Востока и Запада, европейской религиозной, философской, духовной и научной традиции.

Современная философия науки прояснила природу, функцию и должное использование теорий в исследовании различных аспектов Вселенной. Оно показала те ошибки, которые допустили преобладание материалистического монизма в западной науке, а также косвенным образом в мировоззрении индустриального общества. Оглядываясь назад, нетрудно увидеть, как это произошло. Ньютоновское представление физического мира как механической системы, в которой все полностью предопределено, в своем практическом применении было настолько успешным, что послужило моделью для всех других научных дисциплин. «Думать по-научному» стало означать «думать в терминах механистической науки».

История современной науки показывает, что представление материального мира, основанное на ньютоновской механике, стало полностью преобладающим в биологии, медицине, психологии, психиатрии и других дисциплинах. Эта стратегия отражала основное метафизическое положение о философском материализме и являлась его логическим следствием. Если Вселенная по сути своей материальна и физика является научной дисциплиной, изучающей материю, то абсолютными специалистами в вопросе природы всех вещей считаются физики, а открытиям в других областях непозволительно вступать в противоречие с основополагающими теории этой дисциплины. Неукоснительное применение этого типа логики повлекло за собой систематическое отвержение открытий во многих областях, не согласующихся с материалистическим мировоззрением.

Эта стратегия являлась серьезным нарушением основных принципов современной философии науки. Строго говоря, научные теории используют только те наблюдения, на основе которых они развились. Они не могут быть автоматически экстраполированы к другим дисциплинам. Теоретические основы, которые формулируют данные, принадлежащие конкретной области, не могут быть использованы для определения того, что возможно и что невозможно в какой-либо другой сфере, а также диктовать то, что можно, а что нельзя наблюдать в соответствующей научной дисциплине. Теории человеческой психики должны основываться не на теориях материального мира, разработанных физиками, но на наблюдениях психологических процессов. Однако именно таким образом традиционные ученые использовали в прошлом концептуальную основу физики XVIII века (Гроф, 1994).

Вопрос о кризисе гуманитарных наук, об их неспособности корректно описывать феномены религии, культуры, психики, сознания обсуждался в XX веке неоднократно. Всякий раз этот кризис был связан с тем, что классический научный подход «срезал» специфику гуманитарных явлений, уподобляя их явлениям природы, а предполагаемые новые подходы, стремящиеся сохранить эту специфику, оказывались недостаточно научными, в смысле их соответствия критериям классической науки – объективности, рациональности, повторяемости, предсказуемости и т.д.

Многочисленность проектов новых гуманитарных подходов, а также «новой науки», способной адекватно познавать и природу, и человека, завидное постоянство поисков в этом направлении и отсутствия решающей новой научной парадигмы – все это в совокупности наводит на мысль, что ситуация кризиса связана с наиболее фундаментальными предпосылками и ограничениями классического научного познания мира.

Ситуация радикального зазора между двумя мирами создана тем, что можно назвать картезианским бумерангом (от латинизированного имени Декарта – Cartesius). Она прослеживается с XVII века, когда Декарт узаконил разрыв между «вещью протяженной» (миром природы) и «вещью мыслящей» (миром разума) и установил, что языки описания этих вещей, или субстанции, не пересекаются. Именно Декарт сконструировал классические понятия субъекта и метода научного познания и наложил запрет на все естественные связи между субъектом и объектом и языками их описания. По Декарту, эти языки принципиально взаимонепереводимы и не допускают взаимооднозначного соответствия. Как следствие в рамках классической науки научные знания о мире природы возможны ценой научного незнания о мире психической жизни. Разделение «протяженного» и «мыслящего» проводит к тому, что целостные феномены человеческой жизни теперь описываются как два ряда параллельных явлений без возможности и формального права говорить об их связи: с одной стороны, физико-химические процессы на языке классической науки, с другой – процессы внутренних переживаний на языке символов и метафор. Разумеется, глубиной основной этой ситуации является более давний, идущий от христианства дуализм тела (плоти) и сознания (духа), который, в свою очередь, имеет еще более глубокие корни. Однако особый, принципиально вненаучный статус психотехника как практическое знание получает начиная с Декарта. Классический рационализм отсекает то, чем мы можем владеть практически, от того, что мы можем знать научно. Это и есть возвратившийся удар картезианского бумеранга, или плата за научное знание мира природы.

Каким же образом сознание вносится в основание классической науки, которая, как задумывалось, даст объективную картину мира независимо от индивидуального сознания и присущих каждому человеку установок, ценностей, иллюзий, ограничений? Первый необходимый шаг на этом пути – узаконивание разрыва между субъектом и объектом, дуализмом материи и сознания. При таком подходе каждая субстанция не содержит ничего от другой и никак не связана с ней. Важнейшее следствие из этого – возможность уподобления всего мира гигантскому неодушевленному механизму, совершающему повторяющие движения при равных начальных условиях. Все законы этого механизма известны лишь «небесному геометру» – Богу, который зрит их непосредственно. Но и человеку даны проблески божественного усмотрения, когда он, руководствуясь правильным методом, уподобляет свой интеллект божественному. Таким образом, второй необходимый шаг – постулат абсолютной истины, созерцаемой всеведающим, всеприсутствующим существом. На третьем шаге качество всеприсутствия, всеведения, всемогущества божественного интеллекта проецируются в объективный внешний мир как абсолютность, однородность и непрерывность пространства и времени. Этот перенос, наряду с постулатом о механистичности мира, позволяет совершить следующий шаг – математизацию естествознания и ввести понятия геометрического пространства и линейного времени, исчисляемых количественно в системе трех взаимоортогональных направлений декартовых координат и оси времени. Таким образом, атрибуты абсолютного субъекта постепенно и незаметно становятся свойствами внешнего мира и необходимыми предпосылками его познания. «Абсолютное время», «абсолютное пространство», «абсолютная истина», «непрерывность», «однородность», «геометрическое пространство», «линейное время», «количество», «мир как механизм» – уберите эти постулаты, и классическая наука распадается одномоментно.

Вся совокупность этих постулатов удерживается вместе в методе научного познания. Следовать такому методу, начиная с Декартовых «Правил для руководства ума» и «Рассуждений о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках», означало освободиться от ошибок, заслоняющих «естественный свет» божественного интеллекта. Научение методу неотъединимо от практического освоения всех предпосылок и идеализаций познания, вхождения в действующую научную парадигму. Метод дает человеку органы познания, не данные ему от природы, и – как это ярко выразил М.К. Мамардашвили – переводящие его в космическое, божественное измерение. Но этим методом уже невозможно познавать жизнь и сознание, не уподобив их прежде механическому объекту перед взглядом божественного ока. В этом смысле классическая наука способна познавать только мертвое, и научная картезианская психология по необходимости имеет дело лишь с тенью человека, пытаясь разгадать жизнь души по механическому подергиванию гальванизируемого трупа. Здесь коренится тот грандиозный искус иллюзорного знания, которому подвергалась и подвергается бихевиористская, когнитивная и прочие позитивистские психологии, когда знания о тени переносятся на живого человека. Так возникают мифы: человек – это машина, это – социальное животное, это – компьютер, это – социобиосущество и т.д.

Сокращение разрыва между мировоззрением точных наук и трансперсональной психологией, несомненно, представляет собой вдохновляющее явление. Однако психологи, психиатры и исследователи сознания совершили бы серьезную ошибку, если взамен старых теорий они позволили бы новым теориям физики контролировать и ограничивать свое концептуальное мышление. Как считает Гроф, каждый последователь должен основывать свои теоретические построения на наблюдениях из собственной области исследований. Критерием достоверности научных открытий и понятий в определенной области является не столько их совместимость с теориями из другой области, сколько точность научного метода, при помощи которого они были получены.

Неудачные попытки провести различие между духовностью и религией, по всей видимости, являются самым главным источником неправильного понимания связи между наукой и религией. Духовность основывается на непосредственных переживаниях необычных измерений реальности и не обязательно требует того, чтобы контакт с божественным осуществлялся в особом месте или через официально назначенного человека. Он подразумевает совершенно особые отношения между индивидом и космосом и по сути своей является личным делом человека. Мистики основывают свои убеждения на эмпирических свидетельствах. Они не нуждаются в церквах и храмах: среда, в которой они переживают священные измерения реальности, включая свое божество, – это их тело и природа, а вместо официального священника им требуется поддерживающая группа соискателей или же руководство учителя, который обладает большим опытом во внутреннем путешествии, чем они сами.

Истоком всех великих религий послужили провидческие переживания их основателей, пророков, святых и даже обычных последователей. Все величайшие духовные писания (Веды, Упанишады, буддистский палийский канон, Библия, Коран, Книга Мормонов и многие другие) основаны на непосредственных личных откровениях. Как только религия становится организованной, она совершенно утрачивает связь с духовным истоком и превращается в светский институт, использующий духовные нужды человека, не удовлетворяя их. Вместо этого она создает иерархическую систему, сосредоточенную на власти, контроле, политике, деньгах, обладании и на других мирских интересах.

Самым главным препятствием в изучении трансперсональных переживаний является тот факт, что традиционные психология и психиатрия находятся во власти материалистической философии, и им недостает истинного понимания религии и духовности. В подчеркнутом отвержении религии они не проводят различий между примитивными верованиями народов или буквальными фундаменталистскими толкованиями священных писаний и тщательно разработанными мистическими традициями или духовными философскими учениями Востока. Западная материалистическая наука огульно отрицала любые духовные понятия и виды деятельности, включая даже те, которые не протяжении многих веков основывались на систематическом интроспективном исследовании психики. Во многих из великих мистических традиций разработаны особые методы вызова духовных переживаний, и достигнуто соответствие наблюдений теоретическим выводам не хуже, чем в современной науке.

Более чем сорок лет, посвященных Грофом исследованиям сознания, убедили его в том, что единственный способ, при помощи которого приверженцы материалистической науки могут поддерживать свое настоящее мировоззрение, – это систематическая цензура и неправильное толкование всего, что касается холотропных состояний. Несомненно, в прошлом им хорошо удавалось использовать эту стратегию, независимо от того, что являлось источником неординарных данных – историческое изучение, сравнительная религия, антропология или различные области современного исследования сознания. То же самое, разумеется, справедливо для парапсихологии, психоделической терапии и методов эмпирической психотерапии. Дополнительными примерами этого являются танатология и лабораторные методы изменения сознания.

Гроф убежден, что применение этой стратегии не может продолжаться бесконечно долго. Становится все более очевидно, что новые научные данные не дают адекватной поддержки основным предположениям, представляющим собой краеугольные камни материалистического монизма. Вдобавок к этому объем данных, полученных в результате исследований сознания, которые, по идее, должны подавляться и игнорироваться, быстро растет. Недостаточно показать то, что требования трансперсональной психологии несовместимы с мировоззрением материалистической науки. Чтобы преодолеть эти концептуальные разногласия, потребовалось бы продемонстрировать, что наблюдения, полученные из трансперсональной психологии и исследований сознания, включая те, что описаны в книге, могут быть адекватно объяснены в контексте материалистической парадигмы (Гроф, 1997).

Современные исследования сознания поставляют многочисленные свидетельства, поддерживающие мировоззрение великих мистических традиций. В то же время революционное развитие других научных дисциплин серьезным образом подрывает и дискредитирует механистическое видение мира, сужает разрыв между наукой и мистицизмом, казавшийся в прошлом абсолютным и непреодолимым.

Интересно, что многие великие ученые, произведшие революцию в современной физике, – Альберт Эйнштейн, Нильс Бор, Эрвин Шредингер, Вернер Гейзенберг, Роберт Оппенгеймер и Давид Бом – находили свое научное мышление вполне совместимым с духовностью, с мистическим мировоззрением. В последние годы все большая взаимосвязь науки и мистицизма обсуждалась во многих книгах и статьях (Капра, 1996).

Очевидно, мы приближаемся к времени смены преобладающей научной парадигмы. Сейчас уже имеется богатая мозаика новых теоретических понятий с некоторыми общими характеристиками, а также факт радикального отхода от механистических моделей. Синтез и интеграция замечательных новых достижений науки будет сложной комплексной задачей, и пока приходится сомневаться, возможно ли все это вообще. В любом случае всеобъемлющая парадигма будущего, способная воспринять и синтезировать все разнообразие данных квантово-релятивистской физики, теории систем, исследований сознания, нейрофизиологии, а также древней и восточной духовной философии, шаманизма, первобытных ритуалов и целительской практики, должна включать взаимодополняющие дихотомии на трех различных уровнях: космоса, индивида и человеческого мозга [58, 208, 313, 329].