БЕСЕДА СОРОК ВОСЬМАЯ

Я говорил о моих визитах в школу. Да. я называю их визиты, потому что они в самом деле не были посещением. Я был там, чтобы создавать какие-то неудобства. Я всегда любил это. Возможно, это было началом того, что я хотел делать всю свою жизнь.

Я никогда не принимал ничего серьезно. Я не могу это делать, даже сейчас. Даже на моем смертном одре я буду смеяться. Но в Индии последние двадцать пять лет я должен был играть роль серьезного человека. Это было для меня самой трудной ролью и самой долгой. По я делал это так, что хотя я оставался серьезным, я никому вокруг себя не позволял быть серьезным. Это позволяло мне быть над водой; ведь эти серьезные люди более ядовиты, чем змеи.

Вы можете поймать змей, но серьезные люди поймают вас. От них надо бежать, чем быстрее, тем лучше. Но я счастлив, что никакой серьезный человек никогда не пытался прийти ко мне. Я быстро сделал себя печально известным, и все это началось, когда я еще не думал, чем это может закончиться.

Когда они видели, что я иду, все были настороже, как будто бы я нес какую-то угрозу. Возможно, для них это было опасно. Для меня это было просто весело — и этим словом можно охарактеризовать всю мою жизнь.

Еще один пример из моей начальной школы. Я был в последнем классе — в четвертом. Я никогда не проваливался, по той простой причине, что ни один учитель не хотел, чтобы я был в его классе второй год. Естественно, единственным способом избавиться от меня, было перевести меня к кому-нибудь еще. Пусть у него будет беспокойство целый год. Вот как они называли меня: «беспокойство». Что касается меня, я не видел, какие я мог создать для кого-то беспокойства.

Я приведу вам пример. Станция находилась в двух милях от моего города и отделяла его от другой маленькой деревушки под названием Чейчли, находившейся в шести милях от нее.

Кстати, Чейчли место рождения Махариши Махеш Йоги. Он никогда не упоминает это, и есть причины почему — потому что он принадлежит к касте шудр. А в Индии люди очень невоспитанно к атому относятся, стоит вам лишь упомянуть определенную деревню, касту или профессию. Они могут даже остановить вас на дороге и спросить: «Какой вы касты?»

Махариши Махеш Йоги родился по другую сторону станции, но поскольку в этой деревне жили одни шудры, низшая каста в индийской иерархии, он никогда не упоминает об этой деревне, он никогда также не использует своего полного имени, потому что это немедленно показало бы кто он.

Его полное имя Махеш Кумар Шривастава, но Шривастава положил бы конец всем его претензиям, по крайней мере в Индии. Он не является инициированным саньнсином ни одного из старых орденов, а их в Индии десять. Я пытался разрушить эту систему, вот почему они злятся на меня.

Эти ордена это также касты, но саньясинов. Махариши Махеш Йоги не может быть саньясином, потому что никакой шудра не может быть инициирован. Вот почему он не пишет Свами перед своим именем; никто его ему не давал. Он не пишет также и ничего после своего имени, как это делают все индуистские саньясины — Бхарти, Сарасвати, Гири и так далее, всего десять имен. Он создал свое собственное имя — «Йоги». Оно ничего не значит. Любой человек, пытающийся стоять на голове и, конечно, падающий вновь и вновь, может назвать себя Йоги. На это ограничений нет.

Шудра может быть Йоги, а имя «Махариши» должно, очевидно, заменить «Свами», потому что в Индии, если имя Свами отсутствует, люди будут подозревать, что чго-то не так. И вам нужно вставить что-то еще, чтобы закрыть провал.

Он изобрел «Махариши», он даже не риши. «Риши» означает «видящий», а «Махариши» означает «великий видящий». Он не может видеть дальше собственного носа. Он может лишь смеяться, когда вы задаете ему важные вопросы. Я бы назвал его «Свами Смеханада», это бы ему отлично подошло. И этот смех нельзя уважать, это просто стратегия, чтобы избежать ответов на вопросы. Он не может ответить ни на один вопрос.

Я встретил его просто случайно и в очень странном месте - Пахальгаме. Он вел там медитационный лагерь, так же, как и я. Естественно, мои люди и его встречались друг с другом. Сначала они пытались привести его в мой лагерь, но он нашел столько причин: что у него не было времени, что он хотел, но возможности не было.

Он сказал: «Вы можете сделать вот что: пригласите его сюда так, чтобы это не мешало моей работе. Он может говорить со мной на моем помосте». И они согласились.

Когда мне рассказали об этом, я сказал: «Вы поступили глупо. Теперь я окажусь в сложной ситуации. Я буду говорить перед толпой его учеников. Мне не важны вопросы, единственной проблемой будет то, что гостю не хорошо брать верх над хозяином, в особенности перед приглашенными им людьми. Л как только я увижу его, я не смогу отказаться от этого».

Но они сказали: «Мы обещали».

Я сказал: «Хорошо. Я не волнуюсь, я готов придти». Это было недалеко, в двух минутах. И я сказал: «Хорошо, я приду».

Я пришел туда, и как я ожидал, его там не было. Но меня это не волновало, Я начал вести лагерь — а это был его лагерь! Его там не было, он просто пытался избежать меня. Наверное, кто-то ему сказал… потому что он находился в той же гостинице, что и я. И я начал разбивать все, что он говорил. Возможно, для него это было слишком, и он, услышав это, не мог оставаться в стороне. Он вышел, смеясь.

Я сказал: «Прекрати смеяться! Это подходит для американского телевидения, со мной это не пройдет!» И его улыбка исчезла. Я никогда не видел такого гнева. Похоже, что улыбка была лишь занавесом, а за ним пряталось все, чего, как предполагалось, не было.

Естественно, для него это было слишком, и он сказал: «У меня дела, пожалуйста, извини меня».

Я сказал: «Не стоит. Что касается меня, ты никогда сюда не приходил. Ты пришел по неверным причинам, и я не хочу вникать в них. Но помни, у меня достаточно времени».

И затем я действительно сильно ударил его, потому что я знал, что он вернется в свою комнату и гостинице. Я мог видеть, как он смотрит из

окна. Я даже сказал его людям: «Посмотрите! Этот человек говорит, что у него много дел. В этом его работа? - смотреть на других из окна? Он мог бы хотя бы спрятаться, так же как он прячется за смехом».

Махариши Махеш Йоги — это самый хитрый из всех так наываемых духовных гуру. Но хитрость имеет успех; ничто не имеет такого успеха, как хитрость. Если вы потерпели неудачу, то это просто означает, что вы встретились с кем-то более хитрым, чем вы.

Он никогда не упоминает о своей деревне, но я вспомнил, потому что я хотел рассказать вам о случившемся. Это имело какое-то отношение к его деревне, а то, что я говорю, всегда идет во всех направлениях.

Чечли было маленьким государством; оно не входило в британские владения. Это было маленькое государство, где король мог позволить себе только одного слона. Так, по количеству слонов, измерялась величина королевства.

Я говорил вам о Слоновьих воротах перед моей школой. Однажды, без всякой причины, я пришел к махараджи Чечли и сказал: «Мне нужен ваш слон на один час».

Он сказал: «Что! Что ты собираешься делать с моим слоном?»

Я сказал: «Сам ваш слон мне не нужен, я хочу лишь, чтобы ворота чувствовали себя хорошо. Должно быть, вы видели ворота: возможно, вы учились в этой школе сами!»

Он сказал: «Да. В мои дни это была лишь начальная школа, а теперь это средняя».

Я сказал: «Мне бы хотелось, чтобы эти ворота чувствовали себя хорошо, по крайней мере однажды. Они называются Слоновьи ворота, но даже осел никогда не проходил через них».

Он сказал: «Ты странный мальчик, но идея мне нравится».

Его секретарь сказал: «Что вы имеете в виду, сказав, что вам понравилась идея? Он сумасшедший!»

Я сказал: «Вы оба правы, но сумасшедший я или нет, я пришел попросить вашего слона на один час. Я хочу въехать на нем в школу».

Ему так понравилась эта идея, что он сказал: «Ты поедешь на слоне, а я поеду за тобой на моем старом форде».

У него был очень древний форд, возможно, первой модели. И он захотел приехать и посмотреть, что произойдет.

Конечно, когда я поехал по городу на слоне, все удивились, люди стали собираться и говорить: «В чем дело? И как этот мальчик получил слона?»

Когда я доехал до школы, собралась большая толпа. Даже слону было трудно войти из-за всех этих людей. А дети забрались на крышу школы! Они кричали: «Он пришел! Мы знали, что он сыграет какую-то шутку, но это такая большая шутка!»

Декан сказал стражнику звонить в колокол о том, что школа закрыта; иначе толпа разрушила бы сад или крыша провалилась бы из-за того, что на ней было столько детей. Даже мои учителя были на крыше!

Школа была закрыта. Слон вошел в ворота и прошел через них, сделав их важными. Теперь когда-нибудь они могли сказать другим воротам: «Однажды через нас проехал мальчик на слоне, и собралась толпа чтобы посмотреть, как это происходит».

Приехал также и раджа. Когда он увидел толпу, он не мог поверить этому. Он спросил меня: «Как тебе удалось собрать так много людей так быстро?»

Я сказал: «Я ничего не делал. Просто моего приезда в школу было достаточно. Не думай, что это было из-за твоего слона; если ты так думаешь, завтра ты можешь приехать на слоне и никто не придет».

Он сказал: «Я не хочу выглядеть по-дурацки. Придут они или нет, я буду выглядеть по-дурацки, если я буду сидеть на слоне перед школой без всякой причины. Ты хотя бы ходишь в эту школу. Я знаю тебя — я слышал о тебе много историй. Теперь ты попросишь мою машину?»

Я сказал: «Просто подожди».

Но я никогда к нему не пришел, хотя он сам приглашал меня, и это было великолепной возможностью, потому что во всем городе другой машины не было. Но и эта машина была такой… Каждые двадцать метров вам нужно было выходить из нес и толкать ее; вот почему я никогда больше не приходил к нему.

Я спросил его: «Что это за машина?»

Он сказал: «Я бедный человек, король маленького государства. Я должен иметь машину, а эта — единственная, которую я могу себе позволить».

Машина была абсолютно бесполезной. Непонятно, как она вообще ездила. Весь город наслаждался тем, когда раджа в ней ехал, все помогали толкать ее!

Я сказал ему: «Нет, сейчас я не хочу брать твою машину, но в другой день может быть».

Я сказал это просто, чтобы не задеть его. По я все еще помню эту машину: она, должно быть, стоит в его доме.

В Индии много антикварных машин. Правительству Индии не нужно даже принимать закон о запрете вывоза их из Индии. Не нужно принимать никакого закона; эти машины нельзя никуда вывезти. В Индии можно найти такие древние машины, что вы не поверите, что вы в двадцатом веке.

Кстати, однажды раджа и я случайно встретились в поезде, и первое, что он спросил меня, было: «Почему ты не приехал?»

Я не мог вспомнить, что он имеет в виду, и сказал: «Я не помнил, что я должен был приехать».

Он сказал: «Это, должно быть, было сорок лет назад. Ты обещал приехать на моей машине в школу». Тогда я вспомнил! Он был прав.

Я сказал: «Чудесно!»… Должно быть, тогда ему уже было девяносто пять лет, и у него была хорошая память. Я сказал: «Вы чудо!»

Я думаю, если бы мы встретились где-то в другом мире, первым бы вопросом был бы тот же самый: «Почему ты не приехал?» — ведь я опять обещал ему, сказав: «Хорошо, я забыл. Прости меня. Я приеду».

Он сказал: «Когда?»

Я сказал: «Ты хочешь, чтобы я назначил тебе дату? Для этой машины? После сорока лет! Уже сорок лет назад это была машина только по имени! Что могло с ней случиться за эти сорок лет?»

Он сказал: «Она в отличном состоянии».

Я сказал: «Великолепно! Ты, должно быть, хочешь сказать, что она как новая, как будто только что купленная. По я приеду, хотелось бы на ней проехаться». Но, к несчастью, к тому времени, когда я приехал, раджа умер… или, к счастью, потому что я увидел машину! Сорок лет назад она передвигалась хотя бы несколько футов, теперь, она была мертва.

Его старый слуга сказал: «Ты немножко опоздал. Раджа мертв».

Я сказал: «Слава богу! Иначе, он заставил бы меня сесть в машину, а она не могла бы двигаться».

Он сказал: «Это верно, я никогда не видел, чтобы она двигалась за все пятнадцать лет, пока я состоял на службе у раджи. Она просто стояла у крыльца, чтобы показать, что у махараджи есть машина».

Я сказал: «Поездка была бы в самом деле великолепной и очень быстрой. Вы бы входили через одну дверцу и выходили через другую».

Оба этих посещения школы еще помнят старые учителя, которые еще живы. Никто из них не верит, что я мог быть первым в университете, потому что я был у них в классе. Все это из-за их страха или предпочтения. Они просто не могли поверить, что я буду первым в университете. Когда я вернулся домой, все газеты сообщали под моей фотографией о том, что «этот мальчик получил золотую медаль». Мои учителя были шокированы. Они все смотрели на меня, как будто бы я был с другой планеты.

Я спросил их: «Почему вы так смотрите?»

Они сказали: «Мы не верим в это даже сейчас, видя тебя. Должно быть, ты сыграл какую-то шутку».

Я сказал: «В каком-то смысле вы правы, это действительно шутка». И они так думали, потому что я постоянно разыгрывал какие-то шутки.

Однажды в город пришел человек с лошадью. Это была очень известная в Германии лошадь, я думаю, что хозяина звали Ганс. Ганс стал очень известным в свое время, настолько известным, что великие математики, ученые, мыслители и философы приходили, чтобы увидеть его лошадь. Я знал в чем тут дело, потому что в моей деревне также был человек с лошадью, которые проделывал ту же шутку. Я подслушал его, и, в конце концов, он сдался и согласился рассказать мне, как он это делал.

Его лошадь… но давайте я сначала расскажу вам об известной в Германии лошади, чтобы вы могли понять, как даже великие ученые могут быть одурачены лошадью. Эта лошадь могла решить любые небольшие математические задачи. Вы могли спросить ее: «Сколько будет два плюс четыре?», и она стучала правым копытом шесть раз.

Может быть задача была и простой, но для лошади это было что-то, и она решала ее без всяких ошибок. Постепенно она стала решать задачи с большими числами. Никто не мог вычислить в чем был секрет. Даже биологи начали говорить, что, возможно, лошади также разумны, как и человек, и им нужна лишь тренировка.

В моей деревне была такая же лошадь. Она не была известна на весь мир, она принадлежала бедному человеку, но могла делать тот же трюк. Лошадь была его единственным источником дохода. Он ходил с этой лошадью от деревни к деревне, и люди задавали ей вопросы. Иногда лошадь говорила «да», иногда лошадь говорила «нет», просто двигая головой, так. как двигают головой все люди в мире, кроме японцев. Японцы являются исключением.

Когда я давал саньясу японцем, это было проблемой. Они двигают головой наоборот. Когда они кивают, это означает «нет», и наоборот. Хотя я знал это, вновь и вновь, когда я говорил с ними, я забывал об этом, думая, что они говорят «да», когда они говорили «нет».

Я всегда был шокирован их ответами, и Нортан, которая переводила мне, говорила: «Они делают по-своему. Ни они не могут переучиться, ни вы, И я в таком затруднении. Я знаю, что это должно случиться. Я все время толкаю их, чтобы напомнить им. Они даже говорят мне, что помнят, но все же, когда вы задаете им вопрос…»

Привычка становится частью вашего поведения. Почему это случилось только с японцами? Возможно, они произошли от другого вида обезьян, это может быть единственным объяснением. Вначале было две обезьяны, одна из них была японцем.

Я всегда просил этою человека с лошадью показать мне этот трюк. Его лошадь делала то же, что известная немецкая лошадь. По этот человек был беден, и от этого зависела вся его жизнь — но, в конце концов, он был вынужден сдаться. Я обещал ему, говоря: «Я никогда никому не расскажу твой секрет, но окажи мне одну услугу: одолжи мне твою лошадь на час, чтобы я мог привести ее в школу. Вот и все. Тогда я буду нем как рыба».

Он сказал: «Хорошо».

Он хотел от меня как-то избавиться, поэтому он рассказал мне, как делать этот трюк. Он был очень прост: он натренировал свою лошадь так, что когда он двигает своей головой в одну сторону, его лошадь двигала головой в ту же сторону. И, конечно, все смотрели па лошадь, и никто не смотрел на владельца, который стоял рядом. А он двигал головой чуть-чуть, так незаметно, что даже если бы вы смотрели, вы бы не заметили -но лошадь видела это. А когда владелец не двигал головой, лошадь была научена двигать головой из стороны в сторону. Так же другую лошадь обучили бить копытом.

Лошадь не знала никаких чисел, никакой арифметики. Но когда ее спрашивали: «Сколько будет два плюс два?», она била копытом ровно четыре раза. Весь трюк заключался в том, что когда владелец закрывал глаза, лошадь переставала бить копытом - а когда глаза были открыты, она продолжала им стучать.

Эта лошадь делала тот же трюк, что и известная немецкая лошадь. Но человек был бедным, жил в бедной деревне, а Ганс и его лошадь были немцами, а когда немцы что-то делают, они делают это до конца. Немецкие математики три года исследовали этот феномен, чтобы найти тс секреты, о которых я вам рассказываю.

После того, как он показал мне эти трюки, я взял лошадь в школу. Конечно, для детей это был большой праздник, но директор подошел ко мне и спросил: «Как тебе удается делать такие странные вещи? Я прожил в этой деревне всю мою жизнь, но никогда не знал ничего об этой лошади»-.

Я сказал: «Для этого нужно озарение, нужно постоянно исследовать. Вот почему я не прихожу в школу каждый день».

Он сказал: «Очень хорошо. Не приходи. Исследование не для каждого. Потому что когда ты приходишь, это означает, что весь день всмятку. Ты обязательно делаешь что-то из ряда вон выходящее. Я никогда не видел, чтобы ты сидел и работал как все остальные ученики».

Я сказал: «Эту работу не стоит делать. Тот факт, что ее делают все, — есть достаточное доказательство того, что ее не стоит делать. В этой школе все делают эту работу. В Индии семь миллионов деревень, и в каждой деревне все делают одно и то же. Ее не стоит делать. Я пытаюсь найти что-то, что не делает никто, и приношу вам бесплатно. Когда я прихожу, это как карнавал, а вы глядите на меня так грустно. Со мной все в порядке».

Он сказал: «Мне грустно не из-за тебя; мне грустно из-за себя -что я должен быть директором этой школы».

Он был неплохим человеком. Я оканчивал школу в его четвертом классе. Я никогда не приносил больших неприятностей, но что касается маленьких, тут уж я помочь не мог, они выходили сами собой. Но глядя в его грустные глаза я сказал: «Хорошо, я больше не буду приносить ничего, что тревожит вас; это значит, что я больше сюда не приду. Я приду, просто чтобы забрать свое свидетельство об образовании в конце обучения. И если вы можете дать его пеону, я заберу его у него, а в эту школу я больше не приду».

И я не пришел, чтобы забрать свое свидетельство, я послал за ним пеона. Он сказал директору: «Мальчик говорит: «Зачем мне идти за свидетельством, если мои визиты никто не ценит. Принеси и отдай мне его».

Я любил этого пеона. Он был таким прекрасным человеком. Он умер в тысяча девятьсот шестидесятом году. Случайно я был в городе, и мне показалось, что я был там специально ради него, чтобы я мог увидеть, как он умирает. А это интересовало меня с самого детства: смерть была такой тайной, намного глубже, чем когда-либо может быть жизнь.

Я не говорю, что вы должны совершать самоубийство, но помните, что смерть это не враг, и не конец также. Это не фильм, который оканчивается словом «конец». Конца нет. Рождение и смерть всего лишь события в потоке жизни, просто волны, и, конечно, смерть богаче чем рождение, потому что смерть пуста. Смерть — это опыт всей жизни человека. И зависит от вас, какое значение вы придаете своей смерти. Все зависит от того, как сильно вы жили, не в смысле времени, но в смысле глубины.

Я вернулся в начальную школу через многие годы. Я не мог поверить, что все исчезло кроме Слоновьих ворот. Все деревья — а там было так много деревьев — были срублены. Там было так много прекрасных цветущих деревьев, и ни одного не осталось.

Я вернулся только из-за этого старика, слуги, который недавно умер. Он жил рядом с воротами, в соседнем доме со школой. Но лучше бы я не приезжал, потому что в моей памяти это было так прекрасно, но теперь все было по-другому. Это выглядело как поблекшая картина — все краски исчезли, возможно, стали исчезать и линии, просто старая картина, лишь рамка осталась той же.

Лишь один человек, который был моим учителем в этой школе, навестил меня в Пуне. И тогда он очень любил меня, но я никогда не думал, что он приедет в Пуну, чтобы увидеть меня. Это длинное и дорогостоящее путешествие для бедного человека.

Я спросил его: «Что подтолкнуло тебя приехать сюда?»

Он сказал: «Я просто приехал увидеть то, что я глубоко внутри подозревал - что ты не тот, чем кажешься. Ты кто-то еще».

Я сказал: «Странно, что ты никогда не говорил мне об этом раньше».

Он сказал: «Я сам думал, что это странно, говорить кому-то, что он кто-то еще, другой, чем кажется, поэтому я хранил это при себе. По это всплывало вновь и вновь — и теперь я стар, я хочу увидеть, так ли это, или я просто дурак, тратящий свое время, думая об этом».

До того, как он уехал, он стал саньясином.

Он сказал: «Теперь нет смысла не становиться саньясином. Я видел тебя, я видел твоих людей. Я стар, и я долго не проживу, но даже если я буду саньясином лишь несколько дней, я почувствую, что моя жизнь была не напрасна».