БЕСЕДА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Перед тем, как войти, я слушал одного из величайших флейтистов, Харипрасада. Это всколыхнуло во мне много воспоминаний.

В мире существует много видов флейт. Самая важная — арабская, самая прекрасная — японская, и существует много других. По ничто не может сравниться в сладости с маленькой индийской бамбуковой флейтой. Харипрасад — определенно мастер, что касается флейты. Он играл передо мной, не один, а много раз. Когда бы он ни почувствовал, что может играть настолько, насколько это в его силах, он спешил ко мне, где бы я ни был — иногда за тысячу миль, только чтобы поиграть мне на флейте в течение часа.

Я спрашивал его: «Харипрасад, ты мог бы играть где угодно, зачем совершать такое длинное путешествие?»

А в Индии тысяча миль — это почти как двадцать тысяч миль на Западе. Индийские поезда - они до сих пор едут пешком, они не бегут. В Японии поезда спешат со скоростью четырехсот миль в час, а в Индии, сорок миль в час — огромная скорость, а автобусы и рикши… Чтобы один час поиграть для меня на флейте… Я спросил его: «Почему?»

Он сказал: «Потому что у меня тысячи поклонников, но никто не понимает беззвучного звука. Пока человек не поймет беззвучного звука, он не может действительно все оценить. Поэтому я приезжаю к вам, и одного часа достаточно, чтобы вдохновить меня на игру перед идиотами на протяжении нескольких месяцев губернаторами., министрами и так называемыми «великими». Когда я чувствую полнейшую усталость, истощение, и пресыщение идиотами, и бегу к вам. Пожалуйста, не отказывайте мне хотя бы в одном часе».

Я сказал: «Это радость — слышать тебя, твою флейту, твою песню. Они прекрасны сами по себе, но особенно из-за того, что они напоминают мне человека, который познакомил нас. Ты помнишь этого человека?»

Он совершенно забыл того, кто представил его мне, и я могу это понять… это было сорок лет назад. Я был маленьким ребенком, он был молодым человеком. Он очень пытался вспомнить, но не мог и сказал: «Извините меня, по кажется, что моя память работает не очень хорошо. Я даже не могу вспомнить того человека, который представил меня вам. Если я даже забуду все, мне нужно помнить об этом».

Я напомнил ему о том человеке, и у него появились слезы. Это человек, о котором я бы хотел сегодня поговорить.

Пагал Баба был одним из тех замечательных людей, о которых я собираюсь рассказать. Он был такой же, как и Магга Баба. Он был известен под именем Пагал Бабы; пагал означает «сумасшедший». Он появлялся как ветер, всегда неожиданно, и исчезал так же неожиданно, как и появлялся.

Не я открыл его, он открыл меня. Я просто плавал в реке, он посмотрел на меня, я посмотрел на него, и он просто прыгнул в реку и мы начали плавать вместе. Я не знаю, сколько мы плавали, но не я сказал «хватит». Он уже был известным святым. Я видел его раньше, но не так близко. На собрании во время духовных песнопений, воспевающих бога, я видел его, и у меня было по отношению к нему определенное чувство, но я держал это в себе. Я даже не упоминал об этом. Существуют вещи, которые лучше держать в сердце, там они быстрее растут. Это хорошая почва.

В то время он был стариком, мне было не больше двенадцати лет. Естественно, что он сказал: «Давай остановимся. Я чувствую себя усталым».

Да, так меня знали в городке. Кто еще плавает шесть часов каждое утро с четырех до десяти? Когда все спали, крепко спали, я уже был на реке. А когда все уходили на работу, я вес еще был на реке. Конечно, в десять часов угра, каждый день приходила моя бабушка, и тогда мне приходилось вылезать из воды, потому что было время идти в школу. Но сразу после школы я снова был на реке.

Когда я впервые встретился с Сиддхартой, романом Германа Гессе, я не мог поверить, что это было написано про реку, которую я так хорошо знал. И я прекрасно знал, что Гессе всего лишь фантазировал — прекрасное воображение потому что он умер, не став буддой. Он был способен создать Сиддхарту, но не смог стать Сиддхартой. Но когда я встретил его описание реки и настроений, перемен, чувств реки, я был ошеломлен. Я был впечатлен описанием реки больше, чем чем-то еще. Я не могу сказать, как долго я любил эту реку - кажется, что я родился в ее водах.

В деревне моей Нани я постоянно был или па озере, или на реке. Река была немного далековато, возможно, на расстоянии двух миль, поэтому я чаше выбирал озеро. По иногда я ходил на реку, потому что качество реки и озера совершенно разные. Озеро в определенном смысле мертвое, закрытое, не текучее, устойчивое. Вот смысл смерти — она не динамична.

Река всегда в движении, спешит к какой-то неизвестной цели, возможно, совершенно но зная, что это за цель, но она достигает, зная или не зная она достигает цели. Озеро никогда не движется. Оно остается там, где оно есть, спящее, просто умирающее, умирающее каждый день; воскрешения не существует. Но река, какой бы маленькой она ни была, так же велика, как и океан, потому что рано или поздно она становится океаном.

Я всегда любил чувствовать течение: просто движение, это постоянное движение… живость. Поэтому, даже хотя река была в двух милях, я приходил к ней иногда, только чтобы ощутить вкус.

Но в городке моего отца река была очень близко. Она находилась в двух минутах ходьбы от дома моей Нани. Стоя на крыше дома, вы могли увидеть се, она была там со всей ее красотой и приглашением… которому нельзя было сопротивляться.

Я часто убегал из школы на реку. Да, па мгновение я останавливался, чтобы бросить книги в доме Нани. Она уговаривала меня выпить хотя бы чашку чая, говоря: «Не спеши так. Река никуда не уйдет, это не поезд». Вот в точности, что она говорила снова и снова: «Помни, это не поезд. Ты не можешь упустить ее. Поэтому, пожалуйста, выпей свою чашку чая, а потом иди. И не бросай так свои книги».

Я ничего не говорил, потому что это означало бы еще большую задержку. Она всегда была поражена, говоря: «В любое другое время ты готов спорить. По когда ты идешь на реку, даже если я что-нибудь скажу — ерунда ли это, нелогично, абсурдно — ты просто слушаешься, как будто ты всегда послушный ребенок Что происходит с тобой, когда ты идешь на реку?»

Я сказал: «Нани, ты знаешь меня. Ты прекрасно знаешь, что я не хочу терять времени. Река зовет. Я могу даже услышать звук ее волн, когда пью свой чай».

Много раз я обжигал свои губы, когда пил слишком горячий чай. Но я спешил, а чашку надо было опустошить. Я был с Нани, и она не позволяла мне идти, пока я не выпью чай.

Она не была похожа на Гудию. Гудия в этом смысле особенная; она всегда говорит мне: «Подождите. Чай горячий». Возможно, это моя старая привычка. Я снова берусь за чашку с чаем, и она говорит: «Подождите! Он слишком горячий!» Я знаю, что она нрава, поэтому я жду, пока она перестанет возражать, тогда я пью чай. Возможно, старая привычка выпить чай и поспешить на реку до сих пор осталась.

Хотя моя бабушка знала, что я хотел добежать до воды как можно скорее, она пыталась убедить меня немного поесть то или это. Я говорил ей: «Просто отдай все мне. Я положу это в карманы и съем по дороге». Мне всегда нравились орехи кешью, особенно соленые, и на протяжении нескольких лет мои карманы были полны ими. Все мои карманы — это два кармана в штанах — я имею в виду шорты, потому что я никогда не любил длинные брюки, возможно, потому что их носили все мои учителя, а я ненавидел учителей, и тогда возникала определенная ассоциация. Поэтому я носил только шорты.

В Индии носить шорты намного лучше, с точки зрения климата, чем длинные брюки. Оба кармана моих шорт были наполнены орехами. И вы будете удивлены только из-за этих орехов я просил портного пришивать два кармана к моим рубашкам. У меня было всегда два кармана. Я никогда не понимал причины, почему на рубашку пришивали только один карман. Почему в брюках не один карман? Или только один карман в шортах? Почему один карман был только на рубашках? Причина не очевидна, но я ее знаю. Единственный карман на рубашке находится с левой стороны, так, чтобы правая рука доставала что-то оттуда и клала что-то туда, и, естественно, для бедной левой руки карман не нужен. Что бы бедный человек делал с карманом?

Левая рука — это одна из подавленных частей человеческого тела. Если вы постараетесь, вы поймете, что я говорю. Вы можете делать все левой рукой, что вы можете делать правой, даже писать и, возможно, лучше. После тридцати или сорока лет привычки вначале вам покажется трудным делать все левой рукой, потому что на левую руку не обращали внимания и держали в неведении.

Левая рука действительно самая необходимая часть вашего тела, потому что она представляет правое полушарие вашего мозга. Ваша левая рука соединена с правым полушарием, а правая рука — с левым полушарием, крест накрест. Правое на самом деле левое, а левое на самом деле правое.

Игнорировать левую руку означает игнорировать правое полушарие вашего мозга — а правое полушарие содержит все ценное, все алмазы, сапфиры и рубины… все, что имеет ценность — все радуги и цветы, и звезды. Правое полушарие мозга содержит интуицию, инстинкты; короче говоря, она содержит женские качества. Правая рука — это мужчина-шовинист.

Вы будете удивлены, узнав, что когда я начал писать, я начал писать левой рукой. Конечно, все были против меня, снова, за исключением моей Нани. Она была единственной, кто сказал: «Если он хочет писать левой рукой, что же в этом плохого?» Она продолжила: «Вопрос в письме. Почему вас так беспокоит рука, которой он это делает? Он может держать ручку в левой руке, а вы можете держать ручку в правой руке. В чем проблема?»

Но никто не позволил мне писать левой рукой, а она не могла быть везде со мной. В школе, каждый учитель и каждый ученик были против того, чтобы я писал левой рукой: правая это верно, а левая это неверно. Почему левую часть тела надо отвергать и держать в заключении? А вы знаете, что десять процентов людей хотели бы писать левой рукой; на самом деле, они начали так писать, но их остановили.

Это одно из старейших бедствий, которые происходили с человеком, что половина его существа даже не доступна ему. Мы создали странный тип человека! Это подобно воловьей повозке с одним колесом: второе колесо есть, но оно невидимо, оно используется, но только скрыто. Это ужасно- Я сопротивлялся с самого начала.

Я спросил учителя и директора: «Приведите мне причину, почему я должен писать правой рукой».

Они только пожимали плечами. Тогда я сказал: «Ваше пожатие не поможет; вы должны ответить мне. Вы не принимаете мой ответ, когда я пожимаю плечами, тогда почему я должен принимать ваш? Пожалуйста, объясните четко».

Меня вызвали на школьный совет, потому что учителя не могли понять меня или дать мне объяснения. То, что я говорил, было понятно: «Что плохого в писании левой рукой? А если я напишу верный ответ левой рукой, может ли он оказаться неверным, просто потому что он был написан левой рукой?»

Они говорили: «Ты сумасшедший и сведешь с ума всех остальных. Лучше, чтобы ты пошел на школьный совет».

Совет был муниципальным комитетом, который управлял всеми школами. В городе было четыре начальных школы и две средних школы, одна для девочек, другая для мальчиков. Что за город, в котором и мальчики, и девочки совершенно разделены. Именно этот совет принимал решения почти обо всем, поэтому, естественно, меня послали туда.

Члены совета очень серьезно выслушали меня, как будто я был убийцей, а они были судьями. Я сказал им: «Не будьте такими серьезными, расслабьтесь. Просто скажите мне, что плохого, если я буду писать своей левой рукой?» Они поглядели Друг на друга. Затем я сказал: «Это не поможет Вы должны ответить мне, а со мной не так просто ладить. Вам придется сделать это в письменной форме, потому что я не доверяю вам. То как вы смотрите друг на друга кажется очень хитрым и политичным, так что лучше получить ваш ответ в письменной форме. Напишите, что плохого в том, когда верный ответ написан левой рукой».

Все сидели там как статуи. Никто даже не пытался сказать мне что-то. Никто также не был готов писать. Они просто сказали: «Мы рассмотрим это».

Я сказал: «Рассматривайте. Я стою здесь. Кто мешает вам рассмотреть это сейчас? Это что-то личное, как любовь? А все вы - уважаемые граждане: по крайней мере, шесть человек не должны бы принимать участие в любовной интрижке это было бы похоже на групповой секс».

Они закричали на меня: «Замолчи! Не произноси таких слов!»

Я сказал: «Мне приходится употреблять такие слова, чтобы спровоцировать вас, иначе вы будете сидеть здесь как статуи. По крайней мере, вы зашевелились и что-то сказали. Теперь рассматривайте это, я помогу вам и не буду вам мешать».

Они сказали: «Пожалуйста, выйди. Мы не можем принять решение при тебе, ты все время вмешиваешься. Мы знаем тебя, так же, как и все в этом городе. Если не уйдешь ты, то уйдем мы».

Я сказал: «Вы можете уйти первыми, это по-джентельменски». Им пришлось покинуть комнату комитета до того, как это сделал я. Решение пришло на следующий день. Решение было простое: «Учителя были правы, и все должны писать правой рукой».

Эта глупость господствует везде. Я не могу даже понять, что это за глупость. И это люди, которые наделены властью! Законники! Им принадлежит власть — мужским шовинистам. У поэтов нет власти, так же, как и у музыкантов…

Теперь посмотрите Харипрасада Чаурасию — такой прекрасный игрок на бамбуковой флейте, но он всю свою жизнь прожил в полнейшей бедности. Он не смог вспомнить Пагал Бабу, который представил его мне, или лучше сказать, «меня ему»? Потому что я был всего лишь ребенком, а Харипрасад был мировой известностью, что касается бамбуковой флейты.

Были и другие флейтисты, которые также были представлены мне Пагал Бабой, особенно Панналал Гхош. Но я слышал его игру, она не могла сравниться с игрой Харипрасада. Почему Пагал Баба представил меня этим людям? Он сам был прекрасным флейтистом, но он не стал бы играть перед толпой. Да, он играл передо мной, ребенком, или перед Харипрасадом. или перед Панналалом Гхошем, но он поставил условие, что мы не должны были нигде упоминать об этом. Он прятал свою флейту в сумке.

Последний раз, когда я видел его, он дал мне флейту и сказал: «Мы больше не встретимся - не потому что я не хочу встретиться с тобой, а потому что это тело больше не способно нести себя». Ему было около девяноста лет. «Но на память я даю тебе эту флейту, и я говорю тебе, что если ты будешь упражняться, то сможешь стать одним из великих флейтистов».

Я сказал: «По я не хочу становиться даже величайшим флейтистом.

Это не то, что может наполнить меня; это одномерно».

Он понял и сказал: «Тогда решать тебе».

Я много раз спрашивал его, почему он пытался встретиться со мной, всегда, когда он приходил в деревню, потому что это было первое, что он делал.

Он говорил: «Почему? Ты должен спросить по-другому: почему я прихожу в деревню. Только, чтобы встретиться с тобой, больше мне не из-за чего приходить в эту деревню».

На мгновение я не мог сказать ни слова, даже «спасибо». На самом деле, на хинди нет слова, которое действительно означает «спасибо». Да, есть слово, которое употребляется, но у него совершенно иной аромат: «даньявад». Это означает «Да благословит тебя бог». Ребенок не может сказать: «Да благословит тебя бог», — девяностолетнему старику. Я сказал: «Баба, не создавай мне проблемы. Я не могу даже поблагодарить тебя». Я употребил слово урду «шукрийя» которое ближе по значению к английскому, но все равно, не совсем то. «Шукрийя» означает «благодарность», но оно очень близко.

Я сказал ему: «Ты дал мне эту флейту. Я сохраню ее в память о тебе, и я также буду упражняться. Кто знает? Ты. ты знаешь лучше меня; возможно, это мое будущее, но я не вижу в этом никакого будущего».

Он засмеялся и сказал: «С тобой трудно говорить. Держи флейту у себя и пытайся играть на ней. Если что-то получится хорошо; если ничего не получится, тогда просто храни ее в память обо мне».

Я начал играть на ней, и я полюбил это. Я играл на ней несколько лет и стал действительно профессионалом. Я играл на флейте, а один из моих друзей — не настоящий друг, а знакомый - играл на табле. Мы познакомились, потому что оба любили плавать.

Однажды, когда река разлилась, и мы оба попытались переплыть ее — это было моей забавой, переплыть реку в сезон дождей, когда она действительно становилась широкой; текущей с такой силой, что нас обычно сносило, по крайней мере, на две или три мили вниз по течению. Просто пересечь реку означало, что мы должны были быть готовы пройти три мили обратно, а пересечь ее еще раз означало пропутешествовать еще три мили, так что это было шестимильное путешествие! И это в сезон дождей…! Но это была одна из моих радостей.

Этот мальчик, его звали Хари. Хари - обычное имя в Индии, оно означает «бог». Но это очень странное имя. Я не думаю, что в другом языке есть такое имя, как Хари, потому что на самом деле оно означает «вор» Бог вор? Почему Бога надо называть вором? Потому что рано или поздно он украдет ваше сердце… и чем раньше, тем лучше. Имя мальчика было Хари.

Мы оба пытались переплыть реку, которая была в полном разливе. Она была почти милю шириной. Он не выжил; он утонул где-то по пути. Я смотрел и искал, но это было невозможно: река текла слишком быстро. Если он и утонул, то найти его было невозможно; возможно, кто-то вниз по течению нашел его тело.

Я звал его так громко, как мог, но река шумела. Я ходил на реку каждый день, и пытался сделать все возможное, что только мог сделать ребенок. Полиция старалась, объединение рыбаков тоже старалось, но не нашли даже следа. Он был унесен рекой задолго до того, как они услышали об этом. В его память я бросил флейту, которую дал мне Пагал Баба, в реку.

Я сказал: «Я хотел бы броситься сам. но мне нужно делать другую работу Это самое ценное, что у меня есть, поэтому я брошу ее. Я никогда не буду играть больше на этой флейте, если Хари не будет играть на табле. Я не могу заставить себя играть на ней еще раз. Возьми ее, пожалуйста !»

Это была прекрасная флейта, возможно, она была сделана очень умелым мастером. Возможно, она была сделана для Пагал Бабы его последователем. Я расскажу еще о Пагал Бабе, потому что о нем надо столько еще рассказать.

Сколько времени?

«Десять двадцать три, Ошо».

Хорошо. Сегодня времени не хватит, поэтому оставим Пагал Бабу на другой раз. Но одно я могу потом забыть: это о мальчике, Хари, который умер… Никто не знает, умер ли он или убежал из дома, потому что его тело не нашли. По я уверен, что он умер, потому что я плыл вместе с ним, и неожиданно, в какой-то момент, посередине реки, я увидел, как он исчезает. Я закричал: «Хари! В чем дело?» по никто не ответил.

Для меня, Индия сама мертва, я не думаю, что Индия — это живая часть человечества. Это мертвая земля, мертвая на протяжении стольких веков, что даже мертвые забыли, что они умерли. Они умерли так давно, кто-то должен напомнить им. Вот, что я пытаюсь сделать, но это очень неблагодарное занятие, напоминать кому-нибудь, говоря: «Сэр, вы мертвы. Не верьте, что вы живы».

Вот, чем я постоянно занимаюсь на протяжении этих двадцати пяти лет, день за днем. Больно, что страна, которая дала рождение Будде, Махавире и Нагарджуне, мертва.

Бедный Девагит — чтобы скрыть смешок ему приходится кашлять. Иногда я удивляюсь, кто делает записи. Кашель это хорошо, хихиканье тоже прощается, но как же заметки? Я обманывал учителей, притворяясь, что я быстро пишу заметки. И я обычно смеялся, когда они верили. Но меня обмануть невозможно, и это хорошо. Я слежу за вами, даже хотя вы думаете, что мои глаза закрыты. Да, они закрыты, но достаточно открыты, чтобы видеть, что вы пишите.

Это прекрасно…