БЕСЕДА ПЯТАЯ

Я говорил о смерти моего Наны, моего дедушки. Только сейчас я вспомнил, что ему никогда не приходилось ходить к зубному. Какой счастливый человек! Он умер со здоровыми зубами. А посмотрите на меня. Когда вы проверяли мои зубы, я слышал, что вы сказали, что одного нет. Возможно, поэтому мне так трудно: тридцать один зуб вместо тридцати двух. Возможно поэтому я бью так беспощадно. Естественно, когда даже одного зуба недостаточно, что мне еще делать, кроме как бить беспощадно все?

Так я делал в те первые годы, когда я жил с моим дедушкой, и все же я был полностью защищен от наказаний. Он никогда не говорил: «Делай то» или «Не делай это». Наоборот, он предоставил своего самого верного слугу, Бхуру, чтобы защищать меня. Бхура имел привычку носить с собой очень примитивное ружье. Обыкновенно он следовал за мной на расстоянии, но этого было достаточно, чтобы напугать деревенских жителей. Этого было достаточно, чтобы позволять мне делать все, что мне хотелось.

Все, что можно представить… например, кататься задом наперед на буйволе, которого вел Бхура. Только позднее, в музее университета, я увидел статую Лао Цзы, сидящего на буйволе задом наперед. Я смеялся так громко, что прибежал директор музея и сказал: «Что-то не так?» Из-за того, что я держался за живот и сидел на полу, он сказал: «Вам плохо?»

Я сказал: «Нет, и не беспокойте меня, и не смешите меня больше, иначе я начну плакать. Просто оставьте меня. Со мной все в порядке. Я просто вспомнил свое детство. Именно так я обычно ездил на буйволе».

В моей деревне особенно, и во всей Индии, никто не ездит на буйволах. Китайцы странные люди, а этот человек, Лао Цзы, был самым странным из всех. Но Бог знает, и только Бог знает, как я открыл эту идею — даже я не знаю — сидеть на буйволе на базарной площади задом наперед. Я думаю, что это потому, что я всегда любил все абсурдное.

Те ранние годы — если бы они могли быть даны мне снова, я был бы действительно готов родиться снова. Но вы знаете, и я знаю, ничто не может повториться. Вот почему я говорю, что я был бы готов родиться вновь, иначе кто бы захотел? И все же те дни были прекрасны.

Я родился не под той звездой. Я жалею, что забыл спросить великого астролога, почему я был таким непослушным. Я не мог жить без этого; это было моей пищей. Я могу понять старого человека, моего дедушку, и проблемы, которые причиняло ему мое непослушание. Он будет сидеть целый день на своем гадди — так в Индии называется место, где сидит богач — больше выслушивая жалобщиков, чем заказчиков. Но он имел обыкновение говорить им: «Я готов заплатить за любой вред, который он сделал, но помните, я не собираюсь наказывать его».

Возможно, само его терпение ко мне, непослушному ребенку… даже я не могу выносить это. Если ребенок, такой, как тот, был бы дан мне и на годы… Боже мой! Даже на минуту - и я бы выбросил ребенка за дверь навсегда. Наверное, те годы сотворили чудо для моего дедушки; то безграничное терпение отплатило. Он становился все более и более молчаливым. Я видел, как это росло каждый день. Однажды я сказал: «Нана, ты можешь наказать меня. Нет нужды столько терпеть». И, можете ли вы поверить в это, он заплакал! Слезы появились на его глазах, и он сказал: «Наказать тебя? Я не могу сделать это. Я могу наказать себя, но не тебя».

Никогда, даже на мгновенье, я не видел ни тени гнева по отношению ко мне в его глазах — и поверьте мне, я делал все то, что может делать тысяча детей. Я был непослушным с утра и до поздней ночи. Иногда я мог придти домой так поздно — в три часа утра — но что он был за человек! Он никогда не говорил: «Ты пришел слишком поздно. Детям не положено приходить домой так поздно». Нет, ни единого раза. В действительности, при мне он даже избегал смотреть на часы на стене.

Вот как я научился религиозности. Он никогда не брал меня в храм, куда он любил ходить. Я тоже любил ходить в тот храм, но только когда он был закрыт, только для того, чтобы красть кристаллы, потому что в том храме было много канделябров с прекрасными кристаллами. Я думаю, постепенно, я украл почти все из них. Когда моему дедушке сказали об этом, он сказал: «Ну и что! Я пожертвовал эти канделябры, и я могу пожертвовать и другие. Он не крадет; это собственность его дедушки. Я построил этот храм». Священник прекратил жаловаться. Зачем? Он был просто слугой Наны.

Нана обычно ходил в храм каждое утро, однако он никогда не говорил: «Иди со мной». Он никогда не навязывал мне никаких идеологий.

Это великолепно… не навязывать. Это присуще людям заставлять беспомощного ребенка следовать вашим верованиям; но это его не коснулось. Да, я называю это великим искушением. В тот момент, когда вы видите, что кто-то зависит от вас каким-то образом, вы сразу начинаете навязывать ему что-то. Он никогда даже не сказал мне: «Ты — джайн».

Я точно помню — это было время, когда проводилась перепись. Офицер пришел в наш дом. Он спрашивал о многих вещах. Спрашивали о религии моего дедушки; он сказал: «Джайнизм». Спрашивали о религии моей бабушки. Мой Нана сказал: «Вы можете спросить ее об этом сами. Религия — это личное дело. Я сам никогда не спрашивал ее». Что за человек!

Моя бабушка ответила: «Я не верю в какую-либо религию вообще. Все религии являются детскими для меня». Офицер был шокирован. Даже я был захвачен врасплох. Она не верит ни в какую религию вообще! В Индии невозможно найти женщину, которая не верит ни в какую религию вообще. Но она родилась в Кеджурахо, возможно, в семье тантристов, которые не верили ни в какие религии. Они практиковали медитацию, но никогда не верили в какую-либо религию.

Это звучит очень нелогично для западного ума: медитация без религии? Да… в действительности, если вы верите в какую-нибудь религию, вы не можете медитировать. Религия — это препятствие в вашей медитации. Медитации не нужно ни Бога, ни рая, ни ада, ни страха быть наказанными, ни обольщения удовольствиями. Медитация не имеет ничего общего с умом; медитация лежит за его пределами, тогда как религия - это только ум, она внутри ума.

Я знаю, что Нани никогда не ходила в храм, но она дала мне одну мантру, о которой я скажу сейчас впервые. Это джайнская мантра, но она не связана с джайнами, как таковыми. Это чистая случайность, что она относится к джайнизму…

Намо арихантанам намо намо Намо сиддханам намо намо Намо уваджхайанам намо намо Намо лойе савва сахунам намо намо Аесо панч наммокаро Ом, шанти, шанти, шанти…

Эта мантра так прекрасна; ее должно быть трудно перевести, но я сделаю все возможное… или невозможное. Сперва послушайте мантру в ее первозданной красоте:

Намо арихантанам намо намо Намо сиддханам намо намо Намо уваджхайанам намо намо Намо лойе савва сахунам намо намо

Аесо панч наммокаро

Савва пава панасано

Мангалам ча саввесим бехенам хаваймангалам

Ариханте шаранам павйияни

Сидхи шаранам павйихйянни

Саху шаранам паухйяни

Намо арихантанам намо намо

Намо сиддханам намо намо

Намо уваджхайанам намо намо

Ом, шанти, шанти, шанти…

Теперь я постараюсь перевести: «Я преклоняюсь, я припадаю к ногам арихант…» Арихант — это имя в джайнизме, такое же, как бодхисаттва в буддизме: «Тот, кто достиг высшего, но не заботится о ком-либо еще». Он пришел домой и повернулся спиной к миру. Он не создает религию; он даже не проповедует; он даже ничего не объявляет. Конечно, о нем нужно вспомнить в первую очередь. В первую очередь нужно вспомнить тех, кто знал, но оставался в молчании. Первое почтение не словам, но молчанию. Не службе другим, но подлинному достижению самого себя. Неважно, помогает ли человек другим или нет; это вторично, не первично. Первичен тот, кто достиг своей сущности, а так трудно в этом мире знать самого себя.

Только этим утром я дал Гудие наклейку для автомобиля, которая гласит: «Осторожно! Я торможу в галлюцинациях». Это должно быть на каждой машине - не только на машинах, но и на спине каждого. Люди живут в галлюцинациях; это то, чем является их жизнь - галлюцинацией. Они ищут духов, которых нет… может быть от святого духа? Но какая разница, святой дух или нет? Суть в том, что его нет.

И что за глупость! И высшей глупостью было вставить святого духа в христианскую троицу: Бог, Сын и Святой Дух! Просто, чтобы избежать женщины, они вставили туда святого духа. Какая порочность! Вы видите трюк? Они не могли вставить мать, они закрасили мать и вписали Святого Духа. Этот Святой Дух разрушил все христианство, потому что с самого начала, в самой своей основе оно зависит от лжи, галлюцинаций.

Калифорнийцев можно простить — они все калифорнийцы — но христиан нельзя простить, потому что они привнесли этого мерзкого парня, Святого Духа, в троицу. И этот Святой Дух совершил порочное действие — сделал бедную Марию беременной! Кто бы вы думали сделал беременной Марию, бедную жену плотника? Да ведь это Святой дух! Великолепно! Великая святость! Что же тогда не святость?

Одно определенно, что христианство пытается полностью избежать женщины, стереть ее вообще. Однако они создали семью. Если ребенок нарисует семью - Отца, Сына и Святого духа — вы скажете: «Что за чушь? Где мать?»

Без матери - как может появиться отец? Без матери - как может появиться сын? Даже ребенок понял бы вашу логику, но не христианский теолог. Он не ребенок, он отсталый ребенок. Что-то не так с его мозгом. Особенно с левой его частью, она либо пуста, либо забита мусором — может быть теологическим мусором, Библией — короче, Святым Духом.

Я против этого парня. Позвольте мне сказать это более ясно: если я его встречу… я хочу, чтобы вы знали, что, несмотря на то, что я не жестокий человек, если я встречу того пария, Святого Духа, я убью его. Я скажу себе: «К черту все ненасилие, но крайней мере сейчас, убью этого парня! Позднее будет видно. Мы можем быть ненасильственными снова, позже». Я поставлю женщину на его место. Христианство немедленно придет в норму.

Еще одна калифорнийская наклейка для автомобиля гласит: «Лучший мужчина для работы — это, вероятно, женщина». Не вероятно, а точно, женщина могла бы выполнять работу третьего в этой святой компании. Без женщины это абсолютная пустыня: Отец, Сын и Святой Дух!

Джайны называют арихантом того, кто достиг себя и так погружен, так опьянен красотой своей реализации, что забыл весь мир. Слово «арихант» буквально означает «тот, кто убил врага» — а врагом является эго. Первая часть мантры означает: «Я дотрагиваюсь до ног того, кто достиг себя».

Вторая часть это: Намо сиддханам намо намо. Эта мантра на пракрите, не на санскрите. Пракрит — это язык джайнов, и он более древний, чем санскрит. Само слово санскрит означает усовершенствованный. Вы можете понять по слову «усовершенствованный», что что-то должно было быть до него, иначе, что вы собираетесь усовершенствовать? «Пракрит» означает неусовершенствованный, естественный, сырой, и джайны правы, когда говорят, что их язык самый древний на земле. Их религия тоже наиболее древняя.

В индусском манускрипте Риг Веда упоминается первый мастер джайнов, Адинатха. Это определенно означает, что она много древнее, чем Риг Веда. Риг Веда - это древнейшая книга на свете, и она говорит о джайнском тиртханкаре, Адинатхе, с таким уважением, что определенно одно, что он не мог быть современником людям, писавшим Риг Веду.

Очень трудно признать Мастера-современника. Его судьба — быть осужденным, осужденным со всех сторон, всеми возможными способами. Его не уважают он не уважаемый человек. Должно пройти время, тысячи лет, чтобы люди простили его; только тогда они начнут почитать его. Когда они освободятся от чувства вины за то, что они однажды осудили его, они начнут почитать его, поклоняться ему.

Эта мантра на пракрите, простом и нерафинированном языке. Вторая строка: Намо сиддханам намо намо — «я прикасаюсь к стопам того, кто стал своим бытием». Итак, в чем разница между первым и вторым? Арихант никогда не оглядывается назад, никогда не беспокоится о какой-либо помощи, христианской или другой. Сиддха иногда протягивает свою руку тонущему человечеству, но только иногда, не всегда. Это не является необходимым, это не обязательно, это его выбор; он может делать, а может и не делать этого.

Отсюда третье: Намо уваджхайянам намо намо… «я дотрагиваюсь до стоп Мастеров, уваджхайя». Они достигли того же, но они повернулись лицом к миру, они служат миру. Они в мире, по не из него… но все же в нем.

Четвертое: Намо лойе савва сахунам намо намо… «я прикасаюсь к стопам учителей». Вы знаете тонкое различие между Мастером и учителем. Мастер узнал и делится тем, что он узнал. Учитель воспринял от того, кто узнал, и передает это нетронутым в мир, но сам он не знает.

Составители этой мантры действительно прекрасны; они прикасаются даже к стопам тех, кто не знает себя, но, по крайней мере, несет послание Мастеров массам.

Номер пять — это одно из наиболее значительных предложений, которое я встречал в своей жизни. Странно, что оно было дано мне моей бабушкой, когда я был маленьким ребенком. Когда я объясню его вам, вы тоже увидите его красоту. Только она могла дать его мне. Я не знаю никого другого, кто был бы способен провозгласить это, хотя все джайны повторяют его в своих храмах. Но повторять — это одно; передать это тому, кого ты любишь — совсем другое.

«Я прикасаюсь к ногам всех тех, кто знал себя…» безо всяких различий, являются ли они индусами, джайнами, буддистами, христианами, мусульманами. Мантра говорит: «Я прикасаюсь к ногам всех тех, кто познал себя». Это единственная мантра, насколько я знаю, которая абсолютно несектантская.

Остальные четыре не отличаются от пятой, они все содержатся в ней, но она имеет безбрежность, которой нет у остальных. Пятая строка должна быть начертана на всех храмах, всех церквях, независимо от того, кому они принадлежат, потому что она говорит: «Я дотрагиваюсь до ног всех тех, кто знал это». Она не говорит «кто познал Бога». Даже это «это» может быть отброшено: я подставил «это» в перевод. В оригинале просто: «дотронуться до стоп тех, кто познал» - без «это». Я подставляю «это» только для того, чтобы выполнять требования вашего языка; иначе кто-то обязательно спросит: «Знал? Знал что? Что является объектом знания?» Здесь нет объекта знания; здесь нечего знать, только знающий.

Это мантра была самой религиозной, если ее можно назвать религиозной, данной мне моей бабушкой, и это тоже, не дедушкой, а бабушкой… потому что однажды ночью я спросил ее. Однажды, она сказала: «Ты, кажется, проснулся. Ты не можешь спать? Ты планируешь завтрашние проказы?»

Я сказал: «Нет, но почему-то во мне возник вопрос. У каждого есть религия, а когда люди спрашивают меня: «Какой религии ты принадлежишь?» — я пожимаю плечами. Так как, очевидно, пожимать плечами это не религия, то я хочу спросить тебя, что я должен сказать?»

Она сказала: «Я сама не принадлежу к какой-либо религии, но я люблю эту мантру, и это все, что я могу тебе дать не потому что она традиционно джайнская, но только потому, что я знаю ее красоту. Я повторяла ее миллионы раз и всегда находила величайший покой… словно прикасаясь к стонам всех тех, кто познал. Я могу дать тебе эту мантру; дать больше для меня невозможно».

Сейчас я могу сказать, что эта женщина была действительно великой, потому что в отношении религии все врут: христиане, евреи, джайны, мусульмане - все врут. Они толкуют о Боге, небесах и аде, ангелах и прочей чепухе, ничего не зная об этом. Она была великой не потому, что она знала, а потому, что она не могла врать ребенку. Никто не должен врать — по отношению к ребенку, по крайней мере, это непростительно.

Детей эксплуатировали веками только из-за того, что они хотят доверять. Им можно врать очень легко, и они будут верить. Если вы отец, мать, то они будут думать, что вы обязаны быть честными. Вот как все человечество живет в продажности, в мутной грязи, крайне беспринципно, мутная грязь лжи втолковывалась детям веками.

Если бы мы могли делать одну очень простую вещь: не врать детям, и извиниться перед ними за наше неведение, тогда мы были религиозными, и мы бы поставили их на путь религии. Дети только невинны; не давайте им ваши так называемые знания. Но вы сами должны сперва стать невинными, правдивыми, искренними, даже если это поколеблет ваше эго — а это так и будет — и оно разобьется. Оно обязано разбиться.

Мой дедушка никогда не говорил мне, чтобы я ходил в храм, для того, чтобы следовать ему. Я много раз шел за ним, но он говорил: «Уходи. Если ты хочешь прийти в храм, приходи один. Не следуй за мной».

Он не был непреклонным человеком, но в этом он был абсолютно непреклонен. Я спрашивал его снова и снова: «Можешь ли ты передать мне что-то из твоего опыта?» А он всегда избегал этого.

Когда он умирал у меня на коленях, в воловьей телеге, он открыл глаза и спросил: «Сколько времени?»

Я сказал: «Должно быть около девяти часов».

Он замолчал на мгновение, а потом сказал:

«Намо арихантанам намо намо

Намо сиддханам намо намо

Намо уваджхайанам намо намо

Намо лойе савва сахунам намо намо Ом, шанти, шанти, шанти…»

Что она означает? Она означает «Ом» - высший знук беззвучного. И он исчез, как капля росы в первых лучах солнца.

Я вхожу в это сейчас… Есть лишь спокойствие, спокойствие, спокойствие…

Намо арихантанам намо намо…

Я припадаю к стопам тех, кто узнал.

Я припадаю к стопам тех, кто достиг.

Я припадаю к стопам всех Мастеров.

Я припадаю к стопам всех учителей.

Я припадаю к стопам всех тех, кто когда-либо узнал,

Безусловно.

Ом, шанти, шанти, шанти.