|
||||
|
БЕСЕДА ТРЕТЬЯ Снова и снова чудо утра… солнце и деревья. Мир словно снежный цветок: возьмите его в руки, и он растает. Ничто не останется, только мокрая рука. Но если вы смотрите, только смотрите, тогда снежный цветок так же прекрасен, как всякий цветок в мире. А чудо случается каждое утро, каждый день, каждый вечер, двадцать четыре часа, день за днем… чудо. А люди идут в храмы, церкви, мечети и синагоги, чтобы поклоняться Богу. Мир должен быть полон дураков — извините, не дураков, идиотов, неизлечимых, страдающих такой умственной отсталостью. Должен ли человек идти в храм для поисков Бога? Разве Он не здесь и сейчас? Сама идея поиска идиотская. Человек ищет то, что далеко, а Бог так близок, ближе, чем биение вашего сердца. Когда я вижу чудо каждое мгновение, я поражаюсь, как оно возможно. Такое творчество! Оно возможно только потому, что нет творца. Если бы творец был, вы бы имели один и тот же понедельник каждый понедельник, потому что творец создал мир за шесть дней, а потом покончил с этим. Творца нет, но только творящая энергия - энергия в миллионах форм, расплавляющаяся, встречающаяся, появляющаяся, исчезающая, приходящая и уходящая. Вот почему я говорю, что священник наиболее далек от истины, а поэт близок. Конечно, поэт не достиг ее также. Только мистик достигает ее… «Достигает» — не правильное слово: он становится ею, или точнее, он находит, что всегда был ею. Люди спрашивают меня: «Верите ли вы в астрологию, в религию… в то, в это?» Я не верю ни во что вообще, потому что я знаю. Это напомнило мне историю, которую я рассказывал вам раньше… Приехал старый астролог. Мой дедушка не мог поверить своим глазам. Астролог был так знаменит, что даже короли могли бы удивиться, если бы он посетил их дворец; а он приехал к старому дому моего дедушки. Его можно только назвать домом, но на самом деле, это просто глиняные стены, не было даже отдельной ванной. Он приехал к нам, и я сразу же стал его другом. Посмотрев в его глаза, хотя мне было только семь, я не мог прочесть ни слова… но я мог читать его глаза — им не нужна ваша ученость. Я сказал ему: «Странно, что вы проделали такое далекое путешествие только для того, чтобы сделать карту моего рождения». Варанаси в те дни, и даже сейчас, далеко от той маленькой деревни. Старик сказал: «Я пообещал, и обещание должно быть исполнено». То, как он сказал, «обещание должно быть исполнено», глубоко взволновало меня. Это был живой человек! Я сказал ему: «Если вы пришли сюда, чтобы исполнить свое обещание, то я могу предсказать ваше будущее». Он сказал: «Что! Ты можешь предсказать мое будущее?» Я сказал: «Да. Несомненно, вы не станете Буддой, но вы станете бхикку, саньясином». Это название буддийских саньясинов. Он улыбнулся и сказал: «Невозможно!» Я сказал: «Вы можете побиться об заклад». Он спросил меня: «Хорошо, сколько?» Я сказал: «Это не важно. Вы можете поставить любую сумму, какую хотите, потому что если я выиграю, я выиграю; если я проиграю, я не проиграю ничего, потому что у меня ничего нет. Вы играете с семилетним ребенком. Разве вы не можете видеть это? У меня ничего нет!» Вы удивитесь, узнав, что я стоял там голым. В той бедной деревне не было запрещено, по крайней мере, семилетним детям бегать вокруг голыми. Это была не английская деревня! Я до сих пор могу видеть себя голым, стоящим перед астрологом. Вся деревня собралась, и они слушали, о чем это мы шепчемся. Старик сказал: «Хорошо, если я стану саньясином, бхикку, — и он показал свои золотые карманные часы, инкрустированные бриллиантами, - я отдам тебе это. А что же ты, если ты проспоришь?» Я сказал: «Я просто проиграю. У меня ничего нет; нет золотых наручных часов, чтобы отдать их вам. Я просто поблагодарю вас». Он улыбнулся и уехал. Я не верю в астрологию; девяносто девять и девять десятых процентов ее - чепуха, но десятая часть процента — чистая истина. Человек внутреннего, интуиции и чистоты, несомненно, может смотреть в будущее, потому что будущее не неэкзистенциально, оно просто спрятано от наших глаз. Может быть, только тонкий занавес мыслей — это все, что разделяет настоящее и будущее. В Индии невеста закрывает свое лицо гхунгхат. Сейчас трудно перевести это слово; это как маска. Она надевает сари на лицо. Так же будущее спрятано от нас, лишь за гхунгхатом, тонкой вуалью. Я не верю в астрологию, я подразумеваю девяносто девять и девять десятых процента ее. В оставшуюся одну десятую мне не нужно верить, это истина. Я вижу, как она работает. Старик был первым доказательством. Но вот что странно: он мог видеть мое будущее, конечно неясно, с разными вариантами, но не мог видеть свое собственное будущее. Не только это, он был готов биться со мной об заклад, когда я сказал, что он станет бхикку. Мне было четырнадцать, и я снова путешествовал в окрестностях Варанаси с отцом моего отца. Он ехал по делам, а я настоял на том, чтобы поехать с ним. Я остановил одного старого бхикку на дороге между Варанаси и Сарнатхом и сказал: «Дедушка, вы меня помните?» Он сказал: «Я никогда не видел тебя раньше — почему я должен помнить тебя?» Я сказал: «Вы может быть нет, но я должен помнить вас. Где часы, золотые часы, инкрустированные бриллиантами? Я тот ребенок, с которым вы поспорили. Теперь пришло время мне спросить. Я предсказал, что вы станете бхикку, и вы стали им. Дайте мне часы». Он улыбнулся, и вынул из кармана прекрасные старые часы, отдал их мне со слезами на глазах, и — можете ли поверить — он дотронулся до моих ног. Я сказал: «Нет, нет. Вы бхикку, саньясин, вы не можете дотрагиваться до моих ног». Он сказал: «Забудь про это. Ты оказался более великим астрологом, чем я; позволь мне дотронуться до твоих ног». Я дал те часы первому из моих саньясинов. Имя моего первого саньясина — Ма Ананд Мадху — женщина, конечно, потому что я хотел, чтобы было именно так. Никто не посвящал женщину в саньясу так, как я. Не только это, я хотел, чтобы именно женщина стала моим первым саньясином, просто для того, чтобы все уравновесить и упорядочить. Будда колебался, прежде чем дать саньясу женщине… даже Будда! Только это в его жизни задевает меня, и ничего больше. Будда колеблется… почему? Он боялся, что женщины-саньясины отвлекут его последователей. Что за чепуха! Будда и чего-то боится! Пусть эти дураки отвлекаются, если хотят! Махавира сказал, что никто в женском теле не может достичь нирваны, окончательного освобождения. Я должен попросить прощения за всех этих людей. Мухаммед никогда не позволял ни одной женщине войти в мечеть. Даже в наши дни женщинам не позволено быть в мечети; даже в синагогах женщины сидят на балконе, не с мужчинами, Индира Ганди рассказывала мне, что когда она была в Израиле и поехала в Иерусалим, она не могла поверить, что премьер-министр Израиля (Голда Меир) и она вдвоем сидели на балконе, а все мужчины сидели внизу, в основном зале. Она не поняла, почему даже премьер-министру Израиля, женщине, не позволено быть на надлежащем месте в синагоге; они могут только наблюдать с балкона. Это неуважение, это оскорбление. Я должен извиниться за Мухаммеда, за Моисея, за Будду, и за Иисуса тоже, потому что он не избрал ни одной женщины в число своих двенадцати апостолов. Однако когда он умер на кресте, двенадцати дураков вообще там не было. Только три женщины остались - Магдалина, Мария и сестра Магдалины — но даже эти три женщины не были избраны Иисусом; их не было среди немногих избранных. Избранные сбежали. Великолепно! Они пытались сохранить свою собственную жизнь. В час опасности приходят только женщины. Я должен извиниться перед будущим за всех этих людей; и моим первым извинением было дать саньясу женщине. Вы будете удивлены, узнав всю историю… Муж Ананд Мадху, конечно же, хотел быть посвященным первым. Это произошло в Гималаях; у меня был лагерь в Манали. Я отказал мужу, говоря: «Ты можешь быть только вторым, но не первым». Он так разозлился, что покинул лагерь в тот же момент. И это не все, он стал моим врагом и присоединился к Мораджи Десаи. Позднее, когда Мораджи Де-саи был премьер-министром, этот человек пытался любыми способами убедить его посалить меня в тюрьму. Конечно, Мораджи Десаи не имел такого рода смелости; у человека не может быть ее, если он пьет свою мочу. Он был полным дураком.., опять, простите… полным идиотом. «Дурака» я берегу только для Девагита, это его привилегия. Ананд Мадху все еще саньясинка. Она живет в Гималаях, тихо, ничего не говоря. С тех пор я всегда стараюсь выдвинуть женщин насколько это возможно. Иногда это кажется даже несправедливо по отношению к мужчинам. Но это не так, я просто расставляю все по своим местам. После веков эксплуатации женщин мужчинами, это не простая работа. Первой женщиной, которую я полюбил, была моя теща. Вы удивитесь: Я женат? Нет, я не женат. Эта женщина была матерью Гудии, но я имел обыкновение называть ее тещей, просто шутки ради. Я вспомнил это опять после стольких лет. Я называл ее тещей, потому что любил ее дочь. Это было в прошлой жизни Гудии. Опять же, эта женщина была чрезвычайно сильной, как моя бабушка. Моя «теща» была редкой женщиной, особенно в Индии. Она оставила своего мужа, и поехала в Пакистан, вышла замуж за мусульманина, несмотря на то, что была брамином. Она знала, как быть смелой. Я всегда любил это качество, потому что чем вы смелее, тем ближе вы к дому. Только смельчаки становятся Буддами, помните! Те, кто подсчитывают, могут иметь хороший банковский счет, но не могут стать буддами. Я благодарен человеку, предсказавшему мое будущее, когда мне было только семь. Что за человек! Ждать, пока мне не исполнится семь, только для того, чтобы сделать карту моего рождения — какое терпение! И не только это, он проделал весь путь от Варанаси к моей деревне. Не было ни дорог, ни поездов, он должен был долго ехать на лошади. А когда я встретил его по дороге в Сарнатх и сказал ему, что я выиграл пари, он немедленно отдал мне часы и сказал: «Я бы отдал тебе весь мир, но у меня нет ничего больше. В действительности, я не должен был иметь даже эти часы, но только из-за тебя я хранил их все эти годы, зная, что когда-нибудь ты обязательно придешь. И когда я стал бхикку, не Будда был в мое» голове, а ты голый семилетний ребенок, предсказывающий будущее одного из величайших астрологов страны. Как же ты сделал это?» Я сказал: «Этого я не знаю. Я посмотрел в ваши глаза и увидел, что вы не можете быть удовлетворенным чем-то, что может дать этот мир. Я увидел божественную неудовлетворенность. Человек становится саньяcином, лишь когда он чувствует божественную неудовлетворенность». Я не знаю, жив ли еще этот старик или нет. Должно быть нет, иначе он бы искал меня и нашел. Но этот момент в жизни деревни был самым великим. Они все еще говорят об этом пире. Только на днях человек из той деревни приехал сюда, и он сказал: «Мы все еще думаем о том пире, что твой дедушка дал деревне. Никогда прежде и никогда потом не было ничего подобного». Я рад, что так много людей радуются. Я радовался белой лошади. Гудия бы полюбила эту лошадь. Она всегда показывала мне на лошадей, когда мы проезжали мимо них. «Смотри, — она бы сказала, — какие прекрасные лошади». Я видел много лошадей, но не видел ни одной подобной лошади астролога. Я видел самых прекрасных лошадей, но я все еще помню его лошадь как самую прекрасную. Возможно, мое детство было тому причиной. Возможно, у меня не было возможности сравнивать их, но поверьте мне, был ли я ребенком пли нет, лошадь была прекрасной. Она была чрезвычайно сильной, должно быть в ней было восемь лошадиных сил. Те дни были золотыми. Все, что происходило в те годы, я могу снова видеть как фильм, проходящий передо мной. Не верится, что я когда-либо заинтересовался бы… Нет… Яшу смотрит на часы, еще слишком рано смотреть на них. Расслабься. Не будь такой сухой. Ты смотришь на свои часы в такой момент, и ты не знаешь, до чего ты дотронулась. О чем я говорил…? Те дни были золотыми. Все, что происходило в те девять лет, я могу видеть снова как фильм, проходящий перед моими глазами. Хорошо, фильм вернулся, несмотря на Яшу и ее часы. Да, это было золотое время. В действительности, более чем золотое, потому что мой дедушка не только любил меня, но любил все, что я делал. А я делал все, что вы называете неприятностями. Я был непрерывной неприятностью. Целый день он должен был выслушивать жалобы на меня, и он всегда радовался им. Именно это удивительно и прекрасно в этом человеке. Он никогда не наказывал меня. Он ни разу не говорил таких слов, как «Делай это» или «Не делай этого». Он просто позволял, абсолютно позволял мне быть собой. Вот как, не зная его вообще, я попробовал вкус Дао. Лао Цзы говорит: «Дао — это путь воды. Вода просто течет вниз, там, где земля позволяет ей». Вот какими были те ранние годы. Мне позволяли. Я думаю, каждому ребенку нужны те годы. Если бы мы могли дать каждому ребенку в мире те годы, мы бы смогли создать золотой мир. Те дни были полными, переполненными! Так много событий; так много происшествий, о которых я никому не рассказывал… Я имел обыкновение плавать в озере. Естественно, мой дедушка боялся. Он посадил странного человека в лодку, чтобы охранять меня. Вы не можете представить себе, что означала «лодка» в той примитивной деревне. Она называлась дунги. Это ничто иное, как выдолбленный ствол дерева. Это не обычная лодка. Она круглая, и именно в этом опасность: если вы не профессионал, вы не сможете грести на ней. Она может перевернуться в любой момент. Чуть-чуть потерять равновесие - и ты ушел навсегда. Это очень опасно. Я научился поддерживать равновесие, плавая на дунги. Ничто не может быть более полезным. Я научился серединному пути, потому что вы должны быть точно в середине: пойдете по этой дороге — и вы исчезли, по другой дороге — и вы исчезли. Вы не можете даже вздохнуть, и должны оставаться полностью молчаливыми; только тогда вы сможете грести на дунги. Человека, которого поставили охранять и спасать меня, я назвал странным. Почему? Потому что его звали Бхура, и это значило «белый человек». Он был единственным белым в нашей деревне. Он не был европейцем; просто по случайности он не выглядел как индус. Он выглядел как европеец, но не был им. Наиболее вероятно, что его мать работала в английском военном лагере и там забеременела. Вот почему никто не знал его имени. Все называли его Бхура. Бхура означает «белый». Это не имя, но это стало его именем. Он выглядел очень впечатляюще. Он пришел работать к моему дедушке с раннего детства, и хотя он был слугой, к нему относились как к члену семьи. Также я назвал его странным, потому что, несмотря на то, что я знаю много людей на земле, редко можно найти такого человека, как Бху-ра. Он был человеком, которому можно было верить. Вы могли сказать ему что-то, и он хранил бы тайну всегда. Это стало известно моей семье, только когда мой дедушка умер. Мой дедушка доверил Бхуре все ключи и все дела по дому и по земле. Вскоре после того, как мы уехали в Гадавару, моя семья спросила самого преданного слугу моего дедушки, где ключи. Он сказал: «Мой хозяин сказал: «Никогда не показывай ключи ко-му-либо, кроме меня». Простите меня, но пока он не попросит меня сам, я не могу дать вам ключи». И он никогда не давал нам ключи, таким обра-зом мы не знали, где эти ключи были спрятаны. Много лет спустя, когда я снова жил в Бомбее, сын Бхуры приехал ко мне, отдал мне ключи и сказал: «Мы ждали и ждали, что вы приедете, но никто не приехал. Мы ухаживали за землей, собирали урожай и откла-дывали все деньги». Я вернул ему ключи и сказал ему: «Все теперь принадлежит вам. Дом, урожай и деньги принадлежат вам, они ваши. Извините, что я не знал об этом раньше, но никто из нас не хочет вернуться назад и почувствовать боль». Какой это был человек! По такие люди существуют на земле. Они постепенно исчезают, и вместо них можно встретить разных хитрецов. Эти люди - сама соль земли. Я назвал Бхуру странным, потому что в ковар-ном мире быть простым странно. Это значит быть чужаком, не от этого мира. У моего дедушки было столько земли, сколько может желать человек, потому что в те дни, в той части Индии, земля была абсолютно бесплатной. Вы только должны были пойти в правительственную контору в столице и попросить землю. Этого было достаточно — она давалась вам. У нас было четырнадцать гектаров земли, которые обслуживал Бхура. Когда мой дедушка заболел, Бхура сказал, что он не сможет жить без него. Они стали такими близкими. Когда мой дедушка умирал, мы забрали его из Кучвады в Гадавару, потому что в Кучваде не было больницы, чтобы ухаживать за больным. Дом моего дедушки был единственным большим домом в деревне. Когда мы покинули Кучваду, Бхура оставил ключи своим сыновьям. На пути в Гадавару мой дедушка умер, и от шока на следующее утро Бхура уже не проснулся, он умер ночью. Моя бабушка, папа и мама не хотели возвращаться в Кучваду из-за боли, которую она нам причиняет, потому что мой дедушка был таким прекрасным человеком. Сын Бхуры примерно такого же возраста, как я. Как раз только несколько лет назад мой брат Никаланка и Чайтанья Бхарти ездили, только для того, чтобы сфотографировать пруд и дом. За дом, в котором я родился, сейчас просят миллион рупий, зная, что один из моих учеников может захотеть купить его. Миллион рупий! Это сто тысяч долларов. И вы знаете? Он стоил тридцать рупий в то время, когда мой дедушка умер. Даже это было слишком много. Мы бы удивились, что кто-нибудь даст нам даже это. Это была очень отсталая часть страны. Только потому, что она была отсталой, в ней было что-то, чего не хватает сейчас людям повсюду. Человеку тоже нужно быть немного примитивнее, хотя бы иногда. Лес, джунгли, точнее… океан… небо, полное звезд. Человек не должен заботиться только о своем банковском счете. Это самая противная вещь из всех возможных. Это значит, что человек мертв! Похороните его! Празднуйте! Сожгите его! Танцуйте по случаю его похорон! Банковский счет - это не человек. Человек, чтобы быть человеком, должен быть таким же естественным, как холмы, реки, камни, цветы… Мой дедушка не только помог мне узнать, что такое невинность, то есть жизнь, но он помог мне узнать, что есть смерть. Он умер на моих глазах… об этом позже. |
|
||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Наверх |
||||
|