Глава 1. Введение в проблему

Роми Крис родилась в 1977 году в семье Барри и Бонни Крис в городке Дес-Моинс, штат Айова. Это была очаровательная девочка, маленький вихрь, движимый любопытством и желанием пошалить. Ее родители, набожные католики, совсем не были готовы к тому, что случилось, когда Роми начала говорить. Наряду с обычной детской болтовней они услышали историю ее предыдущей жизни, в которой Роми была Джо Уильямсом. Девочка настойчиво повторяла, что выросла в красном кирпичном доме в Чарльз-Сити — городке, расположенном в 40 милях от Дес-Моинс, что была жената на женщине по имени Шейла и у них было трое детей. Джо и Шейла погибли, попав в аварию, когда ехали на мотоцикле. Этот несчастный случай Роми описывала очень подробно. «Я боюсь воспоминания о мотоциклах», — говорила она. Среди множества воспоминаний из жизни Джо было одно о пожаре в их доме. Его мама пыталась затушить пламя водой и сильно обожгла руку. «А еще у мамы Уильямс болит нога, вот здесь, — показывала девочка на свою правую ногу. — Ее зовут Луиза, я так давно ее не видела». Роми часто просила отвезти ее в Чарльз-Сити: ей хотелось сообщить маме Уильямс, что «все хорошо».

Естественно, что родители Роми были огорчены и обескуражены этими откровениями, они пытались разуверить девочку и не поощрять то, что считали странной выдумкой. Но рассказы о жизни Джо и несчастном случае, положившем ей конец, изобиловали такими подробностями, что поневоле заставляли задуматься. В конце концов они согласились на приезд Хенендра Бенержи, занимающегося исследованиями детей, у которых спонтанно возникают воспоминания о предыдущих жизнях[1].

Зимой 1981 года Бенержи с женой в сопровождении двух журналистов из шведского журнала «Аллерс» приехали в Дес-Моинс, где встретились и побеседовали с Роми и ее родителями. Потом все вместе они отправились в Чарльз-Сити посмотреть, подтвердятся ли какие-нибудь воспоминания Роми.

Во время поездки девочка была очень взволнована и не могла дождаться встречи с мамой Уильямс. Уже на подъезде к городку Роми заявила: «Мы должны купить маме Уильямс цветы, она любит голубые. А когда мы доберемся туда, то не сможем войти через парадную дверь, нам нужно будет завернуть за угол и войти в ту, что находится посередине». Вскоре они остановились на окраине города у белого бунгало. Роми выпрыгнула из машины и потащила за собой Бенержи. Это был вовсе не тот дом из красного кирпича, который описывала девочка, но по пути им попался указатель со словами: «Просим воспользоваться черным ходом».

Старая женщина, открывшая дверь, опиралась на металлические костыли, ее правая нога была туго забинтована. Да, она Луиза Уильямс, да, у нее был сын Джо, но она уходит на прием к врачу, и у нее совершенно нет времени беседовать с неожиданными визитерами. Роми очень огорчилась, ее глаза наполнились слезами. Час спустя девочка, ее отец и шведские журналисты вернулись, и на этот раз их пригласили в дом.

Миссис Уильямс была удивлена тем, что Роми подарила ей голубые цветы, и вспомнила, что последним подарком сына был именно букет голубых цветов. Когда же отец Роми рассказал миссис Уильямс о “воспоминаниях” девочки, связанных с жизнью Джо, ее удивление возросло. “Откуда она может знать такие подробности? — спрашивала женщина. — Я не знакома ни с вами, ни с кем-либо другим из Дес-Моинс”. Миссис Уильямс рассказала также, что они с Джо жили, как и говорила Роми, в доме из красного кирпича, но он был разрушен десять лет назад во время торнадо, когда пострадало много домов в Чарльз-Сити. Джо помог построить этот дом и настоял на том, чтобы зимой парадная дверь была закрыта.

Роми и миссис Уильямс сразу же понравились друг другу. Когда хозяйка встала, чтобы взять что-то в своей комнате, Роми кинулась вслед за ней. Они вернулись, держась за руки, причем Роми пыталась помочь старой леди идти. Миссис Уильямс несла фотографию в рамочке — это был снимок Джо и его семьи, сделанный в последнее Рождество перед их с Шейлой гибелью. “Она узнала их! — удивленно произнесла миссис Уильямс. — Она узнала их!”. Миссис Уильямс подтвердила многие факты из рассказов Роми о Джо, в том числе его женитьбу на Шейле, наличие троих детей, имена родственников, случай с пожаром, во время которого она обожгла руку. Также она полностью подтвердила слова Роми о несчастном случае — аварии на мотоцикле, который произошел за два года до рождения девочки, в 1975 году. Несмотря на эти доказательства, ни миссис Уильямс, ни родители девочки не были готовы к тому, что Роми — это реинкарнация Джо Уильямса. “Я не знаю, как объяснить это, — сказала в конце концов мать Роми, — но точно знаю, что моя дочь не лжет”[2].

“Воспоминания” Роми — не такая уж редкость, как думают ее родители. Из следующей главы мы узнаем, что отмечены сотни случаев, когда дети очень подробно и абсолютно точно рассказывали о тех жизнях, которые они проживали прежде. Все эти истории подводят нас к тому, чтобы вновь заняться исследованием одного из древнейших и самых устойчивых верований в истории человечества: мы живем на Земле не единожды, а много раз.

Но следует ли придавать такое значение этим детским рассказам? Преобладающее большинство людей не вспоминают о том, что они жили когда-то до нынешней жизни. Более того, наши чувства свидетельствуют: с исчезновением тел мы полностью исчезаем с лица Земли. Просто ли мы прекращаем существование или уходим “в другое место”? Наше сознание, наш опыт, как правило, отрицают возвращение к жизни. Почему бы нам не отмахнуться от этих детей и не посчитать их “воспоминания” странной аномалией, которую мы не можем объяснить или хотя бы сравнить с тем, что представляется нам более простым и ясным?

Одни склоняются к тому, чтобы принять этих детей всерьез, после того как вспомнят знаменитых личностей, которые в результате долгих размышлений начали верить в реинкарнацию. Это Платон, Артур Шопенгауэр, Джон Мак-Таггард, Бенджамин Франклин, Лев Толстой, Уильям Джеймс, Генри Вордсворт Лонгфелло, Ралф Уолдо Эмерсон, Генри Торо, Уолт Уитмен, Скол Беллоу, Рихард Вагнер, Густав Малер, Ян Сибелиус, Поль Гоген, Дэвид Ллойд Джордж, Джордж Смит Пэттон, Чарлз Линдберг, Генри Форд и Карл Юнг. Но в то же время есть другой список, еще более длинный, который включает в себя интеллектуалов и творческих личностей Запада, отрицающих реинкарнацию.

Других может убедить тот простой факт, что реинкарнация признается на протяжении тысячелетий почти половиной человеческой расы. Это вынуждает нас призадуматься, но нельзя забывать и о том, как много старых и, казалось бы, проверенных идей на поверку оказывались ложными, например, утверждения, что Солнце вращается вокруг Земли, а сама Земля плоская. Возраст и популярность — еще не гарантия истины, и двух этих составляющих недостаточно для отрицания того, в чем поневоле убеждаешься каждый день: мы — это наши тела и ничего более.

В конце концов самая главная причина не пренебрегать переживаниями таких детей, как Роми Крис, — это сами дети, обычные и абсолютно нормальные во всех отношениях, кроме одной любопытной детали: они помнят то, что многие из нас по разным причинам забыли. Если люди двадцатого века, живущие на Западе, еще способны воспринимать реинкарнацию всерьез, то, мне кажется, прежде всего благодаря терпеливому и критичному изучению этих малышей. Прежде чем двинуться дальше, давайте рассмотрим еще один случай, исследованный доктором Яном Стивенсоном из Университета Виргинии[3].

Пракаш Варшни родился в августе 1951 года в Чхате, Индия. Он ничем не отличался от других детей, разве что плакал чаще, чем ребятишки его возраста. Однажды ночью (ему было четыре с половиной года) он проснулся и выбежал из дома. Когда родители нашли сына, он утверждал, что его зовут Нирмал, что родился он в Коси-Калане — городке, находящемся в шести милях отсюда, а отца его зовут Бхоланат.

В течение четырех-пяти дней подряд Пракаш вскакивал среди ночи и выбегал на улицу, потом это стало повторяться реже, но продолжалось еще около месяца.

Пракаш все время говорил о “своей семье” в Коси-Калане. Рассказывал, что у него есть сестра по имени Тара, называл соседей. Мальчик описал “свой” дом, построенный из кирпича, в то время как в его настоящем доме в Чхате стены были из самана. Поведал он и о том, что у его отца четыре магазина: тот торговал зерном, одеждой и рубашками. Мальчик рассказал также о железном сейфе своего отца, в котором у него был свой ящик с отдельным ключом.

Семья Пракаша не могла понять, почему ребенок стал так одержим своей “другой жизнью”, которую начал припоминать. Он умолял родителей отвезти его в Коси-Калан и так измучил себя этим, что в конце концов дядя Пракаша пообещал съездить с ним туда. Он, правда, попытался обмануть мальчика и поехал с ним на автобусе в противоположную сторону, но Пракаш разгадал обман, после чего дядя сдался окончательно. В Коси-Калане они в самом деле нашли магазин, принадлежащий человеку по имени Бхоланат Джейн, но поскольку магазин был закрыт, Пракаш и его дядя возвратились в Чхату, не встретившись ни с кем из семейства Джейн[4].

После возвращения мальчик продолжал настаивать на том, что он Нирмал, и перестал откликаться на имя Пракаш, говорил матери, что она не настоящая его мама и этот бедный дом тоже не его. Ребенок со слезами на глазах умолял, чтобы его отвезли обратно в Коси-Калан. Однажды он взял и отправился туда пешком, прихватив с собой большой гвоздь, который, как он говорил, был ключом от его ящика в сейфе отца. Прежде чем его нашли и вернули, Пракаш успел пройти полмили вдоль дороги, ведущей в Коси-Калан.

Вполне понятно, что родители мальчика были весьма огорчены внезапными переменами, произошедшими в сыне. Им хотелось вернуть прежнего Пракаша, не страдающего от этих разрушительных воспоминаний, подтверждения которых они совсем не хотели искать.

В конце концов их терпение лопнуло, и они взяли дело в свои руки. Следуя древнему народному обычаю, они долго вертели мальчика на гончарном круге, надеясь, что благодаря головокружению он забудет свое прошлое. А когда затея не удалась, они просто побили его. Неизвестно, эти ли меры побудили Пракаша забыть свою жизнь в качестве Нирмала или нет, но во всяком случае он перестал об этом говорить.

Между тем в Коси-Калане действительно жила семья, потерявшая ребенка — он умер от оспы за шестнадцать месяцев до рождения Пракаша. Его звали Нирмал, отца мальчика — Бхоланат Джейн, а сестру — Тара. Отец Нирмала был коммерсантом, владельцем четырех магазинов: одежды, двух бакалейных лавок и универсального магазина, в котором среди прочего продавали и рубашки[5]. Семья Джейн жила в комфортабельном кирпичном доме, где у отца был большой железный сейф. Каждый из сыновей Бхоланата имел в этом сейфе свой ящик и собственный ключ от него.

Вскоре члены семьи Джейн узнали о том, что к ним в сопровождении дяди приезжал ребенок, утверждавший, будто он Нирмал, но на протяжении пяти лет даже не попытались подробнее узнать об этом. Когда в начале лета 1961 года отец Нирмала с дочерью Мемо был в Чхате по делам, им посчастливилось встретиться с Пракашем и его семьей. До того как эти события свели их вместе, две семьи не были знакомы друг с другом, однако Пракаш сразу узнал “своего” отца и был очень рад видеть его[6]. Он спросил о Таре и старшем брате Джагдише. Когда визит закончился, Пракаш проводил гостей на автобусную станцию, со слезами умоляя их взять его с собой. Должно быть, поведение Пракаша произвело на Бхоланата Джейн неизгладимое впечатление, потому что через несколько дней его жена, дочь Тара и сын Девендра приехали познакомиться с ним. Пракаш, увидев брата и сестру Нирмала, расплакался и назвал их по именам; особенно он был рад Таре. Узнал он и мать Нирмала. Сидя на коленях у Тары, Пракаш, показывая на женщину, сказал: “Это моя мама”.

Семья Варшни была недовольна событиями, обрушившимися на нее, воспоминаниями Пракаша и внезапно возродившимся непреодолимым стремлением мальчика к общению со своими прежними родными. Несмотря на это, родителей Пракаша в конце концов убедили позволить ему еще раз съездить в Коси-Калан. И вот в июле 1961 года, за месяц до своего десятилетия, мальчик вторично отправился туда. Без посторонней помощи он нашел дорогу от автобусной станции до дома Бхоланат Джейна (а это был путь в полмили со множеством поворотов), хотя Тара всячески пыталась ввести его в заблуждение, предлагая свернуть на неправильную дорогу. Когда Пракаш наконец подошел к дому, то остановился в смущении и нерешительности. Оказалось, что до смерти Нирмала вход находился в другом месте. Но в самом доме Пракаш безошибочно узнал комнату, где спал Нирмал, и комнату, в которой он умер (Нирмала перенесли туда незадолго до смерти). Мальчик нашел фамильный сейф и узнал маленькую тележку — одну из игрушек Нирмала.

Пракаш узнал многих людей: “своего брата” Джагдиша и двух теток, многочисленных соседей и друзей семьи, называя их по имени, описывая или делая и то, и другое[7].

Когда Пракаша спросили, например, может ли он определить, кто этот человек, он правильно назвал его Рамешом. Ему задали следующий вопрос: “Кто он?”. Мальчик ответил: “Его магазин напротив нашего, вон тот, маленький”, — что полностью соответствовало истине. Другого человека Пракаш определил как “одного из наших соседей по магазину” и правильно назвал место, где находится магазин этого соседа. Еще одного мужчину он поприветствовал непроизвольно, как будто они были близко знакомы. “Ты меня знаешь?” — спросил его тот, и Пракаш совершенно точно ответил: “Ты Чиранджи. А я сын Бхоланата”. После этого Чиранджи спросил Пракаша, как тот его узнал, и мальчик ответил, что часто покупал у него в лавке сахар, муку и рис. Это были обычные покупки Нирмала в бакалейной лавке Чиранджи, владельцем которой он к этому времени уже не был, так как продал ее вскоре после смерти Нирмала.

В конце концов семья Джейн признала Пракаша как реинкарнированного Нирмала, и это еще больше накалило обстановку в семье Варшни. В течение всего этого времени близкие Пракаша противились углублению в его воспоминания и не желали признавать их, но в итоге им пришлось сдаться, поскольку доказательства оказались неопровержимы. Убедившись в том, что связь Пракаша с семейством Джейн неоспорима, они стали опасаться, что Джейны попытаются отобрать его у них и усыновить. Они начали также с подозрением относиться к тем, кто изучал этот случай, считая их (совершенно напрасно) тайными агентами семьи Джейн. Бабушка Пракаша зашла так далеко, что даже подговаривала соседей избить нескольких исследователей.

Со временем напряжение в отношениях между двумя семьями спало. Джейны не строили никаких планов тайного похищения Пракаша и вполне удовлетворялись визитами, которые в конце концов были разрешены. Страхи семьи Варшни постепенно улеглись, как, впрочем, уменьшилась и сила эмоциональной связи Пракаша с его прошлым[8]. Когда через три года ученые вернулись, чтобы довести исследование до конца, их встретили с большой сердечностью и готовностью сотрудничать.

Итак, еще один ребенок с поразительным знанием чьей-то жизни. Еще одни испуганные и сбитые с толку родители. К вопросу о свидетельствах возрождения мы вернемся в следующей главе, здесь же мне хотелось бы, взяв случай с Роми за отправную точку, задать еще ряд вопросов.

Если на самом деле окажется, что Джо Уильямс — ее предыдущее воплощение, какое значение это будет иметь для Роми? Когда она вырастет и станет достаточно взрослой, чтобы поразмышлять над своими переживаниями, изменит ли это ее мысли о себе и о том, как она живет? Если ее родители приняли концепцию реинкарнации, может ли это повлиять на воспитание дочери, их взгляд на детей в целом?

Произойдет все это или нет — не знаю, думаю, должно произойти. Мне кажется, вопросы могут так повлиять на понимание нами себя и жизни, как вопрос о том, верим мы в реинкарнацию или нет. Возможно, я сужу столь резко потому, что сам пришел к принятию реинкарнации после многих лет жизни и долгих размышлений в ограниченных рамках мировоззрения, которое я теперь называю “перспективой одной жизни”. Реинкарнация не была частью католического мира Юга, в котором я вырос, да и в академической среде, где протекала моя профессиональная деятельность, ее тоже не принимали всерьез. За одиннадцать лет, проведенных в стенах высших учебных заведений, я, насколько мне удается припомнить, не слышал ни одной лекции на эту тему. Я знал, что буддизм и индуизм учат доктрине возрождения, но в то время у меня не было тесной связи с этими традициями. Все мыслители, которых я изучал, как религиозные, так и далекие от религии, размышляли о загадке бытия, самонадеянно полагая, что жизнь — “одноразовый опыт”. Несмотря на различия, все они занимали одинаковую исходную позицию. Только завершив свои занятия по философии религии, я пришел к убеждению, что возрождение — это факт жизни. И только взглянув на жизнь как на повторяющийся опыт, я понял, что передо мной начал открываться совершенно другой мир. Если реинкарнация — один из основных законов жизни, значит, мы всегда играли в игру, значительно отличающуюся от той, в которую, как я думал, мы играли.

В сущности, главный вопрос реинкарнации — вопрос о продолжительности человеческой жизни, а это напрямую подводит нас к вопросу о природе и цели существования человека. Вот основные вопросы, которые мы можем себе задать: “Сколько времени мне нужно? Сколько мне нужно, чтобы активно жить, приобрести какой-то опыт, чему-то научиться? Сколько нужно времени, чтобы наделать ошибок и исправить их, понять, чего я больше всего хочу от жизни, и добиться этого? Являемся ли мы существами, живущими от силы сто лет, или же мы живем десять тысяч лет, проходя за это время много столетних циклов?” Это ключевые для нас вопросы, поскольку от ответов на них во многом зависит то, как мы понимаем самих себя и как воспринимаем жизнь. Мы не можем стать больше того, чем становимся в отведенное нам время, и не можем ждать от жизни больше того, что она за это время может нам дать. Все зависит от того, как долго это отведенное нам время длится.

Если мы проводим на Земле лишь один жизненный цикл, то не можем ожидать от жизни слишком многого. Правда, нам дано достаточно времени, чтобы, вырвавшись из круга семейных надежд и ожиданий, реализовать собственное Я, выучиться чему-нибудь, найти себе пару и вырастить следующее поколение, завершить свою профессиональную карьеру и при благоприятном стечении обстоятельств, прежде чем умереть, отдохнуть несколько лет, нянча внуков. Следуя этим путем, мы можем иногда поднять глаза и, изумляясь Вселенной, в которой мы живем, благоговейно заплакать над загадкой рождения или красотой Млечного Пути, можем даже провести годы, внося свой вклад в коллективное разгадывание некоторых из этих тайн. Но мы всегда помним: как бы мы ни старались, у нас нет времени, чтобы по-настоящему исследовать загадки космоса, в котором мы живем, или приобщиться к его грандиозности. С другой стороны, если мы проводим на Земле много жизненных циклов, все разительно меняется. Наша роль в космической пьесе расширяется в той же пропорции, в какой увеличивается время нашего пребывания на сцене. Реинкарнация соединяет нашу личную эволюцию с большой эволюцией Вселенной, и наше участие во всем, что происходит вокруг, значительно возрастает. Это неизбежно приводит к тому, что оценка цели человеческого существования с философской точки зрения становится значительно выше.

То, как мы отвечаем на вопрос о реинкарнации, определяет наши ответы на многие другие важные вопросы. Возьмем, к примеру, проблему страдания. Каждый знает, что наш мир может вдребезги разбиться из-за одного телефонного звонка, визита врача или невнимательности водителя. Как мы должны реагировать на эти, казалось бы, необъяснимые трагедии, которые запросто перечеркивают нашу жизнь, разрывая отношения и разбивая мечты? Постоянно сопровождающие нас непредвиденные обстоятельства столь убедительны и несправедливы, что ставят под сомнение утверждение, будто мы живем во Вселенной, исполненной смысла, поддерживающей наши глубочайшие чаяния. На первый поверхностный взгляд жизнь кажется жестокой и лишенной всякого сострадания. Получается, мы живем, полагаясь на милость судьбы, которой не в состоянии управлять. Каждый вечер на экранах телевизоров мы наблюдаем события, способные разрушить нашу жизнь. Кто-то, оскорбленный начальником, мчится на красный свет и врезается в машину, в которой счастливые родители везут из роддома ребенка. Жена и ребенок погибают. Кто-то сходит с ума и в неистовстве совершает убийство на соседней торговой площади. Слушая день за днем подобные истории, как не прийти к ощущению, что все мы идем по тонкому канату, подвешенному над бездной случайностей, которая постоянно угрожает поглотить все, что мы в этой жизни любим. Если подобные трагические события действительно лишены смысла, то в нашей жизни нет порядка, а в судьбе — логики. При отсутствии же порядка жизнь подвержена случайностям, что может привести к трагедии. Влача такое бессмысленное существование, мы способны выжить, но не имеем права расслабляться, не можем в полном смысле слова ощущать себя в безопасности, потому что знаем: жизни нельзя доверять, ей наплевать на наши сокровенные нужды и душевные переживания. Даже если одна человеческая жизнь потеряна, если одно человеческое существо искорежено судьбой, значит, Вселенная несправедлива и никто из нас не может ей верить.

Как мы ответим на вопросы, рожденные людским страданием, будет зависеть от того, какое предположение мы возьмем за основу: живем ли мы на Земле лишь однажды или наша жизнь — звено в цепи множества жизней. Если мы рассматриваем жизнь как “одноразовую попытку”, тогда у нас, по сути, только два варианта. Первый: мы должны смириться со случайностями и строить свою жизнь как можно лучше. Если мы просто сложные физические существа, вовлеченные в существование благодаря произвольной мутации (во что многие сейчас верят), тогда, конечно, наши жизни лишены истинного смысла, как, впрочем, и происходящие в них события, которым мы можем придать значение разве что героическим усилием воли, что и советуют нам экзистенциалисты. Если физическая Вселенная — единственная из существующих и мы умираем вместе со своими телами, значит, мы живем в мире, где правят потребности и случайности, действуя без всякой цели или плана. Мы просто должны хватать удачу за хвост и продолжать разрабатывать технологии, уменьшающие риск нашего существования.

Второй вариант — традиционные западные религии, согласно которым мы переживаем собственные тела и обретаем компенсацию в виде вечной загробной жизни, уравновешивающей все жизненные несправедливости. К сожалению, такой подход оставляет без объяснения причины этих несправедливостей. Они воспринимаются как проявление Божьей воли, хотя мы все-таки не понимаем, почему Бог допускает подобное. Несмотря на вековые споры, западная теология так и не смогла дать удовлетворительное объяснение, как совместить человеческие страдания с верой в то, что Бог всемогущ, всезнающ и всех любит. Таким образом, проблема страдания становится частью божественной тайны[9].

Даже испытанные Богом мучения, традиционно связанные в западной теологии с проблемой страдания, и вытекающая из этого непостижимость Творца заставляют нас осознать не путем откровения, а с помощью сомнительного утверждения, будто мы живем на Земле лишь однажды. Если же рассматривать альтернативную гипотезу, что мы проходим на Земле много жизненных циклов и наш опыт в любом из них может быть понят лишь в контексте других, мир сразу становится более сложным, но одновременно и более гуманным. Когда мы начинаем смотреть на мир через реинкарнационные очки, хаос, окружающий нас, сменяется симфонией исключительной сложности и красоты. Темы, начавшиеся в одном веке, развиваются в другом, а заканчиваются в третьем. Выбор, сделанный в одной жизни, откликается в другой. Все сохраняется — ничто не утрачивается.

На протяжении веков ученые показывали нам великолепие и величие Вселенной, в которой мы живем. От макроуровня, где зарождаются и умирают галактики, до микроуровня, где частицы проявляют лишь “стремление к жизни”, Вселенная демонстрирует не только необыкновенную точность, но также мастерство и красоту, которые не могут не тронуть нас. Природа на любом уровне — произведение искусства. На что бы мы ни взглянули в физической Вселенной, мы увидим мир, исполненный порядка и интеллекта[10].

Когда же мы обращаем взоры на собственную жизнь, этот порядок словно исчезает или, по крайней мере, выглядит так, как во времена эпохи Просвещения. Все вокруг нас представляет собой основанную на различных законах цепь причин и следствий, а вот на экзистенциальном уровне наши жизни разбиваются случайностями. Причины и следствия могут управлять чем угодно: погодой, психологией, даже психикой — но только не нашей судьбой. Таким образом, там, где это действительно важно, мы отсечены от того порядка, которым пропитано все вокруг нас. Если это действительно так, то красота живописного заката — жестокая шутка, так как в конечном итоге наши жизни не имеют к ней отношения, поскольку отлучены от порождающего ее порядка вещей.

Предположение, что экзистенциальный поток человеческой жизни не имеет ничего общего с порядком и величием, пронизывающими всю физическую Вселенную, дается нам не как очевидность, а как утверждение, что наша жизнь кончается, как только распадается физическое тело. Когда же мы переходим на реинкарнационную точку зрения, то начинаем видеть причинно-следственную связь, которую никогда прежде не замечали. Концепция реинкарнации почти всегда связана с концепцией причин и следствий, превращающей множество наших жизней в исполненную смысла цель. В Древней Индии принцип причинности был назван кармой, и под таким названием данное явление знакомо всем интересующимся этой проблемой. Согласно принципу кармы, в жизни не бывает случайностей. Даже те события, которые якобы происходят просто так, на самом деле вызваны причинами, глубоко похороненными в истории. Устанавливая прогрессию, которая построена по законам причин и следствий, действующих в нашей жизни, карма располагает их в естественном порядке. И хотя этот порядок не полностью совпадает с природным порядком физической Вселенной, в основе его тоже лежит закон. Таким образом, концепции кармы и возрождения восстанавливают нашу связь со Вселенной, в которой мы живем. Благодаря им наши жизни становятся частью разумного порядка, окружающего нас на Земле, а значит, и красоты.

Принятие реинкарнационного мировоззрения меняет не только наши абстрактные философские убеждения, но и подход к проблемам, возникающим ежедневно. Вызовите в памяти то, что в настоящее время вас беспокоит: отношения с кем-нибудь, трудности на работе или с финансами, и поразмышляйте, как изменится ваше восприятие этой ситуации, если рассматривать ее не как невесть откуда взявшуюся, а возникшую вполне определенно и с определенной целью. Разве подобный взгляд не изменит ваше восприятие того, с чем вы столкнулись?

Это похоже на сцену из спектакля, когда позади актеров внезапно появляется новая, совершенно не совпадающая с действием декорация. Например, в пьесе Шекспира развертывается панель управления звездного корабля. Ваше восприятие этой сцены, несомненно, изменится. Представьте себя одним из актеров, участвующих в пьесе. Вы проговариваете свою роль, следите за репликами, а в это время декорации меняются. Вы пытаетесь продолжать сцену в том же ключе, что и раньше, и, улавливая периферийным зрением изменение, понимаете: новая декорация так отлична от предыдущей, что ваши реплики в этом более широком контексте теряют всякий смысл. Ваше отчаяние нарастает, и хотя вы хороший актер, но продолжать свою роль больше не в состоянии. “Что происходит?” — возмущенно спрашиваете вы, и пьеса безнадежно провалена.

Что же происходит на самом деле? Принятие реинкарнационного мировоззрения может настолько изменить наше понимание того, кто мы и в чем участвуем, что невозможно продолжать игру по старым правилам. Мы хотим узнать, каковы “новые правила” реинкарнирующей Вселенной, как реинкарнация меняет стратегии проживания нашей теперешней жизни. Одна из главных задач данной книги — ответить на эти вопросы.

Чем дольше я жил, исповедуя философию реинкарнации, тем больше убеждался, что знание особенностей наших предыдущих жизней неважно, а иногда и непродуктивно. Использование нашего прошлого может быть психологически полезным, но излишнее увлечение им, характерное для многих верящих в реинкарнацию, часто уменьшает способность к осознанию нынешних устремлений. Прошлое не скажет нам, даже если мы направим на него свой разум, кто мы и кем можем стать. Но если мы понимаем, что наше настоящее вытекает из прошлого, это может иметь важное значение для того, как мы проживем разворачивающуюся перед нами жизнь.

Как бы в принципе ни была привлекательна концепция реинкарнации, она останется лишь умозрительно-гипотетической, пока мы не найдем подтверждающие ее факты. К счастью, подобные факты есть и их становится все больше. Такого количества свидетельств никогда раньше не было. В прошлом нам приходилось спорить о реинкарнации на эмпирической или религиозной основе, сегодня же мы можем исследовать факты, проявляющиеся иногда совершенно неожиданно в различных областях наук. Думаю, такое обилие свидетельств доказывает, что реинкарнация по большому счету не является религиозным вопросом. Конечно, она имеет религиозное применение, поскольку влияет на восприятие того, что истинно в жизни, но в современной интеллектуальной среде реинкарнация превратилась, скорее, в эмпирический вопрос. Это не то, что надо принимать на веру, но то, что надо принимать, тщательно изучая факты.

Более четверти века изучение реинкарнации велось подпольно. Скептически мыслящие профессионалы накопили столько свидетельств, что стали появляться работы, которые помогали начинающим разобраться в фактах[11].

В следующей главе будут рассмотрены разные виды свидетельств, собранных в доказательство реинкарнации, но не думаю, что стоит повторять доводы в защиту реинкарнации, приведенные в других работах. Таким образом, эта книга скорее описательная, чем аргументирующая. Она рассматривает в основном заслуживающие доверия свидетельства предыдущих жизней и описывает более широкий взгляд на мир, вытекающий из их исследования.

Лично я нахожу доводы в пользу реинкарнации неопровержимыми и верю, что большинство людей широких взглядов, тщательно взвесив результаты этих исследований, придут к такому же выводу. Более того, я не сомневаюсь, что при таких обстоятельствах требуется нечто большее, чем неопровержимые факты. Многие из моих студентов находят факты, свидетельствующие о возрождении, весьма привлекательными и даже убедительными, но воздерживаются от принятия этой концепции, потому что у них нет философии, способной придать этим фактам смысл, они не понимают, на что похож мир, в котором происходит реинкарнация. Им требуется такое видение жизни, которое включает в себя реинкарнацию, но в то же время сохраняет полноту наших индивидуальных жизней, как мы переживаем их здесь и сейчас. Данная книга представляет собой попытку обрисовать такое видение. Она описывает, какой видит жизнь человек, убежденный в истинности возрождения[12].

Многие важные вопросы, касающиеся реинкарнации, не найдут ответа в этой книге, потому что достоверных ответов на них пока нет. Свидетельства могут убедить нас в том, что мы живем на Земле более одного раза, но они не объясняют, как же это происходит, не описывают в деталях механизм того, как одна жизнь переходит в другую. Мы многое хотели бы узнать об этом процессе, но пока не можем. Сами по себе истории не могут нам рассказать, где началось наше странствие и куда лежит путь. Получается, каждый ответ ведет к новым вопросам. Но недостаточность информации вовсе не означает, что мы должны отказаться от принятия реинкарнации как факта жизни. Мне не нужны сведения о том, откуда и куда идет дорога, находящаяся напротив моего дома, чтобы знать, что она находится там, где находится. Мне не нужно знать все о каком-то явлении природы, чтобы осознать, что это — явление природы, заслуживающее дальнейшего изучения.

Работы, на которых я остановлюсь в следующих главах, весьма разнообразны. Б одних излагаются, на мой взгляд, полновесные факты, в других — лишь предположения, то, что еще находится в процессе исследования. Некоторые представляют новые и потому не знакомые большинству читателей психотерапевтические методы, некоторые — идеи, сформированные на основе тщательно отобранных крайне редких опытов и потому не совсем привычные для нас. В связи с этим мне сразу хочется предупредить, что в данном исследовании я ограничился источниками, представляющими, по моему мнению, добросовестные методологии, разработанные безупречно честными учеными. Специалистам знакомы имена этих людей, раздвинувших границы исследований сознания, но немногие из них известны широкому читателю. В целом я не пытался объяснить, почему определенный исследователь или институт достойны того, чтобы воспринимать их всерьез, — тогда пришлось бы приводить слишком длинную вереницу аргументов. Вместо этого я собрал воедино наиболее важную информацию, которая дает представление о современном состоянии исследований в области сознания, организовав ее вокруг темы возрождения. Хотелось бы, чтобы читатели тщательно изучили источники и решили для себя, действительно ли они имеют то значение, которое я им придаю.

Религиозные философы Востока на протяжении тысячелетий культивировали реинкарнационное мировоззрение. Естественно, и мы в первую очередь обращаемся к их наследию, чтобы шире взглянуть на данные, полученные западными учеными. Реинкарнация никогда не была чисто восточной концепцией. Вера в возрождение получила широкое распространение в древнем мире, да и сегодня круг ее сторонников не так уж узок. Мистические традиции многих западных религий принимают реинкарнацию. Следовательно, принимают религиозные традиции реинкарнацию или нет, зависит не от того, выходит ли она из восточной культуры, а от того, насколько глубоко ее духовные практики исследуют психику. Вера в реинкарнацию ведет к открытию: где бы ни применялись психологические упражнения, они способствуют проникновению на более глубокие уровни сознания, хранящие воспоминания о наших предыдущих жизнях. Значит, настоящее противоречие существует не между восточными и западными религиями, а между гак называемыми экзотерическими и эзотерическими сторонами религии. Так как в последующих главах я часто обращаюсь к этому разделению, позвольте мне объяснить его поподробнее.

Религии — это философии жизни, предполагающие множество уровней участия. Для одних религия — это еженедельное соблюдение обрядов и набор ритуалов, отмечающих главные жизненные вехи. Для других — это набор ценностей, вокруг которых они строят жизнь своей семьи, карьеру, политическую деятельность и т. д. Для третьих — духовная деятельность, побуждающая к странствию в глубины собственной души и посвящающая во внутреннюю работу Вселенной. Экзотерическая, или “общественная”, сторона религии более традиционна. Это “религия народов”, воспитывающая все человечество. Вы найдете ее в местной церкви, синагоге или мечети. Понятно, что в ней много обрядности и аутентичности. Чтобы найти эзотерическую, или “тайную”, сторону религии, нужно немного “постранствовать”. Мистическая сторона религии требует более строгого образа жизни, она привлекает тех, для кого одной лишь веры недостаточно, кто хочет сам испытать то, о чем говорится в догматах, подчинить свою жизнь режиму духовной практики. Поэтому люди, имеющие к ней склонность, тянутся из городов в горы и за монастырские стены, где могут заниматься духовными упражнениями с большей сосредоточенностью.

Согласно эзотерическим традициям человека не просто обучают понятиям, но посвящают в реальность, скрывающуюся за этими понятиями. Словесные концепции постепенно становятся менее важными, чем опыт переживаний, поскольку без них слова теряют смысл. Тем не менее исследователи через века донесли до нас описания своих внутренних странствий и Вселенной, которую они открывали. Можно предположить, что эти наблюдения так же далеки от известных религиозных учений, как теория относительности или квантовая физика от того, чему учат школьников в старших классах.

Поскольку поиск Бога и трансцендентности универсален у каждой мировой религии есть и эзотерическая, и экзотерическая сторона. Каждая религия обслуживает как более широкую часть населения, для которой достаточно простых учений, так и тех, кто хочет обладать эмпирическими знаниями. Религию можно представить в виде эллипса, овала, в котором все точки равно удалены от двух центров: эзотерической и экзотерической сторон. Отличные друг от друга, они тем не менее являются частью одной и той же традиции, определяют разные точки в непрерывном религиозном опыте. Часто они взаимосвязаны: меньшинство, интересующееся эзотерической стороной, нуждается в помощи простого народа, чтобы освободиться для своих занятий, требующих много времени, а народные массы нуждаются в этой элите, поскольку получают от нее интеллектуальную и духовную поддержку.

Моя деятельность как философа религии была сосредоточена в основном на ее эзотерической стороне. И я убедился, что через все эзотерические традиции проходит общая философская мысль. В результате я присоединился к таким ученым, как Хьюстон Смит и Фритьоф Шуон, считающим, что можно определить основные направления в развитии эзотерических традиций, какими бы разными ни казались нам экзотерические стороны этих традиций[13].

Продолжая аналогию с эллипсом, можно представить взаимоотношения религий мира как частично перекрывающие друг друга эллипсы (рис. 1). Внешний круг точек — экзотерическое измерение религий, внутренний — эзотерическое. На экзотерическом уровне существует множество различий в обрядах, взятых из разных священных книг, в религиозных календарях, названиях Конечной Реальности и т. д. На эзотерическом же уровне поражает совпадение взглядов. Здесь больше видно сходство, чем различие.

Причина, по которой эзотерические уровни разных религий тяготеют друг к другу, очень проста, поскольку психодуховная сторона жизни (а в данном случае именно она является предметом исследования) у всех человеческих существ одна. Мы можем говорить и мыслить на разных языках, но анатомия нашего мозга единообразна. Чем глубже проникаем мы в духовные основы бытия, тем скорее заменяем культурное разнообразие общей основой. И реинкарнация нередко была частью этой общей основы даже среди западных религий.

Например, традиционный иудаизм признает только одну жизнь и придает особое значение решительным общественным деяниям в этой единственной жизни. Тем не менее обладающие внутренним зрением мистики, основавшие хасидизм, принимали реинкарнацию и включали ее в свою теологию[14].

Ислам также отвергает концепцию возрождения, выдвигая на первый план древнюю семитскую идею единого Бога, перед которым мы в конечном итоге держим ответ. Это не мешает исламским мистикам — последователям суфизма — принимать реинкарнацию и смотреть на человека как на кристаллизацию божества в человеческом облике[15].

Внутри христианства мистически ориентированные гностики, как и некоторые другие секты, поддерживали реинкарнацию, подвергаясь за это гонениям со стороны ортодоксальной церкви.

Следовательно, раскол в религиях по вопросу реинкарнации происходит в первую очередь не потому, что они делятся на западные и восточные, а потому, что в каждой из них существует эзотерический и экзотерический уровень[16].

Одно из волнующих интеллектуальных открытий XX столетия — тот факт, что видение жизни, вытекающее из мировых эзотерических духовных традиций, начинает подтверждаться современными исследованиями. Первым западным ученым, признавшим это, был швейцарский психиатр Карл Юнг, и с того момента, как он об этом написал, данная тенденция продолжает набирать силу. К примеру, сейчас множество людей осознают сходство между описаниями, предложенными квантовой физикой, и учениями восточных мастеров медитации. Фритьоф Капра, Гарри Зукав и Фред Вульф[17] — лишь трое из огромного списка авторов, которые утверждают: те, кто изучал в мельчайших подробностях физические явления и человеческое сознание, говорят удивительно похожие вещи о том, как устроен мир.

Кроме того, изучение сознания снабдило эзотерическое мировоззрение независимыми свидетельствами. Чем глубже мы с помощью современной теологии исследуем сознание, тем больше мы способны найти доказательств того, что древние исследователи психики только предвидели. Отличный пример этого можно найти в исследовании Станислава Грофа по высшей эмпирической психотерапии[18].

Учитывая такое совпадение древних и современных свидетельств и межкультурной согласованности эзотерических взглядов, я использую в этой книге эзотерические источники без оправданий и долгих речей в их защиту. Представленное в данном томе мировоззрение, хотя и является древним, получило благодаря новейшим исследованиям новую жизнь. Это духовный взгляд на жизнь, который размещает физическую Вселенную внутри еще более огромной и фундаментальной духовной Вселенной. А жизнь человека рассматривается как странствие от одной Вселенной к другой и обратно, заканчивающееся только тогда, когда мы окончательно выполним свое предназначение на Земле.

Представляя такое мировоззрение, я отдаю себе полный отчет, что иду посередине между двумя альтернативными видениями реальности, преобладающими в нашей культуре. С одной стороны, это традиционное иудаистско-христианское мировоззрение, подтверждающее существование духовного измерения, но отрицающее реинкарнацию. С другой стороны, вера в то, что материя — единственное, что вообще существует, точнее говоря, это контролирующая основа всего, что существует. Так как эта философия вообще отрицает независимое духовное измерение, в ней, естественно, нет места реинкарнации.

Принимая во внимание глубокое историческое влияние христианства на западное учение о загробной жизни, я посвящаю шестую главу вопросу, есть ли в христианском мышлении место реинкарнации. Что касается материализма, то я хочу коротко обсудить его прямо сейчас. Это очень важный экскурс, ибо все мы учились мыслить в XX веке и многие попали под влияние этого мировоззрения. Оно прямо и косвенно определяет, что мы считаем возможным, а что невозможным.

Мировоззрение, утверждающее, что существует только материя, называется материализмом. Как философская концепция материализм показал свою полную непригодность, поскольку наши мысли и чувства (возьмем хотя бы два этих примера) не могут быть адекватно описаны в качестве материалистических явлений. Они — не материя, как мы привыкли понимать ее в других контекстах, и не могут быть сведены к материи. Недостатки этой концепции привели к возникновению другой, тоже материалистической, известной под названием натурализм. Натурализм — это мировоззрение, постулирующее, что:

1) нет ничего, что не имело бы материалистического компонента и

2) последнее слово остается за тем, в чем есть физический компонент[19]

Следовательно, с точки зрения натурализма все сущее имеет материальные корни. Материя — конечная основа действительности, и все опирается на нее. Таким образом, наши мысли и чувства, не являясь исключительно материальными феноменами, тем не менее имеют материальную составляющую в виде мозга, который представляет собой решающий и контролирующий компонент. (Различие между материализмом и натурализмом в непрофессиональной среде часто утрачивается, так как люди правильно улавливают суть: оба мировоззрения считают материю первичной, единственным, что “действительно достойно внимания”). Метафизический натурализм — наиболее распространенный научный взгляд на мир[20].

Через пятьдесят лет после своего появления господствующая “религия” интеллектуальных кругов Америки — квантовая теория — начала знакомить нас с гораздо более тонко организованной Вселенной, чем могли себе представить большинство метафизических натуралистов. Как мы пришли к этому верованию — долгая история, которая соединяет в себе рассказ о жестоком разочаровании в христианстве (причина этого — враждующие группировки, политическое вмешательство и гонение на знания) с сагой о беспрецедентном научном успехе в понимании физической действительности и управлении ею. Попытки науки объяснить тайны физического мира были настолько впечатляющими, что мы поверили, будто все во Вселенной можно объяснить физическими терминами. Таким образом, мы пришли к поспешному выводу, что физический мир — основа всего сущего.

Вначале научный метод существовал наряду с другими как один из методов получения знаний о действительности. Ученые исследовали материальный мир, теологи — духовный. По мере того как росла наша уверенность в науке, наряду с мечтами о том, чего мы можем достигнуть, усиливалось и наше убеждение, что наука изучает нечто более полезное, чем теология. Теологические методы не предоставляли такие убедительные доказательства, как научные. И разве не научные технологии дали нам те преимущества, которые мы пытались получить через религию, но с меньшим успехом? Крепло ощущение, что мы не должны терять время на изучение того, что не можем изучить хорошо, — нужно ограничить себя тем, что даст четкие результаты. Тем не менее этот вполне понятный и, наверное, оправданный методологический подход постепенно превращается в свою противоположность.

Благодаря впечатляющим успехам науки мы начинаем чувствовать, что она изучает нечто более реальное, чем теология, а в итоге начинаем сомневаться, существует ли вообще что-либо независимо от физической Вселенной. Согласитесь, точность, которая достигается при работе с физической реальностью, — это одно, а предположение, что ничего, кроме физической реальности, не существует, — совсем другое.

Последний взгляд часто называют “научным”, но это заблуждение, хотя, несомненно, ученые сыграли большую роль в его развитии и распространении. “Закостенелые” ученые нашего времени в основном ограничиваются изучением физической реальности, которую они исследовали более успешно, чем кто-либо когда-либо до них. В своей самовлюбленной замкнутости такие ученые не могут предположить существование нефизических миров или законов, управляющих ими. Они не в состоянии вынести суждение о проблеме, если не могут решить ее с помощью своих методов[21].

Когда ученые поступают таким образом, они перестают представлять собой настоящую науку и предлагают вместо нее то, что Хьюстон Смит называет сциентизмом, или метафизическим натурализмом, маскирующимся под науку. Сциентизм — это недобросовестная наука. Он редко принимается сегодня лучшими учеными-исследователями, хотя и получил широкое распространение среди тех, кто преподает, а также тех, кто через науку хочет добиться славы. С помощью социологических данных можно доказать, что многие, даже большинство занятых в науке людей, фанатично преданных натурализму, перестают функционировать как ученые, — в лучшем случае они становятся философами, хотя обычно не выдвигают никаких философских аргументов.

Под влиянием метафизического натурализма сциентисты в течение многих лет твердят нам, что ощущение, будто бы за пределами физического мира есть что-то еще, — просто стремление выдать желаемое за действительное, культурный невроз, оставшийся с доисторических времен. Они предлагают отбрасывать такие внутренние побуждения, как простые иллюзии, созданные для защиты от жестокой реальности без Бога и идеи вечной жизни. Подавляемые авторитетом науки, которую путаем с сциентизмом, мы продолжаем отрезать себя от сокровенной части своего существа. Ставя разум превыше всего, мы перестаем обращать внимание даже на слабый голос, доносящийся из-за пределов “разумных рассуждений”. За то, что наука и порожденные ею технологии впечатляюще усовершенствовали многие сферы человеческой жизни (хотя, как выяснилось впоследствии, иногда с сомнительным результатом), натурализм с его духовной стерильностью потребовал страшную цену.

Как бы то ни было, метафизический натурализм проник сегодня до мозга костей — всех и каждого в отдельности. Он формирует нашу оценку качества жизни (жизненный стандарт) и даже сознания (состояние мозга), ведет к рискованному применению медицинских технологий ради нескольких месяцев жизни, потому что мы потеряли веру в какое-либо другое существование, кроме физического. Озабоченность тем, что дает наука, затемняет то, что метафизический натурализм отнимает у нас и что наука сама по себе дать не может. Ее исключительные успехи в открытии тайн реального мира убеждают нас, что мы, по сути, не что иное, как чисто физические создания.

Но это не так, и не наука заставляет нас прийти к такому выводу. Метафизический натурализм — не вина науки, а наша вина. Он отражает издавна существовавшее слепое увлечение, которое сегодня получило столь широкое распространение.

Если современная мысль видит науку и духовность как диаметрально противоположные понятия, то постсовременная мысль дает иную оценку. Два важных открытия. Во-первых, крупные прорывы в самих научных дисциплинах опрокинули взгляд Ньютона и картезианцев на Вселенную как на гигантскую физическую машину. Квантовая физика бросила вызов нашему понятию материи. Открытия в теории информации и систем, исследовании сознания, кибернетике, химии и биологии способствовали возникновению новой парадигмы, менее враждебной духовным реальностям. Читая работы Грегори Бейтсона, Ильи Пригожина, Руперта Шелдрейка, Станислава Грефа и Артура Янга, нельзя не признать, что наука стремительно отмежевывается от метафизического натурализма.

Во-вторых, классические духовные учения в последние годы переживают на Западе возрождение, позволяя людям осуществить трансцендентное измерение своей сущности[22].

В последние десятилетия в США приезжает много мастеров медитации, создающих свои центры, где преподают эти учения. В то время как средства массовой информации пытаются привлечь внимание к порой сомнительным представлениям восточной духовности, учителя, заслуживающие настоящего доверия, спокойно трудятся, пересаживая свои традиции на американскую почву. Их семинары и практические занятия ежегодно посещают десятки тысяч американцев. К классическим духовным учениям следует прибавить различные эмпирические психотерапии, также способные представить людям трансцендентную сторону жизни. Подобное развитие событий начинает медленно влиять на интеллектуальное сообщество[23].

Исследования по реинкарнации — только одно из многих направлений научных исследований, бросающих вызов метафизическому натурализму. Если реинкарнация— правда, то натурализм — ложь. Если мы проживаем на Земле много жизней, то делаем это, перемещаясь между двумя сферами — физическим и неким нефизическим измерением, по крайней мере, нефизическим в классическом понимании этого слова. Истинная наука не имеет теоретических возражений против возможности существования такого измерения, хотя, естественно, будет тщательно исследовать аргументы, свидетельствующие в его пользу[24].

Мне осталось лишь обрисовать, что ждет читателя в следующих главах. План этой книги прост. В начальных главах исследуются ключевые компоненты теории реинкарнации, в последующих — некоторые ее ответвления. Все изложено так, чтобы было понятно новичку и одновременно интересно тем, у кого уже есть представление о реинкарнационном мировоззрении. Книга начинается с азов и постепенно выходит на более высокий уровень обсуждения темы.

Во второй главе приводятся некоторые свидетельства реинкарнации, полученные исследователями. Я не собирался представлять полный набор доказательств, а хотел лишь показать широту их диапазона и направить читателя к источникам, где он сам сможет получить эти свидетельства. В третьей главе рассматривается концепция кармы и некоторые причинно-следственные модели, связывающие одну жизнь с другой, которые стали понятны благодаря различным современным психотерапиям. В четвертой исследуется влияние реинкарнации на понимание нами самих себя. (Это была самая трудная для меня, да, думаю, и для читателя, глава, так как она предлагает значительно расширить восприятие того, какими существами мы являемся). В пятой главе рассматриваются более широкие ритмы человеческой жизни внутри реинкарнационной философии, идея о том, что жизненные круги (циклы) человека надо воспринимать как движение от рождения к рождению, промежуточной транзитной точкой между которыми является смерть. Также исследуются понятие “возраст души” и карта эволюции души, взятая из индийского учения чакры.

В главе шестой задается вопрос, соединима ли идея реинкарнации с христианской верой, подрывает ли она что-либо существенное в Евангелиях. Я доказываю, что соединима и ничего не подрывает, и очерчиваю как минимальные, так и максимальные возможности, имеющиеся сегодня в распоряжении христиан. В приложении, находящемся в конце книги, критикуются утверждения, будто сам Иисус учил реинкарнации и это отражено в книге Наг-Хаммади и даже в Новом Завете).

Если кто-то принимает реинкарнационное мировоззрение, это неизбежно приведет к пересмотру института семьи, что является темой седьмой главы. Реинкарнация предлагает нам оставить в стороне механизмы генетического соединения и непроизвольных мутаций и постичь более глубокую логику и цель объединения индивидов в семью. Глава восьмая продолжает эту линию, выводя ее за пределы семьи. Развивая идею жизненной паутины, она исследует, как концепция кармы и возрождения может улучшить способность понимать и реагировать на изменяющиеся модели нашей нынешней жизни.

Глава девятая продолжает обсуждение паутины жизни в нескольких направлениях. Во-первых, она представляет модель наших взаимодействий с паутиной, развивая идею, что мы — самовыбирающее опытное поле. Затем эта модель используется для обсуждения особенно поразительных феноменов, которые я называю “эффектом поля”. Когда в психотерапии произошли главные открытия, они вызвали впечатляющие и непосредственные изменения внутри нас, которые нельзя объяснить только физическими явлениями. В конечном итоге эта модель применяется, чтобы показать, как буддийская медитация и христианская мораль по-разному, но с одинаковым результатом разрывают кармический круг.

Завершающая книгу десятая глава вкратце исследует, как принятие реинкарнационного мировоззрения может изменить восприятие великих религиозных учителей.

Поскольку вопрос продолжительности нашей жизни часто выглядит как основной, важно не ошибиться в этом. Систематически недооценивать ее продолжительность так же разрушительно, как и переоценивать. Не нужно мучить себя мечтами о том, чего не может быть, но не нужно также строить иллюзий по поводу реального жизненного процесса. Можно ли решить вопрос возрождения эмпирически или это вопрос абстрактных споров, которые все равно не дадут конструктивного результата? Вот с этого и следует начать наше исследование.

Примечания:

1

см. его книгу «Американцы, которые были реинкарнированы»

2

Случай Роми взят из книги Джо Фишера ”Случаи, свидетельствующие о реинкарнации”, с. 5–8

3

Остальные случаи смотрите в книге “Двадцать случаев заставляющих задуматься о реинкарнации”, с. 19–34.

4

Пракаш до своей первой поездки в Коси-Калан никогда не выезжал из Чхаты. Коси-Колан (население 15 000 человек) — торговый центр провинции, а Чхата (население 9 000 человек) — административный центр. Они лежат на главной дороге, которая соединяет Дели и Махуру.

5

Бхоланат Джейн стал владельцем этих магазинов еще при жизни Нирмала. Когда Пракаш рассказывал свою историю, два из четырех магазинов были уже проданы. Важно отметить, что и в предыдущем, и в этом случае люди не знали и переменах, произошедших после их смерти, что свидетельствует о реинкарнации, а не об экстрасенсорных способностях.

6

Пракаш по ошибке принял Мемо за свою сестру Вилму. Мемо родилась после смерти Нирмала, но когда Пракаш встретился с Мемо в 1961 году, ей было столько же лет, сколько Вилме, когда умер Нирмал.

7

Две узнанные Пракашем женщины жили отдельно, на своей половине дома. Женщины, практикующие такой образ жизни, прячутся от людских глаз, а выходя со своей половины, надевают паранжу. Их видят только мужья, дети и ближайшие родственники по женской линии, следовательно, их внешность неизвестна чужакам. Узнать этих женщин человеку, не входящему в близкий круг семьи, невозможно.

8

Это типично для детей: взрослея, они перестают вспоминать предыдущую жизнь. По мере того как они погружаются в действительность, их воспоминанию угасают. См. книгу Стивенсона “Дети, помнящие предыдущие жизни”, с. 106–107.

9

Попытка сделать ответственным за всю мировую скорбь дьявола не выдерживает критики, так как дьявол — порождение Бога, он взял от Творца свою жизненную силу и может действовать только с его предполагаемого разрешения. Попытка сделать человечество ответственным за первородный грех Адама и этим объяснить причины человеческих страданий проваливается по тем же самым причинам. Каким же архитектором был Бог, если его столь тщательно продуманное творение не выдержало первого же важного испытания? Нет, определенно, загадка страдания — целиком и полностью на совести Бога.

10

Интеллект, присущий природе, очевиден, независимо от того, как мы объясняем его: относим ли к разуму Создателя или к искусным механизмам эволюции.

11

Среди них книга Сильвии Крэнстон и Кэри Уильямс «Реинкарнация: новый горизонт в науке, религии и обществе».

12

Философы науки считают, что открытие аномальных явлений само по себе недостаточно, чтобы заставить серьезных мыслителей отбросить принятую теорию. Прежде чем отказаться от нее, мы должны видеть по крайней мере общие контуры новой теории, которая объяснит как предыдущие данные, так и новые. Таким образом, прежде чем мы расстанемся со знакомым взглядом на жизнь как одноразовое действо, нам нужно нечто большее, чем просто надежное доказательство предыдущих жизней.

13

Хьюстон Смит «Забытая правда: первобытные традиции», Фритьоф Шуон «Трансцендентальное единство религий» и «Обзор метафизики и эзотеризма».

14

Подробнее о месте реинкарнации в официальном иудаизме см.: Крэнстон, Уильямс. «Реинкарнация», гл.12

15

См.: Крэнстон, Уильямс. «Реинкарнация», стр. 175–177, Мак Грегор «Реинкарнация в христианстве», с. 45–46.

16

Теологические различия между эзотерической и экзотерической сторонами одной и той же религии иногда становится причиной напряженных отношений между их приверженцами. Например, на Западе православие часто определяют как экзотерическую религию, не всегда желающую поддерживать то, что утверждает на основе своих переживаний ее эзотерическая братия. Западные, мистики по-разному относились к возможному диссонансу между их личным опытом и официальной доктриной. Некоторые просто отказывались принимать как реальные свои переживания, если они не соответствовали церковным догматам.

17

Фритьоф Капра “Дао физики”; Гарри Зукав “Танец мастеров Ву Ли”, Фред Вулф “Звездная волна”.

18

Области человеческого бессознательного, “ЛСД-Психотерапия”, “За пределами мозга”, “Путь самопознания”, “Встреча человека со смертью” (написана совместно с Джоан Хллкфакс), “За пределами смерти” (написана совместно с Кристиной Гроф). По этому вопросу можно также обратиться к книгам “Диалоги с учеными и мудрецами: поиски согласия” (под редакцией Рене Вебера) и “Древняя мудрость и современная наука” (под редакцией Станислава Грофа).

19

Это определение взято из работы Хьюстона Смита “За пределами посмодернистского сознания”, с. 114. Я признателен доктору Смиту за многие мысли, высказанные в ней. Чтобы лучше понять, какова роль науки в формировании современных метафизических представлений и почему ни наука, ни философия, опирающаяся на науку, не в состоянии разработать адекватную философию человеческого существования, читателю следует обратиться к этой познавательной книге.

20

Я называю это мировоззрение метафизическим натурализмом, чтобы избежать его смешения с другими теориями и движениями под тем же названием. Это поможет также предупредить положительные ассоциации, которые у нас связаны со словом “натуральный”, чтобы их по ошибке не относили и к этой метафизической теории устройства Вселенной.

21

Хотя наука может доказать (и делала это), что определенные события, якобы управляемые нефизическими законами, на самом деле управляются физическими. Следовательно, наука может “исказить” нашу оценку размеров и форм духовной сферы.

22

В данном контексте трансцендентное — это то, что находится за пределами физической реальности.

23

См., например, Станислав Гроф. “Путь самопознания”; Петер Фрэнкач. “Законы духовного гипноза”; Леонард Орр и Сандра Рэй “Возрождение в Новом Веке”.

24

Нефизическая сфера по ходу исследования может быть представлена утонченной формой телесности, а физическая, наоборот, — грубой формой нефизического “вещества”. Некоторые дискуссии квантовых физиков уже сегодня подозрительно похожи на это. Несмотря на возможные теоретические выкладки, сейчас мы вполне имеем право называть эти сферы физической и нефизической, не ограничивая себя строгими рамками метафизического дуализма (сам я склоняюсь к метафизическому монизму, рассматривая этот дуализм как функциональный и релятивистский). Далее в тексте я использую термины “нефизическое” и “духовное” как равнозначные и взаимозаменяемые, не подразумевая никаких дополнительных теологических интерпретаций под последним термином.