ГЛАВА ПЕРВАЯ

БОЕВЫЕ МАШИНЫ – СТАРЫЕ И НОВЫЕ

НАД ПОЛЕМ СРАЖЕНИЯ ЛЕЖАЛ ГУСТОЙ ТУМАН, стелился ядовитый дым и вилась пыль от падавших на протяжении более чем двух часов немецких фугасов и снарядов с отравляющими газами, а 14 странных, если не сказать диковинных, машин, весивших каждая ни много ни мало 32 тонны, урча моторами, медленно выдвигались вперед, чтобы наступать па британские позиции. За мрачными чудовищами, называвшимися A7V, пригибаясь спешили пехотинцы, ради облегчения задачи которых по овладению вражескими рубежами как раз и строились первые в Германии танки. Люди становились чем-то вроде пешек на шахматном столе вооруженного конфликта, в ходе которого на передний план, спеша громче заявить о себе, все увереннее выходила техника. Впереди лежали цели – села Виллер-Бретонне и Каши, – каждую из которых обороняли весьма боеспособные британские и австралийские пехотные части, усиленные полевой артиллерией. Как «приятный» сюрприз для ожидавшейся в последние двое или трое суток немецкой атаки наготове стояли три британских тяжелых танка Mk IV, бывших примерно одних габаритов с немецкими, а также семь 14-тонных «Уиппетов», способных развивать скорость до 13 км/ч, вдвое превосходившую данный показатель у более тяжелых машин. С большим трудом продвигаясь по непростой местности, то и дело останавливаясь из-за механических неполадок, немецкие танки смогли- таки по большей части достигнуть поставленных целей. К крайнему удивлению оборонявшихся и к немалому собственному недоумению, танкисты вошли в Виллер- Бретонне, а также подступили к Каши, настолько обогнав своих, что командирам пришлось даже разворачивать машины, чтобы подавить очаги вражеского противодействия, которое не позволяло немецкой пехоте продвинуться ни на шаг.

У танкистов хватало дел: им приходилось вести в бой до отчаяния ненадежные машины, прокладывая себе путь по незнакомой и трудной местности. стараясь не сбиться с пути, да еще и помогать собственной пехоте. В общем, экипажи не страдали от скуки и вполне могли бы обойтись без дуэлей на коротких дистанциях с коллегами из стана противника, со стороны которых немцам и предстояло встретить жесткий отпор южнее Виллер-Бретонне. Паля из орудий, британцы спешили положить конец бесчинству A7V. В условиях все улучшавшейся видимости, которая позволяла открывать огонь с 400 м, начался первый бой между танками.

С момента изобретения гончарного круга на Ближнем Востоке в далеком прошлом – вероятно, где-то в 3000 г. до н.э. – человек задумался о создании транспортного средства. Выполненное из скрепленных между собой медными скобами деревянных планок, иногда обитое металлом, колесо дало возможность сконструировать телегу, передвигавшуюся за счет тяги, обеспечивавшейся запряженными в нее животными. Помимо чисто хозяйственных и торговых надобностей, представлялось возможным применить телегу в целях повышения подвижности воинов, а при благоприятных условиях создать на ее основе оружие, способное занять центральное место на поле боя. Переход от тяжелых, медленно продвигающихся телег к легким повозкам целевого назначения – колесницам, влекомым лошадьми специально выведенных для этого пород, – стал своего рода естественным этапом развития про цесса, стимулированного изобретением железа и его приходом на смену меди и бронзе. Более легкое и прочное колесо с износостойкими ободом, спицами и осью с втулкой появилось примерно в одно время с качественным совершенствованием режущего оружия, необходимым в условиях, когда металл все чаще шел на смену коже в защитном вооружении людей и животных.

Однако же с самого начала любому военному становился понятен основополающий фактор, затруднявший приход на поля сражений боевых бронированных машин – предшественниц танка. Животные обладали очень ограниченной силой, выносливостью и грузоподъемностью. Кроме того, они поглощали большое количество пищи, требовали отдыха при довольно низкой отдаче. Не говоря уже об их уязвимости перед лицом разного рода метательного оружия вроде длинных валлийских луков, арбалетов и пищалей, вошедших в жизнь по мере развития технического прогресса в Средние века.

Нельзя не признать, что изобретение пороха и применение его в огнестрельном оружии в XIV столетии прозвучало первой тревожной нотой грозного набата, ознаменовавшего собой в итоге конец многовековой и даже многотысячелетней истории использования лошадей как главного средства обеспечения подвижности на войне. Наращивание толщины пластин доспехов, необходимой для того, чтобы защитить всадника и коня от обладавших высокой степенью поражения стрел длинных луков или арбалетов, делало лошадей фактически неспособными к галопу и, следовательно, снижало маневренность и скорость кавалерии. По завершении XV века доспехи стали все увереннее выходить из употребления, по мере того, как солдаты убедились в том, что решением будет облегчение массы снаряжения, предоставляющего большую степень свободы маневра, при одновременном увеличении темпа стрельбы и скорости поражения вооруженного неприятеля на поле битвы. Данное открытие создало довольно парадоксальную ситуацию, просуществовавшую на протяжении свыше 300 лет, в которой воюющие практически отказались от привычного прежде защитного вооружения – доспехов – ради повышения собственной боевой эффективности.

Вместе с тем применение брони вообще оставалось вполне желательным. На протяжении истории развития оружия и роста его поражающей способности технологии фортификаций претерпели весьма существенные изменения, вызванные необходимостью сделать укрепления способными выдержать сокрушительную мощь воздействия тяжелой артиллерии. Гордо возвышавшиеся на холмах высокие башни и донжоны Средних веков уступили место зарывавшимся в землю многочисленным поясам эшелонированной обороны, прикрывавшим стратегически важные пункты, господствовавшие над узлами линий коммуникаций и вынуждавшие завоевателей прибегать к продолжительным осадам с целью сломить сопротивление гарнизона, либо искать себе более легкой добычи в каком бы то ни было другом месте. Предпринимались попытки соединить защитное оружие с наступательным, обеспечив ему некоторую степень подвижности, то есть применять боевые повозки, перемещаемые лошадьми с места на место, для создания в определенной точке временной крепости или форта, который позволил бы находившимся внутри него воинам выстоять перед лицом атакующего неприятеля. Наиболее выдающийся пример использования подобного рода техники относится к XV столетию, в первой половине которого в I Центрально-Европейском регионе разгорелся религиозный конфликт на почве распространения реформаторских идей Яна Гуса, известный как Гуситские войны (1419-1434 гг.). В ходе их первого этапа вождем повстанческих войск, называвших себя таборитами, выступал одноглазый, но весьма деятельный и энергичный Ян Жижка.

Усовершенствованные крестьянские телеги имели высокие подъемные борта, а также снабжались специальными сколоченными из досок ширмами, с помощью которых прикрывались открытые участки между повозками, служившими защищенными боевыми позициями для арбалетчиков и примитивной артиллерии. Обычно табориты изматывали неприятеля – особенно рыцарскую конницу, – который нес большие потери при попытках прорвать оборону табора, затем, когда напор противника угасал и начинала колебаться его уверенность в победе, гуситы расцепляли повозки и бросались на врага в контратак)'.

Краеугольным камнем в решении главной проблемы на пути к созданию универсального вооружения, способного сочетать в себе необходимые для успеха на ноле боя качества – как то: подвижность, огневую мощь и живучесть, – являлась разработка подходящей силовой установки. Идея Гвидода Биджевано, выдвинувшего концепцию машины, которая двигалась бы за счет лопастей ветряных мельниц (1472 г.), стала первой в цепи конструкторских озарений, призванных служить достижению вышеозначенной цели за счет самого простого и дешевого средства – ветра. Модель Леонардо да Винчи, предложившего использовать ручки (1500 г.), несмотря на все сложные зубчато-шестеренные передачи, никогда не смогла бы – лишь при условии применения усилий только самого экипажа – как просто передвигаться, так и давать возможность людям внутри бронированного корпуса сохранить достаточное количество сил, чтобы сражаться. До появления более или менее соответствующего задачам двигателя прошло еще немало времени.

Минуло почти триста лег, когда во второй половине XYIII века Джеймс Уатт создал его. чтобы вскоре затем, в 1769 г., Пиколя Кюньо смог продемонстрировать передвигающееся за счет силы пара транспортное средство (трехколесный тягач для артиллерийских орудий. – Прим. пер.). Несмотря на низкий КПД и огромную «прожорливость», силовые установки подобного типа продолжали оставаться привлекательными объектами для усовершенствования. Гак, к 1846 г. удалось создать более или менее экономичные двигатели, предназначавшиеся как для гражданских, так и для военных целей, в том числе в конструкции Джеймса Бойделла. Преимущества этого трактора перед прочими аналогичными машинами заключались в применении своего рода покрышек, или «башмаков», позволявших равномерно распределять массу при движении, что обеспечивало ему меньшее удельное давление на грунт и позволяло успешнее преодолевать неровные и вязкие участки местности. Нельзя сказать, что в Крымскую войну (1854-1856 гг.), когда машину использовали для перевозки военных грузов, армия не смогла бы обойтись без нее, однако конструкция. несомненно, послужила важным источником вдохновения для творчества других инженеров в следующие шесть десятилетий. Появились идеи и предложения внедрить «замкнутые в цепь траки». Но самым интересным стал проект, выдвинутый в 1855 г. Джеймсом Коуэном, суть которого заключалась в том, ч тобы установить на тракторе Бойделла куполообразный снабженный по бокам косами литой панцирь (вроде того, что мыслился и да Винчи), который позволил бы находящимся внутри людям передвигаться по полю боя в относительной безопасности, несмотря на значительно возросшую огневую мощь стрелкового оружия и артиллерии. И неважно, что премьер-министр Британии, лорд Палмерстон, отверг подобное оружие как «нецивилизованное», рождение концепции танка состоялось, замысел обрел форму, и противостоять ему по мере роста поражающей способности винтовок, пулеметов и пушек становилось все труднее.

Табор, или лагерь из повозок, по образу и подобию тех, что применял Ян Жижка и его последователи в XV столетии, в том или ином виде продолжал использоваться вплоть до конца XIX века, – например, бурами в Южной Африке.

ПОСТУПАТЕЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ ПАРОВОГО ДВИГАТЕЛЯ, начавшееся после того, как в 60-х годах XVIII века Джеймс Уатт разработал более эффективные способы заставить пар лучше служить людям, неминуемо вело к совершенствованию средств транспорта – появлению паровозов, пароходов и паромобилей.

Трактор Бойделла представлял собой весьма передовой образец техники, особенно по сравнению с обладавшими весьма узкими колесами машинами, повреждавшими не приспособленные к подобным нагрузкам дороги XIX столетия. Покрышки, или «башмаки», помогали ровнее распределить давление на грунт, что повышало проходимость машины на пересеченной местности и сохраняло дорожное покрытие.

Затея Джеймса Коуэна, придумавшего установить бронированную защиту на трактор Бойделла, а также снабдить его пушками, представляла собой один из первых шагов на пути создания боевых бронированных машин.

ПРЕДЛОЖЕННАЯ БАНЕРОМ в 1888 г. идея машины с паровым двигателем, приспособленной для передвижения по пересеченной местности, представляла собой одну из попыток усовершенствовать «башмачную» колесную покрышку за счет создания замкнутой цепи из траков. Представленный здесь экземпляр любопытен наличием у него многообещающего приспособления, способного облегчить разрешение проблемы управления гусеничным транспортным средством (автор, очевидно, имел в виду пару передних колес. – Прим. пер.).

Несмотря на неповоротливость и слабую эффективность, паровые гусеничные тракторы Холта, появившиеся на заре XX столетия, стали первым практическим воплощением идеи Баттера.

Вторая половина XIX века стала свидетелем будоражащего воображение процесса акселерации темпов технического прогресса, инноваций и изобретений, протекавшего бок о бок с экспансией производственного потенциала, которую в значительной мере подстегнула возможность получения значительно более дешевых источников энергии, ставших доступными ввиду усовершенствования парового двигателя Джеймсом Уаттом. Конструкторы оружия немало потрудились, поливая воду на мельницу этой технической революции. Так, например, в основе изобретенного британским оружейником Генри Бессемером в 1856 г. конверторного метода получения стали лежало стремление найти способ получения как можно большего количества дешевого материала для обеспечения возросших в связи с Крымской войной заказов на производство боеприпасов. Обнаружив, что существующие стволы неспособны выдержать требуемого давления, он был вынужден использовать сталь, которая до него и до изобретения Вильгельмом Сименсом мартена являлась дефицитным и дорогим материалом.

В свою очередь появление более скорострельного казнозарядного стрелкового оружия и пушек, ставшее возможным благодаря изобретении» в 20-е годы XIX века фон Дрейзе так называемого «игольчатого ружья», а также усовершенствованию боеприпасов, вдохновило работу изобретателей, искавших способа создания чего-то вроде полуавтоматического пулемета. В 50-е годы появилась модель с ручным приводом, которая прошла апробацию во время Гражданской войны в США (1861-1865 гг.). Все это ознаменовало собой заметные шаги на пути повышения убойного потенциала оружия. Бездымный порох, подаренный миру в 80-е годы Альфредом Нобелем, сделал возможным создание в 1885 г. Хайремом Максимом полностью автоматического пулемета с ленточной подачей, способного поддерживать темп постоянного огня 400-500 выстрелов в минуту. Неслыханная прежде вещь. Однако профессиональным солдатам понадобилось время, чтобы осознать, что под смертоносным градом пуль такого оружия неспособен уцелеть ни один человек, если только он не найдет себе какого-то надежного бронированного укрытия.

Трактор Роберта Растона, изначально оснащавшийся паровой силовой установкой, а позднее 70-сильным двигателем внутреннего сгорания, являлся передовым по своему времени изобретением, во многом благодаря удачной подвеске и системе управления, которые обеспечивали машине значительную по тем понятиям подвижность и скорость на пересеченной местности. Поначалу британская армия видела в тракторе лишь транспортер военных материалов и тягач для артиллерии, потом, однако, его предложили – хотя и без успеха – применить в качестве ходовой базы для боевых бронированных машин.

Но вот пришел черед вступлению в жизнь явления из числа тех, которые гак часто выравнивают или балансируют расклад сил между соперничающими научными достижениями и технологиями. Одновременно с усилением поражающей способности оружия – пулеметов и скорострельных артиллерийских орудий – были посеяны семена древа прямо противоположной тенденции. В 1882 г. Роберт Хадфилд представил марганцевую сталь, способную обеспечить значительно большую степень защиты, чем применявшиеся прежде пластины из ковкого чугуна и мягкой, или малоуглеродистой, стали. Затем, в 1885 г., заявила о себе никелевая сталь Марбо. Как и марганцевая сталь, она обеспечивала надежную защит)' от пуль и снарядных осколков, хотя и обходилась дороже. В свою очередь эти изобретения подтолкнули оружейников к разработке более твердых боеголовок, способных поразить броневые листы из последних сплавов (речь идет, конечно же, пока не о танках, а о кораблях и фортификационных сооружениях. – Прим. пер.). Однако еще более важным явлением стало продемонстрированное Готлибом Даймлером в Германии в 1883 г. двухколесное транспортное средство с четырехтактным бензиновым двигателем на базе тяжелой силовой установки фирмы «Отто и Ланген». В 1885 г. Даймлер представил четырехколесную машину. Призванный заменить лошадь легкий бензиновый двигатель тотчас же подвергся анафеме со стороны любителей лошадей под предлогом того, что он слишком шумный, слишком дурно пахнущий, слишком медленный и ненадежный. Вышеприведенные возражения имели иод собой вполне основательную почву, но нельзя забывать того факта, что все новые механизмы всегда требуют времени на доводку, которая, если наличествуют перспективы, непременно будет произведена.

В случае с оснащенной бензиновыми двигателями техникой потребовалось 15 лет на то, чтобы такие машины достигли скорости 30-35 км/ч, кроме того, появление их требовало радикального улучшения качества существовавшей тогда сети дорог, что в свою очередь толкало мир к переменам, которым суждено было найти отражение как в военной, так и в гражданской сфере деятельности человечества. В 1899 г. некто Ф. Симмс представил в Британии четырехколесное транспортное средство с пулеметом Максима, смонтированным за бронированным щитом. Спустя год сотрудничество между компаниями Виккерса и Максима принесло плоды в виде полностью бронированного «боевого автомобиля» с 1,5-фунтовой пушкой, двумя пулеметами, 6-мм бронированием, способного передвигаться по дороге со скоростью 10 км/ч.

В последующее десятилетие бронированные или же просто вооруженные машины послужили полем экспериментаторской деятельности конструкторов многих европейских фирм. Одним из множества вариантов стала в 1906 г. зенитка немецкого производителя Эрхардта – установленная на самодвижущейся платформе 50-мм пушка, предназначенная для уничтожения наблюдательных воздушных шаров, которые использовались тогда для того, чтобы иметь возможность увидеть «что там за холмом», то есть что происходит на территории неприятеля. В те времена применение машин против машин в бою как-то не вписывалось в горизонты фантазии разработчиков, однако необходимость повышать скорость стала уже требованием, особенно с появлением в конце 90-х годов оснащенных бензиновыми двигателями летательных аппаратов, развивающих скорость до 25 км/ч. В тот момент предназначенная для поражения шаров зенитка, способная преодолевать в час 20 км, представлялась хорошим средством противодействия первым аэропланам.

Скверные дороги того времени, препятствовавшие развитию моторной техники и уже ранее подталкивавшие конструкторов вроде Бойделла к разработке «башмаков», указывали машиностроителям путь к «непрерывной цепи», или «бесконечным рельсам». В 1883 г. живший в Буэнос-Айресе Гийом Фандер выдвинул уже вполне знакомую нам идею: соединенные между собой траки, приводимые в движение цепным колесом и проходящие по ленивцу и каткам. Система портативного железнодорожного полотна Фандера опережала технологии тогдашнего времени, поскольку его подвеске была свойственна определенная степень гибкости, помогавшая добиваться относительной плавности хода. Затем в 1888 г. некто Ф. Баттер из Соединенных Штатов представил гусеничную машину с паровой силовой установкой, попытавшись в этой конструкции одновременно разрешить и еще одну серьезную проблему – изменения направления движения. Шаг за шагом подобные машины, соревнуясь между собой и усваивая по ходу дела разного рода новшества, такие как «обутое» колесо, привели к появлению в Британии в 1904 г. парового гусеничного трактора Дэвида Робертса, а в Соединенных Штатах в 1906 г. – трактора Холта, предназначенного прежде всего для применения в условиях заболоченных территорий Луизианы, но и не только.

Роберте, изделие которого производила фирма «Хорнсби», значительно опережал Холта, поскольку первый сумел применить на гусеничной машине весьма удачную пружинную подвеску, а к тому же еще и механизм управления, позволявший отказаться в модели трактора от выносных передних колес вроде тех, что предлагал Батгер и которые перенял в конструкции своей машины Холт. Трактор Робертса, в версии 1907 г. оснащенный 70-сильным двигателем, работавшим на жидком топливе, представлял собой довольно многоцелевую машину, способную разгоняться почти до 15 км/ч, не говоря уже о высокой проходимости п известной доле маневренности. Специалисты из британского Военного министерства провели ряд углубленных и вполне успешных испытаний трактора в роли средства подвоза боеприпасов и артиллерийского тягача. Участвовавший в испытаниях майор Донохью предложил снабдить изделие противопульной броней и установить на нем орудие. Отклика идея не нашла. Более того, военные приобрели всего одно изделие. В общем, «Хорнсби» перепродала патент Холту, которому не терпелось заполучить сверхсовременный механизм управления движением.

На рубеже веков появились и нашли ограниченное применение в локальных «малых» войнах первые колесные бронемашины (бронеавтомобили).

Внизу: В самом начале Первой мировой войны бельгийцы и британцы импровизировали в области применения бронеавтомобилей для сдерживания немецкого натиска. Бельгийская «Минерва» являлась обычной машиной, на которую установили броню и пулемет.

Внизу справа: Британский «Роллс-Ройс» конца 1914г. представлял собой более изощренное изделие, обладавшее вращающейся башней по типу той, что использовалась на военных кораблях, которая обеспечивала экипажу возможность кругового обстрела. По сути дела, этот автомобиль можно назвать предвестником будущих танков.

В преддверии разгоревшегося в 1914 г. крупного европейского конфликта жизнь успела уже не раз продемонстрировать, что оборонительное вооружение способно безраздельно господствовать на поле боя, где ни кровь, ни плоть, ни храбрость не в силах противостоять ему, а бездарное растрачивание солдатских жизней в бездумных лобовых атаках (что прекрасно показала уже Русско-японская война 1904-1905 гг.) ведет лишь к подрыву физических и моральных сил армий. Тем не менее Центральные державы (Германия и Австро-Венгрия. – Прим. пер.) с энтузиазмом бросились в наступление против союзников (французов, сербов, русских и британцев), которые вполне достойным образом ответили на вызов. На протяжении первых трех месяцев Первой мировой списки потерь росли с устрашающей скоростью, в равной степени быстро улетучивались и надежды на скорую победу. Причина стагнации, скоро охватившей фронт, заключалась в том, что обе стороны пользовались возможностью окапываться и занимать позиции за заграждениями из колючей проволоки, прикрываемыми пулеметами и артиллерией, что не давало атакующим сколь-либо заметного шанса сокрушит!» вражескую оборону. К концу октября 1914 г. непрерывный пояс полевых фортификаций протянулся через всю Западную Европу от Северного моря идо швейцарской границы, преодолеть его стало практически невозможно, и солдатам приходилось гнить в грязи окопов без малейшей надежды одержать победу. Единственным средством выхода из тупика оставалась артиллерия, применяемая массированно для уничтожения проволочных заграждений, пулеметных гнезд и живой силы в окопах. Однако в течение следующих месяцев и это оружие доказало свою неспособность полностью справиться с задачей. Сотни тысяч и даже миллионы снарядов просто перепахивали землю, превращая ее поверхность в этакий лунный пейзаж, обстреливаемые же часами отсиживались под землей, чтобы, когда огонь стихнет, встретить наступающих как подобает. Пи о какой подвижной войне в таких условиях и при тогдашней технике не могло идти и речи.

И все же в начальной стадии войны, когда дороги еще оставались открытыми, когда ноля не перерезали траншеи и рвы, оружие, обладавшее жизненно важным огневым потенциалом, подвижностью и живучестью, находило применение, и при том успешное. Когда началось массированное вторжение войск Германии в Бельгию, когда тяжелая артиллерия немцев сломила сопротивление защитников прикрывавших Льеж фортов, что позволило солдатам кайзера через Брюссель и Монс устремиться к цели политической стратегии, к Парижу, командование воспользовалось для прикрытия оголенного правого фланга традиционными в таких случаях войсками, состоявшими из кавалерии, пользовавшейся поддержкой пулеметчиков и легкой артиллерии.

Чтобы обнаруживать врага и наносить удары по немецким захватчикам, бельгийцы применили быстрые спортивные машины «Минерва» с открытым верхом, оснастив их пулеметами, а при первой же возможности и бронированием. В качестве усиления этих скромных по численности отрядов «москитов» пришли вооруженные британские автомобили «Ланкастер» и «Вулзли», которые тоже быстро совершенствовались – для защиты важных узлов и экипажа добавили бронирование. Появление британского соединения на 50 автобусах (бригады Королевской морской пехоты, поддерживаемой морской авиационной эскадрильей) стало результатом инициативы Уинстона Черчилля, который как первый лорд Адмиралтейства отвечал также за воздушную оборону Британии. Он хотел не только помочь бельгийцам защитить порт Антверпен и способствовать ослаблению вражеского натиска на отступавшие в южном направлении союзные армии, но также и воспрепятствовать оборудованию немцами авиабаз в опасной близости от Англии и прежде всего от Лондона. 5 сентября по предложению коммодора (морское звание, соответствующее званию бригадного генерала в армии. – Прим. пер.) Марри Сьютера первый лорд потребовал установления воздушного патрулирования над участком в радиусе 100 миль (ПИ) км) от Дюнкерка при поддержке вооруженных автомобилей Королевских ВМС, действовавших бы на глубину до 50 миль (80 км) от побережья иод началом отважного коммендера (капитана 2-го ранга. – Прим. пер.) Сэмсона.

Трудно переоценить значение бронемашин в их действиях против немцев. Малым числом удавалось достигнуть очень многого. Бронеавтомобили сновали там и тут, доставляя обильные разведданные и устраивая засады на вражеские дозоры. Кроме всего прочего, сами экипажи оставались в относительной безопасности, поскольку единственным орт и ем, которое мог противопоставить им противник, являлась полевая артиллерия, снаряды которой тогда отличались относительно низкой скоростью полета, что – при большом рассеивании огня – определяло шансы расчета попасть в неподвижную цель с расстояния всего около 300 м как 30 к 1, не говоря уже о том, чтобы поразить автомобиль, развивавший скорость 50 км/ч и более. С самого начала военных действий наметилась тенденция к быстрому и необратимому упадку немецких кавалерийских дивизий, который лишь ускорился за счет влияния на обстановку тех немногих бронеавтомобилей, каждый из которых мог в ту пору по эффективности быть приравнен к пехотной роте. Никогда более на Западном фронте немцы не осмеливались на массированное применение конницы. Куда с большим эффектом и с меньшими потерями представлялось возможным применять кавалерию на Восточном фронте, где отсутствовала беспрерывная линия оборонительных траншей.

Но даже и на востоке немцам приходилось сталкиваться с бронеавтомобилями, поскольку командование русской армии выказало большой интерес к подобной технике, оно приобретало британские и бельгийские машины, а также строило свои. Однако же немцы, по каким-то лишь им понятным причинам, предпочли отмахнуться от проблемы, поскольку, как мы увидим, за период между 1904 и 1917 гг. они построили всего бронеавтомобилей, которые к тому же довольно редко применяли, отправляя на задания по одной или две за раз в Румынии и на русском фронте. В результате нам не приходится читать о столкновениях между бронемашинами, что могло бы иметь место, если бы центральные державы (подобно британцам, французам, бельгийцам и итальянцам) широко задействовали вооруженную моторную технику, разместив ее, допустим, на Ближнем Востоке, где на огромных ровных пространствах такие машины могли бы наилучшим образом развернуться.

Британские части бронеавтомобилей росли особенно бурно, благодаря энтузиазму кучки моряков, которым удавалось достигать высоких результатов в стычках с противником до тех пор, пока траншейная война не достигла Нмопорта во время первой битвы под Ипром, ознаменовавшей собой окончание маневренной войны. Королевские ВМС создали ядро бронеавтомобильных частей, которые получили дальнейшее развитие в 1915 г., однако к концу года были перенаправлены в распоряжение армии и включены во вновь созданный Пулеметный корпус. Фактически по окончании первого сражения за Ипр моряки участвовали в жизни механизированных войск больше тем, что касалось технологической стороны дела, и подавали яркие идеи в этаком истинно морском духе. Как, скажем, конструкция того же бронеавтомобиля «Роллс-Ройс», снабженного вращающейся башней с пулеметом, что тоже являлось воплощением замысла специалистов из ВМС, осуществленного ближе к концу 1914 г.

«Маленький Вилли» представлял собой попытку британцев построить гусеничную бронемашину с вращающейся башней. Проект в итоге не дал результата, поскольку машина оказалась неспособна преодолевать широкие рвы, тем не менее подвеска, трансмиссия и гусеницы пригодились позднее и пришлись кстати при создании первого в истории танка.

ВМС занимались поисками решения чисто сухопутной проблемы, суть которой заключалась в том, чтобы выйти из тупика стагнации за счет создания машины, способной преодолевать глубокие и широкие рвы, подавляя при этом огнем вражеские огневые точки. Поддерживаемые Уинстоном Черчиллем и вдохновляемые изобретательными офицерами и сотрудниками из военных и гражданских структур, включая морских конструкторов и Альберта Стерна, деятельного финансиста без какого бы то ни было военного опыта. ВМС. поначалу проявляли к поиску ответа даже больший интерес, чем армия, проблемы которой пыталось решить флотское начальство. По сути дела, в направлении выхода из тупика армия сделала лишь одну попытку – причем попытку полуофициальную, но, как выяснилось позднее, очень удачную. Полковник Эрнст Суинтон из Королеве кого инженерного корпуса являлся военным историком, послужившим надействительной вовремя Бурской войны. Будучи официальным военным корреспондентом в штабе Британских экспедиционных сил во Франции, он одним из первых осознал, к чему ведет создававшаяся на фронте обстановка, и задумался о путях выхода из кризиса. Ничего не зная об усилиях моряков, Суинтон нащупал решение в октябре 1914 г., когда наблюдал траншеи вокруг Ипра и представлял, как некая бронированная машина – основанная на чем-то вроде трактора Холта, который полковник видел до войны, – преодолеет препятствия и позволит прорвать вражеский фронт. Суинтон, похоже, не знал даже о тракторе Робертса, несмотря на проводившиеся армией испытания, вероятно, из-за очень ограниченного распространения технической информации среди военных. В те времена интерес к механизации у последних проявляли лишь одиночки, причем большинство офицеров, получивших классическое образование, смотрело на таких белых ворон с презрением.

Не встретив понимания в штабе, Суинтон обсудил идею со старинным приятелем, подполковником Морисом Хэнки, служившим секретарем в Имперском комитете обороны в Лондоне, а также в Военном совете. Хэнки поддержал замысел Суинтона, а кроме того, способствовал пробуждению подлинного интереса к нему со стороны Военного министерства и Кабинета, в то время как Черчилль и Адмиралтейство искали собственное решение. У морских специалистов дело спорилось, но вот наконец исследователи узнали о шагах, предпринимаемых Военным министерством, где делами заправлял тогда сам лорд Китченер. Отцы изобретения, которому суждено было войти в историю под названием «танк», пользовались морской терминологией и называли детище «сухопутным кораблем», а технологи ломали голову над тем, на чем же лучше остановиться – на больших колесах или на гусеницах.

К лету 1915 г. полным ходом шли дотошные пробы и всесторонние испытания подвесок -они оказались наиболее технически трудной составляющей задачи – и формулировка технических условий изделия Суинтоном. Суинтон требовал от машины способности преодолевать 8-футовый ров (позднее планку подняли до 12 футов; около 2,5 и 3,5 м соответственно. – 1 Прим. пер.), достижения скорости Г»,5 км/ч на ровной местности, бронирование должно было быть в состоянии выдерживать воздействие бронебойных пуль, а в качестве вооружения предполагалось установить два пулемета или 2-фунтовую (40-мм) пушку. Команде Стерна, таким образом, было на что опираться. В качестве силовой установки выбрали 105-сильный двигатель фирмы «Даймлер», который в тот момент производился для оснащения им тракторов Холта, закупаемых армией в качестве средства обеспечения тяги артиллерийским орудиям. Пушки и бронирование предстояло изыскать в «закромах» ВМС. От колес в итоге отказались, сделав уверенный выбор в пользу гусениц. Однако никакие существующие траки или подвеска не удовлетворяли нагрузкам, которые предстояло выдержать машине, преодолевая участки исполосованной рвами и рябой от снарядных воронок земли. Помимо гусениц наличествовали и другие узлы, некоторые из которых в целях экономии времени конструкторы предпочли позаимствовать у уже существовавших машин. Компоновка, предложенная Уильямом Триттоном из фирмы «Фостер-энд-Ко», напоминала ту. которая уже зарекомендовала себя на проверенном бронеавтомобиле «Роллс-Ройс»: увенчанный круглой вращающейся башней стальной ящик, укрывающий собой мотор, топливные баки, трансмиссию и экипаж. Авторство полностью оригинальной гусеницы принадлежало Уолтеру Уилсону, помощнику Гритгона, весьма и весьма опытному инженеру- автомобилестроителю, который отвечал за разработку трансмиссии и поворотных механизмов, столь примитивных, что для их обслуживания требовалось сразу четыре человека. 22 сентября заявила о себе новая гусеница, призванная нести изделие, нареченное тогда машиной Триттона, но позднее перекрещенное в «Маленького Вилли». Однако на смену ему уже спешила другая боевая машина – совершенно новая, – удовлетворявшая в полтора раза увеличенным требованиям и способная преодолевать ров шириной в 12 футов.

МКI (ИЗВЕСТНЫЙ В ФОРМЕ опытного образца как «Мама») был построен в 1916 г. и стал первым в мире танком, вступившим в боевые действия 15 сентября того же года. Модификация Mk IV претерпела незначительные усовершенствования, если не считать наращивания толщины бронирования, участвовала в большинстве танковых сражений в 1917 г. Вес: 28 тонн Скорость: 6,5 км/ч Бронирование: 10 мм

Ничего похожего никто никогда не видел ни прежде, ни потом: этакая ромбоидальная самодвижущаяся машина с 10-мм бронированием, гусеницы которой «обтекали» корпус, снабженная «спонсонами» с 57-мм пушками и/или пулеметами с бортов. Звавшееся поначалу «Сороконожкой», потом «Большим Вилли», в итоге «Мамочкой» изделие представляло собой первый в мире «танк» – имя, присвоенное лишь из соображений секретности, чтобы все не посвященные в тайну думали, что речь идет всего только о цистерне для воды. От башни отказались, а это означало, что командир, размещавшийся впереди рядом с водителем, не мог непосредственно контролировать ни стрелков в их спонсонах, ни ответственных за обслуживание трансмиссии четырех членов экипажа. Рев двигателя внутри танка заглушал даже крик, однако никаких попыток установить нечто вроде переговорного устройства не предпринималось, поскольку подобные системы тогда просто отсутствовали. «Мама» впервые отправилась в путь на своих собственных гусеницах 16 января 1916 г. и на протяжении следующих грех недель прошла серию испытаний, вызвав удовлетворение со стороны как закоперщиков предприятия, так и правительства. Заказ на сто изделий марки Mk I производственники получили в феврале, после чего принялись набирать экипажи и комплектовать соответствующие части обслуживания. В августе появились первые машины и люди. которым предстояло их обслуживать. Экипажи, набранные в армии, в машиностроительной промышленности или просто среди обычных гражданских лиц, приступили к обучению и тренировкам, чтобы затем отправиться вместе с танками во Францию и принять участие в последней битве на Сомме, которая стартовала еще в июне и не давала результатов ни одной из сторон, несмотря на огромные человеческие жертвы.

В августе 1916 г. в штабе британского главнокомандующего сэра Дугласа Хэйга царило уныние, провал попыток добиться прорыва и победы на Сомме делал его готовым хвататься за любую соломинку. Танки – пусть неизвестное и еще не опробованное оружие, к тому же недоступное пока в больших количествах – предлагали хоть какой-то выход. Командующий потребовал, чтобы ему предоставили максимально возможное количество машин к запланированному на 15 сентября новому генеральному наступлению, не слушая увещеваний Суинтона и других участников проекта в том, что ради достижения наибольшего эффекта следует подождать и собрать большие группировки танков, чем это было возможно к запланированной дате начала операции. В ином случае не приходилось рассчитывать нанести немцам сокрушительный и, быть может, смертельный удар. Именно таковой точки зрения придерживались и французы. Дело в том, что тайно от союзников они тоже занимались строительством танков, или «шар д'ассо» (chars d'assout – букв, штурмовых машин. – Прим. перев.).), с целью накопить их побольше и применить массово при первой подходящей возможности в 1917 г.

Нельзя не признать разумности аргументов тех, кто предлагал оттянуть удар и нанести его по совершенно неподготовленному противнику тогда, когда новое оружие будет доступно в больших количествах, в то же время трудно не согласиться с теми, кто считал, что неплохо бы в принципе попробовать танк и посмотреть, каков его потенциал в условиях реального боя. Ничего не говорило в пользу того, что тактические методики. обрисованные Суинтоном и в основном использованные Британскими экспедиционными силами 15 сентября (хотя руководство Суинтона и не достигло действующих частей), сработают так. как надо. Ничего также не позволяло с уверенностью заявлять, что командиры на фронте, которым предложат поставить успех планов и жизни людей на одну карту, выраженную странным и по меньшей мере непроверенным оружием, возьмут на себя подобный риск. Густой туман секретности, окутывавший новинку, влек за собой результаты, которыми часто и оборачивается завеса строжайшей тайны. Одним словом, секретность порождала лишнее недопонимание, ошибки и катастрофические промахи, наслаивавшиеся одни на другие. Одним из факторов стало предположение, что вражеская артиллерия расстреляет столь крупные цели, когда те поползут вперед. Суинтон учитывал данную опасность, которая лишний раз заставляла его придерживаться идеи массированного применения танков, чтобы потери среди них не могли помешать наступающим достигнуть победы.

В день дебюта 32 танка из имевшихся 50 достигли исходных позиций. Новое оружие превзошло все ожидания, но в то же время сбылись и многие из предсказаний как доброхотов, так и противников танков. Машины развернулись на восьмикилометровом фронте атаки, где им предстояло действовать исключительно в качестве средства поддержки пехоты (которая не получила никаких специальных указаний в отношении корректировки собственной тактики с целью лучшего взаимодействия с танками), и достигали или не достигали успеха в зависимости от количества примененных на том или ином участке машин. Там, где танки действовали в совершенном одиночестве и не ломались или не застревали раньше времени, они становились источником притяжения внимания всех огневых средств противника, который и брал в итоге верх в противостоянии. Однако там, где бронетехника действовала относительно крупными скоплениями, как, скажем, на открытой местности возле села Флер, ей удалось продвинуться. В один момент танки опрокинули оборону противника в передовых траншеях и вышли в пределы видимости полевых орудий, с которыми и вступили в поединок. К удовлетворению Суинтона, машины оправдали его надежды. Они без особого труда сокрушали проволочные заграждения, преодолевали препятствия в виде рвов, окопов и снарядных воронок, помогая пехоте сравнительно легко выполнять поставленные задачи. Что еще важнее, – хотя едва ли кто-то с британской сторон ы со всей полнотой осознавал это в тот момент, – танки не только способствовали поднятию боевого духа британских солдат, но и чрезвычайно устрашали немцев, которые теперь поднимали руки с куда большей готовностью, чем раньше.

Вместе с тем предостережения тех, кто не хотел признавать достоинств танков, упирая на их ненадежность и уязвимость, тоже оказались вполне оправданными. Количество случаев поломок достигало примерно 50 процентов, и это лишь после нескольких километров пути. Урон от огня полевых пушек гоже поднялся до высокой отметки, поскольку наводчики за щитами 77-мм орудий имели больше шансов как следует прицелиться, чем стрелки бортовой артиллерии монстров. Под Флером, где разыгралась первая настоящая битва танков с пушками, вскрылся серьезный недостаток, связанный со сложностью управления огнем машины со стороны командиров танков. Получив информацию о наличии вражеской пушки и обнаружив ее местоположение, командиру приходилось покидать свое место, подходить к стрелку в спонсоне и, напрягая связки, на громком крике инструктировать его в отношении того, куда смотреть и куда стрелять. Затем командиру предстояло вернуться обратно, чтобы отдать распоряжения водителю – сказать ему, куда ехать и когда притормозить, гак, чтобы в момент остановки стрелок, видя цель, смог бы прицелиться. После этого командир был вынужден вновь спешить к стрелку, чтобы отдать приказ произвести выстрел.

Однако источник смертельной угрозы для Mk I 15 сентября исходил не только от артиллерии. Чего не знали британцы, это того, что немцы в 1915 г. создали пулеметные пули, способные поражать стальные листы, которые союзники все чаще использовали для защиты амбразур огневых точек. Эти бронебойные пули и оказались вполне эффективными против танковой брони. Однако, несмотря на потери 15 сентября и в последующие несколько суток, танки доказали собственную полезность, одержав несколько маленьких локальных побед. Уже тогда стало понятным, что успех или неуспех танков в будущем будет зависеть во многом от способности грамотно взаимодействовать с другими участниками боя, не полагаясь на одно лишь собственное всс- могущество. Данный факт показала стычка за участок обороны противника под названием «Герд Тренч», где один-единственный танк, поддерживаемый артиллерийским огнем и действовавшей на бреющем полете авиацией, продемонстрировал способность довольно легко сломить противодействие неприятеля и позволить пехоте захватить вражеские окопы сравнительно малой ценой.

О том, какую степень уважения испытал генерал Хэйг к новому оружию, говорит тот факт, что еще до завершения битвы на Сомме британский главнокомандующий решил закрепить их статус, поместив танки под командование отдельного штаба, который в итоге превратился в Штаб танкового корпуса. Командиром Хэйг назначил подполковника Хью Иллеса, а начальником штаба – капитана Джиффарда ле Кью Мартела. Оба являлись саперами, обладавшими техническими знаниями и талантом военных, и уже имели дело с танками до этого назначения. Спустя несколько месяцев в корпусе появился один пехотный офицер, которому предстояло занять должность начальника штаба, майор Джон Фредерик Чарльз Фуллер. Помимо присущего ему саркастического остроумия, не способствовавшего любви и признанию его со стороны консервативных элементов в армии, которых Фуллер презирал, он обладал также и огромным военным талантом, что делало его одним из выдающихся солдат своего времени.

В период с конца ноября 1916-го и по 9 апреля 1917 г., когда танкисты вновь вступили в боевые действия, Иллес со своим штабом лихорадочно трудился над обобщением опыта Соммы, стремясь превратить находки в основу тактической доктрины, которая помогла бы повысить боевую эффективность новых машин и сделать из них оружие победы. Количество поступавших с заводов в Англии машин и членов экипажей во Франции увеличивалось, что давало возможность перейти от теорий к практике. Сами танки подвергались постоянному усовершенствованию, главным из которых следует назвать наращивание толщины брони до 12-16 мм, что позволяло устранить угрозу со стороны бронебойных пуль. Однако 60 имевшихся в распоряжении Mk I и Mk II, которые 9 апреля 1917 г. вступили в бой под Аррасом, все еще имели первозданное бронирование; их усовершенствования ограничились лишь удалением колесной пары, внедренной на Mk I для облегчения управления машиной, но не дававшей совершенно никакого выигрыша. Последних Mk IV, которым по-прежнему были присущи свойственные Mk I неуклюжая система управления ходовой частью и руководства боем, фронту предстояло еще дождаться – они появились не ранее июня.

Жизненно важные вопросы снабжения, численности и применения танков тесно переплетались с тем, что касалось их по-прежнему низкой механической надежности и боевой живучести. В июне 1916 г. британцы ломали головы над тем, какой танк должен будет прийти на смену Mk I. Они попытались совместить идею относительно дорогой, снабженной противоснарядной броней машины с потребностью в широких поставках более дешевого и, следовательно, более массового танка, обладавшего бы маневренностью, которая сама по себе могла обеспечить ему повышенную степень защиты. Решающее слово в итоге сказал размах производственных сложностей и себестоимость 100-тонного тяжелого танка, проект выпуска которого отложили в сторону, отдав предпочтение 14-тонной машине, развивавшей скорость 13 км/ч, или среднем)' танку «А» (известному как «Унппет»); бронирование его было таким же, как у Mk IV. тогда как вооружение состояло лишь из пулеметов. В то же самое время Уилсон и его коллеги-конструкторы раздобыли более мощный двигатель для изделия-наследника Mk IV и переработали механизм управления машиной гак, чтобы с ним справлялся один человек без привлечения ассистентов, как прежде.

Дебют британских танков на Сомме и осознание французами и британцами того, что направление мышления в сфере создания боевых бронированных машин повышенной проходимости идет у них одним и тем же путем, привело к обмену информацией между союзническими силами и даже некоторому сотрудничеству. В конструктивном плане французская модель явно претерпела сильное воздействие гусеничных машин типа трактора Холта, но была принята без всесторонних испытаний и проверок, в отличие от того, как это происходило у британцев. В апреле месяце, в ходе боев за Шмен-де-Дам, французам пришлось испытать немало неприятностей из-за несовершенства подвески. Процесс танкостроения находился под влиянием полковника Жан- Батиста Этьена, который сумел убедить французский генеральный штаб и заправил промышленности попытать счастья с боевыми бронированными машинами. Как артиллерист, Этьен стремился пойти дальше создания просто способного преодолевать проволочные заграждения трактора, оснастив машину штурмовой пушкой: в результате представленные фирмами «Шнейдер» и «Сен-Шамон» модели имели установленные в лобовом броневом листе 75-мм пушки. Несмотря на все механические недоработки, оба французских «шар д'ассо» выигрывали оттого, что применялись сравнительно массово (изготовители успели отпустить военным к битве при Шмен-де-Дам около 400 машин) и от простоты руководства боем, в ходе которого командир мог направлять действия стрелка, ведущего огонь из 75-мм пушки прямой наводкой. В том обстоятельстве, что битва при Шмен-де-Дам превратилась в очередную кровавую мясорубку для французской пехоты, виновато скорее отсутствие фактора внезапности атаки для немцев, а не неадекватное участие танков; явно приходила пора менять доминирующее в тактике артиллерийское мышление.

Очевидная неэффективность действий союзнических танков не дала немцам ясности в отношении потенциала бронетехники. В октябре 1916 г. для изучения предмета была создана комиссия (названная A7V в целях поддержания секретности). К Рождеству работа принесла плоды в виде машины, в основе которой лежала подвеска Холта. Однако в отличие от британцев и французов разработчики немецкого танка не получили столь же энергичной «спонсорской» поддержки и встретили довольно прохладный интерес со стороны главного командования. Недостаточный энтузиазм властей обуславливался целой цепочкой факторов. Генеральный штаб кайзеровской армии вообще весьма слабо поддерживал внедрение в армии моторной техники – более чем странное отношение со стороны военных страны. в которой и был. собственно говоря, разработан двигатель внутреннего сгорания. До войны руководство германской армии вкладывало основные средства в железнодорожный и гужевой транспорт, поскольку и то, и другое давало заметную отдачу в ходе победоносных европейских кампаний в 60-70-е годы XIX века. Таким образом, побудительные мотивы к смене выигрышной комбинации как будто бы отсутствовали. Но среди немецких военных уже находилось немало таких, кто видел причину провала служб тылового обеспечения в ходе броска к Парижу в 1914 г. в излишнем доверии к железнодорожникам, тогда как неспособность инженерно-строительных служб своевременно восстанавливать взорванные мосты лишила снабженцев возможности поспевать за наступающей армией. То же касалось и гужевого транспорта, который не справлялся с грузопотоком при доставке военных материалов от расположенных в тылу станций к передовой.

Главным образом отсутствие острых потребностей в танках со стороны военных вкупе с ошибочным перспективным мышлением – вот что ставило в 1917 г. бронемашины в список низкоприоритетных у немцев вещей. В то время как союзникам приходилось прибегать к наступлениям под давлением соображений экономического и политического характера в условиях необходимости изгнать захватчиков с французской и бельгийской земли, центральные державы были готовы – да и вынуждены, по причине потерь – держания оборонительной тактики на западе на протяжении всего 1917 г., сосредотачивая силы на том, чтобы покончить с Россией на востоке. Танки, как считали многие, не требовались в обороне, а также казались неуместными в России, где на огромных просторах уже деморализованный и разложенный деятельностью революционеров противник и без того оказывал лишь слабо согласованное противодействие старомодным пешим и конным армиям. Так, комиссия A7V напрасно потратила год в нерешительных экспериментах, пока 1 декабря 1917 г. производственники не получили заказ на первые 100 боевых машин массой Ж) тонн. A7V имел усовершенствованные гусеницы изделий Холта, приводился в движение 100-сильным двигателем фирмы «Даймлер», развивал максимальную скорость 13 км/ч, а в качестве вооружения нес 57-мм пушку в носовой части корпуса плюс шесть пулеметов. Подобно другим существовавшим тогда танкам, A7V страдал от чрезвычайной механической ненадежности и множества конструктивных ошибок, из которых самой опасной являлось, вероятно, хрупкое бронирование.

Следует, пожалуй, считать лишь чистым совпадением тот факт, что заказ на эти танки выдали 1 декабря 1917 г. В то же время, очень похоже, что в подоплеке решения лежали возникшие страхи в отношении того, что проволочки нескольких прошедших месяцев могли повлечь за собой губительные для Германии последствия. Поскольку 20 ноября на Западном фронте разгорелось сражение близ Камбре, которое убедило военных всех противоборствующих сторон в том, что танки представляют собой смертоносное оружие, которое пришло на ноля боев всерьез и надолго.

На протяжении лета и осени 1917 г. союзники продолжали растрачивать танковый потенциал в сражениях, которые велись по старым правилам. После Арраса и Шмен-де-Дам в июне удалось овладеть Мессинской грядой, действуя в ортодоксальной осадной манере, при этом новейшие Mk IV впервые хорошо показали себя, хотя не в главной роли. Потом в июле стартовало сражение, которое Фуллер не без сарказма нарек «последней большой артиллерийской битвой». Оно и стало следствием попытки Хэйга прорубиться через плотную неприятельскую оборону в ходе третьей битвы при Пире и ело мить сопротивление врага за счет так называемого изматывания – то есть метода, который то и дело и без всякого успеха применялся начиная с 1915 г. Вот и Mk IV тоже бросили в этот пылающий котел, отдавая в жертву тому же артиллерийскому и пехотному Молоху, вновь без какого- то убедительного результата, но на сей раз фактически с катастрофическим исходом для самих машин. При удельном давлении 11,6 фунта на квадратный дюйм и соотношении мощности к массе всего в 3,7 л.с. на тонну, танки буквально врастали в вязкую грязь, в которую превратилось поле боя вследствие выведения из строя снарядами артиллерии дренажной системы. Многие послужили неподвижными мишенями для немецких канониров. Боевой дух военнослужащих Танкового корпуса буквально камнем пошел на дно.

СОЗДАННЫЕ но шасси и гусеницах трактора Холта, французские танки (обычно законно называемые штурмовыми орудиями) проявляли очень серьезную слабость конструкции на пересеченной местности, кроме того, их тактические возможности серьезно лимитировались ограниченным углом горизонтальной наводки главного вооружения. Тем не менее начиная с апреля 1915 г. и до окончания Первой мировой войны эти машины применялись с заметным успехом; их можно считать предвестницами самоходных орудий вплоть до самых современных.

«Шнейдер» Ml6 Масса: 13,5 тонны Скорость: 8 км/ч Лобовая броня: 24 мм Вооружение: 1 пушка 75-мм, 2 пулемета

«Сен-Шамон» Ml6 Масса: 23 тонны Скорость: 8 км/ч Бронирование: 17 мм Вооружение: 1 пушка 75-мм, 4 пулемета

Правильно применять танки (равно как людей и животных вместе с ними) означало, как уверяли Иллес и Фуллер. применять их на почве, совместимой с характеристиками проходимости машин – то есть на сравнительно ровной и плотной, не разбитой снарядами земле, чтобы позволять действующей совместно пехоте и, если будет возможно, кавалерии идти нога в ногу с продвигающейся бронетехникой. В июне Иллес поддержал план Фуллера, заключавшийся в том, чтобы сделать танки ударными головными частями крупномасштабных рейдов на вражеские позиции. Замысел этот находился в процессе проработки и развития, когда началась третья битва у Ипра, и поначалу был отвергнут, однако вновь возвращен на рассмотрение, когда генеральное наступление Хэйга забуксовало в грязи на подступах к Пашендельской горной гряде. Почва на участке перед Камбре, которому отдавал предпочтение Фуллер, представляла собой довольно плотный известняк, к тому же на ней еще не велись серьезные боевые действия. На данном направлении немцы могли противопоставить противнику казавшиеся неприступными укрепления мрачной «линии Гинденбурга», на которую они отошли в марте 1917 г. Густые «заросли» колючей проволоки выросли на краю широкого противотанкового рва, за которым ряд за рядом лежали пояса заранее подготовленных траншей, снабженных глубокими землянками и блиндажами, которые защищали солдат от артиллерийских обстрелов. На большой глубине располагалась артиллерия, способная выполнять роль средства противотанкового противодействия. На данном участке отдыхали войска, вымотавшиеся в боях под Ипром, так что немецкие солдаты прозвали его «санаторием во Фландрии».

Выдохшееся наступление Хэйга под Ипром предоставило танкам первый шанс показать свою мощь, выступая в главной роли и действуя в условиях, подходящих для их применения. В противном случае их выход на авансцену событий мог быть отстрочен по меньшей мере еще на полгода. Однако Хэйгу отчаянно требовалась победа, способная как-то компенсировать кошмарные поражения того года. К середине октября, несмотря на владевшую им непреодолимую уверенность в том, что танки слишком ненадежны, слишком неповоротливы и уязвимы, а потому годны лишь на вторые роли в качестве этакого придатка к пехоте, отчаявшийся Хэйг согласился предоставить им «сольную партию» в предстоящей операции. Более того, он перешагнул через концепцию простого танкового рейда, или ударного броска – roup de main. – и заменил ее полнокровным наступлением. В этом запоздалом решении могли наконец проявиться идеи танковой тактики, разработанной Фуллером, равно как некоторые тактические инновации, внедренные в ходе проходивших на протяжении года и остававшиеся пока как бы за кадром проб и экспериментов. Что еще важнее, подобный подход являлся возвращением к тактике неожиданного удара – наиглавнейшего военного принципа, отодвинутого за кулисы в пользу пресловутой идеи артиллерийского парового катка, который шумно возвещал о предстоящем начале каждого наступления.

На фронте протяженностью веет 8 километров около 400 танков должны были на рассвете 20 ноября послужит!» авангардом штурмующих. Во взаимодействии с шестью пехотными дивизиями им предстояло прорвать брешь, устремившись через которую кавалерийский корпус смог бы овладеть важным узловым центром Камбре и таким образом блокировать линии коммуникаций противника с участком фронта в районе Арраса. В роли поддержки служили целые батареи пулеметов, готовые поливать свинцом передовые вражеские позиции и траншеи. В небе, если бы позволила погода, в дело вступил бы Королевский летный корпус, чтобы бомбить неприятельские орудийные позиции, снабженческие склады и дорожные развязки, не говоря уж о выполнении наиглавнейшей задачи – предоставлении информации о характере продвижения и реакции неприятеля. Но что наиболее важно, помимо массированного применения танков, точно определялась и роль 1003 артиллерийских стволов, которым предписывалось сыграть свою партию но новым правилам. Начиная с 1915 г. шел процесс поступательного развития манеры ведения огня без «замера» состояния мишени, то есть без пристрелки, руководствуясь точными баллистическими данными и сведениями о характере погоды. Коль скоро задача уничтожения проволочных заграждений полностью отдавалась танкам, некоторые из которых даже оснащались своего рода «тралами» для подобных нужд, артиллерия могла сконцентрировать усилия на уничтожении вражеских укреплений и огневых точек, вместо того чтобы тратить время и боеприпасы на размалывание проволоки, сводя при этом на нет любые надежды на внезапность. В качестве дополнительного подспорья силам наступления предполагалось за счет дымовых снарядов создать завесу перед главными узлами неприятельской обороны и ослепить вражеских артиллерийских наблюдателей, которые в противном случае помогли бы своим определить местонахождение атакующих танков и пехоты.

Строжайшее сохранение тайны и отвлечение внимания противника – вот что служило становым хребтом плана Танкового корпуса, штабисты которого и составляли схему действий всех прочих штурмовых частей. Танки, орудия и живая сила скрытно вышли на исходные позиции ночью, днем прикрываемые от попыток выслеживать их с воздуха сильными истребительными дозорами. Были распущены слухи, что концентрация войск производится с целью оказать помощь итальянскому фронту, на котором враг совсем недавно добился громкой победы. В результате, несмотря на то что немецкое командование получило кое-какие отрывочные сведения о предстоящем наступлении, оно не приняло кардинальных мер, исходя главным образом из того умозаключения, что противник сам, как обычно, подаст знак о скором переходе в атаку традиционным продолжительным артобстрелом, что даст возможность не спеша перебросить подкрепления пуда, куда потребуется.

Основополагающим моментом для операции служила способность или неспособность наступающих танков уничтожить проволоку, преодолеть противотанковый ров и подавить вражеские опорные пункты. Не менее важным было, однако, четкое взаимодействие между танками и пехотой. Помимо решения задачи сокрушения гигантских заграждений, танки оснастили и связками хвороста весом в W* тонны, называемыми на языке военных фашинами и предназначенными для заполнения противотанковых рвов. Планировалось следующее: когда танки преодолеют передовые позиции, головные машины возьмут на себя роль огневой поддержки пехоты, которая проследует через брешь в проволочных заграждениях, сопровождаемая второй волной танков, и приступит к подавлению уцелевших очагов обороны. По завершении этого этапа следующие группы танков с пехотой, при содействии также и кавалерии, должны были устремиться на вражеские пушки и позиции резерва с задачей уничтожить орудийную прислугу противника, если неприятельские орудия не удалось вывести из строя артиллерийским огнем и бомбардировками.

Как ни удивительно, столь сложный и даже революционный план сработал. Когда танки запустили моторы и покатились вперед, покидая укрытия, открыла огонь артиллерия, а небо над полем сражения ожило, и с него обороняющихся принялись поливать пулеметным огнем пилоты. По ставшей уже инстинктом привычке, немцы на передовой бросились прятаться в землянки и блиндажи. Начать с того уже, что с немецких артиллерийских позиций почти никто не ответил огнем. Многие из них заранее выследили самолеты-разведчики, и теперь расположения вражеских батарей накрыли тучи фугасов. Те, кто уцелел, ожидали приказов, но они не поступали, поскольку серый туман раннего утра (сильно затруднявший и работу авиаторов) и клубы белого дыма ослепили пункты наблюдения на высотах у передовой. Плохая видимость не мешала, однако, танкам ползти в направлении целей – проволочных заграждений. – останавливаясь затем лишь, чтобы завалить ров фашинами, а потом продолжить продвижение дальше и дальше во вражеский тыл. Машины неумолимо переползали через траншеи, обрабатывая их из пушек и пулеметов, прежде чем вступала вдело подоспевшая пехота, доделывая за танкистов работу гранатами и штыками. Задачи удалось выполнить ценой поразительно малых потерь, но вот наступление достигло промежуточных позиций неприятеля, где тот наконец начал оказывать сопротивление.

Плотности пулеметного огня из рассеянных гут и там точек, где по наступающим строчили не желавшие сдаваться немецкие расчеты, вполне хватило, чтобы отрезать танки от пехоты, для которой скорость движения в 5 км/ч по пересеченной местности была и так довольно высокой, не говоря уже о том, сколько времени уходило на подавление уцелевших пулеметных гнезд противника. Танки же на правом крыле и в центре, оказавшись на открытом склоне при ясном свете дня, стремились как можно скорее достигнуть заключительных целей. Они состояли в пересечении канала Эко, который один лишь и преграждал им путь к Камбре, на левом крыле – во взятии гряды Флекьер, овладение которой служило залогом успеха в битве, а также подступов к лесу Бурлон, господствовавшего над важными маршрутами, которые вели в Бопом и в Аррас.

Несколько танков вышли к водной преграде на два или три часа раньше самых передовых частей пехоты. Они могли бы переправиться на другой берег почти без противодействия со стороны неприятеля. но единственный мост, способный выдержать их вес, оказался ослаблен подрывным зарядом. Он рухнул, когда на него въехала первая же машина. Конечно, танки все равно смогли бы форсировать канал, если только предусмотрительность военных и тогдашние технологии сумели бы снабдить их штурмовыми мостами, которые несли бы на себе сами танки, но подобные новшества лишь еще предстояло создать в будущем. Однако всесторонней предусмотрительности в ту пору и в условиях сложной и многогранной обстановки трудно было бы от кого-либо ожидать. В любом случае план развить успех за счет кавалерии провалился. Командиры конницы (когда та наконец прибыла на поле боя уже во второй половине дня, вскоре после пехоты) сочли, что первые свидетельства наличия неподавленного вражеского противодействия на противоположной стороне слишком тревожны. Если не считать единственного эскадрона канадской кавалерии и немногих пехотных рот, которые перебрались- таки через канал, при этом почти не встречая сопротивления неприятеля, можно сказать, что наступление остановилось само по себе, несмотря на стоявшие открытыми ворота Камбре.

Оставалась еще возможность прорыва на участке гряды Флекьер, если бы только пехота поспевала за танками, чтобы развить достигнутый ими на начальном этапе успех. Однако солдаты запутались в лабиринтах траншей сильнейшего из бастионов вражеской обороны, который оставили за спиной танкисты. Танкам же. вышедшим к вершинам кряжа, оставалось либо остановиться и ждать, либо выйти на линию горизонта, став мишенями для притаившихся впереди неприятельских пушек. Случилось так, что большинство орудий вышло из строя в результате артиллерийского обстрела. Уцелевшие же пребывали в плачевном положении, расчеты находились в состоянии неготовности, потому что многие лишь накануне ночью прибыли с русского фронта, кроме того не хватало боеприпасов, но еще хуже – артиллеристы обнаружили, что снаряды им привезли нового типа, а потому в отсутствие подходящих инструментов не представлялось возможным устанавливать взрыватели. Все, что требовалось от британской пехоты. – перевалить через вершину и перестрелять орудийную прислугу, чтобы позволить танкам почти беспрепятственно продвигаться к Бурлонскому лесу, который, практически лишенный неприятельских заслонов, располагался невдалеке – всего лишь в трех километрах. Однако танкистов бросили на произвол судьбы, вследствие чего они сделались удобными мишенями для немногих годных к стрельбе пушек, открывавших огонь прямой наводкой, стоило только танку высунуть нос за вершину гряды.

ОСНАЩЕННЫЙ 105-СИЛЬНЫМ МОТОРОМ «ДАЙМЛЕР» ТАНК Mk IV серьезно стродол от нехватки мощности силовой установки, а потому нуждался в более или менее ровной поверхности, чтобы достигнуть надлежащей подвижности. С экипажем из восьми человек (задача четырех из которых состояла в том, чтобы только управлять ходом машины) и в отсутствие средств внутренней коммуникации, Mk IV представлял собой сложное оружие для командира, которому приходилось постоянно перемещаться по интерьеру танка и отдавать распоряжения, стараясь перекричать рев двигателя и грохот пушек. В то время как посредством наращивания лобовой и бортовой брони машины до 12 мм удалось устранить опасность со стороны немецких бронебойных пуль, неповоротливый и тихоходный танк продолжал оставаться чрезвычайно уязвимым перед артиллерийским огнем и легко воспламенялся в случае попадания.

Жесткая подвеска не могла обеспечить плавности хода и фактически не давала возможности вести прицельный огонь в движении. Несмотря ни на что, Mk IV наводили страх на немцев, которые проявляли склонность переоценивать боевую эффективность изрыгающих огонь чудовищ, способных преодолевать самые плотные заграждения из проволоки и широкие траншеи. Не сразу и не вдруг противник научился понимать, что стрельба по смотровым щелям даже из простого пулемета способна выводить из строя экипаж за счет вызываемых попаданиями отколов брони (явления, прозванного «разбрызгиванием»).

Вес: 28 тонн Скорость: 6,5 км/ч Бронирование: 12 мм Вооружение: 2 пушки 57-мм, 4 пулемета или только 6 пулеметов

Mk IV на железнодорожной платформе для отправки под Камбре. По причине высокого износа гусениц (требовавших замены после примерно 30-35 км пробега), железная дорога служила единственным средством обеспечения стратегической подвижности бронетехники.

УОЛТЕР УИЛСОН

УОЛТЕР ГОРДОН Уилсон (род. в 1874 г.), пожалуй, более других внес груда в разработку первого танка. Непродолжительное время он служил морским офицером. В 1899 г. изобрел легкий бензиновый двигатель для планера Перси Пилчера, однако Пилчер погиб в катастрофе. Опять же вместе с Пилчером Уилсон сконструировал автомобиль. В 1904 г. Уилсон начал работать на фирму «Армстронг-Уитуорт», для которой создал грузовик и колесный артиллерийский тягоч. В 1914 г. он поступил в Королевские ВМС и, прежде чем очутиться в коллективе разработчиков танков, служил в частях бронеавтомобилей во Фландрии. В 1915г. он участвовал в создании изделия, прозванного позднее «Маленький Вилли», однако потом разработал его ромбовидного наследника, которому пришлось сменить несколько кличек, как то: «Уилсон», позднее «Сороконожка», затем «Большой Вилли» и наконец «Мама» – танк Mk I.

Главная заслуга Уилсона заключается в разработке трансмиссии и, более всего, штампованной пластины трака. Впоследствии Уилсон занимал центральное место среди британских танковых конструкторов и как член зарождавшегося Танкового корпуса прикладывал руку ко всем будущим проектам. В 1917 г. он стал главным конструктором и прилагал немало сил для разрешения проблем, связанных с трансмиссией и управлением Именно ему обязан был Mk V планетарной коробкой передач, что позволяло отказаться от ассистентов водителя и упразднить трех членов экипажа, необходимых на Mk I и IV. Именно Уилсон, когда закончилось Первая мировая война, начал работать над автоматическими коробками передач для автомобилей и танков и системой трансмиссии и рулевого управления, первую из которых и опробовали, установив но опытный средний танк Mk III. В свое время данное изобретение нашло применение на пехотном танке «Матильда», о также на крейсерских «Кавенентер» и «Крусейдер», послужив в итоге стимулом для разработчиков при создании коробок с управляемыми дифференциалами, свойственных практически всем современным танкам.

С началом Второй мировой войны в 1939 г. Уилсон вместе с коллегами по работе в Первую мировую включился в роботу над сверхтяжелым танком TOG (аббревиатура от The Old Gong, что должно переводиться, вероятно, как «старая гвардия». – Прим. пер.). Затея провалилась, поскольку, помимо всех прочих причин, издепие унаследовало старую болезнь первых танков – оно не слушалось управления! Будучи непростым человеком во взаимоотношениях с коллегами и подчиненными, Уилсон все же внес большой вклад в танкостроение и заложил множество принципов, которыми руководствовались конструкторы в разработке бронетехники вплоть до наших дней.

ФИЛИП ДЖОНСОН

ФИЛИП ДЖОНСОН (род. в 1879 г.) получил инженерное образование и на гражданской службе участвовал в обслуживании железной дороги в Южной Африке во время войны с бурами. Около 1906 г. он нанялся в компанию Фоупера с целью работать над паровыми катками и тракторами, предназначенными для отправки в Индию. В апреле 1916 г. он поступил в механизированную транспортную роту Вспомогательного корпуса, однако почти сразу же получил назначение в качестве инструктора по подготовке водителей для первых Mk I, чтобы затем вместе с ними побывать в боях на Сомме. В марте 1917 г. он сделался начальником танковой мастерской во Франции, однако его быстро повысили, назначив помощником начальника инженерной части Танкового корпуса. С того момента Джонсон оказапся включенным в конструкторскую и экспериментаторскую деятельность. Среди его авторских разработок важно отметить особые гусеницы, призванные помочь Mk IV взбираться но стены морских укреплений в ходе предполагаемой тогда (но так никогда и не осуществленной) высадки во вражеском тылу около Дюнкерка, но самое интересное – импровизированная мягкая подвеска, созданная им в 1918 г. и позволявшая танку «Уиппет» развивать скорость свыше 30 км/ч, что вдвое превышало обычные показатели машины. Удача в последнем проекте означала верный шанс на успешную разработку среднего танка «0», чем и поручили заниматься Джонсону, когда в ноябре 1918 г. прекратились военные действия.

Как гражданский служащий Экспериментального управления танковых разработок, Джонсон продолжал трудиться над средним танком «D», характерным шасси с гибкой рессорной подвеской и более совершенными троками. Фуллер отправил его в Индию с целью изучения возможностей применения тонкое в условиях жаркого климата и гористой местности. В 1920 г. отчеты Джонсона подтвердили совместимость бронетехники с условиями Индии, однако они содержали также и рекомендации тактического и конструктивного характера, предлагая новаторскую идею создания семьи из восьми машин на базе одного шасси: основного боевого танка, легкого танка, артиллерийской платформы (САУ), бронетранспортера и так далее. Результатом стало пробуждение заметной заинтересованности в отношении танков со стороны Военного министерство и компании «Виккерс» после того, как в 1923 г. было упразднено Управление разработок и прекращены работы над средним танком «D».

После этого вместе с коллегами из Управления разработок Джонсон основал Компанию транспорто высокой проходимости и занялся изысканиями в области создания ппостичных гусениц для танков и тому подобных машин как прямо военного, так и хозяйственного назначения, включая полугусеничные автомобили для исследовательских работ в условиях пустыни, платформы для тяжелых орудий и одноместную танкетку. Кроме того, он сконструировал колесные и гусеничные «люльки» для спускаемых с берега спасательных лодок. Под конец карьеры Джонсон разработал специальные большие резиновые шины для установки на четырехосных автомобилях и бронемашинах. Таким образом, можно смело утверждать: Филип Джонсон стоял у истоков строительства боевых бронированных машин, создавая жизненно важные узлы танков, находившие применение во всем мире.

Дж. Ф. Ч. ФУЛЛЕР

ДЖОН ФРЕДЕРИК Чарльз Фуллер (род. в 1878 г.) был офицером легкой пехоты, чеповеком глубокого интеллекта и тонкого, если не сказать едкого юмора. В 1916 г. против своего желания Фуллер получил назначение на должность начальника штаба тогда еще «желторотого» Танкового корпусо. В реальных боевых действиях он участвовал во время бурской войны, когда служил в частях подвижной полевой розведки. Военный гений с технической жилкой и выдающейся способностью к самовыражению, Фуллер оказал доминирующее влияние но танковую стратегию и тактику, впервые продемонстрировав здравость и действенность основополагающей доктрины в битве под Комбре в 1917 г. Стремясь доказать, что основное преимущество танков заключается в подвижности и глубине продвижения, Фуллер побуждал конструкторов к разработке маневренных машин с большим радиусом действия – таких, которые наилучшим образом удовлетворяли бы его концепции танковых дуэлей и прорывов бронетехники в глубокие тылы противника. Последняя идея лежало в основе «плана 1919».

В период между 1919 и 1928 гг. Фуллер проявлял особую активность в получении официального одобрения на эксперимент – создание постоянной британской танковой бригады. Путем немалых усилий и использования им ради достижения поставленной цели различных постов, которые ему приходилось в то или иное время занимать, к 1927 г. он добился формирования экспериментального общевойскового соединения, ставшего по сути моделью будущих бронетанковых, или механизированных, дивизий. Однако острый язык и неумение расстилаться перед начальством не позволили Фуллеру занять командную должность в сформированной его стараниями части К 1928 г. откровенность этого талантливого и признанного автора военных исследований и сторонника радикальных идей сослужила ему скверную службу. Фуллер впал в немилость. Его идеи нашли больше понимания не на родине, о за рубежом, а именно у немцев, которые к тому же уважали его за симпатии к фашизму.

Лишенный возможности дальнейшего продвижения по ступеням служебной лестницы в армии в 30-е годы. Фуллер окунулся в журналистскую работу и в политику, не брезгуя некоторой шпионской деятельностью в пользу старых немецких «друзей». Ввиду имевшихся у сограждан сомнений в его лояльности, Фуллер не получил никаких официальных назначений во время Второй мировой войны, но занимался разработкой довольно оригинальной, однако фактически так и не задействованной системы освещения CDL (речь идет о ток называемой «световой обороне канала», Conal Defence Light. – Прим. пер ). Подобно другим пророкам, он не нашел подлинной оценки в своем отечестве, однако удостоился все же некоторого признания заслуг в конце жизни.

Вечером 20-го немцы организованно отошли с Флекьера, достигнув перед отступлением своих целей – срыва развития британского наступления. 21-го британцы не смогли сколь-либо заметно продвинуться из-за больших потерь в танковых частях. Пехота же вымоталась, резервы отсутствовали (множество народа уже погибло на фронтах, других же пришлое!» отправлять на усиление войск в Италии»), кавалерия же оказывалась практически бессильной, стоило у врага застрочить единственному пулемету. На протяжении следующих шести суток, когда немцы спешно подтягивали подкрепления для затыкания бреши, прорванной в их обороне (вследствие чего едва не отдали приказ об отводе войск из Арраса), поскольку бронетехники стало меньше, сражение стало развиваться по традиционному уже для боевых действий на западе шаблону. Однако противостояние показало, что в будущем господство на поле боя будет принадлежать боевым бронированным машинам, а лошади наконец-то избавятся ел- прямого участия в наводящих на них страх битвах.

Как показало время, в боях под Камбре 20 ноября участвовали все основные составляющие сражений будущего: бронетехника, действующая без предварительной пристрелки артиллерия, дымовые завесы, пулеметный огонь, интенсивная поддержка с воздуха, в то время как пехота применялась больше для зачистки позиций противника, чем в качестве возглавляющей наступления силы. Случившееся можно назвать революцией в военном деле, правда и немцам тоже довелось привнести в нее собственный вклад, причем на том же «игровом» поле, 30 ноября, когда они сумели отбить у противника многое из того, что потеряли 20-го числа. К гибкому применению артиллерии они добавили и свое слово. применив усовершенствованную пехотную тактику, выразившуюся в инфильтрации на вражеские позиции так называемых штурмовых групп в виде сводных отрядов из частей самого разного назначения, кроме танковых и кавалерийских. И все же уязвимость немцев обуславливалась отсутствием у них танков, что отличало бои под Камбре от будущих столкновений этой войны.

Вместе с тем, если немцы и не располагали еще своими A7V, они уже имели подвижную противотанковую установку высокого потенциала – 77-мм полевую пушку, смонтированную для отражения атак авиации на способной передвигаться платформе, – наследницу пушки Эрхардта 1906 г., предназначавшейся для уничтожения аэростатов наблюдения. И вот одно такое орудие из батареи, спешно переброшенной в Маньер из Камбре 20-го, вступило в поединок с танком на дистанции 500 м, в итоге уничтожило объект, израсходовав 25 выстрелов, и дожило до следующей стычки трое суток спустя, когда британцы попытались осуществить последний прорыв к Ьурлонскому лесу. В ходе обороны селения Фонтен довольно большое количество таких установок приняло участие в столкновении с бронетехникой, они вывели из строя пять танков и в значительной степени способствовали тому, что продвижение в итоге остановилось. Немецкие зенитчики с таким энтузиазмом посвятили себя исполнению новой роли, что главному командованию пришлось даже издать специальную инструкцию с напоминанием, что основной задачей орудий противовоздушной обороны является уничтожение самолетов.

Камбре стал местом взлетов и падений как для британцев, гак и для немцев. Бои показали британской стороне наличие у нее громадного технического преимущества над врагом, который едва ли мог преодолеть разрыв и тем более вырваться вперед в 1918 г. В то же самое время, зная, что окончание военных действий в России позволит немцам перебросить крупные подкрепления на запад, союзники осознавали, что их ослабленная пехота в 1918 г., вполне возможно, не сдержит натиска противника, даже если тот будет продолжать воевать в традиционной манере. Британцы опасались, что в обороне танки могут оказаться куда менее эффективными, чем в наступлении, хотя во время неприятельской контратаки под Камбре 1 декабря бронетехника немало сделала, чтобы остановить продвижение противника. Со своей стороны немцы, очнувшиеся от этакой технической и тактической летаргии под воздействием «танкобоязни», как они это называли, не могли не испытывать удовлетворения оттого, что новая тактика их артиллерии и пехоты показала себя на западе ничуть не хуже, чем прежде – хотя и на меньшем уровне – под Ригой и – в гораздо больших масштабах – в Италии. Успех позволял им надеяться, что последняя попытка выиграть войну, которая остается им на западе до того, как американцы сосредоточат во Франции достаточное количество войск для вступления в войну в 1918 г., может принести успех, причем в независимости от того, будут или не будут принимать участие в наступлении немецкие танки.

Они бы так не благодушествовали, если бы знали, что некто по фамилии Фуллер морщил лоб в раздумьях, изучая донесения, стекавшиеся из мест боев в штаб Танкового корпуса, и извлекая важные уроки из приобретенного опыта. Он уже набрасывал план, которому предстоит фундаментальным образом изменить военное дело и в изрядной мере определить судьбу немцев в противостоянии в Европе.