XXXII

И когда мы подходили к городу Иерихону неподалеку от Иерусалима, мы увидели двух слепцов, которые сидели у дороги. И они, услышав, что идет Иисус Назарей, просили, чтобы я помиловал их. И говорили они:

– Сделай так, чтобы открылись глаза наши!

И я со всей душой обратился к ним и говорил им наставления свои и слова истинные, которые суть дух святой, порождение отца моего. И слепцы прозрели, и стали видеть жизнь таковой, какова она есть.

И когда в субботу мы входили в Иерусалим через Овечьи ворота, у купальни Вифезды, при которой было пять крытых ходов, увидели неисчислимое множество нищих и убогих духом, просивших милостыню и терзаемых болезнями.

Я увидел человека слепого от рождения, который не видел, как он живет и зачем, ибо не дали ему разумения его родители. И ученики мои спросили у меня:

– Равви! Кто согрешил, он или родители его, не отверзши ему очи, что родился слепым?

Я отвечал:

– Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела отца моего и вашего.

Сказав это, я проговорил с человеком много времени. И говорил я ему:

– Все тела возникли как скоты. Все те, кто порождаются в мире, порождаются благодаря природе, и только некоторые – еще и благодаря духу. Те, кто порождается благодаря ему, идут в духе своем к совершенному человеку, ибо они питаются от обещания места наверху, в совершенстве. И плоды их – то, что питает их. Тела же сии, скотские, которые явлены, поедаемы созданиями, им подобными. Потому-то тела изменяются. Но то, что изменяется, погибнет и оскудеет, и нет уже у них надежды на жизнь, ибо тело – скотское. Как у скотов погибают тела их, так погибнут и эти изделия. Разве не от соития они, как принадлежащие скотам? Если иной человек также от скотского, а не от духовного, как обретет он превосходство большее, чем другие? Потому-то вы малы и несчастны, как скоты, покуда не станете совершенными.

И он прозрел. И соседи и видевшие его прежде слепым говорили: "Не тот ли это, который сидел и просил милостыни"? Иные говорили: "Это он", а иные: "Похож на него". Он же говорил: "Это я".

Тогда спрашивали у него:

– Как открылись у тебя глаза?

Он сказал в ответ:

– Человек, называемый Иисус, помазал глаза мои и сказал мне: "Пойди на купальню Силоам и умойся". Я пошел, умылся и прозрел.

Повели сего бывшего слепца к фарисеям, и спросили его также и фарисеи, как он прозрел. И он рассказал. Тогда некоторые из фарисеев говорили: "Не от бога этот человек, потому что не хранит субботы". Другие говорили: "Как может человек грешный творить такие чудеса"? И была между ними распря. И спросили они у бывшего слепца:

– Что скажешь о нем, открывшем тебе очи?

И ответил тот:

– Это пророк.

Тогда священники не поверили, что он был слеп и прозрел, доколе не призвали родителей сего прозревшего и спросили их: "Это ли сын ваш, о котором вы говорите, что родился слепым? Как же он теперь видит"?

Родители его сказали им в ответ:

– Мы знаем, что это сын наш и что он родился слепым, а как теперь видит, не знаем, и кто отверз ему очи, мы не знаем. Он в совершенных летах, его и спросите, пусть сам о себе скажет.

Так отвечали родители его, потому что боялись священников, ибо те сговорились уже, чтобы, кто признает, что я спасаю и исцеляю, того отлучать от синагоги.

Итак, вторично призвали человека, который был слеп, и сказали ему обо мне:

– Воздай славу богу, мы знаем, что человек тот грешник.

Сказал им в ответ:

– Грешник ли он или нет, не знаю. Одно знаю, что я был слеп, и ничего не разумел, а теперь вижу жизнь, как она есть.

Они же укорили его и сказали:

– Ты ученик его, а мы Моисеевы ученики. Мы знаем, что с Моисеем говорил бог, этого же не знаем, откуда он.

Человек прозревший сказал им в ответ:

– Это и удивительно, что вы не знаете, откуда он, который отверз мне очи. Но мы знаем, что грешников бог не слушает, но слушает того, кто чтит бога и творит волю его. От века не слыхано, чтобы кто отверз очи слепорожденному. Если бы он не был от бога, не мог бы творить ничего.

Рассердились священники и сказали ему в ответ:

– Во грехах ты весь родился, и ты ли нас учишь?

И выгнали его вон.

И увидев сие, многие мои ученики и ученики моих учеников выходили на улицу и славили нас. Они верили, что теперь придет царствие духовное в их город, и выкрикивали слова моего учения.

Тогда фарисеи из среды народа сказали мне:

– Учитель! Запрети ученикам твоим.

Я же ответил им:

– Сказываю вам, что если они умолкнут, то камни возопиют. Ибо истину невозможно спрятать либо запретить. Город, построенный на высокой горе, укрепленный, не может пасть, и он не может быть тайным.

И начали священники роптать, что делаю я такие дела в субботу. Я же ответил им:

– Отец мой, бог мой, делает сие и в субботу, и я делаю. Для того я и пришел в мир сей, чтобы невидящие истину видели, а видящие ее стали слепы к невзгодам мира сего.

И фарисеи спросили:

– Неужели и мы слепы?

Я сказал им:

– Если бы вы были слепы и не разумели, что творите, то не имели бы на себе греха, но раз вы говорите, что видите и разумеете, то грех остается на вас.

И священники еще более рассердились, за то, что я не только исцелял в субботу, но и называл бога своим отцом, что они почитали за богохульство. Ибо в темноте своей духовной не разумели, что всякий есть сын отца, и всякий есть бог, но не всякому дано познать это.

Я же сказал им:

– Истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор овечий, но перелазит через забор, тот вор и разбойник, а входящий дверью есть пастырь овцам. Ему придверник отворяет, и овцы слушаются голоса его, то он зовет своих овец по имени и выводит их. И когда выведет своих овец, идет перед ними, а овцы за ним идут, потому что знают голос его. За чужим же не идут, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса.

Сию притчу я рассказал священникам, но они не поняли, что их я назвал ворами и разбойниками, крадущими души людей. Не поняли они, что пастырь – не священник, мертвые книжные слова влагающий в умы и души людские, но отец духа человека – дающий пищу познания. И я продолжал:

– Слово истинное – есть пастырь правильный, и кто несет это слово – жизнь посвящает для своих овец, для людей. Как отец знает меня, так и я знаю отца, и жизнь мою посвящаю овцам без пастыря, не познавшим себя и свой дух. Есть другие овцы, которые не сего двора, и не знают истинного слова, но слушают воров и разбойников, и тех также надлежит мне вести. И они услышат голос истинный, и будет одно стадо и одна истина. Никто не заставляет меня, я сам посвящаю свою жизнь. Имею право делать так или иначе.

От этих слов опять произошла между священниками распря. Многие из них говорили: "Он одержим бесом заблуждения и безумствует, что слушаете его"? Другие говорили: "Это слова не бесноватого, может ли бес лжи отверзать очи слепым"?