Мир мифов и сказок

Вималананда, чинивший и латавший свою личность всякий раз, когда хотел стать «как новенький», всю свою жизнь превратил в одну поучительную сказку. Его гиперболы не знали границ, мухи легко превращались в слонов, а самого себя он иногда называл Бандал-э-афтаб («солнце среди мастеров преувеличивать»). Его известное нерасположение к деятелям вроде Шанкарачарьи и Махатмы Ганди отнюдь не подразумевало принижение их реальных достоинств. Оно предполагало осознание их несовершенств, усиленное ответственностью за то, чтобы я не ошибся, беря у них уроки. Иногда, преследуя подобные цели, он заходил даже чересчур далеко, и когда в этой книге вы дойдёте до его объяснений подобного сомнительного поведения, подумайте о том, к каким хитроумных методам самооправдания прибегает каждый из нас, чтобы обернуть всё в свою пользу. Человеческий мозг подобен адвокату, который, вне зависимости от правоты, может встать на защиту любой стороны и который защищает тех, кто его нанял. Как только Вималананда предугадывал ход событий, составить рациональное объяснение было для него детской игрушкой.

Хотя я и не мог принять некоторых его наиболее необычных взглядов, я всё же старался вникнуть в них. Это упрощало общение в той же мере, в какой излишняя привередливость с моей стороны могла бы его затруднить, хотя большинство суждений Вималананды не вызывало у меня возражений. По-видимому, главной причиной, по которой я всё же допускал возможность некоторых диких вещей, была его абсолютная искренность. Исходи они от кого-нибудь другого, я бы немедленно выбросил их из головы. В агхоре черствость опасна, и Вималананда в душе всегда оставался нежным ребёнком, до последнего своего дня. Его любовь ко всем окружающим была такой по-детски искренней, что многие злоупотребляли ею, так что мало-помалу он сделался более осторожным с людьми, прибегая к помощи различных внешних трюков, чтобы обезопасить себя от них.

Для себя я решил воспринимать его рассказы такими, каковы они есть, и позволить сердцу черпать из них их суть. Хорошая история - это великая вещь, ибо даже если она ни о чём не говорит вам в первый момент, она может вызреть внутри вашего сознания в определённую форму, которая однажды начнёт разговор с вами. Как и большинство индийских учителей, Вималананда любил учить притчами, некоторые из которых обращались к самым глубинным слоям человеческого сознания. Временами Вималананда начинал объяснять мне что-нибудь совершенно эзотерическое: например, взаимосвязь причинного тела, хромосомного набора и джнянедрии-кармендрии ньяи («принципа органов действия и органов восприятия»), с особым упором на то, как джнянедрия-кармендрия ньяя регулирует оплодотворение и зачатие - такие вещи, которые были далеко за пределами моих возможностей. И вдруг он неожиданно переходил к рассказу. Хотя в момент повествования иногда казалось, что рассказ не имеет никакого отношения к теме разговора, связь начинала обнаруживаться позднее, постепенно всплывая во мне.

Но не все мифологически обрамлённые повествования со временем полностью открывали себя, невзирая даже на усиленную проработку. Например, когда в первой главе вы будете читать историю Притхвираджа Чаухана, помните, пожалуйста, что речь идёт о тех временах, когда в Индии всякое строительство начиналось с того, что гвоздь или кол заколачивался в голову Шеша Нага,гигантского змея, держащего мир. Краеугольный камень располагали над змеиной головой, помещая его таким образом в точный центр мира. Мирче Элиаде возводит эту традицию к «изначальному жесту» Индры, когда тот «поразил змея в его логове» (Ригведа, IV. 17:9), сверкающей молнией «отрубив ему голову» (Ригведа, 1:52:10). Пригвоздить или обезглавить змея - это значит перейти от аморфного и неопределённого к законченному и оформленному, конкретизировать причинный поток потенциальных карм во времени и пространстве. Правильно устремлённые кармы дают надёжный положительный эффект.

«Шеша» означает на санскрите «то, что остаётся», не в смысле того, что кто-то уходит, но скорее в смысле фона или основания, без которого картина никогда не бывает полной. Роя колодец на своём участке, вы можете, конечно, ценить колодец за воду, которую он даёт, но в действительности ценность колодца будет определяться свойствами оставшейся, не занятой под колодец земли. Колодец извлекает воду из шеши вашего участка - измените окружение, и изменится колодец. Подобно хорошо спланированному колодцу, история с вбиванием гвоздя в голову Шеши вбивает гвоздь в своего шешу - неистощимые воды живых мифов, которые будут продолжать течь, пока этот гвоздь остаётся на своём месте.

Истории, которые не нравились бы Вималананде, попадались редко, поскольку он всегда мог легко приспособить большинство из них для своих целей. В этом он следовал традиции, ибо возвращение в обиход древних мифов - давняя и признанная в Индии практика. Как говорил Вималананда, только та история хороша, которая содержит в себе не менее семи смысловых слоёв, и он так излагал историю, чтобы в ней проявлялись все семь. Для сравнения вы можете взять рассказ о Судаме в изложении Вималананды и канонический текст «Шримад Бхагаваты» (книга X, главы 80-81). В санскритском тексте, называемом Панчатантра, вы найдёте варианты по крайней мере двух историй, которые Вималананда приписывал циклу об Акбаре и Бирбале (сказка о невезучем одноглазом прачечнике и сказка о человеке, который утверждал, что способен подниматься на небо, сжигая своё «старое» тело). Вималананда, имевший степень магистра по истории моголов, особенно любил сказки об Акбаре и Бирбале, многие из которых до сих пор рассказываются по всей северной Индии ради развлечения или денег. Его репертуар частично состоял из этих всем известных сказок, а частично - из таких, которые, казалось, были известны только ему одному. Быть может, он черпал их из каких-то неведомых устных традиций, а может быть, сочинял сам. В последнем случае он был не первым, кто поступал так.

Эта книга, которую я писал с тем же тщанием, с каким готовят к гонке хорошего скакуна, - всего лишь эпизод из длинной жизненной саги агхори Вималананды. Во введении я постарался дать намек на шешу этой книги. Приступая к повествованию, я очень прошу вас не акцентироваться на буквальном значении слов. Лучше откройтесь повествованию, дайте ему свободно проникнуть в вас, и оно без сомнения донесёт до вас свой внутренний смысл.