Восемнадцать на старте

"Когда ты стоишь на старте гонки Гран-при, ты должен быть в мире с самим собой. Другого секрета не существует". Джеки Стюарт механически, почти как книгу, открыл передо мной свой душевный мир во время "минут перед тем". Он признался: "Когда я просыпаюсь утром гоночного дня, я нервничаю. Но не впадаю в панику, а стараюсь вести себя так же нормально, как обычно. Я читаю или сплю дальше".

В соседних апартаментах "Hotel de Paris" товарищ Джеки - Франсуа Север - чувствует сильные позывы к рвоте всегда, если видит для себя шанс. Они его мучают от подъема до пути к стартовой линии. Жаки Икс говорит об этой дороге: "Среди нас нет ни одного, кто бы не покидал свой гостиничный номер с мыслью, что он, возможно, больше сюда не вернется. Но это нам не мешает быть совершенно счастливыми".

Дольше всех спит Эмерсон Фиттипальди. Двенадцать часов перед каждой гонкой, "потому что важнее всего быть готовым физически и духовно". Грэм Хилл всегда прощается со своей Бетти еще в отеле. Thank you, yes, было бы неплохо снова выиграть - это их годами неизменный диалог. Хилл и Стюарт настолько знакомы многоязычной публике Монако, что их пеший путь к месту сражения превращается в парад: аплодисменты, настоящие преклонение. Противоположный пример - это Крис Эймон, который не любит гнетущую, орущую толпу. А в Монако каждый пилот ощущает, что нервное напряжение увеличивается вдвое… Нагрузка, которая еще только возрастает из-за вопроса выбора шин и угрозы дождя.

В лагере Firestone Ferrari (Икс, Регаццони), BRM (Родригез, Зифферт) и Джон Сертиз доверились медленным, но надежным B24; Lotus (Фиттипальди, Визель), Петерсон и Штоммелен рискнули с быстрыми, но сомнительными B26. Tyrrell на всякий случай выкатил дождевые шины, равно как March. "Послушай меня", - сказал Бельтуа гоночный директор Бруно Морин, - "возможно во время гонки начнется дождь. Но, ради бога, ты и Эймон не заезжайте в боксы оба одновременно. Вначале тот, кто идет впереди, только потом другой - и только когда получит сигнал из боксов". Бельтуа хитро улыбается: "Понимаю. Значит, ты мне дашь маленький сигнальчик, но заранее".

Жан-Пьер считает, что чем дольше ездишь, тем лучше справляешься с предстартовым неврозом. Еще час: на этой стадии гоночный директор Ferrari Шетти коротко интересуется у своих гонщиков как дела "и после этого - все". Ведь сколько бы ни было разных ощущений на старте, как бы ни отличались гонщики в подготовке к стрессу, они возбуждены, так или иначе. Их действия всегда одинаковы, им не хотелось бы быть сбитыми с ритма. Помыть забрало, наклеить черную пленку, засунуть в уши катышки из ваты и так далее. Икс всегда хочет остаться один, Регаццони становится все тише. "Перед гонкой я всегда чувствую что-то в сердце", - признается Джеки, а направленный внутрь стальной взгляд Клея показывает, что он сосредотачивается на необходимости выиграть. "Я стою далеко сзади и мне трудно будет пробиться вперед".

Небесно-голубые глаза Севера сверкают, если перед стартом ему удается поговорить, неважно с кем. Тим Шенкен предпочитает "гуляя и болтая со всеми" тот же метод, "чтобы не думать". Беспокоится он только, если стоит в первом ряду (Формула 2), сегодня, в последнем, он не видит причин нервничать "если можно только ехать следом - без шансов выиграть". Но Тим поправляет себя: "День гонки - это не просто такой же день, как любой другой, это что-то особенное: как день свадьбы? Как день, когда я впервые управлял самолетом?". Разговорами о полетах менеджер Ричард Бартон пытается расшевелить своего подопечного Криса Эймона, ведь "Крис нервничает как кошка, вскоре его лицо покраснеет, потом побелеет".

Привычный церемониал гоночного дня загоняет Севера в последние полчаса каждые пять минут в туалет. Иногда он встречает там Родригеза. "Я не тореадор, которые в ночь перед схваткой молится в церкви", - говорит Педро, - "но у меня похожие мысли". Это не страх. В то, что порция страха ускоряет пульс, не верит и Рольф Штоммелен. "Бегун на стометровку тоже не испытывает страха. Но все же он настолько сводит себя с ума, так себя накачивает, что на старте буквально взрывается". Рольф знает: "Мой пульс достигает в момент старта высшей отметки (от 170 до 200), остается таким пару кругов и опускается, замирая между 160 и 180".

Спокойный пульс Ронни Петерсона (от 45 до 50) практически не повышается. Второй швед Рене Визель тоже остается таким сдержанным, что у Колина Чепмена иногда появляется ощущение, что "в кокпите стоит ведерко со льдом". Но очаровательная Мария-Хелена Фиттипальди говорит: "Если и есть гонщик холодный как лед, то это Эмерсон. За час-два до старта все впадают в панику, но я чувствую, что он остается спокойным". С Фиттипальди можно заговорить и в последнюю минуту, в то время как Штоммелен "боится идиотов, которые еще хотят узнать, сколько я расходую на 100 км. А еще хуже те, которые хотят дать советы". Усы Хилла становятся все острее и острее, его "лицо игрока в покер" каменным: явный признак того, что с микрофоном лучше не приближаться. Халм добродушно-неторопливо обходит вокруг своей машины, как будто собираясь ее купить. "Только перед стартом я понимаю, за что отец Денни был награжден высшей наградой за храбрость: крестом Виктории", - как-то сказал МакЛарен о преображении Денни Халма.

Сертиз как всегда размышляет, "какой будет погода, как нам правильно использовать двойной шинный шанс, что мы забыли при последней проверке; и что произойдет в первом повороте". Ветеран Джон не обходится нежно с таким понятием как страх. "Иногда я боюсь, не всегда. Но если кто-то говорит, что никогда не испытывает страха на старте - то он дурак". О Йо Зифферте Риндт однажды сказал: "Зеппи такой хороший парень, но когда он стоит на старте, в нем что-то отключается". Поэтому Йохен посоветовал Зифферту в Монце 1968 не пытаться "уже на первом кругу пройти на торможении весь пелетон". Зеппи тогда ответил: "Может, мне сигнал поворота показать?" Сегодня он считает себя спокойно-расслабленным: "Я думаю о том, что у меня холодные тормоза и холодные шины. Волнуются только те, которые вообще не едут. Они скачут вокруг меня, смотрят на меня так, как будто видят в последний раз" - и удивляются, когда Зеппи им улыбается: "Желаю приятного дня". Зифферт кажется обращенным в себя, слегка рассеянным, пока в нем не проснется жгучая, необузданная жажда боя. В семнадцатом ряду Пескароло спокойней Гетина. Он остался таковым и когда прямо рядом с ним взорвался огнетушитель Регаццони. Справа впереди, на поуле, Стюарт снимает с запястья золотые часы, передает их главному механику Роджеру, надевает огнестойкий капюшон и заталкивает под него волосы. Со ставшими холодными глазами он теперь походит на палача. У Джеки давно уже начался - как он его называет - "эффект мяча для игры в водное поло". "Я выпускаю все ощущения как воздух из мяча. Во мне все опускается до нуля, нет ни чувств, ни эмоций, пока не опустится флаг". Желудок Джеки пуст, "потому что я предпочитаю идти в гонку голодным".

Север успокаивает нервный желудок последней Gitane: "Но я выкуриваю ее только на треть. Лишь для того, чтобы не думать в гонке о куреве". После прогревочного круга Стюарт задумчив: "Ты мне посоветовал изменить тормозной баланс в пользу передних колес", - сказал он Роджеру, - "это была ошибка". И Джеки теперь придется справляться с ней на протяжении 90 кругов…

Когда опустился стартовый флаг, Стюарт применил годами не меняющуюся боевую тактику в Монако - убежать вперед. За ним следовали Зифферт, Икс, Родригез. Халм, Бельтуа, Хилл, Визель, Сертиз, Пескароло, Регаццони, Штоммелен, Фиттипальди, Гетин, Север, Шенкен и, с опозданием на 40 секунд, Эймон: его подвело давление бензина. "Никогда нам не везет", - жалуется Эрика. На втором круге вечно молодой в Монако Хилл разбил свой BT34 об отбойники. Два дня спустя Грэм откажется смотреть фильм, доказывающий, что его толкнули: "Я уверен, это была моя собственная ошибка". Четыре круга спустя Север тоже разбил себе колесо.

Стюарт - Зифферт - Икс отрывались. В преследующей группе злился Петерсон, потому что Родригез блокировал его на протяжении десяти кругов, "а я знаю, как быстр может быть Стюарт". Удивительно, насколько BRM P160 прибавляет в ширине, когда в ней сидит Педро. И только, когда ему пришлось остановиться для замены шин, путь Ронни был свободен. В третьей группе Регаццони сражался с Визелем колесо к колесу. Когда у пилота Lotus начали вылетать передачи, Регаццони захотел обогнать перед туннелем, но тут внезапно Визель ускорился совершенно нормально, и Ferrari прижало к тротуару. После замены шин Клей проехал всего лишь три круга и затем врезался в шикане. Деревянные щепки еще торчали из резины, когда тессинец [житель г.Тессин] вылез в боксах: наполовину виновато, наполовину беспомощно улыбаясь. Но "sorry" - это не итальянское слово.

И тогда пробил звездный час Ронни Петерсона. Несмотря на свои 440 л.с., но на быстрых шинах B26, он на 29 кругу обогнал Ferrari Икса (470 л.с.), а на следующем BRM Зифферта (455 л.с.). Теперь перед ним оставался только Стюарт, и в этой фазе Ронни ехал быстрее, чем фаворит. От отчаянного, полного заноса Петерсона, главным образом на площади у казино, перехватывало дыхание и у таких мировых звезд как Гюнтер Захс, Биржит Бардо, Ринго Стар, Мик Джаггер и Кирк Дуглас, и у простого народа. Не желая меряться силами с молодчиком с севера, Стюарт внезапно стал значительно быстрее. "Мне пришлось давить", - сказал Джеки, - "чтобы не дать Ронни ни малейшего психологического шанса. На уменьшающееся расстояние он отреагировал бы еще большими усилиями". Боксы давали точные сигналы, отрыв замер между семью и десятью секундами… Оставался ли у Стюарта еще маленький резерв?

Обе Matra сошли с поломанной коробкой передач. В середине пелетона Штомеллен отбил все атаки своего шефа, - "потому что я был просто быстрее". Перед Surtees Фиттипальди с 20 круга ехал без сцепления. Сам того не желая, Эмерсон доставил лидирующему Стюарту единственный, но зато серьезный момент страха. На 55 круге, когда Джеки уже начал "удивляться, что сломается на этот раз", Tyrrell сбитого с толку Фиттипальди в повороте "Табак" "лишь на дюйм" (2,45 см) сошел с идеальной линии, "но этого было достаточно", чтобы коснуться металлического барьера, как позже анализировал Джеки.

Теперь уже в 18 секундах впереди Петерсона Стюарт подумал, "что Ронни постепенно начинает уставать. Поэтому я проехал пару быстрых кругов, чтобы окончательно сломить его сопротивление". С 1:22,2 он на целую секунду побил рекорд Риндта. Отрыв увеличился до 30 секунд: Джеки все рассчитал правильно. Но у Петерсона раскалились тормоза, они многократно блокировались, его правая ладонь изранена от постоянного переключения скоростей: "мне приходилось браться все выше и выше, пока не уперся тыльной стороной руки". Внезапно Ронни стал получать плюсовые сигналы к Иксу, а не к Зифферту: без сил, с красными глазами Зеппи выбрался из BRM. "Больше нет давления масла, и уже давно слабые тормоза", - сказал он и оказался единственным, у кого отказал двигатель. Однако он отмахнулся перед швейцарским телевизионным микрофоном от упоминания своей полосы неудач в уже двадцати Гран-при без очков: "Что же тогда должен сказать Эймон?". Так Икс стал третьим, Халм - четвертым, Фиттипальди - пятым Штоммелен - шестым.

В обтянутой бархатом почетной ложе княжеской пары Стюарт внезапно почувствовал тошноту. Его круг почета на грузовике продолжался 20 минут. С растрепанными волосами, раздерганным лавровым венком Стюарт добрался до гаража: без сил, апатичный, но все же счастливый. Выиграть в Монако с первого стартового места - такое может только Стюарт. Он похвалил Петерсона, поблагодарил механиков, превозносил шины и сказал просто: "В Барселоне я был лучше". Обсудили историю с отбойниками. А поскольку рядом стояла Хелен, Джеки сформулировал так: "я очень-очень нежно поцеловал барьер". Поцелуй с 130 км/ч на третьей передаче согласно Джеки "разбил бы любую машину, но не Tyrrell".

Вместе с Хелен и Ниной Джеки появился на званном обеде Рене III и Грации Патриции в торжественном зале "Hotel de Paris". В понедельник и во вторник он тестировал шины, в среду Lola КанАм, в четверг он комментировал по телевизору 500 миль Индианаполиса.

В Европе менеджеры команд открыли охоту на Ронни Петерсона. "Мы всегда знали, что Ронни будущий чемпион мира", - сказал Макс Мосли, - "другие же поняли это только сейчас". Рон Торанак из Brabham распознал это первым. У Ронни действующий договор, и Мосли отказался от разговора по поводу трансфера в Кристал Палас. Договор можно разорвать, считал Торанак. На что Макс ответил: "Ты, может быть, что-то понимаешь в подвесках, зато я много знаю об английском праве".

Мосли, сын английского лидера рабочих сэра Освальда Мосли, был пять лет адвокатом. Составленный им в 1969 году трехлетний договор с Петерсоном - самый продувной, какой только мог придти в голову менеджеру команды. Во-первых: March может его разорвать, Ронни - нет. Во-вторых: годовая зарплата твердо установлена только на 1970 и 1971 гг. В 1972 году March (но не Ронни) может ее повысить, если изменится курсовая цена пилота.

А после Монако курсовая цена Ронни начала расти астрономически… как суперакции. Кроме Matra, все команды ведут закулисную борьбу за право дать "северному бриллианту" идеальную оправу (то есть свою машину). Торанак первым раздобыл копию договора, и в течении нескольких дней она появилась у каждой команды. Самый умные юристы напрягали мозги, как можно было бы выкупить Петерсона из договора с March, но все обломали себе зубы - разорвать договор невозможно.

Ронни веселился. Он рассказывал Мосли о каждом поступившем предложении. На фабрике March в Бичестере на стену повесили таблицу. Lotus лидирует с 100 000 фунтов, за ним следует BRM с 70 000. Для Макса пришло время подвергнуть Ронни мягкой промывке мозгов и уговорить стать в 1972 году чемпионом мира на March.

Но пока что Ронни хочет выигрывать. На Хоккенхаймринге его на минуту побил Икс. "Итальянское ускорение", - радуется Жаки, - "в 1970 году я выиграл свою первую гонку только в августе, в этом - уже в июне". Но рассказ о том, что на самом деле случилось в Хоккенхайме, я услышал только пять дней спустя в Зандвоорте. Мы с Регаццони как раз сидели на паре канистр с маслом, и тут он мгновенно вскочил, чтобы поприветствовать только что прибывшего Икса. "- Bonjour, Jacky". "- Bonjour, mon cher" (мой дорогой). "Поздравляю тебя с Хоккенхаймом", - сказал Регаццони, - "к сожалению, я тебя после того больше не видел". Икс смеется: "Зато я видел тебя - как ты ходил вокруг машины: очень элегантно". Вращая рулевое колесо, Клей случайно выключил зажигание, и десять кругов подряд бродил вокруг Ferrari обследуя все, пока кто-то ему не посоветовал: "Попробуй зажигание".

В течении нескольких секунд Клей снова оказался в гонке. Комментатор гонки захлебывался от восторга: "Вот это механик! Регаццони сам починил поломку".

Другая поломка на Хоккенхайме дорого обошлась, потому что исправлять ее пришлось в Канаде: газотурбинному Lotus 56B во время его премьеры на континенте в камеру сгорания попало масло. Хотя турбина стоимостью в два миллиона гарантирует 10 000 рабочих часов, лопатки сгорели уже через 33,5 - за четыре минуты. Тестер Дейв Уокер, крупный 30-летний австралиец с окаменевшим лицом ребенка, не заметил пожара. Уокер будет управлять газотурбинным Lotus и в Зандвоорте, так как Эмерсон Фиттипальди лежит в больнице: во время переезда из Пулли в Лозанну он и Мария-Хелена попали в тяжелую аварию на своем Capri - из-за безумного маневра поворота другого водителя. Удар выкинул обоих через лобовое стекло. Джеки Стюарт мгновенно организовал частный самолет из Дижона в Лозанну. "У нашего ребенка, который появится на свет осенью, дела идут лучше, чем у нас", - сказал мне Эмерсон в больнице.

Позже Фиттипальди перестал огорчаться. Он узнал, что он пропустил в Зандвоорте: первый опасный Гран-при в плохую погоду после дождливой и туманной гонки на Нюрбургринге в 1968 году.