|
||||
|
Эта уверенность сметает все У. Г.: Я никогда не мог сидеть на сцене и говорить. Это слишком искусственно. Вести дискуссии по гипотетическим или абстрактным вопросам — пустая трата времени. Сердитый человек не может просто сидеть и спокойно рассуждать о гневе — он слишком сердит для этого. Так что не говорите мне, что у вас кризис, что вы сердитесь. Зачем говорить о гневе? Вы живете и умираете, не переставая надеяться, что однажды вы вдруг перестанете сердиться. Вас отягощает эта надежда, и, когда вы теряете надежду в этой жизни, вы выдумываете будущую жизнь. Никаких будущих жизней не будет. Вопрос: Ну хорошо, ваши речи не дают никому надежду — это точно. Так зачем же вы тогда выступаете — разве не для того, чтобы утешить или научить кого-то? У. Г.: Что я, по-вашему, должен делать? Вы приходите, я говорю. Вы хотите, чтобы я вас тоже критиковал? Это бесполезно, потому что вас ничто не проймет. Вы окружили себя непроницаемой броней и ничего не чувствуете. Вы неспособны осознать свое положение, вы реагируете менталом — своими идеями и измышлениями. Ваша реакция — это мысль. Боль, которую вы чувствуете там, четко отражается здесь, без всякой необходимости переживать боль. Здесь нет никаких переживаний. Их нет вообще. В этом естественном состоянии ты ощущаешь чужую боль независимо от того, знаешь ты этого человека или нет. Недавно мой старший сын умирал от рака в больнице неподалеку. Я часто навещал его. Знакомые говорили, что я все время испытывал сильную боль, пока он не умер. Я не могу ничего с этим сделать. Эта боль — еще одно проявление жизни. Они хотели, чтобы я попытался как-то вылечить его от рака. Если я буду трогать эту опухоль, она будет только расти, потому что я буду прибавлять ей жизни. Рак — это размножение клеток, еще одно проявление жизни. Что бы я ни делал, опухоль будет только становиться сильнее. В.: Значит, вы воспринимаете чужие страдания, но сами свободны от них, так? У. Г.: Страдание — это переживание, а здесь нет переживаний. Жизнь устроена не так, что она отдельно, а вы отдельно. Жизнь — это единое движение, и все, что я могу о ней сказать, может только запутать, дезориентировать вас. Вы не есть «кто-то» или «что-то», вы не какой-то отдельный предмет, окруженный другими предметами. Единое движение — не нечто, что ты можешь пережить. В.: Но мысль о том, что можно жить, не переживая, звучит иррационально для ума. У. Г.: То, что я говорю, вступает в противоречие с вашей логикой. Вы используете логику, чтобы поддерживать эту разделяющую структуру, вот и все. Ваши вопросы — это опять мысли, они являются реакциями. Все мысли — это реакции. Вы отчаянно защищаете эту броню, этот щит из мыслей, и боитесь, что движение жизни вдребезги разобьет ваши границы. Жизнь подобна реке в половодье, затопляющей берега, стремящейся вырваться из своих пределов. Ваша мыслительная структура и физиология ограниченны, но сама жизнь не ограничена ничем. Поэтому свобода причиняет боль телу; мощнейший выброс энергии, который происходит при этом, причиняет боль телу, взрывая каждую клетку. Вы даже представить себе не можете, что это такое. Поэтому мои слова могут только дезориентировать вас, независимо от того, как я это скажу. В.: Гуру и священники тоже говорят, что разделяющей структуры нет и что она — источник наших проблем. Чем же вы отличаетесь от них? У. Г.: Для вас (и для них тоже) это всего лишь слова, и ваша вера в единое движение жизни ни на чем не основана, в ней нет уверенности. Вы сейчас ловко привели в качестве довода слова ваших гуру и священников. Ваша вера — результат слепого приятия того, что вам говорят авторитетные для вас люди, всяких истин из вторых рук. Вы не отделяете себя от своих верований. Когда вашим драгоценным верованиям и иллюзиям приходит конец, вам тоже приходит конец. Я всего лишь отвечаю на ваше страдание, которое вы выражаете своими вопросами, логическими аргументами и другими измышлениями. В.: Но вы же сидите здесь и говорите часами, разве это не указывает на то, что вам есть что сказать, что у вас есть какая-то философия, даже если ваши слушатели ее не понимают? У. Г.: Вовсе нет. Здесь нет никого, кто мог бы говорить, давать советы, ощущать боль и вообще переживать что-либо. Как мяч, который кидают в стену, — он просто отлетает от стены, и все. То, что я говорю, — непосредственный результат того, что вы спрашиваете. У меня нет ничего своего, никакой явной или скрытой программы. Мне нечего продавать, нечего доказывать, у меня нет никаких личных целей. В.: Но наши тела смертны, и мы надеемся на некое бессмертие. Поэтому мы обращаемся к высшей философии, религии, духовности. Конечно, если мы… У. Г.: Тело как раз бессмертно. Оно просто меняет форму после клинической смерти, оставаясь в круговороте жизни в измененном виде. Тело не интересуется никакой «жизнью после жизни», никаким постоянством. Оно стремится выжить и размножиться прямо сейчас. Воображаемое «по — смертие», созданное мыслью из страха, на самом деле является желанием повторения, переживания одного и того же, только в видоизмененной форме. Это желание повторения одного и того же, по сути, есть желание постоянства. Такое постоянство чуждо телу. Мысль желает постоянства, но это желание мысли зажимает тело и искажает восприятие. Мысль видит себя не только гарантом продолжения своей собственной непрерывности, но также гарантом непрерывности существования тела. Обе эти непрерывности абсолютно ложны. В.: Похоже, что должны произойти какие-то радикальные перемены, но без вмешательства воли… У. Г.: Если это происходит не по вашей воле, то вы не можете ничего с этим сделать. Вы не сможете остановить этот процесс или как-то повлиять на него. Вам ничего не останется, кроме как пройти через это. Если подвергать сомнению реальность, ничего хорошего не выйдет. Лучше подвергайте сомнению свои цели, свои верования, то, что для вас несомненно. Именно от этого вы должны освободиться, а не от реальности. Бессмысленные вопросы, которые вы задаете, исчезнут сами собой, как только ваши цели будут отброшены. Эти две вещи взаимозависимы. Одно не существует без другого. В.: Такая перспектива невыносима. Нас страшит забвение, окончательное разрушение. У. Г.: Если вы умерли, вы умерли. Все. Так зачем же вам мои уверения? Боюсь, что незачем. Вы будете продолжать делать то, что вы делаете, и вам никогда не придет в голову, что все это бессмысленно. Когда вашими действиями перестанет руководить надежда и желание непрерывности существования, все остальное, что вы делаете, тоже прекратится. Вы будете плыть по течению. Но все равно останется надежда: «Должен же быть хоть какой-то выход! Может, я делаю что-то не так?» Другими словами, мы должны принять, что абсурдно полагаться на что-либо. Мы должны непосредственно встретиться со своей беспомощностью. В.: И все-таки мы не можем перестать надеяться, что у наших проблем есть какое-то решение. У. Г.: Ваши проблемы продолжаются из-за того, что вы наизобретали ложных решений. Если нет ответов, то не может быть и вопросов. Они взаимозависимы — ваши проблемы и решения всегда идут рука об руку. И, поскольку вы хотите воспользоваться какими-то ответами, чтобы положить конец своим проблемам, эти проблемы продолжаются. Все эти решения, которые предлагают вам всевозможные святые, психологи и политики, — никакие не решения. Это очевидно. Если бы существовали настоящие ответы, проблем бы не было. Они могут только вдохновлять вас на еще большие потуги, чтобы вы еще больше медитировали, культивировали смирение, стояли на голове и все такое прочее. Это все, что они могут. Учитель, гуру или лидер, который предлагает решения, тоже фальшивка, вместе со своими так называемыми ответами. Он не выполняет честную работу, а торгует всякой дешевкой на рынке. Если вы отбросите свои надежды, страхи и наивность и посмотрите на этих людей глазами бизнесмена, вы увидите, что у них нет ничего стоящего, да и не будет никогда. Но вы все равно продолжаете покупать эти фальшивки, потому что вам их предлагают «знающие люди». В.: Но эта область настолько сложна для понимания, что приходится полагаться на тех, кто серьезно изучал все это и посвятил свою жизнь самореализации и мудрости. У. Г.: Все их философии не могут сравниться с врожденной мудростью тела. Все то, что они называют ментальной деятельностью, духовной деятельностью, эмоциональной деятельностью и чувствами, — это на самом деле единый процесс. Организм очень умен, и для того, чтобы жить и размножаться, ему не нужна никакая наука или теология. Если убрать все представления о жизни, смерти и свободе, тело останется нетронутым, оно будет по-прежнему гармонично функционировать. Ему не нужна ни моя, ни ваша помощь. Вам не надо делать вообще ничего. Вы больше никогда не будете задавать свои глупые, идиотские вопросы о смерти, бессмертии и загробной жизни. Тело бессмертно. В.: Вы безжалостно отрезали все пути к избавлению, разрушили все надежды избежать этого несчастья. Ничего не остается, кроме саморазрушения. Почему бы тогда не покончить жизнь самоубийством? У. Г.: Если вы покончите жизнь самоубийством, вы этим ничего не измените. Сразу же после самоубийства ваше тело начнет разлагаться, возвращаясь к другим, иначе организованным формам жизни. Когда вы умрете, вы ничему не положите конец, а только послужите продолжению жизни. Жизнь не имеет ни начала, ни конца. Мертвое тело под землей идет на корм муравьям, разлагающиеся трупы обогащают почву, которая в свою очередь питает другие формы жизни. Вы не можете положить конец своей жизни, это невозможно. Тело смертно, и оно не задает глупых вопросов типа: «Есть ли бессмертие?» Оно знает, что его жизнь в данной форме закончится, чтобы продолжиться в других. Вопросы о загробной жизни всегда задаются из страха. Люди, которые руководят вашей «духовной жизнью», не могут быть честными в этих вопросах, потому что они зарабатывают на страхе, болтовне о будущей жизни и «таинстве» смерти. А что касается вас самих, вас на самом деле не интересует будущее человечества, вас интересует только своя собственная судьбишка. Вы просто исполняете ритуал, часами рассуждая о человечестве, сострадании и всем таком прочем. А на самом деле вы интересуетесь собой, иначе у вас не было бы этого детского интереса к будущим жизням и неминуемой смерти. В.: Но для многих из нас жизнь священна. Мы стараемся защитить наших детей, природу, предотвратить очередную войну… У. Г.: Вы все невротики. Вы говорите о недопустимости абортов, бесконечно что-то бубните о том, как драгоценна жизнь, а затем бомбите города и убиваете людей. Это же абсурд! Вы так обеспокоены убийствами нерожденных детей и в то же время убиваете тысячи и тысячи людей при помощи бомб, голода, нищеты и терроризма. Ваша «забота» о жизни — просто повод для создания очередной политической проблемы. Это бесполезный разговор. Мне он неинтересен. В.: Да, но многие из нас видят все это и хотели бы что-то изменить. Это не просто эгоизм с нашей стороны. У. Г.: Вы и в самом деле этого хотите? Вас действительно интересует будущее человечества? Все ваши выражения гнева, добродетели и заботы ничего для меня не значат. Это всего лишь ритуал. Вы сидите и болтаете, вот и все. Вы не испытываете гнева. Если бы вы сейчас испытывали гнев, вы бы не задали этот вопрос, даже самому себе. Вы сидите и все время болтаете о гневе. Тот, кто испытывает гнев, не стал бы о нем болтать. Тело уже среагировало на этот гнев, поглотив его. Гнев исчез, сгорел на месте. Вы ничего не делаете, тело просто поглощает его. Вот и все. Если вам тяжело это слышать, если это повергает вас в депрессию, никогда не ходите к святым людям. Принимайте таблетки, делайте что угодно, но только не ждите, что духовный бизнес вам поможет. Это пустая трата времени. В.: Вы хотите, чтобы я все бросил, отказался… У. Г.: Пока вы думаете, что вам есть от чего отказываться, вы заблуждаетесь. Не думать о деньгах и о насущных потребностях — это ненормально. Это извращение — отказывать себе в необходимом. Вы думаете, что, наложив на себя вериги, вы увеличите свое осознание и сможете с его помощью стать счастливым. Не будет этого. Вы обретете покой, когда отбросите все свои представления об осознании и начнете функционировать как компьютер. Вы должны быть машиной, автоматически функционирующей в этом мире, не сомневающейся в своих действиях ни до, ни после, ни в процессе их совершения. В.: Выходит, вы отрицаете йоговские практики, религиозное отречение, ценность нравственного воспитания? Но человек не машина, а нечто большее. У. Г.: Все нравственные, духовные, моральные ценности — ложь. Психологи в поисках разумного выхода дошли до последней черты, они обращаются за ответами даже к духовным людям. Они заблудились, но все же на свои вопросы должны ответить они сами, а не закосневшие, бесполезные обычаи духовного бизнеса. В.: Получается, мы такие беспомощные… Не удивительно, что люди верили мессиям, махатмам и пророкам. У. Г.: Так называемые мессии принесли в этот мир только страдания. Если бы перед вами оказался современный мессия, он бы ничем не смог вам помочь. А если уж он не может помочь, то и никто не может. В.: Если священник, спаситель или видящий не может помочь, тогда, может быть, как говорится в писаниях, мы должны «познать истину, и истина сделает нас свободными». У. Г.: Истина — это движение. Ее нельзя поймать, удержать, выразить или использовать в своих целях. Как только вы ее ухватили, она перестала быть истиной. То, что является истиной для меня, я никогда, ни при каких условиях не смогу передать вам. То, что здесь является несомненным, невозможно передать другому. Поэтому весь этот гуду-бизнес — полнейшая чепуха. Так было всегда, не только сейчас. Ваше самоотречение только обогащает попов. Вы отказываете себе в самом насущном, в то время как какой-нибудь священник ездит на роллс — ройсе, ест как король, и ему оказывают королевские почести. Он, как и все прочие в духовном бизнесе, наживается на глупости и доверчивости других. И политики точно так же наживаются на легковерии людей. Повсюду одно и то же. В.: Вы все время подчеркиваете только негативную сторону, у вас классический подход «нети нети» (не то и не это). Но если это состояние, про которое вы говорите, — наше право от рождения, разве вы не указываете на необходимость отбросить весь лишний груз, включая все авторитеты, писания и гуру? У. Г.: Нет. Покончить со всеми гуру, храмами и священными писаниями, чтобы обрести свободу, — это смешно. Вы ищете ответы лишь для того, чтобы решить свои проблемы, чтобы избежать страданий. Но жизнь — это не что иное, как страдание. Рождение — это страдание. Все, что рождается, страдает. Бесполезно спрашивать, почему все так. Просто так есть. Вы думаете, что, отвергнув авторитеты и гуру, вы пройдете какое-то священное испытание; испытание страданием вам не поможет. Это исключено. В.: Но мы-то знаем, что вы не просто фаталист и циник. Вы показываете человечеству другой путь, а не просто критикуете настоящее положение вещей, разве нет? У. Г.: У вашей проблемы есть решение — смерть. Свобода, которой вы хотите, приходит только в момент смерти. Все в конце концов достигают мокши, потому что мокша всегда знаменует собой смерть, и вы умираете. В.: Но я так понял, что вы не имеете в виду смерть в поэтическом или воображаемом смысле. Вы описываете не какую-то психологическую, романтическую или абстрактную смерть, а настоящую, реальную, физическую смерть — или нет? У. Г.: Да. Когда вы умираете, ваше тело распростерто, оно перестает функционировать, и ему приходит конец. Но в этом случае тело как бы обновилось. Сейчас это происходит каждый день как нечто само собой разумеющееся, но на то, чтобы этот процесс стабилизировался, ушли годы. Для меня жизнь и смерть — это не две отдельные вещи, это одно. Я должен предупредить вас, что, если с вами на самом деле произойдет то, на что вы нацелились — мокша, — вы умрете. Произойдет физическая смерть, потому что в этом состоянии должна произойти физическая смерть. Это все равно что развлекаться задержками дыхания. Может, вам это нравится, но, если вы задержите дыхание надолго, вы задохнетесь. В.: Значит, мы должны осознать смерть, сделать ее объектом медитации и рассматривать как нечто романтическое и мистическое, правильно? У. Г.: Описывать это состояние как медитативное и осознанное — романтический бред. Осознание! Каких только ухищрений не придумают, только чтобы обманывать себя и других! Невозможно осознавать каждый свой шаг — вы начнете слишком много думать о себе и станете неуклюжими. Когда-то я знал одного портового лоцмана. Он до этого читал о «пассивной осознанности» и пытался ее практиковать. Он, впервые за всю свою жизнь, чуть не вызвал крушение судна, которое вел. Ходьба происходит автоматически, и если вы будете пытаться осознавать каждый шаг, вы свихнетесь. Так что не надо изобретать медитативную ходьбу. Все и так достаточно плохо. Медитативное состояние еще хуже. В.: Но нельзя же просто отбросить… все, что мы считали священным? У. Г.: Кто избрал меня избавителем? У вас есть куча святых, пророков и спасителей, которые хотят вам служить. Зачем вам еще один? В.: Из того, что вы говорите, можно сделать вывод, что разумный человек должен сделать то, что сделали вы, — умереть. Вы говорили, что для того, чтобы обрести свободу или мокшу, нужно по-настоящему умереть. Романтически настроенный невротик не сможет решиться на такой радикальный шаг. Только человек, свободный от саморефлексии, неврозов и жалости к себе, сможет совершить такой поступок. Можно ли этому научиться? Можно ли научить людей быть разумными? У. Г.: Я не верю в то, что этому можно научиться. Можно научить человека технике-математике, механике, но не целостности. Как можно учить людей быть нежадными и нечестолюбивыми в этом по-идиотски жадном и честолюбивом обществе? Вы только сделаете из них еще больших невротиков. Взгляните на себя, вы — обманщик! Ваши религиозные амбиции такие же, как у бизнесмена. Если вы не можете обманывать, значит, тут что-то не так. Как вы думаете, каким путем богатые приобретают свое богатство? Может, лекциями об альтруизме и бескорыстии? Вовсе нет. Они приобретают его обманом. Общество, которое аморально по самой своей сути, утверждает, что обманывать аморально, а не обманывать — морально. Я не вижу никакой разницы. Если вас поймают, вас посадят в тюрьму. У вас будет кров и еда. О чем волноваться? Это ваша вина заставляет вас говорить об альтруизме, в то время как вы продолжаете вести свою эгоистичную жизнь. Альтруизм и отсутствие жадности привнесены мыслью, чтобы вы не смогли увидеть, что в вас нет ничего, кроме жадности. Но вы не удовлетворены тем, что есть. А если бы ничего больше не было, что бы вы делали? Ничего больше и нет. Вам нужно просто жить с этим. Никуда от этого не денешься. Все, на что способна мысль, — это повторяться снова и снова, а все, что повторяется, — маразм. В.: Но медитация менее повторяема, она глубже, чем обычная мысль. И, тем не менее, она не приносит удовлетворения. У. Г.: Если бы ваша медитация, садхана, методы и техники хоть что-нибудь значили, вы бы не сидели здесь и не задавали этих вопросов. Все это является для вас средством что-то изменить. Я придерживаюсь мнения, что менять или трансформировать нечего. Вы приняли идею о том, что надо что-то менять, как догмат веры. Вы никогда не сомневались в существовании того, кого надо изменить. Вся тайна просветления основана на идее о трансформации себя. Я не знаю, как донести до вас, как передать вам свою уверенность в том, что вы и все ваши авторитеты всех эпох — фальшивки. И они сами, и их духовный товар, который они продают, — совершеннейшая фальшивка. Поскольку я не могу передать вам эту уверенность, было бы бессмысленно и искусственно для меня забираться на трибуну и разглагольствовать об этом. Я предпочитаю общаться неформально. Я просто говорю: «Приятно было побеседовать с вами».; В.: Так зачем же вы тогда вообще говорите? У. Г.: Я не вижу ничего привлекательного в том, чтобы быть асоциальным. Я просто не даю людям то, чего, они хотят. Когда они понимают, что не получат того; чего хотят, они, конечно же, уходят. И когда они уходят в последний раз, я с удовольствием добавляю; «Вы нигде этого не получите». Когда люди приходят, чтобы, поговорить, они вдруг сталкиваются с самим безмолвием. Поэтому, каждый, кто приходит, потом становится безмолвным. Если он не может выносить безмолвие и настаивает на том, чтобы разговаривать и обсуждать что-то, ему придется уйти. Но если вы остаетесь надолго, вы замолчите, и не потому, что безмолвие более убедительно или более рационально, чем вы, а потому, что само безмолвие заставляет замолкать такие импульсы. Это безмолвие сжигает все. Сжигает весь опыт. Поэтому беседы с людьми не утомляют меня. Это энергия, благодаря которой я могу говорить целый день, не ощущая ни малейшей усталости. В течение стольких лет я говорил с таким огромным количеством людей, и это никак не отразилось на мне. Все, что говорили они и я, сгорело без следа. К сожалению, у вас все по-другому. В.: Как соотносится со всем этим разум? Вы как будто указываете на то, что есть изначально присущий нам разум, который не имеет ничего общего с накоплением знаний и усвоением техник. У. Г.: Приятие того факта, что существуют ограничения, — это и есть разум. Вы пытаетесь освободиться от этих естественных ограничений, и в этом причина ваших мук и страданий. Ваши действия таковы, что одно действие ограничивает следующее. Ваше действие в настоящий момент ограничивает следующее действие. Это действие — реакция. Вопрос о свободе действий даже не поднимается. Поэтому не нужно никакой фаталистической философии. Слово карма означает действие без реакции. Любое ваше действие ограничивает то действие, которое за ним последует. Любое действие, которое совершается на сознательном уровне вашего существования как думающего существа, — это реакция. Чистое, спонтанное действие, свободное от всех предыдущих действий, — бессмысленно. Единственное действие — это реакция живого организма на стимулы окружающего мира. Этот процесс стимул-реакция — цельное явление. Не существует разделения между действием и реакцией, пока не вмешается мысль и искусственно не разделит их. А в остальном это автоматический единый процесс, и вы не можете ничего сделать, чтобы остановить его. Да и не нужно его останавливать. Как в реальности нет разделения между действием и реакцией, так и нет религиозному человеку места в естественном мироустройстве. Живое движение жизни угрожает источнику его власти и авторитета. Но он все равно не хочет уходить со сцены. Долой его! Религия — это не контракт, общественный или частный. Она не имеет ничего общего с социальной структурой и управлением. Религиозная власть хочет сохранить свое влияние на людей, но религия — это абсолютно личное дело. Единственное, в чем преуспели святые и спасители, — это бросили вас на произвол судьбы, оставили наедине с вашей болью и страданием, и неутихающим чувством, что в жизни есть что-то более интересное и значительное. Важно только бытие, а вовсе не то, как нужно жить. Мы создали эту идею «как нужно жить», которая в свою очередь создала для нас эту дилемму. Ваше мышление создало эту дилемму. Ваше мышление создало проблемы — чем питаться, что носить, как вести себя. Телу все это не важно. Я просто показываю вам абсурдность нашего разговора. Как только вы ухватите суть того, о чем я говорю, все просто случится. Мне нечего сказать человечеству. Мы запустили необратимые процессы. Мы загрязнили воздух, воду, все на свете. Законы природы не знают наград, только наказания. Награда состоит только в том, что вы находитесь в гармонии с природой. Все проблемы начались тогда, когда человек решил, что все мироздание было создано исключительно для его услаждения. Мы поставили идею эволюции и прогресса выше природы. Наш ум (а отдельных умов нет, есть только «ум», который объединяет в себе все знания и весь опыт человечества) создал идею души и эволюции. Но развиваются только технологии, а мы как раса движемся к полному и тотальному разрушению мира и самих себя. Все, что заложено в сознании человека, приближает уничтожение этого мира, который был создан с таким трудом и тщательностью. В человеческом мышлении так и не произошло качественного изменения: мы думаем о наших соседях точно так же, как испуганный пещерный человек думал о своих. Единственное, что изменилось, — это способ уничтожать своих соседей и их имущество. Жестокость — это неотъемлемая часть эволюционного процесса. Жестокость необходима для выживания живого организма. Вы не можете осуждать атомную бомбу, потому что это закономерное продолжение полиции и вашего желания защищенности. Как положить этому конец? Никак. Невозможно пустить вспять целое. В.: Гуманисты утверждают, что человек обладает способностью любить и что только любовь может быть спасением от взаимного уничтожения. Что вы можете об этом сказать? У. Г.: Любовь и ненависть — это абсолютно одно и то же. Обе они приводили к войнам, убийствам и резне. Это не мое личное мнение, а исторические факты. Повсюду творится одно и то же. Все наши политические системы возникли из религиозного мышления, как на Западе, так и на Востоке. В свете этих фактов как же у вас может оставаться хоть какое-то доверие к религии? Что хорошего в воскрешении прошлого, бесполезного прошлого? Вы зависаете на прошлом, потому что ваша жизнь не имеет для вас смысла. Вы даже не плывете по течению. У вас нет никакого направления. Вы просто поддерживаетесь на поверхности. Очевидно, в вашей жизни нет никакого смысла, иначе вы не жили бы в прошлом. То, что не помогло вам, не может помочь никому. Не важно, что я говорю, вы — среда выражения. Вы уже ухватились за то, что я сказал, и превратили это в новый «-изм», идеологию и средство достижения чего-то. Я пытаюсь донести до вас, что вы должны открыть что-то для себя. Но не думайте, что то, что вы найдете, будет представлять какую-то ценность для общества, что этим можно будет изменить мир. Вы будете потеряны для общества, вот и все. В.: То, что каждый должен найти для себя, — это Бог или просветление, разве нет? У. Г.: Нет. Бог — это абсолютное наслаждение, непрекращающееся счастье. Так не бывает. Корень вашей проблемы в том, что вы хотите того, чего не существует. Трансформация, мокша, освобождение и прочее — это лишь вариации на одну и ту же тему: вечного счастья. Тело не сможет это вынести. Например, сексуальное наслаждение временно по самой своей сути. Тело не может долго выдерживать непрерывное наслаждение, оно может разрушиться. Желание навязать телу воображаемое состояние непрерывного счастья — серьезное неврологическое расстройство. В.: Но религии предостерегают людей от поиска наслаждений. Молитвы, медитации и различные практики учат нас выходить за пределы простого наслаждения… У. Г.: Они продают вам духовный наркотик, духовный морфий. Вы принимаете его и засыпаете. Сейчас ученые усовершенствовали наркотики, приносящие наслаждение. Теперь их гораздо легче принимать. И вам никогда не придет в голову, что просветление и Бог, которых вы ищете, — это всего лишь предельное наслаждение, наслаждение, которое вы придумали, чтобы освободиться от состояния страдания, в котором вы всегда пребываете. Ваш невроз и страдание происходит от того, что вы хотите совместить две вещи, которые противоречат друг другу. В.: Но вы почему-то свободны от всех этих противоречий, и, хотя вы и говорите, что не пребываете в состоянии вечного блаженства, похоже, что по большому счету вы счастливы. Как так вышло, что ваша жизнь пошла именно по этому руслу? У. Г.: Когда я рассказываю историю своей жизни, я словно бы рассказываю о чужой жизни. Когда я размышляю о своей жизни, я не ощущаю привязанности, не испытываю никаких чувств или эмоций. Если вы думаете, что я храню какие-то ценные воспоминания о своем прошлом, значит, у вас составилось неверное впечатление. В.: Если оставить разговор о том, существует ли добро и зло для организма, который генетически запрограммирован на то, чтобы быть жестоким и воинственным, разве религиозные практики, медитация, йога, смирение и прочее не помогают человеку преодолеть эти биологические ограничения? У. Г.: Сама по себе медитация — это зло. Потому-то все злые мысли раздуваются до гигантских размеров, когда вы пытаетесь медитировать. Иначе у вас не было бы ориентиров, вы не смогли бы узнать, добрые или злые ваши мысли. Медитация — это битва. Гуру обещают вам покой, когда закончится битва, но вы только все больше и больше страдаете. Мало того что медитацию и мокшу как цель вам вживили вместе с вашей культурой, но еще и в результате вы не получите ничего, кроме страданий. Впрочем, вы можете получить какие-то незначительные мистические переживания, которые не имеют никакой ценности, ни для вас, ни для кого бы то ни было. В.: Но нам не нужны незначительные переживания, мы хотим свободы… У. Г.: Какая разница, найдете ли вы эту свободу, это просветление, или нет. «Вас» уже не будет, так что «вы» не сможете насладиться результатом. Что хорошего может принести вам это состояние? Оно заберет все, что у вас есть. Потому-то его и называют дживанмукти, прижизненное освобождение. При жизни существа тело умирает, но, каким-то образом пережив смерть, остается живым. Это не счастье и не несчастье. Там нет счастья. Вы этого не хотите, не можете хотеть. Вы хотите обладать всем, но там вы все потеряете. Вы хотите обладать всем, а это невозможно. Религии обещают вам сады и розы, но вам достаются только шипы. В.: Если представление о благодати, покое и свободе — это всего лишь фикции, придуманные для того, чтобы убежать от нашей всечеловеческой ограниченности, то зачем тогда вообще что-то делать? Если нет никакой вечной, трансцендентной реальности, к которой человек мог бы прийти, зачем нам поддерживать свое существование? Неужели все, что нам остается, — только есть, спать и дышать? У. Г.: Да, это все, что есть. Убедитесь в этом сами. Я только говорю вам, что вы должны выяснить для себя, есть ли что-нибудь за этими бессмысленными абстракциями, которыми вас завалили. Они говорят о Пресвятом Сердце, Вселенском разуме, Верховной душе и обо всех этих абстрактных мистических понятиях, которыми завлекают доверчивых людей. Жизнь нужно описывать в простых физических и физиологических терминах. Необходимо очистить ее от мистического и психологического тумана. Не надо говорить о «высших центрах» и чакрах. Это не чакры, а железы, которые управляют человеческим организмом. Железы дают команды, как должен функционировать организм. В вашем случае вмешался чужак — мысль. В естественном состоянии мысль ничем не управляет, она временно включается, когда перед ней ставят задачу, и отходит на задний план, как только нужда в ней пропадает. В.: Выходит, не имеет значения, что мы делаем, — мы функционируем неестественным образом? У. Г.: Поэтому я и указываю вам на это. Забудьте об идеальном обществе и идеальном человеке. Просто взгляните на то, как вы функционируете. Это важно. Именно культура помешала организму полностью реализовать свою уникальность. Она навязала людям эту неправильную вещь — идеального человека. Все проблемы порождаются разделяющим человеческим сознанием. Оно не принесет в этот мир ничего, кроме жестокости. Поэтому два гуру или спасителя никогда не соглашаются между собой. Каждый стремится проповедовать что-то свое. В.: Что же заставляет нас прислушиваться к вам? Зачем нам знать то, что вы можете поведать? У. Г.: Вы пришли сюда за тем же, зачем ходите и ко всем остальным, — за ответами. Вы верите в то, что, если вы будете знать мою историю, вы сможете повторить то, что произошло со мной. Вам всю жизнь промывали мозги, и теперь вы можете хотеть только имитации чужого опыта. Вы думаете, что сможете повторить то, что произошло со мной, вот и все. Это и было мотивом для вашего прихода сюда. Это не может повториться путем активизации чего — то там или передачи. Это не новый подход к этой религиозной чепухе. Это нечто абсолютно другое. Оно не имеет отношения ко всей этой романтической, духовной, религиозной бредятине. Когда вы переводите то, что я говорю, на язык религии, вы упускаете суть. Религия, Бог, Душа, Блаженство, мокша — всего лишь слова, идеи, которые позволяют сохранять в неприкосновенности вашу психологическую структуру. Когда этих мыслей нет, остается простое, гармоничное физиологическое функционирование организма. Я могу описать, как функционирует этот организм, потому что вы своим вопросом поставили такую задачу. Ваши вопросы создали условия для того, чтобы этот ответ прозвучал. Итак, он описывает себя, но это не то, как он функционирует. Он функционирует в состоянии незнания. Я никогда не задаю себе вопрос, как я функционирую. Я никогда не сомневаюсь в своих действиях ни до, ни во время, ни после того, как они произошли. Разве компьютер задает вопросы о том, как он функционирует? В.: Но у компьютера нет чувств, нет души, нет духовного измерения. Как вы можете сравнивать?.. У. Г.: Вы не сможете вписать меня в эти религиозные рамки. Любая попытка с вашей стороны вписать то, что я говорю, в религиозные рамки, приведет к тому, что вы упустите суть. Я вовсе не один из ваших святых людей, которые говорят: «Я завис, висите со мной». Весь этот вздор — это форма безумия. В.: Что безумного в желании узнать, что такое жизнь и смерть? У. Г.: Как чокнутая женщина твердит, что она не сумасшедшая, так и вы — настаиваете на том, что существует смерть, что вы умрете. И то, и другое — ложь. Поскольку это состояния ума, которые не опираются на реальность, оба эти утверждения ложны. В.: Мне кажется, я начинаю понимать вас интеллектуально… У. Г.: Как, вы начали понимать то, что я вам говорю? Это что, шутка? Вы говорите, что понимаете меня интеллектуально, как будто можно понимать как-то еще. Ваше интеллектуальное понимание, в которое вы столько вложили, не дало вам ровным счетом ничего. Вы упорно культивируете интеллектуальное понимание, зная при этом, что оно ни разу вам не помогало. Это поразительно. Когда вы перестаете надеяться и пытаться понять, жизнь наполняется смыслом. Ваша жизнь, ваше существование, обладает огромной ценностью. Все ваши представления о любви, благословениях, бесконечном блаженстве и покое только блокируют эту естественную энергию существования. Как мне до вас донести, что то, что я описываю, не имеет абсолютно ничего общего со всей этой религиозной чепухой? Вы видели катафалки, которые перевозят трупы, и все равно вы не можете представить себе свою собственную смерть. Это невозможно, вы не можете получить опыт собственной смерти. Это действительно нечто. Не надо накидываться на меня со всей этой фигней. Все, что прикасается к этому, мгновенно сгорает, такая здесь энергия. Духовные люди — самые бесчестные люди. Я обращаю ваше внимание на фундамент, на котором построена вся духовность. Я подчеркиваю, что духа нет. А раз нет духа, то все разговоры о духовности — это бред. Вы не сможете войти в свое собственное бытие, пока не освободитесь от всего, связанного с концепцией «я». Чтобы на самом деле быть самим собой, весь ложный фундамент духовной жизни должен быть разрушен. Это не значит, что вы должны стать фанатичными или жестокими, сжигать храмы, крушить идолов, уничтожать священные книги, подобно банде вандалов. Вовсе нет. Это огонь внутри вас. В.: Но ведь попытка стать цивилизованным человеком — это попытка преодолеть законы джунглей… У. Г.: Как раз те, кто верит в Бога, кто проповедует мир и говорит о любви, и создали человеческие джунгли. По сравнению с человеческими джунглями природные джунгли просты и разумны! В природе животные одного вида не убивают друг друга. Так называемые «цивилизованные» люди убивают за идеи и верования, в то время как животные убивают только ради выживания. В.: У людей есть мощные верования и идеалы, потому что они ищут истину, а животные ее не ищут. У. Г.: Нет никакой истины. Единственное, что на самом деле существует, это ваши выведенные логическим путем предпосылки, которые вы называете истиной. В.: Но опять же, все великие учения подчеркивали, что истина достигается практиками, преданностью и отречением. У. Г.: Я отрекаюсь только от того, от чего стоит отрекаться, — от представления о том, что отречение вообще есть. Нет ничего такого, от чего можно было бы отречься. Ваши ошибочные представления об отречении только создают новые фантазии об «истине», «Боге» и т. п. В.: Не так уж приятно думать, что мы хуже животных… У. Г.: Человек хуже животных, и именно поэтому для него стало необходимым и возможным создать моральную дилемму. Когда человек впервые почувствовал разделенность в своем сознании — когда он ощутил свое «я»-сознание, — он одновременно с этим ощутил свое превосходство над другими животными, которого на самом деле нет. Тем самым он заронил семена саморазрушения. В.: Значит, если я вас правильно понял, вы говорите, что, разделив мир на «я» и не-«я», мы создали себе моральную проблему, которая затронула все наши отношения. Выходит, главная трудность заключается в том, что мы мыслим… У. Г.: Вы не можете ничего испытать иначе чем посредством мысли. Вы не можете испытать переживание своего собственного тела иначе чем при помощи мысли. Здесь есть сенсорное восприятие. Ваша мысль создает форму и определение телу, иначе вы просто не смогли бы испытать переживание этого тела. Тело не существует нигде, кроме как в ваших мыслях. Есть одна только мысль. Все остальное существует относительно этой мысли. Эта мысль есть «я». Все, что вы испытываете, опирающееся на мысль, — иллюзия. В.: Иллюзии так сильны только потому, что у нас не развито осознание, разве нет? У. Г.: Слово «осознание» дезориентирует вас. Осознание — это не разделенное состояние; нет двух состояний — осознания и чего-то еще. Это не две разные вещи. Осознание — это не состояние, когда вы что-то осознаете. Осознание — это просто деятельность мозга. По-моему, представление о том, что осознание можно использовать для того, чтобы улучшить свою жизнь, как-то трансформировать себя, или еще Бог знает для чего, — полный абсурд. Осознание невозможно использовать для изменения себя или окружающего мира. Весь этот вздор о сознании, подсознании, осознании и «я» — продукт современной психологии. Представление о том, что ты можешь использовать осознание, чтобы чего-то добиться в психологическом смысле, разрушительно. Через сто с небольшим лет мы уже не можем освободиться от всего этого психологического мусора. Вот скажите, что конкретно вы подразумеваете под осознанием? Вы осознаете только посредством мысли. Другие животные пользуются мыслью очень просто (например, собака узнает хозяина). Она узнает его непосредственно, не пользуясь языком. Люди добавили язык к структуре мысли, тем самым неимоверно усложнив ее. Мысль — она не ваша и не моя, мысль — это общее достояние. Нет вашего ума и моего ума, есть только ум как совокупность всего, что человек познал, ощутил и испытал, которая передается из поколения в поколение. Все мы думаем и функционируем в «сфере мысли», точно так же, как мы дышим одним и тем же воздухом. Эта сфера нужна для того, чтобы мы могли адекватно и разумно общаться и действовать в этом мире. В.: И все же нам кажется, что есть кто-то, кто думает эти мысли, некий «дух в машине», что процесс мышления — это не просто механическая реакция памяти. У. Г.: Знание — это все, что здесь есть. «Я», «душа», «ум» или как вы это называете — это всего лишь совокупность унаследованных знаний, передаваемых нам из поколения в поколение, по большей части через обучение. Вы учите ребенка различать цвета, читать, имитировать чужие манеры. В каждой культуре они свои. Американцы усваивают американские манеры, индийцы усваивают индийские манеры и т. д. Первый язык состоял из жестов, телодвижений и выражений лица. Потом к этому добавились слова, и все-таки мы до сих пор сопровождаем свои слова жестами, потому что чувствуем, что одних слов недостаточно для выражения того, что мы хотим передать. Но это не значит, что можно на самом деле знать что-то о мысли. Нельзя. Вы осознаете мысль только тогда, когда делаете ее объектом мысли. Иначе вы даже не знаете, что вы думаете. Мы пользуемся мыслью только для того, чтобы понять что-то, запомнить что-то или добиться чего-то. Иначе мы даже не знаем, есть здесь мысль или нет. Мысль неотделима от движения мысли. Мысль — это действие, и без нее вы не можете действовать. Не бывает чистого, спонтанного действия, свободного от мысли. Действовать — значит мыслить. У вас есть самозапускающийся и самоподдерживающийся механизм, который я называю «я». Это не значит, что есть некая реально существующая «сущность». Я не хотел бы придавать такое значение этому слову. Где находится это эго, или «я», о котором вы говорите? Ваше несуществующее «я» услышало от кого-то о духовности и блаженстве. Вы думаете, что вы должны контролировать свои мысли, чтобы испытать это блаженство. Это невозможно. Если вы попытаетесь сделать это, вы сожжете себя и умрете. В.: Философы часто говорят о «сейчас», независимом от прошлого и будущего. Есть ли на самом деле вечное настоящее? У. Г.: Желание получить как можно больше опыта составляет ваше «настоящее», которое рождается из прошлого. Вот перед вами микрофон. Вы смотрите на него: Можете ли вы смотреть на него, не вспоминая слово «микрофон»? Инструмент, который вы используете, чтобы смотреть на микрофон и испытывать его переживание, — это прошлое, ваше прошлое. Если вы это видите, никакою будущего нет. Все достижения, которых вы можете желать, находятся в будущем. Единственная возможность привести в действие будущее находится в настоящем моменте, К сожалению, в настоящем моменте действует прошлое. Ваше прошлое создает ваше будущее; в прошлом вы были счастливы или несчастны, глупы или умны, а в будущем вы будете воплощать прямо противоположные качества. Когда прошлое не действует, никакого «настоящего» нет, ибо то, что вы называете «настоящим», — это повторяющееся прошлое. В подлинном состоянии «здесь и сейчас» прошлое не действует, и, следовательно, нет и будущего. Не знаю, понимаете ли вы меня… прошлое может жить и сохранять непрерывность только благодаря тому, что мы стремимся повторять один и тот же опыт снова и снова. Из-за этого жизнь становится скучной. Жизнь стала скучной, потому что мы превратили ее в набор повторяющегося. Вот и выходит, что то, что мы по ошибке называем «настоящим», на самом деле не что иное, как повторяющееся прошлое, которое создает воображаемое будущее. И так устроены все ваши цели, ваши искания, ваши надежды. В.: Есть одна проблема с пониманием прошлого — это его эфемерность. Душа, или разум, должны где-то располагаться, если, как вы говорите, нет никаких высших уровней. И где, если можно так выразиться, находится прошлое? У. Г.: Вы задаете вопросы из вашего знания, из прошлого, и спрашиваете только для того, чтобы получить от кого-то больше знаний, чтобы структура ваших знаний могла продолжать существовать. В спрашивании всего этого у вас нет подлинной заинтересованности. Когда истощаются ваши знания, это значит, что истощаетесь вы. Вы спрашиваете, где находится это знание, это прошлое? Может, в вашем мозгу? Оно во всем вашем теле, в каждой клетке. Все эти вопросы возникают из вашего поиска. Объект поиска не имеет значения — будь это Бог, или красивая женщина, или мужчина, или новая машина — поиск один и тот же. И этот голод никогда не будет удовлетворен. Он должен полностью перегореть, не будучи утоленным. Ваша жажда должна перегореть, не будучи утоленной. Вам вдруг приходит в голову, что этот путь никуда не ведет, и тут он заканчивается. Я хочу подчеркнуть, что мы пытаемся решать главные проблемы человечества, используя психологические методы, тогда как на самом деле эта проблема носит неврологический характер. Она связана с телом. Возьмем желание. Пока у вас есть тело, пока оно живет, желание будет. Это естественно. Но в этот процесс вмешалась мысль и пытается подавлять, контролировать желание, подчинять его какой-то морали — к несчастью для человечества. Мы пытаемся решить «проблему» желания, используя мысль. Но как раз мысль и создает проблемы, а вы все продолжаете верить и надеяться, что тот же самый инструмент поможет вам решить остальные ваши проблемы. Вы надеетесь на чудо, на то, что мысль поможет вам вырваться, но вы умрете в надеждах, точно так же, как вы жили в надеждах. В.: Все религии считают желание попасть в рай, желание освобождения или жажду Бога важнейшими из всех, достойными того, чтобы стремиться их удовлетворить. Но если такой высшей цели, как вы говорите, не существует, следовательно, такие цели являются низшими желаниями, ложными и, следовательно, неосуществимыми. Но нас это отталкивает, мы убеждены, что желания, которые явно выходят за пределы «плотских» желаний, выше, чем другие. Что вы можете сказать по этому поводу? У. Г.: Пока вы не освободитесь от самого главного желания — желания мокши, освобождения или самореализации, вы будете несчастны. Высшая цель, которую поставило нам общество, должна перестать быть целью. Пока вы не освободитесь от этого желания, вы не сможете освободиться от всех остальных своих несчастий. Подавляя эти желания, вы не станете свободными. Когда вы осознаете это, вы приблизитесь к самой сути проблемы. Это именно общество внушило вам жажду свободы, жажду Бога, желание мокши — и от этого желания вы должны освободиться. Тогда все остальные желания лягут в свой естественный ритм. Вы подавляете эти желания только потому, что боитесь, что общество накажет вас за то, что вы следуете им, или потому что считаете их «препятствиями» для осуществления вашего главного желания — желания свободы. Если с вами случится что-то подобное, вы обнаружите, что вернулись в первозданное состояние без деградации и без какого бы то ни было волевого акта с вашей стороны. Это просто произойдет. Такой свободный человек больше не конфликтует с обществом. Он не антисоциален и не воюет с миром, он видит, что иначе быть не может. Он уже не хочет изменить общество — потребность в переменах исчезла. Любое делание с "целью изменения — это насилие. Любое усилие — это насилие. Все, что вы делаете при помощи мысли, чтобы привести свой ум в состояние покоя, — это применение силы, и, следовательно, есть насилие. Такой подход абсурден. Вы пытаетесь при помощи насилия привнести покой. Йога, медитация, молитвы, мантры — это все насильственные техники. Живой организм пребывает в покое, вам не нужно вообще ничего делать. Спокойно функционирующему организму наплевать на ваши восторги, блаженство и экстатические состояния. Человек отверг естественную разумность тела. Потому-то я и говорю — и это мое мрачное пророчество — в тот самый день, когда человек понял, что благодаря своему сознанию он отделился от мира животных и стал выше их, в этот самый момент он посеял семена своего собственного уничтожения. Это искаженное видение жизни медленно двигает все человечество к тотальному уничтожению. Остановить его уже нельзя никакими средствами. Я не паникер. Я не напуган и не собираюсь спасать мир. Человечество обречено в любом случае. Я говорю только, что покой, который вы ищете, уже присутствует внутри вас, в гармоничном функционировании тела. В.: Это похоже на шутку про Будду, когда он говорил: «Не надо ничего делать, просто стой». Это не так-то легко, не делать ни одного движения, ни в одном направлении и ни на каком уровне. У. Г.: Что бы вы ни делали, чтобы освободиться от чего бы то ни было и по какой бы то ни было причине, вы только разрушаете чувствительность, ясность и свободу, которая уже есть. В.: Если бы можно было видеть вещи такими, какие они есть на самом деле… У. Г.: Об этом не может быть и речи. Вы не можете видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. Вы никогда не оставляете никакой сенсорный сигнал, никакое ощущение, без интерпретаций. Вы обязательно должны ухватить его и проинтерпретировать с точки зрения уже известного вам. Вы счастливы или несчастны только тогда, когда у вас есть знание и переживание счастья или несчастья. Поэтому, прежде чем испытать что-то, это должно существовать в рамках уже известного. Круговорот известного набирает инерцию внутри вас. Оно заинтересовано только в своем продолжении. Нет никакой «сущности», никакого «я», которое могло бы продолжаться, есть только движение мысли, самоповторяющаяся разделенность. Оно механистично. Что бы вы с ним ни делали, это только добавляет ему инерции. В.: Учителя Востока говорили, что желание — это зло, что его необходимо преодолеть… У. Г.: Должно исчезнуть самое главное желание, желание достичь какой-то определенной цели, самой важной цели, а не все эти бессчетные мелкие желания. Вы пытаетесь контролировать эти мелкие желания только потому, что это часть вашей стратегии по достижению высшей цели, главного желания. Уничтожьте это главное желание, и все остальные желания лягут в естественный ритм и больше не будут создавать никаких проблем ни для вас, ни для остального мира. Пытаясь постоянно контролировать эти бесчисленные желания и манипулировать ими, вы никуда не придете. Это зло по самой своей природе. В.: Есть ли вообще хоть какая-то высшая цель? У. Г.: Так называемая «высшая цель» — как горизонт. Чем ближе вы подходите к нему, тем дальше он отодвигается. Цели, как и горизонта, на самом деле нет. Это проекция вашего страха, и он отодвигается по мере того, как вы к нему приближаетесь. Как его догнать? Никак, это невозможно. И все же именно желание заставляет вас двигаться; не важно, в каком направлении, желание есть желание. В.: Вы говорите, что я живу в иллюзии. Но бедность, работа, война — это же не иллюзии? Каким образом меня обманывают? У. Г.: Все, что вы переживаете посредством вашего разделяющего сознания, — иллюзия. Нельзя сказать, что падающие бомбы — это иллюзия. Только ваше восприятие этого есть иллюзия. Реальность мира, которую вы сейчас переживаете, — иллюзия. Вот и все, что я пытаюсь до вас донести. В.: Если вы говорите, что мое относительное, субъективное видение мира перекошено и, следовательно, мой мир иллюзорен, я готов согласиться с вами. Но вы также отрицаете, что внешние, объективные критерии абсолютно реальны, так ведь? У. Г.: Нет ничего абсолютного. Мысль, только мысль создала абсолют. Абсолютный ноль, абсолютная власть, абсолютное совершенство — все это придумали святые и «эксперты». Они ввели в заблуждение себя и других. Святые, спасители и пророки человечества веками вводили в заблуждение себя и всех остальных. Совершенство и абсолют — это фальшивки. Вы пытаетесь имитировать и вести себя в соответствии с этими абсолютами, и вы фальсифицируете сами себя. На самом деле вы функционируете совершенно иначе; вы воинственны, а хотите быть мирными. Это противоречие, и на это я пытаюсь вам указать. В.: Ваше стремление опрокинуть все религии и философские авторитеты вызывает удивление… У. Г.: Уверенность, которая обрушилась на меня, невозможно никому передать. Это не значит, что я выше, что я избранный, сосуд всех мыслимых добродетелей. Вовсе нет. Я просто обычный человек, и ничего не собираюсь с этим делать. Эта уверенность сметает все, включая заявления так называемых просветленных, толкающих свой товар на рынке. В.: Если святые и спасители ошибались относительно места человека в мире, то, может, они хотя бы частично были правы, указывая на нечто высшее — на Бога, если можно так выразиться? У. Г.: Я пытаюсь донести до вас именно то, что никакого Бога нет. Ум создал Бога из страха. Страх передается из поколения в поколение. Есть страх, а не Бог. Если вам так повезло, что вы не испытываете страха, значит, для вас нет и Бога. Нет окончательной реальности, Бога-ничто. Проблему представляет именно страх, а не «Бог». Желание освободиться от страха есть само по себе страх. Видите ли, вы любите страх. Конец страха означает смерть, а вы не хотите, чтобы это произошло. Я говорю не о том, чтобы избавиться от телесных фобий, — они необходимы для выживания. Смерть страха — это единственная смерть, которая существует. В.: Пока мы не решимся умереть для своих страхов, мы будем продолжать… У. Г.: …надеяться, молиться, практиковать добродетели. Человек, который практикует добродетели, — порочный человек. Только порочный человек может практиковать добродетель. Во всем мире нет ни одного добродетельного человека. Все люди станут добродетельными завтра, а до тех пор они остаются порочными. Добродетель существует только в придуманном будущем. Где эта добродетель, о которой вы говорите? Не стоит также надеяться, что вы станете добродетельными в следующей жизни. Нет никаких гарантий, что следующая жизнь вообще будет, а уж тем более — что вы в ней освободитесь. В.: Кажется, я начинаю видеть, что… У. Г.: Вы слепы. Вы ничего не видите. Когда вы действительно впервые увидите и осознаете, что нет никакого «я», которое нужно было бы реализовать, нет никакой личности, которую нужно было бы облагораживать, нет никакой души, которую нужно было бы освобождать, это будет страшным шоком для вас. Вы все вложили в это — в душу, ум, личность, или как вы там это называете — и вот оно взорвалось, рассыпалось, как миф. Вам тяжело взглянуть на реальность, на ваше истинное положение. Один только взгляд — и с вами будет покончено. В.: Но это слишком радикально и даже опасно говорить, что дух, душа и Бог — дешевые выдумки испуганного ума, разве нет? У. Г.: Мне все равно. Я готов уйти. Я не вижу ничего, кроме физиологической деятельности организма. Духовность — это изобретение ума, а ум — это миф. Ваши традиции душат вас, но вы, к сожалению, ничего не делаете с этим. На самом деле вам нравится, когда вас душат. Вам нравится бремя культурного хлама, мертвые отбросы из прошлого. Все это должно отвалиться само, естественным образом. Оно просто отваливается, и вот вы уже не зависите от знания, оно становится для вас всего лишь полезным инструментом для адекватного функционирования в этом мире. Желание должно исчезнуть. Когда вы желаете освободиться от того, чего нет, это и есть то, что вы называете «страданием». Желание освободиться от страдания и есть страдание. Других страданий просто нет. Вы не хотите быть свободными от страдания. Вы только думаете о нем, не делая ничего. Ваши бесконечные размышления об освобождении от страданий только дают больше поводов для страдания. Размышление, думанье не кладет конец страданию. Страдание есть, пока вы продолжаете думать. На самом деле нет никаких страданий, от которых надо освобождаться. Размышления о страдании и борьба со страданиями и есть страдание. Поскольку вы не можете перестать думать, а думанье — это страдание, вы будете страдать всегда. Вам никуда от этого не деться, выхода нет… |
|
||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Наверх |
||||
|