Рим накануне прихода Иисуса Христа

В начале нашего разговора мы упомянули о некоторых аспектах объективности появления самочинного посланника Свыше (праведника) на рубеже тысячелетий в Римской империи. В это время политическое устройство Рима уже сменилось с республиканского на имперский. Рим переживал кризис общественного управления, особенно — в религиозной сфере. Поглотив в себя множество племён и народов с их разнообразными религиозными культами, империя впала в духовный кризис. Вера в традиционных богов, сохранявшаяся ещё в республиканский период, была подорвана многообразием и пёстрым составом народов, входящих в римскую Империю.

Среди образованных римлян распространялись учения, основанные на греческой философии, скептическое отношения к традиционным культам. В то же время, широкое распространение получили восточные мистические культы, такие как — Исиды и Кибелы. Для укрепления государственной централизации необходимо было хоть какое-то единство веры (третий приоритет обобщённых средств управления). Для возвышения государственных религиозных культов над остальными культами и науками, уже император Август (27 г. до н. э.) ввёл обязательное для всех жителей империи почитание императора, которое переросло в культ самого императора, что сопровождалось повсеместной установкой статуй [165] и совершением перед ними жертвоприношений [166]. Однако всё это не уменьшало напряжения в духовно-идеологической сфере Римской империи. Традиционные для Рима духовные ценности становились достоянием лишь верхушки общества, а среди низов всё более активизировался поиск новых норм религиозной жизни. Широкое распространение получили оккультизм и магия.

В провинциальных частях империи кризис стал проявляться как борьба за суверинитет метрополии, сопровождавшаяся грабежами и упадком хозяйственной деятельности. Власть прокураторов была далеко не абсолютной во многих областях. Несмотря на то, что повсеместно внедрялось римское законодательство, латынь не получила широкого распространения. На Востоке империи местные языки были вытеснены ещё во времена Александра Македонского, и распространение получил своеобразный вариант греческого языка (название койне), ставший обиходным языком в империи. В условиях духовного кризиса широкое распространение получили культы эсхатологической (от греческого eschatos — последний, крайний) направленности — на которых основаны учения о конце света, о конце мира.

История знает множество подобных кризисов, общим для которых является эсхатология религиозной духовной жизни. Религиозный кризис, кризис веры, является верным признаком критичного отставания общества от заданной Свыше Мhры развития — отставания развития духа (информации) от материального (вещественного) “прогресса”. В силу высшей предопределённости, человек, его психика устроены таким образом, что в случае критичного несоответствия (несогласованности в Мhре) материально-вещественного и духовно-информационного прогрессов — возникает ощущение надвигающейся мировой катастрофы — эсхатологии. Это ощущение как правило появляется не у всех членов общества, а в первую очередь у людей, обладающих чувством Божией Мhры — хоть в небольшой степени. Бессознательное соотнесение степени материального и духовного развития с чувством Мhры порождает сначала беспокойство[167], которое впоследствии часто перерастает в массовый психоз. В то же время, озабоченные этим нехорошим чувством люди, пытаются искать выход из духовного кризиса, естественно обращаясь к “наукам” и религиозным обрядам, которые наиболее глубоко пронизаны религиозной мистикой. Этим люди пытаются получить ответ от высших сил (с тех уровней Мироздания, с какими они, либо их более “цивилизованные” соседи традиционно привыкли “общаться”), интуитивно ловя магически приходящую информацию и одновременно активизируя свой интеллект на поиск выхода из кризиса. Тем же, кто не обладает чувством Мhры, остаётся либо поддаваться эсхатологическим настроениям, либо им всё “по барабану” и они живут чисто животной жизнью. Но высшая знахарская надгосударственная надстройка («мировая закулиса») в этих случаях всегда старается выделить из общего результата поисков будущей духовности — подходящее для себя, для своего дела — и/или завернуть поиск в «нужном» направлении. Интегрируя под свои нужды и подстраивая под свою концепцию глобализации всё новое что появляется в обществе в периоды острых духовных кризисов, «мировая закулиса» оказывается вынужденной не только извращать, но и принимать часть прогрессивного — того, что появляется в обществе в эти периоды. Тем самым исторически следующая духовно-религиозная надстройка над обществом всегда оказывалась в некоторых аспектах более прогрессивной (в отношении соблюдения Божией Мhры), чем предыдущая. И духовный прогресс всё же сдвигался вперёд по сравнению с прошлыми историческими этапами. Если этого вообще не происходило бы, то эсхатология (конец света) мог бы действительно произойти. Но в силу некоторой позитивной духовной динамики, современная цивилизация ограничивалась лишь локальными катастрофами (стихийными бедствиями, эпидемиями, войнами на взаимоуничтожение выпавших из Мhры народов и региональных цивилизаций). Мы уже знаем, что периодически в моменты общих духовных кризисов могут появляться праведники — самочинные посланники Свыше, которые прелагают людям реальный выход из духовного тупика.

В Римской империи было немало примеров мистического поиска выхода из кризиса, который предшествовал приходу Иисуса Христа. Таким примером оживления старых верований было возрождение орфических культов, начало которых восходит ко временам расцвета греческой культуры. По учению орфиков, душа человека находится в процессе постоянных перевоплощений, но через презрение к плоти и аскетизм[168] может вырваться из него и вступить в мир вечного блаженства[169]. Другим примером, но уже религиозных представлений более нового типа, служит учение митраистов[170]. Персидский бог Митра, культ которого стал распространяться в греко-римском мире с I в. до н. э., считался добрым создателем мира, борцом против зла, богом-спасителем, обещавшим людям, если они будут соблюдать весьма строгие эстетические требования — посмертное блаженство. Хоть общины митраистов и были весьма замкнуты (не распространялись на женщин), но их и им подобных считают даже — «соперниками христианства».

Реально же доминирующие в I веке до н. э. «новые» (либо возобновлённые) учения о необходимости ограничивать свои материальные потребности для посмертного блаженства — вполне устраивали «мировую закулису», как основа будущей религиозной философии для толпы и “элиты” (исключая лишь высшую “элиту”) в Римской империи. Проблема у хозяев мировой толпо-“элитарной” пирамиды была двоякой.

Во-первых, вследствие могущества и огромных территорий, усвоенных империей, к I веку до н. э. культура эллинизма с древнегреческим пантеоном и красивой мифологией “размылась” другими культами и так и не стала связующей для всей империи; а наряду с этим второе детище «мировой закулисы» — иудаизм — также впал в глубокий кризис, о чём мы говорили выше. То есть, оба религиозных детища хозяев толпо-“элитарной” пирамиды находились в остром кризисе в это время.

Во-вторых, нарастала социальная напряжённость в Римской империи, связанная с сохранением открытого рабовладения и крайним расслоением населения. В среде «мировой закулисы» не мог не идти активный поиск подходящей альтернативы открытому рабству — либо идеологии, которая могла бы длительное время служить религиозной “смирительной рубашкой” для толпы рабов и низшей “элиты”, обеспечивающей покорность господам.

Нужна была альтернатива жестокому подавлению силой государства различного рода восстаний и войн, начиная с восстания Спартака, которые сотрясали на рубеже новой эры мощную Римскую империю. И в качестве такого рода «умиротворяющей» альтернативы, направляющей энергию угнетённых в русло религиозных иллюзий, вера рабов в посмертное воздаяние было вполне приемлемым и даже выгодным для власть имущих. Учение Христа было извращено и приспособлено после его ухода в мир иной — в качестве “господствующей” идеологической доктрины, в основу которой легло давно известное и культивируемое в Римской империи учение о посмертном воздаянии за аскетизм и послушание в «этой жизни». Но это вовсе не значит, что такому учил сам Иисус. Римские философы и мистики, благонамеренно ищущие выход из кризиса (также как и благонамеренные иудеи) в основном поддержали (но не сразу) извращённое учение якобы Христа, чем самым как бы избавили себя от эсхатологических предчувствий, но не Правдой-Истиной — а очередной иллюзией-мистификацией первого (и второго) тысячелетий новой эры. Для того, чтобы совесть некоторых благонамеренных людей (как проявление у людей чувства Божией Мhры) больше не мешала деяниям «мировой закулисы», в общехристианскую библейскую доктрину включили стержневой миф о том, что Христос своим земным подвигом искупил все грехи, а эсхатологию людей загнали в другой миф — об Апокалипсисе. Последний (Откровение Иоанна Богослова) — достаточно жёстокое (в отношении психологических практик, касающихся нейро-лингвистического программирования и запугивания за непослушание) замыкание духовности веропослушных “христиан” и веропослушных (“правоверных”) иудеев на одну “спасающуюся” — в случае Апокалипсиса — иерархию, во главе которой иудеи[171]. Если иудаизм был религиозной системой для «расы господ», то “христианство” стало религиозной системой для рабов. Но и иудеи оставались рабами по отношению к своим древним хозяевам. После этого все эсхатологические и мистические изыскания в “христианской” цивилизации, не вписывающиеся в общебиблейскую доктрину были названы «колдовством» — что открыло эпоху “святой” инквизиции.

Конечно ограничения библейского христианства, к которым добавились многочисленные исторические и политические извращения духовных и властных верхушек государств, куда распространялось “христианство” — были направлены в первую очередь на канализацию и пресечение свободного поиска Правды-Истины у людей, на которую им указал самочинный пророк Иисус. В то же время, библейское христианство более чем на десять веков приостановило технический прогресс, “правовой” и законодательный прогресс, активизация которого приходится на V–III вв. до н. э. в древней Греции и республиканском Риме. Видимо «мировая закулиса» испугалась слишком большой законодательной и “правовой” свободы (даже при открытом рабовладении), что в общем-то и привело к религиозному кризису конца II — начала I веков до н. э. Дело в том, что некоторая свобода обеспечивала активизацию религиозных изысканий в не слишком занятых средних благонамеренных слоях сначала греческого, а затем римского обществ. Вследствие “христианских” ограничений технический прогресс был приостановлен[172], а вместе с ним и духовная поступательная динамика общества. Отказавшись от предложенной Христом праведной альтернативы римской эсхатологии, западное общество было обречено на крах империи и впоследствии Европа (западный распадок Римской империи) погрузилась во мрак средневековья — до того момента, пока опять не появилась некоторая социальная свобода поиска[173] Правды-Истины в эпоху Возрождения.

Христос принёс в мир религию всеобщего равенства и благополучия, отрицающую любые земные иерархии. И действительно, раннее “христианство” в первые два-три века своего существования, было сперва опробовано на рабах и малоимущих и только после этого были составлены каноны и узаконены церкви и приходы. Будучи изначально религией бесправных и гонимых, оно не только стояло в оппозиции к властям, подвергаясь жестоким гонениям с их стороны, но и не было лишено радикальных элементов, даже революционного пафоса. Пафос этот сводился, прежде всего, к резкому неприятию сложившихся норм жизни.

С огромной силой звучало осуждение Рима, сравненного с «великой блудницей», с новым развратным Вавилоном со всеми его «мерзостями»[174]. Революционный пафос раннего “христианства” нашёл своё отражение в акцентировании внимания на двух важнейших сторонах новой религии. Во-первых, на проповеди ею всеобщего равенства. Хотя это было равенство в первую очередь лишь «во грехе», равенство «рабов божиих», даже в этом своём качестве лозунг всеобщего равенства не мог не привлечь к себе внимания. Провозглашение принципа всеобщего равенства в эпоху расцвета Римской империи стоило многого. Во-вторых, на осуждении “богатства” и стяжательства, на подчёркивании всеобщей обязанности трудиться.

Одновременно с этим — в некоторых евангелических текстах оправдывается рабство и рабам внушается повиновение их господам. С началом эпохи библейского христианства начинается эпоха невиданных доныне двойных стандартов преподнесённых от имени праведника Христа (несмотря на то, что Христос учил справедливости): рабам — покорность, “господам” — вседозволенность. Но всё же декларативно было всеобщее равенство (со многими оговорками) впервые объявлено — лучшим.