Глава шестая.

На двух полигонах

1 сентября 1939 года гитлеровские танковые дивизии двинулись на Польшу. Подспудно уже клокотавшее пламя второй мировой войны первым огненным языком вырвалось наружу.

По дорогам Польши на восток двигались в основном танки T-II - легкие машины с противопульной броней и слабым вооружением - двумя пулеметами (в другом варианте - пушка калибром 20 миллиметров и пулемет). Немало было и танков T-I, считавшихся учебными и не предназначавшихся для боевых действий. Эти машины, закупленные в свое время в Англии (в основе - танкетки «Карден-Ллойд»), заменили те фанерные и парусиновые макеты, с которыми немецкие генералы еще с оглядкой на Версальский договор (запрещавший Германии строить и иметь танки) проводили репетиции будущего «решительного танкового наступления». Генерал Гейнц Гудериан, небезызвестный апологет «молниеносной танковой войны», в одной из своих статей сетовал на то, что на учениях школьники протыкают эти макеты своими карандашами, чтобы заглянуть внутрь. Может быть, это и послужило причиной получившего печальную известность кровавого недоразумения, когда польская кавалерия в первые дни войны с саблями наголо атаковала немецкие танки, понеся огромные потери. Броня гитлеровских машин оказалась уже не фанерной, а настоящей, крупповской…

Взяв всего через три недели Варшаву, упоенные небывалым успехом, гитлеровцы стремительно двинулись к границам СССР. Уже за Бугом, в Бресте, танковый корпус Гудериана встретился с танковой бригадой Семена Кривошеина, участвовавшей в освободительном походе Красной Армии в Западную Украину и в Западную Белоруссию. В бригаде были танки Т-26, имевшие примерно такую же, как Т-П, противопульную броню, но значительно превосходившие их вооружением (45-миллиметровые пушки и пулемет ДТ).

Комбриг Семен Кривошеим смело ввел свои танки в город, уже занятый немецкими войсками. Он двинул один батальон к вокзалу, другой - к Бугу, третий - в центр города, где размещался штаб Гудериана.

Кривошеий был испытанный вояка, еще юношей сражался в Первой Конной армии под Воронежем и Касторным, в украинских степях и под Варшавой. Потом окончил академию, стал танкистом и - так уж получилось - с батальоном Т-26, погруженных на пароход, проделал тернистый путь от Феодосии до испанского портового городка Сегиденья, где ночью высадился на берег. Испанские республиканцы знали его как полковника Сенья. Невысокий, всегда подтянутый полковник Сенья, в любой обстановке сохранявший невозмутимость и склонность к подтруниванию и добродушной иронии (над своими ли, чужими ли делами), быстро освоился под знойным небом Испании, сражаясь в рядах испанских компанерос под Мадридом и на реке Эбро, как когда-то под Каховкой.

В Бресте, подогнав свой танк к немецкому штабу, Кривошеий, как был в танковом шлеме и запыленном кожаном пальто, поднялся на второй этаж и, строго взглянув на застывшего в недоумении адъютанта, вошел в кабинет Гудериана. Вот что пишет об этом Гудериан в своих «Воспоминаниях солдата»: «В день передачи Бреста русским в город прибыл Кривошеий, танкист, владевший французским языком. Поэтому я смог лично с ним объясниться. Все вопросы… были удовлетворительно для обеих сторон разрешены».

Разрешены они были так, что Гудериану со своими танками пришлось убраться из этого белорусского города на другой берег Западного Буга, о чем он горько сожалел. Но о советских танках в воспоминаниях ни слова. А ведь Гудериан был не обычный генерал, а своего рода «отец» гитлеровских танковых войск, их генерал-инспектор. Значит, превосходство советских машин его не обеспокоило?

Дело было в том, что еще в 1937 году на Куммерсдорфском полигоне под Берлином при непосредственном участии Гудериана были закончены испытания новых немецких танков - среднего T-III и тяжелого T-IV. Батальон этих новейших машин уже действовал в Польше, проходя боевую проверку в одной из дивизий. Они вполне удовлетворяли и генерала, и фюрера.

…В Куммерсдорфе заканчивались испытания. Низкое хмурое небо сочилось дождем. На бетонированной площадке, окруженной подстриженными липками, два черных, с виду почти одинаковых танка. Вокруг них - оживленная группа офицеров и генералов. В центре, впереди всех, Гитлер. Гудериан докладывает ему о новых танках.

Главное их качество - высокая скорость. У T-III она достигает 55 километров в час! Броня толщиной до 30 миллиметров защищает экипаж от ружейно-пулеметного огня и осколков снарядов. Вооружение - скорострельная автоматическая пушка калибром 37 миллиметров и два пулемета. У танка T-IV пушка калибром 75 миллиметров должна компенсировать сравнительно небольшую мощь осколочно-фугасных снарядов 37-миллиметровых пушек.

- Эти танки не предназначаются для поддержки пехоты, - докладывал Гудериан. - Они должны действовать самостоятельно в составе крупных танковых соединений при поддержке авиации и воздушно-десантных войск. Моторизованная пехота будет сопровождать танки и закреплять успех их прорыва. Комбинированным ударом они смогут парализовать противника, рассечь его на отдельные группы, изолировать. Танковые клинья будут неудержимо двигаться вперед, а следующая за ними пехота должна завершать окружение и уничтожение деморализованного противника.

- У вас будет для этого достаточное количество танков, генерал, - сказал довольный Гитлер.

Всего четыре года назад, едва придя к власти, новый рейхсканцлер посетил Куммерсдорфский полигон, где тот же Гудериан, сухощавый и невзрачный, напоминающий встрепанного, задиристого воробья, но чрезвычайно деятельный и подвижный, продемонстрировал ему действия подразделений моторизованных войск. Тогда это были лишь мотоциклетный взвод, мелкие подразделения легких и тяжелых бронемашин и взвод танков T-I. Танки были легкие, по существу, иностранного происхождения, однако Гитлер пришел в восторг и воскликнул: «Вот это мне и нужно!» В книге почетных посетителей Куммерсдорфского полигона вслед за последней записью, которую сделал, как оказалось, не кто иной, как рейхсканцлер Бисмарк, польщенный Гитлер размашисто писал: «Германия будет иметь лучшие в мире танки!»

И, отдав авиацию на попечение рейхсминистра Геринга, лично занялся созданием и оснащением танковых дивизий, вполне разделяя взгляды на танки как на решающее средство достижения победы в «молниеносной» войне. Новые немецкие танки и были типичным порождением разбойничьей доктрины блицкрига, плодом личной заботы фюрера.

Оба новых танка - T-III и T-IV - имели сравнительно узкие гусеницы и плохое их сцепление с грунтом, а значит, плохую проходимость в условиях распутицы и зимы. Но и это соответствовало фашистской так называемой «магистральной тактике» - действиям вдоль основных дорог. Да и воевать зимой гитлеровцы не собирались. Все, в том числе и проектирование танков, велось в расчете на блицкриг - молниеносную войну до наступления холодов.

Такая молниеносная компания удалась им в Польше даже с танками T-I и Т-П. А в запасе были T-III и T-IV. Вот почему Гудериан с балкона двухэтажного дома, в котором размещался его штаб в Бресте, спокойно смотрел на проходившие по улице советские Т-26. Генерал-инспектор гитлеровских танковых войск считал, что у него нет оснований для беспокойства.

Как раз в день, когда гитлеровские танковые дивизии подходили к Варшаве, на одном из полигонов под Москвой состоялся показ правительству новых образцов бронетанковой техники. В лесу, на обширной глухой поляне, примыкавшей к берегу Москвы-реки, - свежеотрытые препятствия: рвы, эскарпы, контрэскарпы. У самого берега - крутой, поросший кустарником холм со спуском к реке. На лесной поляне возвышается только одно приметное сооружение - недалеко от берега стройная, похожая на башню вышка со смотровой площадкой и крышей из свежеобструганных досок. На позиции у дальней опушки леса в линию стоят готовые к своеобразному соревнованию танки. На правом фланге - массивный KB, новый тяжелый танк, спроектированный в Ленинграде под руководством Жозефа Котина и Николая Духова. Рядом - его предшественник, двухбашенный тяжелый танк СМК (Сергей Миронович Киров). Потом идут танки Кошкина - внешне похожие колесно-гусеничный А-20 и чисто гусеничный Т-32. Они заметно ниже и выделяются своей красивой обтекаемой формой с острыми углами наклона брони. А на левом фланге - кажущиеся в этом ряду малютками модернизированные танки Т-26 и БТ-7. Они не очень отличались от тех, которые составляли пока основу бронетанковых войск Красной Армии и в эти дни совершили освободительный поход в Западную Украину и в Западную Белоруссию.

Первым по специальной трассе для тяжелых танков двинулся СМК. Своими двумя башнями он напоминал сухопутный крейсер. В передней, приплюснутой башне 45-миллиметровая пушка, в следующей, более высокой - длинноствольное орудие калибра 76 миллиметров. Кроме того, на танке несколько пулеметов. Силовая установка - бензиновый двигатель М-17 мощностью 500 лошадиных сил.

Вслед за ним двинулся КВ. Это был первый однобашенный тяжелый танк. Вооружение - 76-миллиметровая длинноствольная пушка и три пулемета ДТ. При той же массе, что и СМК, KB нес броню толщиной до 75 миллиметров, не пробиваемую даже снарядами 76-миллиметрового орудия. Усилить броневую защиту позволила лучшая компоновка агрегатов, а главное - отказ от второй башни. Двигатель - новый отечественный дизель В-2. У танка индивидуальная торсионная подвеска, еще неизвестная мировому танкостроению. Мощный KB, преодолев все препятствия на трассе, вызвал аплодисменты на трибуне, где находились нарком обороны и другие члены правительства.

Однако настоящий триумф выпал на долю танка Т-32. Красивая, обтекаемой формы машина быстро преодолела все препятствия и неожиданно начала взбираться на прибрежный крутой холм. Нарком забеспокоился: куда это водитель полез - разве можно взобраться на такую кручу, машина опрокинется! Но машина упорно шла вверх. Последнее усилие - и танк на вершине. Все зааплодировали.

А водитель направил машину на высокую сосну у берега и ударил по ней. Сосна сломалась и упала на танк.

Машина потащила ее, как муравей соломинку. Потом танк спустился к реке и двинулся вброд, к другому берегу. Течение снесло с него дерево, и оно поплыло по воде, а танк без остановки преодолел реку. Затем машина развернулась, снова пересекла реку и, взревев двигателем, как огромное зеленое животное, вылезла с лужами воды на подкрыльях на крутой берег. На трибуне не только аплодировали, а даже фуражки вверх подбрасывали. За рычагами машины сидел с ног до головы мокрый, но улыбающийся счастливой улыбкой Володя Усов.

Яркая демонстрация высоких качеств новых танков показала, что наступил новый этап в развитии советского танкостроения - этап создания оригинальных отечественных конструкций, превосходящих лучшие мировые образцы. Танки Т-32 и KB не имели даже отдаленных прототипов за рубежом. Но это были лишь опытные образцы. Им предстояло еще пройти тернистый путь от опытного образца до серийного боевого танка.

К танку Т-32, у которого стоял Кошкин, подошел комкор Салов - плотный, крепкий, в черном ладном комбинезоне и танковом шлеме.

- Ну-ка, посмотрю я твое незаконное чудо, - сказал он сочным басом, здороваясь с Кошкиным.

Поставив ногу на каток, комкор ловко, по-кавалерийски, хотя и несколько тяжеловато, поднялся на подкрылок, потом опустился в башенный люк. Михаил Ильич тоже поднялся на танк.

Салов, не задавая вопросов, бегло осмотрел боевое отделение, с трудом протиснулся в люк наружу.

- Фу, тесно, придется тебе, Михаил Ильич, люк переделывать.

- Таких толстых танкистов у нас нет, - в тон ему, полушутя, сказал Кошкин. - Для тебя одного танк делать не буду.

- Ну-ну, смотри, я заказчик. Не возьму твою машину.

- Ас чем воевать будешь?

- Дай мне несколько тысяч БТ, и я всю Европу пройду… А вот нужен ли твой крейсер - не уверен. Ведь металла тут больше, чем в двух Т-26.

- На три хватит, командир. Но только Испанию забывать не надо.

- Ну-ну, не ершись, - примирительно сказал Салов. - Я в Испании был, а ты не был. Не будем спорить. Проведем сравнительные испытания на полигоне, и все станет на свои места. - Спрыгнув с танка, Салов пошел к трибуне.

Вскоре после этого разговора к Кошкину подошел заместитель наркома.

- Ну что не весел, Михаил Ильич? - спросил он. - О чем думаешь?

- Думаю, как бы нам на Т-32 новую длинноствольную пушку поставить. Да и броню надо усилить. Тридцать два миллиметра - мало.

- А Салов говорит…

- Салов не купец, а мы не приказчики. Машину делаем для Красной Армии, а не для Салова, - сухо и недовольно сказал Михаил Ильич.