Г. И. Эзрин

Карл Каутский и его книга «Происхождение христианства»

О происхождении христианства написано огромное, по существу, необъятное количество книг, статей и других публикаций. На этом поприще трудились и христианские авторы, и философы-просветители, и представители библейской критики, и авторы-атеисты. Это и понятно, поскольку речь идет об историческом феномене — христианстве, возникшем 2000 лет назад, создавшем многочисленные церкви, имеющие миллионы последователей, занимавшем и до сих пор занимающем большое место в мире, в идейной, экономической и политической жизни народов и государств.

Немногие из этих книг смогли выдержать проверку временем. Большая их часть забыта, другие известны лишь небольшому кругу специалистов. Но некоторые книги и в наше время сохранили свою актуальность и поэтому могут представлять интерес для широкого читателя.

К числу таких книг и относится «Происхождение христианства» Карла Каутского.

Каутский — фигура неординарная и неоднозначная, сыгравшая заметную роль в идейной, жизни конца XIX–XX вв. Он родился в 1854 г. в Праге. Его отец, чех по национальности, Иоганн Каутский работал театральным художником-декоратором. Мать Минна Каутская, немка, начав свою деятельность в качестве актрисы, стала затем известной писательницей.

Закончив гимназию, Карл Каутский с 1874 по 1879 г. учился в Венском университете. В 1875 г. он вступает в Германскую социал-демократическую партию, определив свой идейно-политический выбор на всю жизнь.

В 1878 г., в период «исключительного закона против социалистов», Каутский активно сотрудничает в нелегальном социал-демократическом органе «Социал-демократ», издававшемся в Цюрихе, куда он уезжает в 1880 г. после окончания университета. Но вскоре Каутский переезжает в Лондон, где в 1881 г. знакомится с К. Марксом и Ф. Энгельсом. Это знакомство окончательно определило идейный выбор Каутского, его переход на позиции марксизма.

В 1883 году Каутский основал журнал «Новое время», теоретический орган германской социал-демократии, редактором которого он был с момента основания до 1917 г.

В 1885–1888 гг. Каутский живет в Лондоне, работая в тесном сотрудничестве с Ф. Энгельсом. С 1890 г. он постоянно живет в Германии, активно участвуя в деятельности Германской социал-демократической партии, а затем и II Интернационала. В 1934 г., после прихода фашизма к власти в Германии, Каутский переезжает в Вену, а после захвата Австрии фашистской Германией в 1938 г. уезжает в Прагу. Оттуда он перебирается в Амстердам, где в том же, 1938 году умирает.

Здесь нет возможности со всей полнотой исследовать идейную эволюцию Каутского,[1] однако отметим, что Каутский всю жизнь верил в историческую неизбежность социализма, всегда считал себя марксистом и гордился этим, служил делу социализма так, как он его понимал. Его огромная работоспособность, активность и убежденность в правоте социалистических идей, несомненный литературный талант делают его одной из наиболее крупных фигур международного рабочего движения.

Каутский высоко оценил революцию 1905 года в России, посвятив ее анализу ряд ярких работ.

В 1910–1912 гг. Каутский становится идеологом так называемого центризма. В 1914 г. центризм вместе с правыми социал-демократами объявляет империалистическую войну «оборонительной», ведущейся ради «защиты отечества». Попытки Каутского теоретически оправдать эти действия Ленин назвал «безгранично-пошлым издевательством над социализмом».[2]

В 1917 г. Каутский в знак протеста против политики руководства СДПГ выходит из партии, оставляет пост редактора «Нового времени» и организует независимую социал-демократическую партию Германии, которая просуществовала недолго.

Отношение Каутского к Октябрьской революции заслуживает, безусловно, самостоятельного анализа. Здесь мы лишь отметим, что об этой революции им написаны ряд статей и брошюр («Демократия и диктатура», рус. пер. 1918 г.; «Демократия или диктатура», рус. пер. 1921 г.; «Диктатура пролетариата», 1918 г.; «От демократии к государственному рабству», 1921 г.).

На брошюру Каутского «Диктатура пролетариата» В. И. Ленин ответил книгой «Пролетарская революция и ренегат Каутский» (1918 г.).

Литературное наследие Каутского очень велико. Им созданы такие фундаментальные труды, как «Экономическое учение Карла Маркса» (1887 г., рус. пер. 1956 г.), «Этика и материалистическое понимание истории» (1906 г., рус. пер. 1922 г.), «Предшественники социализма» (1909–1921 гг.), «Материалистическое понимание истории» (1927 г.) и др.

К числу наиболее значительных книг, написанных Каутским, относится и «Происхождение христианства». Эта книга была издана в Германии в 1908 г. и вскоре (в 1909 г.) была опубликована в России в переводе Д. Рязанова под другим названием.[3] Этот перевод был одобрен и разрешен автором. Настоящая книга сделана по изданию 1909 г., за исключением параграфа «Христианство и социал-демократия» последней главы, который в этом издании опущен. Сейчас трудно судить о том, почему название книги было изменено в ее русском издании. Можно предположить, что сделано это было по цензурным соображениям, поскольку новое название выглядит более нейтральным, чем в немецком подлиннике. Во всяком случае, послереволюционное издание этой книги на русском языке в том же переводе вышло под названием оригинала.[4] При Советской власти эта книга за сравнительно короткий срок (с 1919 по 1930 г.) выдержала четыре издания. После 1930 г. она не издавалась ни разу, став, по существу, библиографической редкостью. И дело здесь не в самой книге, а в ее авторе, жизненный путь которого, как мы видим, не был прямолинейным и однозначным.

В этом книга Каутского не одинока. Она разделила, к сожалению, судьбу многих научных и художественных произведений, изъятых из употребления, что, как мы видим, нанесло существенный ущерб развитию нашей культуры. Такое отношение к книге Каутского не случайно. На протяжении многих лет отношение к автору было однозначно негативным. В нашей литературе после смерти В. И. Ленина Каутский, вопреки исторической правде, рассматривался как некий антипод марксизма. Стало нехорошей традицией оценивать всю деятельность Каутского как сплошную цепь ошибок и прямых выступлений против марксизма. В таком духе о Каутском было принято говорить и писать долгие годы. Основанием для этого служила резкая критика В. И. Лениным К. Каутского в период первой мировой войны, а затем и Октябрьской революции. Известно, что В. И. Ленин в это время назвал Каутского ренегатом. Значит ли это, что такая оценка, данная В. И. Лениным в определенный период, перечеркивает всю предвоенную деятельность Каутского? Безусловно, нет. Если теоретическая и политическая деятельность Каутского после 1909 г. и подвергалась критике со стороны В. И. Ленина, то предшествующие периоды ее Ленин оценивал совсем по-другому. Так, отмечая, что Карла Каутского, одного из вождей пролетарской партии, высоко ценили все будущие большевики, Ленин называл его «выдающимся социалистом».[5] Он писал: «Мы знаем из многих работ Каутского, что он умел быть марксистским историком, что такие работы его останутся прочным достоянием пролетариата, несмотря на позднейшее ренегатство».[6]

Эта ленинская оценка теоретической деятельности Каутского полностью относится к книге «Происхождение христианства», написанной в период, когда Каутский был

«выдающимся социалистом». Ее публикация не только полезна, но и необходима для хотя бы частичного восстановления исторической справедливости.

Совершенно естественно возникает вопрос: почему Каутский, один из лидеров социал-демократии, труды которого посвящены совсем другим проблемам, создает эту книгу? Это не является случайностью. В предисловии к книге Каутский пишет: «История христианства и библейская критика давно уже составляют предмет моих занятий». Первая его работа по этой теме — статья «Происхождение библейской истории» — была напечатана в журнале «Космос» в 1883 г., а через два года, в 1885 г., им была опубликована в «Нейе цайт» статья «Возникновение христианства». Мы видим, что проблемой происхождения христианства Каутский интересовался давно. В этом он был не одинок. Примерно в эти же годы с публикациями по проблемам происхождения христианства выступают виднейшие деятели рабочего движения: Ф. Энгельс, А. Бебель, Ф. Меринг — в Германии, П. Лафарг — во Франции.

Проблемам религии и церкви помимо упомянутых Каутский посвятил еще ряд работ. Достаточно назвать хотя бы его брошюру «Католическая церковь и социал-демократия», вышедшую в русском переводе в 1906 г.

Таким образом, настоящая книга, предлагаемая читателю, явилась итогом многолетней работы Каутского по изучению религиозно-церковной проблематики.

Причин повышенного интереса к проблемам раннего христианства, его происхождению было несколько.

Как известно, в 1869 г. на съезде в Эйзенахе В. Либкнехтом и А. Бебелем была основана первая в истории политическая партия рабочего класса — Германская социал-демократическая рабочая партия.

С этого момента наступает новый период в истории рабочего движения, потребовавший безотлагательного решения ряда новых проблем программного характера и, в частности, вопроса об отношении рабочей партии к религии и церкви, что в условиях Центральной Европы означало отношение рабочей партии к христианству. В данной ситуации оказалось, что одного только общетеоретического подхода к проблеме религии и церкви недостаточно. Уже это обстоятельство само по себе могло бы объяснить такой интерес теоретиков рабочего класса к христианству.

Другим немаловажным обстоятельством, обусловившим необходимость марксистского изучения раннего христианства, явилось также стремление части рабочих облечь свой социальный протест в религиозные формы. Они следовали уже сложившейся исторической традиции, когда протест трудящихся масс против социальных условий выливался, как правило, в различного рода религиозные движения либо находил свое выражение в религиозных идеях. Такой основной идеей всякого социального протеста было противопоставление идей и духа первоначального христианства современной господствующей церкви. В условиях феодализма, когда религия в ее христианской форме была всеобъемлющей формой идеологии, протест масс ни в какой другой форме не мог быть выражен.

По этому поводу Ф. Меринг справедливо отметил, что повышенный интерес к раннему христианству представляет собой «сопутствующее явление инстинктивного рабочего коммунизма, который в своей теоретической формулировке берет за исходное начало материал, близко ему знакомый», что «в начальных стадиях своей освободительной борьбы современный пролетариат охотно вспоминает о первобытном христианстве».[7]

Справедливость этого замечания Ф. Меринга станет понятной, если учесть, что в Германии и в соседней Франции до распространения марксизма в рабочем классе известное влияние имели такие формы «инстинктивного рабочего коммунизма», как теории Этьена Кабе и Вильгельма Вейтлинга, несвободные от религиозных наслоений.

К тому же надо иметь в виду и то обстоятельство, что христианский социализм, начавший широкую пропаганду своих взглядов, усиливал христианские иллюзии в сознании рабочих, поскольку, как отмечали К. Маркс и Ф. Энгельс, «нет ничего легче, как придать христианскому аскетизму социалистический оттенок».[8]

Однако в Германии особую остроту вопрос об отношении к религии и церкви приобрел в связи с политикой «культуркампфа», развернувшегося в 1872 г. Несмотря на название, эта борьба никакого отношения к культуре не имела. Она носила чисто политический характер, поскольку объединение Германии Бисмарком под эгидой протестантской Пруссии поставило католическую церковь и связанную с ней партию центра в оппозицию. Католическая церковь, имея все основания опасаться падения своего влияния, поддерживала антипрусские настроения, способствовала росту сепаратизма.

Ответным ударом со стороны Бисмарка и всего юнкерско-буржуазного блока по католической церкви явились законы (1872–1876 гг.), затрагивавшие ее коренные интересы. Эти законы, как и последовавшие за ними полицейские репрессии и гонения против католических священнослужителей, привели к результатам, прямо противоположным тем, которые имел в виду Бисмарк: возросло количество активных католиков, укрепилось положение партии центра. С 1876 г. «культуркампф» идет на спад. Впоследствии большая часть антикатолических законов была отменена.

Борьба Бисмарка против католицизма привела к тому, что религиозный вопрос оказался одним из наиболее острых в политической жизни Германии не только в период самой яростной борьбы, но и на ряд лет после этого. Стремление господствующих классов натравить трудящихся на католическую церковь как на их главного врага, как первостепенного носителя социального зла и тем самым отвлечь массы от решения своих действительных задач потребовало выработки собственной политики рабочей партии по отношению к религии и церкви.

Каутский понимал, что никакого союза между буржуазией и пролетариатом в этом вопросе быть не может. В уже упоминавшейся нами брошюре «Католическая церковь и социал-демократия» он писал: «Вести совместную борьбу против церкви буржуазия и пролетариат не могут, так как классовое положение пролетариата заставляет его держаться в этом вопросе иной политики, чем политика буржуазии».[9] Однако ответить на вопрос, какой должна быть эта политика, можно было только после детального изучения такого феномена, как христианство. Эту задачу исследования христианства, его происхождения и развития ставил перед марксистскими исследователями еще Энгельс.

В 1882 г. он писал, что с религией, которая в течение 1800 лет господствовала над значительной частью цивилизованного человечества, нельзя разделаться, объявив ее бессмыслицей, состряпанной обманщиками. Он считал, что «необходимо прежде суметь объяснить ее происхождение и ее развитие, исходя из тех исторических условий, при которых она возникла и достигла господства».[10]

Эту задачу и стремился решить Карл Каутский в книге «Происхождение христианства».

Исследование любого идейного явления всегда является сложным делом. Следует понять и объяснить, из каких условий оно возникло, какие идеи прошлого оказали воздействие на его формирование и почему именно они из всего прошлого идейного наследия сыграли эту роль. Но трудности исследования происхождения христианства во много раз большие. Тому есть много причин. Прежде всего, христианство — не обычное идейное явление уже хотя бы потому, что последователями его даже сегодня, спустя многие века его существования, являются сотни миллионов людей во всех без исключения странах мира. Оно представляет особую сложность для исследователя, поскольку в его содержании отразилось влияние многих идей, возникших в разных регионах античного мира, на разной национальной и идейной почве. Наконец, сложность состояла и в том, что до середины XVIII в. безраздельное господство теологических взглядов на христианство, по существу, снимало проблему его происхождения. Согласно этим взглядам, христианство возникло сразу со всем его сложным набором идей. Отсюда особое внимание к личности Христа, который, будучи сыном божьим и в то же время богом, даровал людям свое учение в готовом виде. Просветители XVIII в., подвергшие решительной критике христианство, в противовес теологической традиции многие свои аргументы обратили против историчности Христа, оставив без ответа вопросы о том, почему возникло христианство и каким образом оно превратилось в массовое движение, создав множество религиозных организаций, смогло стать силой, влияющей не только на идейную, но и на политическую и экономическую жизнь общества.

Определение просветителей, что всякая религия есть продукт обмана и невежества, многого не объясняет и, безусловно, не отвечает на вопрос о том, какие исторические обстоятельства вызвали к жизни христианство и каким чаяниям масс оно отвечало.

С развитием исторической науки, с возникновением библейской критики дело существенным образом изменилось. Особенно значительный вклад в объяснение происхождения христианства внес Бруно Бауэр, исследовавший те идеи, которые восприняло христианство, и его связь с развитием современной ему культуры. При этом Бауэр отверг историческое существование Христа, поскольку, как он считал, и без этой детали можно объяснить возникновение христианства.

Каутский пишет, что в исследовании христианства он идет вслед за Бауэром. Но, в отличие от Бауэра, Каутский использует другую методологию исследования, основой которой является материалистическое понимание истории. Он пишет: «Кто стоит на точке зрения материалистического понимания истории, тот может смотреть на прошлое вполне беспристрастно, даже в том случае, если он принимает самое живое участие в практической борьбе настоящего».[11]

Детально исследуя исторические обстоятельства возникновения христианства и следуя традициям библейской критики, Каутский рассматривает свидетельства о мифологичности образа Христа, но в отличие от Бауэра не утверждает, что Христос не существовал, а лишь подчеркивает недостоверность сведений о нем, содержащихся как в евангелиях, так и в исторических трудах. Каутский отмечает, что по своей исторической ценности евангелия и Деяния апостолов стоят не выше гомеровских поэм или «Песни о Нибелунгах». Деятельность исторических личностей изображается в них с такой поэтической вольностью, что их невозможно использовать для исторического описания этих личностей и даже трудно сказать, какие из описанных в них героев являются историческими личностями, а какие являются плодом фантазии. Иначе говоря, Каутский не отрицает возможности исторического существования Христа. (А. Бебель отмечал, что по поводу мифологичности или историчности Христа может быть множество более или менее достоверных гипотез, из которых абсолютно неприемлемой может быть только одна: гипотеза о том, что Христос есть сын божий).

Большинство современных ученых связывают историчность Христа с некоторыми новыми открытиями, в частности, с арабской версией свидетельства Иосифа Флавия (testimoniurn Flavianum),[12] опубликованной в 1971 г. Ш. Пинесом, а также с исследованием всей совокупности канонических и апокрифических раннехристианских источников, не все из которых были известны Каутскому. К последним относятся, например, кумранские рукописи, папирусы с фрагментами евангелий, библиотека христиан-гностиков, открытая в 1945 г. в Наг-Хаммади.[13]

Но следует ответить на вопросы о том, каким чаяниям масс отвечало христианство, какие исторические условия его породили.

Для ответа на эти вопросы Каутский рассматривает историю Рима и иудейства. Подробно (мы бы даже сказали — чрезмерно подробно) он излагает историю рабства в Риме начиная с самых ранних его этапов, с появления домашнего рабства. Столь же подробно он излагает историю Израиля и Иудеи с момента переселения семитских племен (12 колен Израилевых) в Палестину.

С удивительным знанием эпохи Каутский анализирует характер развития производства, основанного на рабском труде, те его стороны и тенденции, которые обусловили в конечном итоге застой древнеримского общества и создали ситуацию, в которой угнетенные массы, а затем и господствующие классы оказались охваченными настроениями безысходности и отчаяния.

Анализируя историю Иудеи, ее противоречивость, а зачастую и трагизм, Каутский подчеркивает те изменения в содержании религиозных верований, которые возникали в иудаизме как отражение реальных социальных катаклизмов, переживаемых маленьким народом, оказавшимся на пересечении интересов могущественных государств древности (Египта, Ассирии, позже Вавилона). Но особый интерес представляют разделы, посвященные исследованию умонастроений как в Риме, так и в Палестине к моменту возникновения христианства.

Каутский отмечает, что эпоха, в которую возникло христианство, является периодом тяжелейшего кризиса, охватившего всю Римскую империю. Он привел к полному разложению традиционных форм производства, государства, идей и верований. Тупиковая ситуация, сложившаяся в античном обществе, породила такие явления, как индивидуализм, легковерие, страсть к чудесному, лживость (как дополнение страсти к чудесному и легковерию), всякого рода фальсификации. И эта же эпоха в истории Римской империи отличается ростом религиозности, распространением эсхатологических и мессианских идей.

Каутский детально анализирует умонастроения, которые охватили различные слои населения Палестины в последние века прошлой и начале нынешней эры.

Непрерывная борьба за самостоятельность с могущественными врагами, бесконечные разорения от вражеских нашествий, все усиливающаяся эксплуатация угнетенных привели к тому, что образуется диаспора (рассеяние евреев вне пределов их родины), которая в последующее время сыграла важную роль в возникновении христианства. Не случайно Энгельс назвал Филона, жителя еврейской колонии в Александрии, «отцом христианства».[14]

Бессилие угнетенных масс Палестины в борьбе против эксплуатации и угнетения, за независимость, против грозной Римской империи рождало пламенную веру в мессию, приход которого решит все проблемы. Но, как справедливо отмечает Каутский, каждый класс представлял себе грядущего мессию на свой манер. Результатом этого явилось возникновение трех течений в иудаизме: фарисеи, саддукеи и ессеи. Первые два были традиционными. Что же касается ессейства, то оно, возникнув во II в. до н. э., в своих идеях, в организации общин несло уже много такого, что затем получило развитие в раннем христианстве.

К ессеям, упоминаемым в трудах Иосифа Флавия, Плиния Старшего, Филона Александрийского, большинство современных ученых относят кумранитов, кумранскую общину. Кумранские (по названию местности Вади-Кумран) рукописи и поселения были обнаружены в районе Мертвого моря вскоре после второй мировой войны.[15]

Характеризуя ессеев, Каутский говорит об их «резко выраженном коммунизме», что «коммунизм у них был доведен до крайности». Насколько адекватны такие характеристики, можно теперь проверить, обратившись к письменным свидетельствам кумранской общины. Отметим лишь, что идеи общности имущества, совместной жизни и т. д. были характерны и для раннехристианских общин.[16]

Анализируя содержание учения раннего христианства, Каутский отмечает существенные различия между первоначальными его идеями и взглядами апостола Павла. Именно его стараниями христианство освободилось от связи с иудаизмом и смогло тем самым преодолеть этническую ограниченность.

Выход христианства за пределы Палестины и распространение его в крупных городах Римской империи с необходимостью, как показывает Каутский, вели к утрате «коммунистического» характера христианских общин. Общность имущества и совместная жизнь, характерные для отдаленных уголков Палестины, становились невозможными в крупных городах, где система взаимопомощи христиан сводилась в основном к совместным трапезам.

Христианство привлекало неимущих не только совокупностью своих идей, но и материальной поддержкой, для которой требовался приток средств извне, так как сама община, состоявшая из бедноты, сама лишь потребляла, но не производила. Это, конечно, облегчило вступление в общину представителей имущих слоев. Однако изменение социального состава христианских общин было связано не только с их бедностью. Каутский отмечает, что потребность в привлечении богатых в общины породила ревностные старания христианских агитаторов убедить их, что достижение вечного блаженства возможно лишь в случае отказа от имущества. «И проповедь эта не оставалась без успеха в то время всеобщего сплина и пресыщения, охвативших именно имущие классы».[17]

Спору нет. Конечно, христианская агитация действительно играла очень важную роль в распространении нового вероучения; сплин и пресыщение некоторых слоев населения также имели место. Но, думается, одних этих обстоятельств еще недостаточно для объяснения того, что христианство получило широкое распространение и среди имущих классов. Дело, очевидно, в том, что многие его идеи соответствовали умонастроениям различных, в том числе и имущих, классов общества, в осознании того исторического тупика, в котором оказалось рабовладельческое общество, в неспособности всех без исключения классов изменить социальную действительность.

Каутский, справедливо отмечая изменения в классовом характере христианства, в приспособлении его принципов и деятельности общин к этой новой реальности, подчеркивает, что христианская община, возникшая как антипод классового общества, как его отрицание, превращается в итоге в некое подобие этого общества с его классовыми противоречиями, отношениями господства и подчинения.

Каутский детально прослеживает, как из примитивных христианских общин, не знавших на первых порах никакой внутриобщинной власти, кроме личного авторитета апостола или проповедника, вырастает целая иерархия, основанная на строгой субординации.

Рост христианских общин, увеличение их богатств с изменением их классового характера потребовали исполнения целого ряда функций: по организации трапезы и обслуживанию ее участников, по закупке и хранению запасов, по распоряжению денежными средствами общины и т. д. Всем этим штатом должностных лиц надо было управлять. Так возникает институт епископов, власть которых возрастала; сама должность стала пожизненной.

Если раньше проповедовать мог любой член общины, то по мере вытеснения апостолов и пророков епископ становится центральной фигурой пропагандистской деятельности. Дальнейшее развитие иерархии привело к возникновению католической церкви, к полному отказу от суверенности общин, существовавшей раньше, к установлению строгой внутрицерковной дисциплины. Так, говорит Каутский, выросла самая надежная опора деспотизма и эксплуатации, представлявшая полную противоположность общине, основанной бедняками Галилеи и Иерусалима.

Рассматривая раннее христианство как продукт разложения древнего мира, Каутский подчеркивает, что оно, подобно другим религиям, возникшим в этих условиях, демократично лишь в самом начале, поскольку возникает в период крушения античной демократии. Правильно оценивая, на наш взгляд, исторические обстоятельства возникновения христианства и его эволюцию от ранних общин к государственной церкви Римской империи, Каутский вместе с тем допускает серьезную ошибку в характеристике тех социальных сил, которые первоначально составили основную массу верующих. Он пишет: «Христианство на первых ступенях своего развития было, несомненно, движением обездоленных слоев самых различных категорий, которые можно охватить общим именем пролетариев, если только под этим словом не разуметь исключительно наемных рабочих».[18]

Эту мысль он выражает еще более определенно: «Все признают, что христианская община первоначально охватывала почти исключительно пролетарские элементы, что она была пролетарской организацией. И такой она оставалась еще очень долгое время после своего зарождения».[19] Правда, категорическое утверждение о том, что все признают пролетарско-коммунистический характер раннехристианских общин,[20] Каутский сам же невольно опровергает, когда несколькими страницами позже пишет, что многие теологи отрицают коммунистический характер раннего христианства.

Подчеркивая пролетарское происхождение христианства, Каутский видит в этом основу его коммунистического характера. Он пишет, что «ввиду этого резко выраженного пролетарского характера общины вполне естественно, что она стремилась к коммунистической организации», что требования первых христиан «всюду одинаково указывают на коммунистический характер первоначальной христианской общины».[21]

Определяя те социальные силы, из которых формировались раннехристианские общины, как пролетариат, Каутский, нам представляется, допускает ошибку в такой же мере, как и в характеристике идей этой общины, которые он называет коммунистическими. И даже указания Каутского на имеющиеся различия между христианскими массами и современным рабочим движением не меняют дела по существу. Эти различия, по мнению Каутского, состоят в том, что главные носители христианских идей, свободные городские пролетарии, были проникнуты стремлением жить за счет общества, ничего не делая, в то время как современный пролетариат, «пролетариат труда», представляет собой нечто совершенно иное. Такие стремления «свободных городских пролетариев», а также сам характер хозяйства в Римской империи обусловили потребительский характер христианского коммунизма, сущность которого, как считает Каутский, состояла в распределении продуктов, а не в обобществлении средств производства.

Эти идеи Каутский развивал не только в «Происхождении христианства», но и в ряде других работ (уже упоминавшейся брошюре «Католическая церковь и социал-демократия», в работе «Из истории культуры. Платоновский и древнехристианский коммунизм» (Спб., 1905) и ряде других). Она была пролетарской организацией. И такой она оставалась еще очень долгое время после своего зарождения».[22] Правда, категорическое утверждение о том, что все признают пролетарско-коммунистический характер раннехристианских общин,[23] Каутский сам же невольно опровергает, когда несколькими страницами позже пишет, что многие теологи отрицают коммунистический характер раннего христианства.

Примечания:

1

Читателей, которые заинтересуются этой проблемой, мы можем адресовать к книге С. М. Брайовича "Карл Каутский. Эволюция его воззрений" (М, 1982).

2

Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 26. С. 224.

3

Каутский К- Античный мир, иудейство и христианство. Сгтб… 1909.

4

Каутский К. Происхождение христианства. Пг., 1919.

5

Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 40. С. 325–326.

6

Там же. Т. 37. С. 278.

7

Меринг Ф. История германской социал-демократии. М., 1907. Т. 4. С. 134.

8

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 449.

9

Каутский К. Католическая церковь и социал-демократия. Спб., 1906. С. 27.

10

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 307.

11

См. настоящее издание, с. 27.

12

Иудейские древности. См.: История древнего мира. М., 1983. Т. 3.; Свенцицкая И. С. От общины к церкви. М., 1989.

13

Трофимова М. К. Историко-философские проблемы гностицизма. М., 1979.

14

См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 307.

15

Наиболее полная их характеристика содержится в книге И. Д. Амусина "Кумранская община" (М., 1983).

16

См.: Амусин И. Д. Общественные и религиозные течения в Палестине во II в. до н. э.- I в. н. э.// История древнего мира. Расцвет древних обществ. М., 1983.; Гене Г. Библейские истории. М., 1989.; Донини А. У истоков христианства. М., 1989; Кубланов М. М. Новый завет. Поиски и находки. М., 1968.

17

См. настоящее издание, с. 386.

18

Впрочем, эта оговорка большой роли для Каутского не играет, в чем читатель сможет убедиться сам. В дальнейшем те слои, среди которых распространилось христианство, Каутский однозначно назы-вает пролетарскими и делает далеко идущие выводы о характере раннехристианской идеологии.

19

См. настоящее издание, с. 303.

20

См. настоящее издание, с. 313.

21

Там же. С. 310, 313.

22

См. настоящее издание, с. 303.

23

См. настоящее издание, с. 313.