Эта книга посвящается врачам, медсестрам и добровольцам, которые выполняют очень важную миссию, ухаживая за неизлечимо больными, а также моей семье и особенно доктору Реймонду Моуди.

Впервые я прочитал о Дэннионе Бринкли в одной из газет города Огаста, штат Джорджия. В статье сообщалось о молодом человеке из соседнего штата Южная Каролина. Молния ударила в его голову, но молодого человека удалось чудесным образом воскресить после остановки сердца. Этот человек все еще пребывал в критическом состоянии, жизнь его висела на волоске.

Дело было в 1975 году, и моя книга «Жизнь после жизни» как раз готовилась к публикации. Помню, меня заинтересовало, пережил ли этот человек присмертный опыт. Я сохранил статью, надеясь, что в будущем смогу справиться о его состоянии, а возможно и повидаться с ним, если он останется жив.

Но случилось так, что не я разыскал его, а он меня.

Я читал лекцию в одном из колледжей Южной Каролины о присмертном опыте и о людях, переживших такое состояние. Во время дискуссии после лекции Дэннион поднял руку и поведал о своем опыте. Публика была захвачена его драматической историей. Дэннион рассказал, что покинул свое тело после того, как был «убит» молнией, и отправился в царство духа, где все пропитано любовью, а знание так же доступно, как воздух. Слушая его, я внезапно понял, что это тот самый молодой человек, о котором я читал в газете.

Впоследствии я договорился с ним об интервью и отправился к нему домой, чтобы выслушать его историю. Присмертный опыт Дэнниона Бринкли является и поныне одним из самых замечательных среди всех, которые мне известны. Он дважды видел свое мертвое тело — когда покинул его и когда вернулся назад, — а в промежутке побывал в духовном царстве, населенном добрыми и могущественными созданиями, которые позволили ему взглянуть на собственную жизнь в полном объеме и самому оценить свои успехи и неудачи. Потом Дэннион отправился в прекрасный хрустальный город и очутился перед тринадцатью Существами Света, которые наполнили его знаниями.

Это были удивительные знания. Дэннион утверждал, что в присутствии этих существ ему было позволено заглянуть в будущее.

Дэннион рассказал мне, что именно он видел, и я счел это полной чушью, бредом человека, пострадавшего от удара молнии. Например, он заявлял, что в 1989 году произойдет распад Советского Союза, который будет сопровождаться голодными бунтами. Дэннион даже упомянул о большой войне в пустынях Ближнего Востока, которая разразится из-за того, что большая страна вторгнется в маленькую. В 1990 году произойдет столкновение двух армий, одна из которых будет уничтожена. Разумеется, речь шла о войне в Персидском заливе.

Как я уже сказал, я счел эти предвидения полнейшей чепухой. Несколько лет я всего лишь кивал и записывал, что говорил мне Дэннион. Долгое время мне казалось, что его мозг пострадал от несчастного случая. В конце концов, любой человек вел бы себя несколько странно после удара молнией.

Однако со временем, осознав, что предсказанные им события происходят на самом деле, я сам стал вести себя так, будто молния угодила в меня! Как подобное могло произойти, спрашивал я себя? Каким образом присмертный опыт мог привести к способности предвидеть будущее? Я не находил ответа.

Со времени нашей первой встречи в доме Дэнниона я стал его близким другом. За эти годы еще одно открытие поразило меня как удар молнии. Оказалось, Дэннион Бринкли умеет читать чужие мысли!

Он проделывал подобное со мной много раз — просто смотрел мне прямо в глаза и говорил, что происходит в самых личных областях моей жизни. Самое поразительное то, что я был свидетелем того, как он читает мысли совершенно незнакомых людей, говорит им, что они получили сегодня по почте, кто звонил им по телефону или что они испытывают по отношению к своим мужьям, женам, детям и даже самим себе.

Это были отнюдь не неопределенные заявления. Напротив, Дэннион был в высшей степени конкретен. Однажды он пришел в аудиторию колледжа, где я читал лекции, и назвал подробности личной жизни каждого из присутствующих студентов! Его описания были настолько точны и детальны, что студенты слушали, раскрыв рты, а некоторые не могли удержаться от слез. Должен заметить, что он никогда раньше не разговаривал ни с кем из этих студентов. Все они были ему абсолютно незнакомы.

Я столько раз видел, как Дэннион «читает мысли» посторонних людей, что это стало для меня почти обыденным явлением. Но мне никогда не забыть, как скептицизм сменился ужасом, а потом изумлением от того, что твои самые сокровенные мысли читаются словно открытая книга.

Как же могло случиться, что человек, переживший присмертный опыт, внезапно научился читать мысли и предсказывать будущее?

В своей книге «Преображенные Светом» доктор Мелвин Морс описывает проведенные им исследования, которые доказывают, что у людей, перенесших подобный опыт, психика втрое более чуткая, чем у остальных людей. Конечно, объекты исследований доктора Морса демонстрировали не столь поразительные возможности психики, как Дэннион, но тем не менее они убеждают, что пребывание на пороге смерти, воздействуя на духовный мир, стимулирует экстрасенсорное восприятие.

Должен признать, что в конце концов Дэннион Бринкли загнал меня в угол. В то же время его история подействовала на меня благотворно. Конечно, это тайна, но подобные тайны побуждают нас искать их разгадку.

Реймонд Моуди, доктор медицины

Примерно за пять минут до смерти я услышал раскат грома, когда очередная гроза разразилась над Эйкеном, штат Южная Каролина. Из окна я видел зигзаг молнии, перечеркнувшей небо с шипящим звуком, который предшествовал удару в землю — «Божьей артиллерии», как называл это кто-то в моей семье. С детства я слышал многочисленные истории о людях и животных, в которых ударила молния. Такие истории мой двоюродный дед любил рассказывать по ночам, когда грохотали летние грозы и комнату ярко освещали молнии; они казались мне не менее страшными, чем рассказы о привидениях. Страх перед молнией никогда не покидал меня. Даже в тот вечер, 17 сентября 1975 года, в возрасте двадцати пяти лет, я хотел поскорее закончить телефонный разговор, чтобы избежать «звонка от Бога». (Кажется именно двоюродный дед говорил мне: «Помни, если тебе позвонит по телефону Господь, ты превратишься в горящий куст». Хотя я уверен, что он просто шутил.)

— Слушай, Томми, я должен идти. Начинается гроза.

— Ну и что? — спросил Томми.

Всего несколько дней назад я вернулся из Южной Америки и с тех пор не отрывался от телефона. Я работал на правительство, а кроме того занимался и собственным бизнесом — приобретал и сдавал в аренду дома, покупал и чинил старые автомобили, помогал семье, занимавшейся бакалейной торговлей, и собирался основать компанию. Когда за окном хлынул дождь, я заканчивал последний разговор с деловым партнером.

— Томми, мне нужно идти. Мама всегда твердила, чтобы я не разговаривал по телефону во время грозы.

Она говорила не зря. Следующий звук, который я услышал, был подобен товарному поезду, въезжающему мне в ухо со скоростью света. Электричество пронзило каждую клетку моего тела. Гвозди в моих ботинках накрепко прилепились к гвоздям в половицах, поэтому, когда меня подбросило в воздух, ботинки остались на полу. Я увидел потолок прямо перед глазами и не мог представить, какая сила может причинять такую невыносимую боль и держать меня в тисках, болтающимся в воздухе над собственной кроватью. Это случилось за доли секунды, а мне показалось, что прошел целый час.

Где-то в холле моя жена Сэнди крикнула, услыхав гром:

— Ударило совсем близко!

Но я не слышал ее слов и узнал о них гораздо позже. Я также не видел выражение ужаса на ее лице, когда она заметила, что я вишу в воздухе. Перед глазами у меня была только штукатурка на потолке.

И затем я отправился в иную сферу.

После страшной боли я внезапно погрузился в мир и покой. Подобного ощущения я никогда не испытывал ни до, ни после этого. Я словно купался в чудесном спокойствии, среди ярко-синих и серых красок. Я смог расслабиться и даже поинтересоваться, что же ударило меня с такой силой. Неужели на дом рухнул самолет? А может, наша страна подверглась ядерному нападению? Я понятия не имел, что произошло, но даже в эту минуту покоя хотел знать, где нахожусь.

Я начал переворачиваться в воздухе, оглядываясь вокруг. Внизу, поперек кровати, лежало мое собственное тело. Мои ботинки дымились, а телефонная трубка плавилась у меня в руке. Я видел, как Сэнди вбежала в комнату и ошеломленно уставилась на меня. На мгновение ее охватила дрожь, но она смогла взять себя в руки. Сэнди недавно прошла курс сердечно-легочной реанимации и твердо знала, что надо делать. Сначала она прочистила мне горло и отодвинула в сторону язык, потом запрокинула мою голову назад и начала дышать мне в рот. Сделав три выдоха, она стала надавливать мне на грудь, хрипя при каждом толчке.

Я подумал, что меня, очевидно, нет в живых. Я ничего не чувствовал, так как находился вне своего тела, наблюдая за последними минутами своего пребывания на Земле так же бесстрастно, как если бы наблюдал за актерами, проделывавшими все это по телевизору. Мне было жаль Сэнди, и я понимал ее страх и боль, но человек, лежащий на кровати, меня совершенно не заботил. Припоминаю мысль, демонстрирующую, насколько далека от меня была собственная боль. Глядя на человека на кровати, я подумал, что считал себя более привлекательным.

Однако первая помощь, должно быть, подействовала, потому что я внезапно вернулся в свое тело и почувствовал, как Сэнди толкает меня в грудь. В нормальных условиях такая процедура была бы весьма болезненной, но боли от толчков я не ощущал. Я лишь чувствовал, что каждая точка моего тела была насквозь прожжена электричеством, и начал стонать, так как был слишком слаб, чтобы кричать.

Томми появился менее чем через десять минут. Он понял, что что-то не так, потому что слышал взрыв по телефону. Томми раньше служил во флоте, так что Сэнди позволила ему действовать. Он завернул меня в одеяло и велел ей вызвать «скорую помощь».

— Мы сделаем все, что можем, — сказал Томми, положив руки мне на грудь.

Но я вновь покинул свое тело и наблюдал сверху за всеми тремя — Сэнди, Томми и самим собой, — слыша, как Томми проклинает медлительность «скорой помощи». Наконец машина прибыла, медики положили меня на носилки и вынесли из дома.

С высоты примерно четырех с половиной метров я видел, как дождь хлещет по моему лицу и спинам медработников. Сэнди плакала, и я остро чувствовал жалость к ней. Томми тихо говорил с врачом. Санитары втолкнули носилки в машину и закрыли дверцы.

Происходящее в автомобиле я наблюдал, словно на экране телевизора. Человек на носилках начал дергаться и извиваться. Сэнди прижалась к стенке, в ужасе глядя, как ее муж корчится перед ней. Один из медиков сделал укол, надеясь на положительный результат, но спустя еще несколько секунд мучительных конвульсий тело на носилках стало неподвижным. Врач приложил к его груди стетоскоп и тяжело вздохнул.

— Он умер, — сказал он Сэнди.

Внезапно я четко осознал, что труп на носилках был мой! Я видел, как врач натянул на мое лицо простыню и откинулся назад. Машина не замедлила скорость, врач на переднем сиденье все еще переговаривался по радио с больницей, пытаясь узнать у врачей, нужно ли им предпринимать еще какие-нибудь меры. Но человек на носилках был, несомненно, мертв.

«Я умер!» — подумал я, понимая, что нахожусь вне своего тела, и не испытывая ни малейшего желания снова оказаться в нем. Мне казалось, что кто бы я ни был, Я не имею никакого отношения к трупу, накрытому простыней.

Сэнди всхлипывала и гладила мою ногу. Томми все не мог прийти в себя от случившегося. Медик смотрел на труп, переживая из-за постигшей его неудачи.

«Не огорчайся, приятель, — подумал я. — Это не твоя вина».

Я посмотрел вперед. Ко мне стремительно приближался туннель, открываясь, как глаз урагана. Я подумал, что оказаться там было бы интересно, и устремился туда.

В действительности я не двинулся с места — туннель приблизился ко мне. Послышался звон колоколов, когда туннель завертелся вокруг меня спиралью. Вскоре все исчезло — и плачущая Сэнди, и медики, пытающиеся оживить мое мертвое тело, и врач, в отчаянии переговаривающийся с больницей. Остались только туннель, поглотивший меня целиком, и усиливающиеся звуки семи колоколов, ритмично сменяющие друг друга.

Я посмотрел вперед. Там появился свет, и я начал быстро двигаться к нему, но не ногами. Свет становился все ярче и ярче, покуда полностью не вытеснил темноту. Я в жизни не видел такого яркого света, но он ничуть не раздражал мои глаза, а скорее успокаивал их, хотя когда выходишь из темной комнаты на солнце, обычно испытываешь боль.

Посмотрев направо, я увидел серебристый силуэт, формирующийся в тумане. С его приближением я начал ощущать любовь — чувство, заключающее в себе весь смысл существования, словно видел перед собой возлюбленную, мать и лучшего друга, размноженных в тысячах экземпляров. Это чувство становилось все сильнее, противостоять ему было невозможно. Я как бы утрачивал плотность, потеряв более десяти килограмм. Вес моего тела остался позади, и я превратился в необремененный им дух.

Я взглянул на свои руки. Они были прозрачными, мерцающими и двигались мягко и плавно, как вода в океане. Посмотрев на свою грудь, я увидел, что она тоже стала полупрозрачной и колыхалась, словно шелк при легком ветерке.

Существо из Света находилось прямо передо мной. Вглядываясь в него, я видел разноцветные призмы, как будто оно состояло из тысяч миниатюрных бриллиантов, каждый из которых переливался всеми цветами радуги.

Я начал осматриваться вокруг. Под нами находились другие Существа, походившие на меня. Они казались растерянными и мерцали медленнее, чем я. Наблюдая за ними, я заметил, что тоже стал мерцать медленнее. Это создавало ощущение дискомфорта, и я отвернулся.

Наверху тоже были Существа, только мерцающие значительно ярче и быстрее меня. Глядя на них, я снова ощутил дискомфорт, потому что также начал мерцать быстрее. Опустив взгляд, я посмотрел вперед на Существо Света, которое теперь стояло передо мной. В его присутствии я чувствовал себя спокойнее — мне казалось, будто оно испытывало те же ощущения, что и я, начиная с моего первого вздоха и до того момента, когда меня уничтожила молния. Глядя на это Существо, я испытывал уверенность, что никто не в состоянии любить меня и сочувствовать мне сильнее, чем оно.

Существо Света я никогда не рассматривал как мужчину или женщину. Много раз оживляя в памяти первую встречу, я могу утверждать, что ни одно из этих Существ не имело пола, что не мешало им обладать поразительной силой.

Существо Света словно поглощало меня, и я начинал видеть перед собой всю мою жизнь, все, что когда-либо со мной происходило. Казалось, прорвалась плотина, и все воспоминания, хранящиеся в моем мозгу, хлынули наружу.

Это обозрение моей жизни было не слишком приятным. От рождения и до смерти я выглядел весьма не симпатичным субъектом, черствым и эгоистичным. Глядеть этому факту в лицо было маленьким удовольствием.

Сначала передо мной предстало мое детство. Я видел себя, мучающим других детей, крадущим их велосипеды и издевающимся над ними в школе. Одной из самых впечатляющих сцен была та, где я дразнил мальчика, у которого на шее был зоб. Другие дети в классе тоже дразнили его, но я был самым худшим. Тогда мне это казалось забавным, но теперь, видя перед собой все это, я словно перевоплощался в бедного мальчугана, ощущая боль, которую ему причинял.

Передо мной возникали один за другим все неприглядные случаи из моего детства, а их было немало. С пятого по двенадцатый класс я участвовал по меньшей мере в шести тысячах драк. Я заново переживал каждую из этих потасовок с той разницей, что теперь был потерпевшим.

Я чувствовал не удары, которые наносил противникам, а испытываемое ими унижение. Многие из тех, с кем я дрался, это заслужили, но другие были невинными жертвами моего гнева, и сейчас меня заставляли их боль ощущать.

Я чувствовал горе, которое причинял моим родителям. Я рос неконтролируемым и гордился этим. Хотя они ругали и наказывали меня, я давал им понять, что их действия ровно ничего не значат. Отец и мать часто умоляли меня взяться за ум, и каждый раз я их разочаровывал. При этом я похвалялся перед друзьями тем, как обижаю родителей. Теперь я ощущаю их душевную боль, причиняемую поведением сына.

В моей школе в Южной Каролине родителей учеников, получивших двенадцать замечаний, вызывали для беседы, а учеников, получивших тринадцать замечаний, временно исключали. За три дня пребывания в школе я получил сто пятьдесят четыре замечания. Теперь таких учеников называют «гиперактивными» и применяют соответствующие меры, но тогда нас считали просто скверными и ни на что негодными мальчишками.

Когда я был в четвертом классе, рыжий мальчик по имени Курт каждый день подкарауливал меня возле школы и грозился избить, если я не отдам ему деньги, которые мне выдавали на завтрак. Я боялся и отдавал Курту деньги.

Наконец я устал ходить голодным целыми днями и рассказал обо всем отцу. Он показал мне, как сделать дубинку из пары нейлоновых чулок моей матери, насыпав в них песок и связав концы. «Когда он снова к тебе пристанет, вздуй его как следует», — посоветовал мне отец. Мой отец не имел в виду ничего плохого — просто он показал мне, как защищаться от старших ребят. Проблема заключалась в том, что после того, как я поколотил Курта и отобрал у него деньги, у меня развился вкус к дракам. С того момента единственное, чего мне хотелось, это причинять другим боль и быть «крутым».

В пятом классе Я провел опрос среди моих друзей и выяснил, кого они считают самым «крутым» парнем в округе. Все назвали крепкого мальчишку по прозвищу Бутч. Я отправился к нему домой, постучал в дверь и спросил у его матери, дома ли он. Когда Бутч вышел, я стал бить его и бил до тех пор, пока он не свалился на крыльцо, а потом я убежал.

Меня не интересовало, с кем я дерусь и сколько ему лет. Мне хотелось только пустить моему противнику кровь.

Однажды в шестом классе учительница потребовала, чтобы я прекратил драться. Я отказался, тогда она схватила меня за руку и потащила в кабинет директора. Как только мы вышли из класса, я вырвался и сбил ее с ног апперкотом. Пока она зажимала кровоточащий нос, я сам отправился к директору. Родителям я объяснил, что я не возражал идти туда, но я не хотел, чтобы меня тащила за руку учительница.

Мы жили по соседству со школой, и когда меня временно исключали, я мог сидеть на крыльце и наблюдать за ребятами на спортивной площадке. Однажды, когда я сидел там, группа девчонок подошла к забору и стала меня дразнить. Я не собирался этого терпеть. Вернувшись в дом, я взял дробовик брата, зарядил его солью, вышел на крыльцо и выстрелил девчонкам в спину, когда они с визгом убегали.

К семнадцати годам я считался одним из лучших драчунов в старших классах. Чтобы поддержать репутацию, я дрался почти ежедневно. Когда мне не удавалось избить кого-нибудь из соучеников, я находил жертву в других школах.

По крайней мере раз в неделю мы устраивали драки на автостоянке возле школы. Парни проезжали 50 киллометров, чтобы принять участие в этих драках и поглазеть на них. Но многие боялись вылезать из машин, потому что, расправившись с противником, я часто, просто для забавы, поколачивал зрителей.

В те дни в старших классах еще существовала рассовая сегрегация, и у нас бывали настоящие сражения между черными и белыми.

Чемпионом среди черных был верзила по имени Ланди. Никто не хотел с ним драться после того, как он разделался с белым чемпионом за две минуты. Даже я старался избегать его, зная, что в драке с ним мне не победить. Однажды мы столкнулись возле лотка с гамбургерами. Я хотел уйти, но он преградил мне дорогу и сказал:

— Встретимся завтра утром на стоянке.

— Хорошо, — согласился я, а затем, когда он повернулся, чтобы отойти, я с такой силой ударил его в правое ухо, что он минут десять не мог открыть глаза. Ланди корчился на земле, и я пару раз изо всех сил пнул его ногой в грудь.

— Завтра у меня дела, — объяснил я. — Поэтому мне пришло в голову проделать это сегодня.

Я знал, что мне не одержать над ним верх в честной драке, поэтому и ударил его сзади.

Вот как проходила моя учеба в старших классах.

Двадцать лет спустя, во время встречи соучеников, один парень сказал моей подружке:

— Знаешь, чем он был знаменит? Тем, что мог избить любого парня или увести у него девчонку, а иногда сделать и то и другое одновременно.

Я не мог с ним не согласиться. К окончанию школы я был именно таким. И дойдя до этого момента в обозрении моей жизни, я почувствовал стыд за свое поведение. Теперь я ощутил ту боль, которую причинял другим. Когда мое мертвое тело лежало на носилках, я заново переживал каждый момент своей жизни, все эмоции и побудительные причины моих поступков.

Глубина чувств, которые я испытывал в процессе этого обозрения, удивляла меня. Я не только мог ощущать эмоции моего собеседника или противника, как свои собственные, но и чувства других людей, реагирующих на происходящее. Я находился в цепной реакции эмоций и понимал, как сильно мы влияем друг на друга. К счастью, не все из этих инцидентов были так уж плохи.

Например, однажды мой двоюродный дед и я ехали в машине и увидели, что какой-то мужчина избивает козу, у которой голова каким-то образом застряла в изгороди. Он колотил ее веткой по спине изо всех сил, пока несчастное животное не начало блеять от боли. Я остановил машину и перепрыгнул через канаву, и прежде чем фермер успел обернуться, сбил его с ног ударом в затылок и стал дубасить его, покуда мой дед меня не оттащил. Потом мы освободили козу и уехали.

Заново переживая этот случай, я радовался унижению фермера и спасению козы, чувствуя, что она говорила мне спасибо на своем языке.

Но я не всегда был добр к животным. Я видел себя, хлещущего собаку за то, что она изжевала ковер в нашей гостиной. Переживая этот инцидент, я чувствовал, как собака хочет сказать, что любит меня и не собиралась сделать ничего дурного. Я ощущал ее боль и страдание.

Позднее я понял, что люди, которые били животных или были к ним жестоки, должны осознать чувства этих животных, заново обозревая свою жизнь.

Я также открыл, что важны не столько сами поступки, сколько причины, по которым ты их совершаешь. Например, заново переживая драку, затеянную мной без всякого повода, я чувствовал куда больший стыд, чем видя перед собой драку, навязанную мне противником. Самую большую боль причиняет вред, нанесенный тобой просто ради забавы. Если существовал повод, который ты считал обоснованным, боль не так сильна.

Это стало особенно очевидным, когда обозрение дошло до моей службы в армии и в разведке.

На протяжении нескольких секунд я заново переживал начальную военную подготовку, где я научился направлять свой гнев в русло, соответствующее моей новой роли солдата. Наблюдая себя на специальной тренировке, я видел, как формируют мой характер, приучая убивать. Это был период вьетнамской войны, я снова очутился в душных джунглях Юго-Восточной Азии и занимался тем, что мне нравилось больше всего — дракой.

Во Вьетнаме я был недолго. Я служил в разведывательном подразделении, которое действовало главным образом в Лаосе и Камбодже. Я наблюдал в бинокль за передвижениями вражеских войск. Но основная моя работа заключалась в «планировании и устранении враждебных политиков и военных». Короче говоря, я был убийцей.

Действовал я не в одиночку. Еще двое морских пехотинцев обшаривали вместе со мной джунгли в поисках определенной цели. Их задачей было установить местонахождение жертвы с помощью мощных оптических приборов и убедиться, что она устранена. Моей работой было спустить курок.

Например, однажды нам поручили убрать одного северовьетнамского полковника, который находился со своими солдатами в джунглях Камбоджи. Аэрофотосъемка зафиксировала место, где прячется этот полковник. Нам предстояло отправиться в джунгли и отыскать его. Хотя на подобные операции уходила уйма времени, они считались важными, так как убийство командира подрывало моральный дух вражеских солдат.

Мы нашли полковника в том месте, где было указано на картах, и засели в шестистах метрах от лагеря противника в ожидании удобного случая.

Такой случай представился рано утром, когда солдаты выстроились на ежедневный осмотр. Я занял позицию и прицелился из мощной снайперской винтовки в голову полковника, который стоял перед солдатами.

— Это он? — спросил я у морского пехотинца, чьей задачей было идентифицировать цель при помощи оптических приборов.

— Да, — ответил пехотинец. — Тот человек, который стоит перед солдатами.

Я выстрелил и увидел, как голова полковника взорвалась, а тело рухнуло наземь перед застывшими от ужаса солдатами.

Переживая вновь этот инцидент, я словно рассматривал его с точки зрения северовьетнамского полковника. Я не чувствовал боли, которую он наверняка испытал, но ощутил его испуг и печаль, когда он покинул свое тело, понимая, что никогда не вернется домой. Затем последовала цепная реакция — я почувствовал горе его семьи, осознавшей, что они остались без кормильца.

Подобным образом я заново пережил все мои убийства. Я видел, как совершаю их, а потом чувствовал их ужасные результаты.

В Юго-Восточной Азии мне приходилось видеть убитых женщин и детей и сожженные деревни — причем иногда это делалось без всякой причины. В этих преступлениях я не участвовал, но переживал их снова с позиции жертв.

Однажды меня отправили в пограничную область ликвидировать правительственного чиновника, который не разделял «американскую точку зрения». Со мной была небольшая группа. Мы намеревались убить этого человека в маленькой сельской гостинице, где он остановился. Это должно было показать, что никто не находится вне досягаемости правительства Соединенных Штатов.

Мы торчали в джунглях четыре дня, поджидая удобной возможности, но этот чиновник был постоянно окружен телохранителями и секретаршами. Наконец мы решили действовать по-другому — поздно ночью, когда все спят, взорвать гостиницу.

Так мы и поступили. Мы обложили гостиницу пластиковыми бомбами и на рассвете привели их в действие, убив чиновника и еще пятьдесят человек в придачу. Тогда я смеялся над этим и сказал моему командиру, что эти люди заслужили смерть как соучастники.

Во время присмертного опыта я видел этот эпизод вновь, но теперь на меня хлынул поток эмоций и информации. Я чувствовал ужас, который испытывали эти люди, сознавая, что жизнь покидает их. Я ощутил боль их семей, узнавших, что они потеряли близких таким жутким образом. В некоторых случаях я даже сознавал то, что потеряли с их смертью будущие поколения.

По моей вине в Юго-Восточной Азии погибло много людей, но тогда я находил утешение в мысли, что мои поступки были правильными. Я убивал во имя патриотизма, и это ослабляло ужас от содеянного.

Вернувшись в Соединенные Штаты, я продолжал работать на правительство, осуществляя тайные операции. В основном они касались доставки оружия людям и странам, дружественным США. Иногда мне даже поручали обучать этих людей искусству уничтожения себе подобных.

Обозревая свою жизнь, я видел смерти и разрушения, происшедшие в мире в результате моих действий.

«Мы все — звенья великой цепи, — сказало Существо Света. — То, что ты делаешь, отзывается на других звеньях».

Мне приходило на ум много примеров, но из них особенно выделялся один. Я видел себя разгружающим оружие в латиноамериканской стране. Оно предназначалось для войны против тех, кого поддерживал Советский Союз. Моей задачей было просто доставить это оружие на самолете нашим союзникам. Когда это было выполнено, я сел в самолет и улетел назад.

Но во время обозрения все выглядело далеко не так просто. Я видел, как оружие распространялось в районе боевых действий, видел, как из него убивали людей, в том числе ни в чем не повинных. Было ужасно свидетельствовать результаты моей роли в этой войне.

Доставка оружия в Центральную Америку была последним поручением, которое я выполнял перед тем, как меня ударила молния. Глядя на плачущих детей, которым сообщили о гибели их отцов, я знал, что эти смерти были работой привезенного мной оружия.

На этом обозрение завершилось.

Теперь я мог обдумать то, чему был свидетелем, и сделать вывод. Мне было стыдно. Я понимал, что прожил жизнь эгоистом, редко протягивая кому-нибудь руку помощи. Почти никогда я не улыбался из чувства братской любви и не давал доллар опустившемуся бедняге, который нуждался в выпивке. Вся моя жизнь была только для меня самого. Другие были мне до лампочки.

Я посмотрел на Существо Света и снова ощутил стыд, ожидая космической взбучки, которая потрясет мою душу. Перед моими глазами прошла моя жизнь, и это была жизнь никчемного человека. Естественно, что я не заслужил ничего лучшего, чем взбучки. Глядя на Существо Света, я чувствовал, будто оно прикасается ко мне. Этот контакт вызывал любовь и радость, сравнимые с любовью, которую дед испытывает к внуку.

«Кто ты, определяет Бог, — сказало Существо. — И это определение есть Любовь».

В действительности эти слова не были произнесены, но их смысл передался мне с помощью какой-то формы телепатии. До сих пор мне неизвестно точное значение этой загадочной фразы.

Мне снова дали время на размышление. Сколько любви я отдал людям? Сколько любви получил от них? Судя по обозрению моей жизни, на каждый мой хороший поступок приходилось двадцать плохих. Если бы вина обладала массой, я бы весил более двухсот килограмм.

Когда Существо Света удалилось, я почувствовал, как исчезла тяжесть этой вины. Я ощущал боль и стыд, но в то же время приобретал знания, которыми мог бы воспользоваться, исправляя мою жизнь. Снова я услышал слова Существа, как будто переданные телепатическим способом:

«Люди — могущественные духовные создания, призванные творить на Земле добро. Как правило, это добро достигается не героическими подвигами, а чутким и заботливым отношением друг к другу. Проявление этого отношения куда значительнее подвигов — эти поступки более спонтанны и показывают, кто ты есть на самом деле».

Я испытывал жгучую радость. Теперь я знал простой секрет того, как изменить человечество к лучшему. Количество любви и добра, которые ты получаешь в конце жизни, равно любви и добру, отданному тобой другим.

— Моя жизнь станет лучшей после того, как я узнал эту тайну, — сказал я Существу Света.

Но в этот момент я осознал, что никогда не вернусь назад. Впереди у меня больше не осталось жизни. Я был мертв.

Позднее я узнал, что сцена в машине «скорой помощи» была хаотичной и беспорядочной. Переговоры с больницей по радио происходили на фоне рыданий Сэнди. Медработник продолжал свои героические усилия, хотя монитор показывал, что мое сердце остановилось. Водитель гнал изо всех сил, как делал всегда, независимо от того, жив человек или мертв.

Врачи и медсестры встретили машину у дверей больницы. Меня отвезли в реанимационную. Опытная команда людей, проделывавших эту работу сотни раз, начала хлопотать над моим телом, пытаясь вдохнуть в него жизнь. Один из врачей стал толкать меня в грудь, а медсестра вставила мне в горло пластиковую трубку и стала дышать в нее. Другой врач вонзил мне в грудь длинную иглу и ввел полный шприц адреналина.

Но все это ни к чему не привело.

Но врачи продолжали попытки. Они снова пробовали привести мое сердце в действие электрошоком и снова и снова массировали мне грудь так, что трещали ребра.

«Ну же, Дэннион!» — кричала мне в ухо медсестра.

Ничего не произошло. Линия на мониторе по-прежнему была ровной, а мое тело оставалось неподвижным.

— Бесполезно, — сказал врач. Он накрыл мне лицо простыней и вышел из комнаты. Сестра позвонила в морг и покатила носилки с моим телом по коридору к лифту. Там мне пришлось ждать, пока из подвала не поднялись за телом.

Усталый и огорченный доктор вышел в холл сообщить Сэнди и Тому то, что они уже знали.

— Он мертв, — сказал врач. Сэнди и Том заплакали.

Но я ничего этого не видел — мне позже рассказал об этом Том.

Что будет теперь? — спрашивал себя я.

— Куда я отправлюсь после смерти?» Я смотрел на прекрасное Существо Света, мерцающее передо мной. Оно походило на прозрачный мешок с бриллиантами, излучающими мягкий свет любви. Этот свет прогонял все мои страхи. Несмотря на мою недостойную жизнь, свидетелями которой мы только что были, я чувствовал, что от Существа исходит полное прощение всех моих грехов. Вместо того, чтобы быть строгим судьей, Существо Света стало для меня добрым советчиком, позволив самому ощутить те боли и те немногие радости, которые я причинял другим. Я больше не был пристыженным и подавленным и купался в любви, которое излучало Существо, не требуя ничего взамен.

Но я был мертв. Что должно произойти теперь? Я решил довериться Существу Света.

Мы начали двигаться вверх. Я слышал гудение, когда мое тело стало вибрировать при ускорении. Мы поднимались, как самолет, мягко устремившись в небо. Нас окружал мерцающий туман, прохладный и плотный, вроде того, который клубится над океаном.

Я видел вокруг нас поля энергии, выглядевшие, как светящиеся призмы. Некоторые из них текли, как большие реки, а другие струились, словно ручейки. Я даже различал озера и пруды. Вблизи было ясно, что это энергетические поля, но на расстоянии они напоминали реки и озера, какими те видны с самолета.

Сквозь туман я видел горы цвета синего бархата. У них не было острых пиков и крутых склонов. Эти горы имели округлые вершины и расщелины, где синий цвет становился почти черным.

На склонах гор виднелись огни. В тумане они напоминали дома, где зажгли свет в сумерках. Огней было много, и мы направились прямо к ним. Сначала мы двигались к правой стороне хребта, но потом повернули к левой, более короткой.

Глядя на небесный пейзаж вокруг нас, я удивлялся, каким образом мне удается передвигаться. Я представлял, что именно так летают ангелы. Потом мои мысли приняли философский оборот. Двигаюсь ли я на самом деле, или же это всего лишь путешествие внутри моего мертвого тела? Прежде чем мы приземлились, я спросил у Существа, где мы и как я сюда попал, но не получил ответа. Тем не менее я не был разочарован. Даже без ответа я чувствовал себя спокойно, ощущая пульсирующую вокруг меня силу. Где бы я ни находился, ничто не могло мне повредить. Присутствие Существа помогло мне расслабиться.

Словно бескрылые птицы, мы влетели в город, состоящий из соборов. Эти соборы были сделаны из кристаллического вещества, сквозь которое изнутри проникал яркий свет. Мы остановились перед одним из них, и я почувствовал себя маленьким и незначительным рядом с этим шедевром архитектуры. Безусловно, его построили ангелы, дабы продемонстрировать величие Бога. Высокие и острые шпили напоминали знаменитые соборы Франции, а стены, сделанные из больших стеклянных брусков, были массивными и крепкими, как в мормонском храме в Солт-Лейк-Сити. Эти сооружения не были связаны с какой-либо особой религией — они были монументом во славу Бога.

Я был преисполнен благоговения. Это место обладало силой, которая, казалось, пульсирует в воздухе. Я понимал, что нахожусь здесь не для обозрения собственной жизни или бесценных сокровищ архитектуры, а для обучения. Посмотрев на Существо Света, я мысленно задал вопрос: находимся ли мы на Небесах? Ответа не последовало. Мы двинулись вперед через сверкающие хрустальные порталы.

Когда мы вошли в здание, я огляделся вокруг и не увидел рядом Существа. В комнате были установлены скамьи. Я опустился на одну из них, продолжая искать своего духовного вожатого. Сидя в одиночестве в этом причудливом сверкающем помещении, я ощутил некоторую неловкость. Вокруг никого не было видно, и все же я испытывал странное чувство, что скамьи заполнены людьми вроде меня — бестелесными существами, которые очутились здесь впервые и были озадачены увиденным. Я снова посмотрел направо и налево, но никого не обнаружил.

Помещение напоминало мне великолепный лекционный зал. Скамьи были расположены таким образом, чтобы каждый, сидя на них, смотрел на длинный подиум, сверкающий, подобно белому кварцу. Стена за этим подиумом переливалась всеми цветами — от пастельных до напоминающих яркий свет неоновых ламп. Я наблюдал, как эти краски смешиваются друг с другом, пульсируя, словно океан, когда стоя на палубе корабля вглядываешься в его глубины.

Я был уверен, что окружен себе подобными, но теперь знал, почему они незаметны. Если бы мы видели друг друга, то не могли бы сосредоточиться на подиуме. Очевидно, там что-то должно было произойти.

В следующий момент пространство за подиумом наполнилось Существами Света. Они смотрели на скамьи, где я сидел, сияя добром и разумом.

Я снова опустился на скамью и стал ждать. То, что произошло потом, было самой поразительной частью моего духовного путешествия.

Я смог пересчитать Существ, стоящих плечом к плечу за подиумом. Их было тринадцать. Возможно, благодаря телепатии, мне стало известно о них еще кое-что. Каждое из них представляло собой различную эмоциональную и психологическую черту, свойственную людям. Например, одно из них было страстным и напряженным, другое — артистичным и романтическим, третье — храбрым и энергичным, четвертое — верным и преданным. В человеческом понимании каждое из них как бы представляло собой определенный знак зодиака, но в духовном смысле они были гораздо выше. Я мог чувствовать эмоции, излучаемые Существами.

Теперь я более, чем когда-либо, осознал, что нахожусь в своего рода учебном заведении, и обучать меня будут так, как никогда не обучали прежде. Здесь не будет ни книг, ни зубрежки. В присутствии Существ Света я погружусь в знания, задам любые вопросы и получу на них ответы. Это походило на каплю воды, осведомленную о существовании океана, или луч света, знающий о солнце.

Мне оставалось только придумать вопрос, чтобы понять сущность ответа. Буквально за долю секунды я понял, как дух соединяется с физической жизнью, как могут люди думать и действовать столь различным образом. Короче говоря, спросите и поймете.

Эти Существа Света очень отличались от того, которое встретило меня сразу после смерти. Правда, они излучали такое же серебристо-голубое сияние, но внутри это сияние было темно-синим. Этот цвет нес с собой ощущение силы и, казалось, исходил из того же источника, что и возвышенные явления, вроде героизма. Он словно подчеркивал, что эти Существа были величайшими среди им подобных. Сидя перед ними, я ощущал благоговейную гордость, как будто находился в присутствии Жанны д'Арк или Джорджа Вашингтона.

Существа приближались ко мне по очереди. Из груди каждого появлялась коробка размером с видеокассету и устремлялась мне прямо в лицо.

В первый раз я отшатнулся, опасаясь удара. Но коробка открылась, обнаруживая миниатюрный экран, где изображалось событие, которое должно было произойти в будущем. Наблюдая за ним, я ощущал себя втянутым в экран и мог участвовать в происходящем. Это повторилось двенадцать раз, и каждый раз я оказывался в центре события, которому предстояло потрясти мир.

В то время я еще не понимал, что все это случится в будущем. Я только знал, что вижу нечто крайне значительное, причем так же ясно, как телепередачу вечерних новостей, с одной лишь разницей: я был втянут в экран.

Гораздо позже, когда я вернулся к жизни, я изложил на бумаге виденные мною сто семнадцать событий. В течение трех лет ничего не случалось, но в 1978 году эти события начали происходить в реальной жизни. За восемнадцать лет, прошедшие после моего возвращения в этот мир, уже произошли девяносто пять из них.

Но в тот день, 17 сентября 1975 года, будущее явилось ко мне в коробках.

Первая, вторая и третья коробки: видение деморализованной страны

Первые три коробки показывали настроения, господствующие в Америке после войны в Юго-Восточной Азии. Экран изображал сцены духовных потерь, явившихся результатом этой войны и ослабивших социальную структуру Америки, а впоследствии и всего мира.

Я видел военнопленных, слабых и истощенных голодом, ожидающих в мрачных тюрьмах Северного Вьетнама американских посланников, которые их освободят. Я чувствовал их ужас и отчаяние, когда они один за другим понимали, что помощи ждать нечего и что им предстоит провести оставшиеся годы рабами в тюрьмах среди джунглей. Эти солдаты считались ПБВ — пропавшими без вести.

ПБВ были проблемой уже в 1975 году, но они использовались в качестве отправного пункта видений, демонстрирующих духовную деградацию Америки.

Я видел, как страна влезает в чудовищные долги. Это изображалось в виде комнаты, где деньги исчезают куда быстрее, чем поступают. При помощи телепатии я осознал, что деньги воплощают рост национального долга и что это чревато страшной опасностью. Я также видел людей, стоящих в длинных очередях за такими предметами первой необходимости, как еда и одежда.

Первые две коробки продемонстрировали мне также многие сцены духовной опустошенности. Я видел прозрачных людей, абсолютно полых внутри. Эта пустота, как мне объяснили телепатически, была следствием потери веры в Америку и ее идеалы. Война в Юго-Восточной Азии в сочетании с инфляцией и недоверием к нашей государственной системе породила духовный вакуум, который усугубила утрата веры и Бога.

Результатом всего этого явились жуткие видения: мятежи и беспорядки, порожденные желанием иметь больше материальных благ; подростки, стреляющие друг в друга; преступники, угоняющие машины и устраивающие перестрелки. Эти эпизоды проходили передо мной, словно в гангстерском фильме.

Большинство преступников составляли дети и подростки, о которых было некому заботиться. С мучительной болью я осознавал, что отсутствие семейных связей побуждало их вести себя подобно волкам.

Но мне было непонятно, каким образом американские дети оказались на дороге, ведущей к преступлению. Неужели родители не могли направить их на путь истинный? Как такое могло случиться в нашей стране?

В третьей коробке передо мной предстала печать президента Соединенных Штатов. Я не знал, о каком времени идет речь, но четко видел инициалы «Р. Р.». Потом я оказался среди газетных карикатур, изображавших ковбоя, скачущего верхом и стреляющего в «плохих ребят» в салунах. Газеты, среди которых были «Бостон Глоуб», «Чикаго Трибьюн» и «Лос-Анджелес Тайме», были датированы 1983–1987 годами, а карикатуры, несомненно, изображали президента США, почему-то ассоциировавшегося с образом ковбоя.

Мне также стало ясно, что человек на карикатурах был актером, так как большинство изображений ассоциировалось с кино. На одной из них была представлена знаменитая сцена из фильма «Бутч Кэссиди и Малыш Санданс», в которой двое бандитов прыгали со скалы в реку. Но несмотря на четкость рисунков, я не мог различить лица под ковбойской шляпой. Теперь я знаю, что «Р. Р.» были инициалами Рональда Рейгана, но тогда я понятия не имел, о каком «ковбое» идет речь. Спустя несколько месяцев, когда я пересказывал эти видения доктору Реймонду Моуди, знаменитому психиатру и исследователю пограничных состояний между жизнью и смертью, он спросил меня, кем, по моему мнению, был «Р. Р.». Без колебаний я ответил: «Роберт Редфорт». Доктор напоминает мне об этой ошибке при каждой нашей встрече.

Четвертая и пятая коробки: раздоры и ненависть в Святой Земле

В четвертой и пятой коробках содержались сцены событий на Ближнем Востоке, показывающие, как этот район вечной борьбы дошел до точки кипения. Религия играла важную роль в этих проблемах, впрочем, как и экономика. Постоянная нужда в притоке денег извне порождала злобу и ненависть.

В четвертой коробке я видел заключение двух договоров.

Первый из них касался соглашения между израильтянами и арабами, однако его сущность была для меня не ясна.

Второе соглашение я мог наблюдать в подробностях. Люди пожимали друг другу руки и говорили о новой стране. Потом я увидел коллаж образов: реку Иордан, израильское поселение, перемещающееся в Иорданию, и карту, на которой Иордания меняет цвет. Наблюдая за этим странным коллажем, я услышал телепатическое объяснение Существа, что государство Иордания перестало существовать. Названия новой страны я не смог разобрать.

Это соглашение оказалось попыткой Израиля создать полицейские силы, состоящие из израильтян и арабов. Силы эти были жестокими и неуправляемыми. Я видел полицейских в голубой с серебром униформе, издевающихся над людьми. В результате мировые лидеры стали критически относиться к Израилю. Многие коллаборационисты с обеих сторон следили за своими соплеменниками и доносили на них в полицию. Это возбуждало всеобщую подозрительность и недоверие.

Я наблюдал, как Израиль попадал во все большую изоляцию. Отдельные сцены демонстрировали подготовку Израиля к войне с другими странами, включая Россию и арабо-китайское содружество. Средоточием конфликта являлся Иерусалим, но я не совсем понимал, каким образом. Из газетных заголовков я видел, что какой-то инцидент в этом священном городе послужил причиной войны.

Эти видения представляли Израиль духовно опустошенным. У меня создавалось впечатление о нем, как о стране с сильным правительством, но слабыми моральными устоями. Один за другим кадры демонстрировали ненависть, испытываемую израильтянами к палестинцам и другим арабам, и я утверждался в мысли, что эта нация забыта Богом и движима лишь расовой ненавистью.

Пятая коробка показывала нефть в качестве орудия контроля над международной экономикой. Передо мной предстали Мекка и народ Саудовской Аравии. Кадры сопровождал телепатический голос, объясняющий, что добыча нефти была прекращена с целью подорвать экономику США и выкачивать деньги из мировой экономики. Цена на нефть поднималась все выше, и Саудовская Аравия заключила союз с Сирией и Китаем. Я видел арабов, пожимающих руки представителям других восточных стран и заключающих с ними сделки. Саудовцы снабжали деньгами азиатские государства вроде Северной Кореи в надежде дестабилизировать экономику азиатского региона.

Меня заинтересовало, когда был заключен этот альянс, и я увидел сирийцев и китайцев, подписывающих документы, обменивающихся рукопожатием в здании, которое находилось в Сирии. Бумаги были датированы 1992 годом.

Еще одна дата — 1993 год — была мне сообщена во время кадров, где сирийские и китайские ученые трудились в лабораториях над созданием ракеты, способной доставлять химическое и бактериологическое оружие. Ядерное оружие уходило в прошлое, и эти страны хотели создать новое оружие массового уничтожения.

Шестая коробка: видения ядерных катастроф

Шестая коробка была ужасной. Втянувшись в экран, я очутился в холодной, поросшей лесами местности на берегу реки. Неподалеку от реки находилось массивное и мрачное цементное сооружение. Я сразу ощутил страх, сам не зная почему. Внезапно земля задрожала, и верхняя часть сооружения взорвалась. Я знал, что это ядерный взрыв, и ощутил, как вокруг меня гибнут сотни людей. Телепатический голос сообщил мне дату — 1986 год — и слово «полынь». Только через десять лет, когда в Советском Союзе недалеко от Киева взорвалась Чернобыльская атомная электростанция, я смог ассоциировать увиденные образы с этим событием. Я обнаружил и другую связь — слово «чернобыль» по-украински означало «полынь».

Еще одна ядерная катастрофа произошла в одном из северных морей. Оно оказалось настолько зараженным, что корабли перестали в него заходить. Вода приобрела красноватый оттенок и была покрыта дохлой или умирающей рыбой. Крутые скалистые берега внушили мне мысль, что я вижу фьорд наподобие норвежских. Не знаю, где это случилось, но мир был напуган, так как радиация могла распространиться повсюду и повредить всему человечеству. Телепатический голос сообщил дату — 1995 год.

Видение на этом не кончилось. Люди болели и умирали в результате происшедших катастроф. Серии кадров демонстрировали умерших от рака и родившихся уродами детей в России, Норвегии, Швеции и Финляндии — не сотни и тысячи, а десятки тысяч, причем болезни и уродства передавались по наследству. Вода разносила отраву по всему миру. Существо Света дало понять, что люди создали ужасную силу, которую невозможно обуздать. Позволив этой силе выйти из-под контроля, Советский Союз уничтожил сам себя, а может, и весь мир.

Коробка показала мне страх, поселившийся в сердцах людей вследствие ядерных катастроф. Я понимал, что борьба с загрязнением окружающей среды должна стать новой мировой религией. Люди сильнее чем прежде будут считать экологию ключом к спасению. Вокруг этой проблемы возникнет множество политических партий и будет создаваться или разрушаться политический капитал.

Судя по чернобыльской и другой катастрофе, я понял, что Советский Союз обречен на гибель, что советский народ потеряет веру в свое правительство, которое не сможет более держать его в узде.

В этих видениях экономика также играла важную роль. Я видел людей, плативших в магазинах бешеные деньги за ничтожное количество товаров. Солдаты и офицеры бродили по улицам советских городов, прося подаяния, а некоторые из них погибали от голода. Люди поедали гнилые помидоры и яблоки, целые толпы дрались возле грузовиков с продуктами.

Появилось слово «Грузия», написанное кириллицей, и я увидел мафию, свободно орудующую в Москве, но, вероятно, пришедшую из Грузии. Эта мафия становилась могущественнее советского правительства.

Я не испытывал удовольствия, наблюдая крах СССР. Хотя советский коммунизм погибал у меня на глазах, Существо Света сказало, что это должно внушать не радость, а тревогу.

«Следите за Советским Союзом, — предупреждало оно. — Что случится с русскими, то ожидает весь мир. Происходящее в России — основа того, что произойдет с экономической свободой мира».

Седьмая коробка: религия экологии

Седьмая коробка содержала впечатляющие картины разрушения окружающей среды. Я видел зараженные регионы, поблескивающие, словно светящийся циферблат в темноте. Телепатически я мог слышать голоса, говорящие о необходимости очищения среды.

Сначала эти голоса доносились из России, но потом источник переместился в Южную Америку — возможно, в Уругвай или Парагвай.

Я видел взволнованного русского оратора, призывавшего к защите окружающей среды. Вокруг него собирались целые толпы, и вскоре он стал настолько могущественным, что был избран одним из лидеров объединенных наций. Этот русский скакал на белом коне, и я знал, что его возвышение произойдет незадолго до 2000 года.

Восьмая и девятая коробки: Китай сражается с Россией

В восьмой и девятой коробках были свидетельства растущей ненависти Китая к СССР. В 1975 году я не знал, что Советский Союз развалится, но теперь я думаю, что эта ненависть явилась результатом краха советского коммунизма, сделавшего Китай лидером коммунистического мира.

Тогда видения казались мне загадочными. Передо мной предстали пограничные споры и сражения между советской и китайской армиями. Наконец китайские войска хлынули через границу.

После кровопролитной битвы китайцы захватили железную дорогу и вторглись в СССР, разделив страну надвое и овладев нефтяными месторождениями в Сибири. Я видел снег, кровь, нефть и понимал, что погибло множество людей.

Десятая и одиннадцатая коробки: экономические потрясения, «Буря в пустыне»

Десятая и одиннадцатая коробки быстро сменили друг друга. Они демонстрировали мировой экономический коллапс. Видения показывали охваченный сумятицей мир на рубеже веков, где рождался новый порядок, напоминающий феодализм.

В одной из сцен люди стояли в очередях, забирая деньги из банков. В другой банки закрывались по распоряжению правительства.

Голос, сопровождавший видения, поведал, что это произойдет в 90-х годах и станет началом экономических потрясений, которые приведут к банкротству Америки в 2000 году.

На экране возникали знаки доллара, взлетающие вверх, покуда расстроенные люди качали насосами газ. Я понимал, что это означает выходящие из-под контроля цены на нефть.

Я видел, как на мировом рынке появились тринадцать новых стран. Их производственные мощности позволяли конкурировать с Соединенными Штатами. Наши европейские рынки один за другим становились партнерами этих государств, что еще сильнее тормозило нашу экономику.

Но конец Америки, как мировой державы, наступил с двумя чудовищными землетрясениями, во время которых дома раскачивались и валились наземь, как детские игрушки. Я знал, что землетрясения случатся в конце столетия, но не мог определить, где они происходят. Помню, что я видел большой водоем — возможно, реку.

Расходы на восстановление разрушенных городов должны были явиться последней каплей для государства, чьи финансы истощены до такой степени, что оно уже не в состоянии себя содержать. Это сообщил мне голос, покуда экран показывал голодных американцев, стоящих в очередях за едой.

В конце десятой коробки появились сцены войны в пустыне. Я видел армии, сражающиеся в клубах пыли, поднятой гусеницами танков. Орудийный огонь и взрывы походили на вспышки молний. Земля содрогалась. Но внезапно наступила тишина, и я, словно птица, взлетел над арками песка, усеянного обломками боевой техники.

Когда с десятой коробкой было покончено, в моей голове мелькнула дата —!() год. Это был год «Бури в пустыне» — военной операции, которая сокрушила армию Ирака, оккупировавшего Кувейт.

Одиннадцатая коробка началась с Ирана и Ирака, обладающих ядерным оружием, в том числе субмариной с ядерными ракетами. Телепатический голос сообщил, что речь идет о 1993 годе.

Я видел, как субмарина, управляемая иранцами, бороздила воды Ближнего Востока. Их целью было остановить вывоз нефти. В своих речах эти люди так часто поминали Бога, что казалось, будто они выполняют религиозную миссию.

Ракеты, размещенные в пустынях Ближнего Востока, были снабжены химическими боеголовками. Не знаю, куда они были нацелены, но страны, обладавшие ими, внушали ужас всему миру

Химическое оружие сыграло роль в ужасных видениях терроризма во Франции незадолго до 2000 года. Французы опубликовали книгу, которая привела в бешенство арабский мир. Я не знаю названия этой книги, но ее результатом стала арабская химическая атака на французский город. Химикаты попали в систему водоснабжения, и тысячи людей погибли, прежде чем воду удалось обезвредить.

Одно краткое видение демонстрировало беспорядки на улицах городов Египта. Голос сообщил, что в 1997 году египетская демократия будет уничтожена религиозными фанатиками.

Последнее видение в одиннадцатой коробке походило на кадры теперешнего Сараева: война разрушила современные города, их жители сражались друг с другом по причинам расовой, национальной и религиозной вражды. Я видел множество городов, где отчаявшиеся люди ели мертвецов.

В одной из этих сцен европейцы в какой-то гористой местности со слезами на глазах варили человеческое мясо. Впрочем, я видел представителей всех пяти рас, поедающих себе подобных.

Двенадцатая коробка: технология и вирус

За одиннадцатой коробкой последовала двенадцатая. Содержащиеся в ней видения касались важного события 90-х годов, когда в мире происходили грандиозные перемены.

Я видел, как один биоинженер с Ближнего Востока нашел способ создания биологического вируса, который можно использовать в производстве компьютерных чипов. Это открытие произвело переворот в науке и технике, позволив Японии, Китаю и другим странам бассейна Тихого океана достичь невероятного прогресса. Компьютерные чипы, произведенные подобным способом, применялись практически во всех технологиях — от автомобилей и самолетов до пылесосов и миксеров.

На рубеже веков этот изобретатель стал одним из богатейших людей в мире, настолько богатым, что смог стиснуть мертвой хваткой мировую экономику. И тем не менее человечество приветствовало его, так как сконструированные им чипы помогли решить множество проблем.

Постепенно изобретатель начал думать о себе, как о божестве, и требовал все больше власти. Получив ее, он начал управлять миром.

Его методы правления были уникальными. Каждому человеку имплантировали под кожу компьютерный чип с полной информацией о нем. Если правительственному учреждению требовались какие-либо сведения, ему оставалось только сканировать этот чип при помощи специального устройства. Таким образом можно было узнать о человеке абсолютно все — начиная с того, где он живет и работает, и кончая данными из медицинской карты и даже болезнями, которые он мог приобрести в будущем.

Система имела и более зловещую сторону Жизнь человека могла быть прервана, если запрограммировать чип, чтобы он рассосался и выпустил в кровь лежащую в его основе вирусную субстанцию. Подобное ограничение жизни позволяло государству избегать расходов на престарелых и хронически больных.

Люди, не желающие имплантировать чипы, становились изгоями. Им могли отказать в приеме на работу и в государственном сервисе.

Последние видения

В конце концов началось тринадцатое видение. Не знаю, откуда оно появилось, — не видел, чтобы Существо Света принесло его в коробке или извлекло откуда-нибудь еще. Во многих отношениях это видение было самым важным из всех, потому что оно суммировало все, что я видел в двенадцати коробках. С помощью телепатии я услышал голос Существа:

— Если вы будете продолжать жить так, как жили последние тринадцать лет, все это падет на вас. Но если вы изменитесь, то сможете избежать грядущей войны.

Эти слова сопровождали сцены страшного мирового побоища. Пока видения сменяли друг друга на экране, Существо говорило, что годы с 1994 по 1996 станут решающими в том, произойдет эта война или нет.

— Если вы будете жить по-прежнему, к 2004 году мир станет совсем не таким, каким вы его знали, — сказало Существо. — Но вы можете избежать этого.

Передо мной мелькали сцены Третьей мировой войны. Я находился одновременно в сотне мест — от пустынь до лесов — и видел мир, наполненный гибелью и хаосом. Каким-то образом мне стало ясно, что причиной этой последней войны — Армагеддона, если хотите — был страх. В одном из самых загадочных видений передо мной предстала целая армия женщин в черных одеждах и чадрах, марширующих по европейскому городу.

— Страх, который испытывают эти люди, не имеет оснований, — сказало Существо Света. — Но он настолько велик, что человечество пожертвует всеми свободами ради безопасности.

Я также видел сцены не военных, а природных бедствий. В тех областях, которые изобиловали пшеницей и кукурузой, передо мной предстали выжженные пустыни и брошенные фермерами поля. В других местах обильные ливни уничтожили пахотные слои почвы, превратив их в реки темной, густой грязи.

Голодающие люди просили пищу на улицах, протягивая чашки, миски и даже руки в надежде, что кто-нибудь или что-нибудь бросит туда кусочек еды. В одной из этих сцен люди, потеряв последние силы, просто лежали на земле, ожидая, что смерть избавит их от мучений.

Я видел гражданские войны, разразившиеся в Центральной и Южной Америке, и приход к власти в этих странах социалистических правительств перед 2000 годом. Миллионы беженцев пересекали границу Соединенных Штатов в поисках новой жизни. Ничего не могло остановить поток иммигрантов. Их подгоняли страх смерти и утрата веры в Бога.

Миллионы людей устремлялись на север из Сальвадора и Никарагуа, миллионы других перебирались через Рио-Гранде в Техас. Их было так много, что пришлось разместить вдоль линии границы войска и отбрасывать беженцев назад.

Поток беженцев привел мексиканскую экономику к коллапсу.

После окончания видений я осознал, что эти Существа отчаянно пытаются нам помочь, не потому что мы такие хорошие ребята, а потому что без нашего духовного прогресса на Земле они не смогут преуспевать в своем мире.

— Вы, люди, настоящие герои, — сказало мне Существо, — так как вы делаете то, на что не способны другие духовные существа. Вы явились на Землю творить вместе с Богом.

Созерцая представившиеся мне видения, я задавал себе один и тот же вопрос: почему это случилось со мной? Что означают эти сцены в коробках и почему их показывают мне? Несмотря на кажущиеся неопределенными знания, которые я получил раньше, я не мог найти ответ. Я видел будущее и не мог понять, почему.

После финального видения тринадцатое Существо Света ответило на мои вопросы. Мне казалось, что это Существо могущественнее других. Его цвет был более ярким, а собратья вроде бы относились к нему с почтением.

— Течение событий может быть изменено, но сначала люди должны понять, что они собой представляют, — сказало Существо. Оно снова подтвердило, что, по их мнению, люди — великие, могучие и в высшей степени духовные создания. — Отсюда мы видим каждого, кто явился на Землю для великих свершений. У вас хватает мужества участвовать в величайшем из них, которое Бог сотворил под названием «мироздание».

Потом оно объяснило мне свою цель.

— Ты здесь для того, чтобы создать духовный капитализм. Ты должен приблизить наступление этой грядущей системы, изменяя мыслительные процессы людей. Научи их полагаться на свое духовное «я», а не на правительства и церкви. Религия прекрасна, но не позволяй людям полностью подчиняться ей. Им нужно лишь понять, что любовь состоит в том, чтобы обращаться с другими так, как они бы хотели, чтобы обращались с ними.

Существо поведало мне, что я должен сделать после возвращения на Землю. Мне нужно создать «центры», куда люди могли бы приходить, чтобы уменьшать стрессы. Снятие напряжения поможет им осознать, что они принадлежат к высшим духовным существам, стать менее пугливыми и больше любить себе подобных.

Затем передо мной одно за другим предстали видения семи комнат:

Комната терапии, где люди собираются, чтобы поговорить друг с другом.

Массажная клиника, где людям не только делают массаж, но они и сами массируют других.

Камера отключения чувств, позволяющая людям расслабиться и уйти в себя.

Комната, снабженная биоэнергетическими устройствами, позволяющими людям видеть предел, до которого они могут контролировать свои эмоции.

Комната чтения мыслей, позволяющая людям с телепатическими способностями обеспечивать пациентам возможность проникнуть в сущность самих себя.

Комната с кроватью, чьи музыкальные компоненты помогают человеку расслабиться до такой степени, что он может покинуть свое тело.

Комната отражений, где стены, пол и потолок сделаны из полированной стали или меди, но спланированная так, чтобы человек не мог видеть свое отражение. (Назначения этой комнаты я не понял.)

Восьмой компонент процесса состоял в том, что пациент, вернувшись в комнату с кроватью, расслабляется до такой степени, что попадает в духовное царство. Специальные приборы помогают ему осознать те чувства, которые необходимы для достижения подобного состояния.

— Цель этих комнат — показать людям, что они могут управлять своей жизнью с помощью Бога, — объяснило Существо.

Теперь я знаю, что каждая из комнат представляет собой современную форму древнего оракула, храмов духа и тайны, которые были популярны в Древней Греции. Например, то, что происходит в комнате с кроватью, аналогично погружению в сон в храмах Асклепия. Комната чтения мыслей — тот же храм в Дельфах, где люди разговаривали с духами. Комната размышлений — «некромантей» в Эфире, где древним представлялись видения их умерших близких. (Я узнал об этом гораздо позже, когда доктор Реймонд Моуди, имеющий докторскую степень не только в медицине, но и в философии, отметил сходство между этими комнатами и оракулами.)

Каким же образом я должен был построить эти современные оракулы? Существо ответило, чтобы я не беспокоился, так как необходимые компоненты всех комнат будут мне предоставлены и я смогу расположить их по местам. Как такое может произойти? Я ведь ничего не смыслю в таких вещах. Мне кое-что известно о медитации, благодаря занятиям каратэ в детстве. Но моих знаний, безусловно, недостаточно, чтобы соорудить подобный комплекс.

— Не тревожься, — успокоило Существо. — Все придет к тебе само собой.

Существо называло такие места «центрами». Моя миссия на Земле состояла в их создании. После этого Существо заявило, что мне пора возвращаться назад.

Я не хотел возвращаться. Мне нравилось это место. Я пробыл здесь очень мало, но понимал, что в состоянии странствовать в стольких направлениях, словно получил свободный доступ ко всей Вселенной. Пребывание на Земле теперь должно казаться мне жизнью на булавочной головке. Но выбора у меня не было.

— Ты должен вернуться и исполнить эту миссию, — сказало Существо Света.

И я отправился в обратный путь.

Я покинул Хрустальный город, растворившись в серо-голубой атмосфере, куда я попал, когда меня ударила молния, поэтому я понял, что это барьер, который мы пресекаем, попадая в духовное царство.

Я выбрался из серо-голубого тумана на спине. Медленно перевернувшись, я увидел, что плыву в воздухе по коридору. Внизу стояли носилки на колесиках, на которых лежало мертвое тело, покрытое простыней.

За углом я увидел, как открылась дверь лифта и оттуда вышли два санитара в белых халатах, которые направились к покойнику. Они болтали, как будто только что вышли из биллиардной, один из них курил, пуская клубы дыма в потолок, под которым я болтался. Я понял, что они пришли забрать тело в морг.

Прежде чем они добрались до носилок, туда подошел мой приятель Томми. Тогда до меня дошло, что человек под простыней — это я. Я был мертв, и меня — вернее, то, что раньше было мной — собирались отвезти в морг!

Я ощущал глубокую печаль Томми и то, как он, стоя возле носилок и глядя на мое тело, мысленно умоляет меня вернуться к жизни.

К тому времени в больницу прибыла вся моя семья, и я мог чувствовать и их молитвы. Мои родители, брат и сестра сидели в приемной с Сэнди. Они не знали, что я умер, потому что у врача не хватило духу сообщить им об этом. Он просто сказал, что я вряд ли протяну долго.

«Любовь и вправду может даровать жизнь», — подумал я, вися в воздухе. Глядя на Томми, я чувствовал, что становлюсь плотнее. В следующий момент у меня перед глазами оказалась простыня.

Возвращение в мое тело вновь пробудило способность испытывать боль. Я снова ощущал себя прожженным насквозь, как будто каждая клетка была наполнена кислотой. Звон в ушах был таким громким, что мне показалось, будто я нахожусь на колокольне. Мой язык распух и заполнил весь рот. Тело покрывали голубоватые зигзаги, отмечая путь молнии от моей головы к полу. Я не мог их видеть, но чувствовал, как они горят на коже.

Я не мог двигаться, а это не слишком подходящее состояние, когда санитары готовы забрать тебя в морг. Я пытался изо всех сил, но не сумел шевельнуть ни единым мускулом. Наконец я сделал то единственное, что мне оставалось — подул на простыню.

— Он жив! — закричал Томми.

— В самом деле, — сказал один из санитаров. Он стянул простыню с моего лица и увидел, как

я вращаю глазами. Внезапно я начал дергаться, как в эпилептическом припадке.

Куривший санитар бросил сигарету на пол и повез меня назад в реанимационную, громко крича: — Он еще жив!

Врачи и медсестры тут же взялись за дело. Они хлопотали надо мной целых полчаса. Один из врачей отдавал распоряжения, а сестры мгновенно их выполняли. Они втыкали иглы мне в руки, шею и грудь. Кто-то снова прижал к моей груди разрядники, но я не ощутил электрошока — очевидно, они просто пытались подключить монитор. Одна из сестер сунула что-то мне в рот, другая светила в глаза фонариком. Я искренне желал снова умереть и вернуться в Хрустальный город, где боль сменили знания.

Но это было невозможно. Медики добились своего, и я начал чувствовать, что в самом деле нахожусь в реанимационной. Яркий свет на потолке обжигал мне глаза, и я крикнул, чтобы его выключили. Тогда я понял, что окончательно вернулся в реальный мир.

Когда медики наконец закончили свои процедуры, меня отвезли в маленькую боковую комнату. Вместо двери там был занавес — очевидно, помещение предназначалось для больных, которых должны были отвозить из реанимационной в блок интенсивной терапии.

Врач сделал мне укол морфия, и я внезапно снова оказался парящим в воздухе над собственным телом. Я видел, как Томми проскользнул в комнату и стал рыться в шкафах и ящиках стола, надеясь, что его медицинские навыки, приобретенные во время службы во флоте, помогут ему разобраться, что происходит в этом помещении.

Спустя несколько дней я смог медленно и почти нечленораздельно рассказать Томми о том, что со мной случилось. Потом я добавил:

— Я видел, как ты шарил по полкам и ящикам в той комнатушке. Что ты там искал?

Так как в то время я был без сознания после инъекции морфия, Томми поразило, что я мог видеть его. Это убедило его, что со мной и впрямь произошло нечто совершенно необычное.

Но первые семь дней я был парализован. У моей кровати сидели родные и друзья, но я не мог их обнять. Они заговаривали со мной, но я был способен произнести лишь несколько слов. Иногда я сознавал присутствие людей в комнате, но не знал, кто они и зачем находятся здесь, тем более, что после того, как свет в больнице обжег мне глаза, окна были прикрыты темными занавесками.

Если мир, в котором я пребывал наяву, можно считать «бессвязным», как охарактеризовал его один из врачей, то мир, куда я попадал во сне, был образцом «связанности». Засыпая, я возвращался в Хрустальный город и обучался многим вещам, которые мне предстояло проделать. Во сне я стал разбираться в электронике и узнавать компоненты, необходимые для изготовления кровати.

Эти сны длились по нескольку часов ежедневно в течение по меньшей мере двадцати дней. Мой реальный мир наполняли боль и раздражение, а мир во сне — свобода, знания и радостное возбуждение. Просыпаясь, я видел людей, ожидавших моей смерти. Засыпая, я учился жить плодотворной жизнью.

Говоря, что врачи в больнице ожидали моей смерти, я не хочу казаться циничным. Они не рассчитывали, что я выкарабкаюсь, и рассматривали меня только как медицинскую диковинку.

Однажды группа специалистов прибыла из Нью-Йорка, чтобы взглянуть на меня. Один из них сказал мне, что на его памяти никто не переживал такой удар молнии и что он хочет обследовать меня, пока я еще жив. Они провели в больнице три дня, терзая мое парализованное тело. Самым ужасным был тест, во время которого мне втыкали в ноги трехсантиметровые иглы, проверяя, могу ли я что-нибудь чувствовать. Самое удивительное, что я не ощущал никаких уколов, хотя видел, как иглы вонзаются мне в ноги.

Должно быть, я выглядел очень испуганным, когда они приступали к тесту. Врач остановился с иглой в руке и посмотрел на меня. Едва ли он понимал, что я осознаю происходящее.

— Мы собираемся проверить, остался ли там хоть один живой нерв, — сказал доктор и воткнул иглу мне в ногу.

Каждый раз, когда врачи и сестры входили в комнату и заставали меня живым, я видел удивление на их лицах. Они ожидали, что у меня откажет сердце или меня прикончит боль. По правде говоря, боль была настолько сильной, что я хотел умереть. Но при этом я знал, что выживу. Пребывание в Хрустальном городе и сны, которые я видел каждую ночь, убеждали меня, что я обречен оставаться в живых.

Слово «обречен» точно описывало мое отношение к происходящему. Я пребывал в постоянной агонии. Меня удивляло, почему я не почувствовал иголок, но я пришел к выводу, что нестерпимая боль внутри моего тела не позволяла реагировать на боль, причиняемую снаружи. В конце концов, что такое уколы иголок для человека, прожженного насквозь? Я находился в таком ужасном состоянии, что не мог представить себя выздоровевшим и вернувшимся к нормальному существованию. Вот почему я чувствовал, что обречен оставаться в живых.

Пролежав восемь дней на спине, я сделал открытие — я мог шевелить левой рукой. Я обнаружил это, когда у меня зачесался нос. Боль утихла, и теперь все мое тело зудело, словно его искусали комары. Сильнее всего чесался нос. Я настолько привык быть парализованным, что просто лежал, ожидая, что зуд пройдет. Но он не проходил. Я начал думать, как бы почесать нос, когда понял, что пальцы моей левой руки двигаются. Сосредоточившись, я начал подтягивать руку к носу. Мне казалось, что я поднимаю тяжелую штангу. Несколько раз я был вынужден останавливаться, чтобы передохнуть. Наконец, должно быть, почти через час, я добрался до носа. К тому времени зуд прошел, но я все-таки почесал нос, чтобы убедиться в своей победе. Тогда я увидел, что мои ногти сожжены молнией и превратились в черные огрызки.

Пришло время самому заняться своим выздоровлением.

Я решил заставить свое тело работать снова, каждую мышцу по очереди. Мой брат принес мне в больницу «анатомию» Грея. В этой книге описаны функции человеческого тела с подробными объяснениями и рисунками каждой его части. Брат сделал мне из вешалки нечто вроде головного убора, присоединив к нему карандаш, чтобы я мог переворачивать страницы, шевеля головой.

Глядя на иллюстрацию в книге, я начал пытаться двигать мускулами руки. Час за часом я смотрел на руку, проклиная ее и уговаривая шевельнуться. Когда левая рука заработала, я проделал то же самое с правой, а потом и с другими мышцами тела. Когда очередная мышца начинала двигаться хотя бы три миллиметра, меня переполняла радость, я убеждался, что мое тело постепенно приходит в норму

Через несколько дней я решил встать с кровати. Разумеется, я не надеялся, что сразу смогу ходить. Все, что я собирался сделать, это самостоятельно выбраться из постели и снова лечь.

Поздно ночью, когда медсестер в палате не было, я скатился с кровати и с грохотом упал на пол. Потом я попытался вернуться назад. Я перевернулся на живот и стал ползти как червяк, приподнимая зад, а затем хвататься за железные перекладины, простыни и матрац, стараясь залезть в кровать. Несколько раз я снова падал на холодный пол, а однажды заснул от усталости. Но к утру мне удалось вернуться в постель.

Так как сестры проверяли пациентов каждые четыре часа, я понял, что вся процедура заняла не более этого интервала. Я был утомлен и счастлив, словно альпинист, взобравшийся на Эверест, зная, что нахожусь на пути к выздоровлению.

Тем не менее никто по-прежнему не верил, что мне удастся выкарабкаться. Сестры, приходившие в палату, выглядели мрачными. Я слышал, как врачи говорили в коридоре, что мое сердце слишком изношено и мне не выжить. Даже моя семья сомневалась в благополучном исходе. Они видели, как я тяжело дышу и с трудом двигаюсь, поэтому считали, что жить мне осталось не долго.

«Ты сегодня прекрасно выглядишь, Дэннион», — говорили они мне, но на их лицах был написан ужас, как будто они разглядывали попавшую под машину кошку.

Мне хотелось, чтобы у моего изголовья установили кинокамеру, которая запечатлела бы выражения лиц посетителей, пытавшихся сохранить спокойствие при виде меня.

Однажды в палату вошла моя тетя и стала в ногах. Она молча смотрела на меня, пока к ней не присоединилась ее дочь.

— Он выглядит как Иисус, верно? — спросила тетя.

— Да, — согласилась моя кузина. — У него сияние, какое, наверное, было у Иисуса, когда его сняли с креста.

В другой раз меня пришел навестить сосед. Он вошел в палату, широко улыбаясь, но при виде меня улыбка его стала исчезать, должно быть, прямо пропорционально усилению тошноты.

— Постарайся, чтобы тебя не вырвало прямо на меня, — сказал я.

Он попятился и вышел.

Одного посетителя и в самом деле вырвало. Я проснулся, услышав, как кто-то отодвинул занавеску у моей кровати и воскликнул: «Боже мой!» Потом у него началась рвота, продолжавшаяся, пока он не вышел. Никто никогда в этом не признался, и я до сих пор не знаю, кто это был.

Несмотря на весь этот кошмар, я продолжал контактировать с Существами Света. Каждую ночь сны демонстрировали мое будущее. Меня обучали электронике, показывали мне архитектурные чертежи и структуру необходимых компонентов. Мне даже поставили крайний срок завершения рабочей модели Центра — она должна быть готова к 1992 году.

В конце сентября 1975 года меня выписали из больницы. Несмотря ни на что, я выжил. Врачи опасались, что я ослепну, но они ошиблись. Правда, мои глаза стали настолько чувствительными, что мне пришлось носить защитные очки, какими пользуются сварщики, но тем не менее я мог видеть. Никто из врачей не думал, что я смогу передвигаться, но спустя всего тринадцать дней после удара молнией я уже перебрался из кровати в инвалидное кресло. Мне понадобилось на это почти полчаса, но я настоял на том, что проделаю это самостоятельно. Врачи предсказывали, что мое сердце остановится через несколько часов после несчастья. Но оно все еще билось, когда они отвезли меня в кресле к машине.

Перед моим отъездом один из врачей спросил, на что походил перенесенный мною опыт. Я медлил с ответом, но в голове у меня сразу же возник образ Жанны д'Арк.

— Я чувствовал, как будто Бог поджаривает меня заживо, — запинаясь, произнес я.

После этого меня вкатили в поджидавшую машину.

Я знаю, что Сэнди забирала меня из больницы, потому что она рассказывала об этом позже. Думаю, что дома меня ожидало нечто вроде приветственных фанфар, но честно говоря, я не помню флагов и воздушных шаров с надписями «Добро пожаловать домой, Дэннион!» Я не слышал, как кто-нибудь говорил, что меня отправили домой умирать, но именно это сказали врачи моим родителям и Сэнди. «Пусть он проведет свои последние дни дома. Там ему будет удобнее».

Правда заключалась в том, что большую часть времени я не понимал, нахожусь я в больнице или нет. Я воспринимал жизнь урывками, так как моя нервная система сильно пострадала. Реальность представала передо мной фрагментами, словно картинки-загадки. Люди и место, где я находился, казались мне то знакомыми, то абсолютно чужими. От моей личности осталась лишь оболочка.

Например, проведя дома пару дней, я обнаружил себя сидящим за кухонным столом и разговаривающим с женщиной. Она потягивала кофе и болтала о людях и событиях, о которых я ничего не знал. Мне нравилась эта женщина, и я ощущал в ней что-то знакомое.

— Простите, — прервал ее я, — но кто вы такая? На лице женщины отразился ужас.

— Дэнни, я ведь твоя мама!

Разумеется, я чувствовал себя крайне истощенным. Без сна я мог провести не более пятнадцати минут. Иногда мне удавалось сделать около десяти шагов, но от этого я так уставал, что спал минимум двадцать часов.

Засыпая, я возвращался в Хрустальный город, где посещал классы, в которых преподавали Существа Света.

Эти видения были не такими, как во время присмертного опыта. На сей раз я ощущал свое тело, да и обучение происходило по-иному Когда я был бестелесным, то буквально купался в знаниях и мне было достаточно подумать о чем-либо, чтобы это понять. Теперь я должен был прилагать старания, чтобы усвоить урок. Мне показывали оборудование, которое нужно изготовить, но не сопровождали это подробными объяснениями. Я наблюдал за тем, как Существа Света управляются с приборами. Например, мне продемонстрировали семь компонентов кровати, но не сообщили их названия. Я видел, как функционируют восемь частей Центра, но мне не объяснили, как собрать их воедино.

Подобный метод обучения при помощи наблюдений и выводов делал мою миссию крайне трудной. Я оставался с проблемами, которые мне предстояло решать.

Однажды мне устроили экскурсию по операционному залу будущего. Там не было ни скальпелей, ни других режущих инструментов. Лечение производилось посредством специальных осветительных приборов. Существо, сопровождавшее меня, объяснило, что пациентов подвергают освещению, которое изменяет вибрацию клеток внутри тела. Каждый участок тела имеет свой уровень вибрации. Изменение этого уровня вызывает болезнь. Свет возвращает пораженному органу нужный уровень вибрации, исцеляя таким образом любое заболевание.

Эти уроки медицины были представлены мне, как видения отдаленного будущего. Они не касались моей миссии создания Центров, если не считать демонстрации эффектов стресса на человеческий организм.

Мне повезло, что я имел богатую духовную жизнь, потому что моя физическая жизнь практически лежала в развалинах. Спустя два месяца после несчастного случая я стал спать гораздо меньше, но все еще с трудом делал обычные вещи. Встать с кровати и пройти в гостиную было для меня все равно, что отправиться в путешествие. Я пытался ходить по коридору, но часто падал в обморок. Однажды утром я свалился на пол, пытаясь встать с кровати, и, очевидно, сильно расшибся, так как, проснувшись, увидел лужу крови из моего разбитого носа. Я никак не мог прийти в себя и провалялся на полу весь день, пока не пришла Сэнди.

Как правило, я просыпался после восьми утра, когда Сэнди уходила на работу. Мне требовалось полтора часа, чтобы выбраться из кровати, так как после долгих часов сна мои мышцы затекали и становились неподвижными.

Опускаясь на все четыре конечности, я полз на животе в гостиную и проводил день, сидя на кушетке, слишком измученный, чтобы двигаться. Я часто ходил в трусах, потому что не всегда успевал добраться до туалета. Когда я ел пищу, которую Сэнди оставляла для меня на кофейном столике, то всегда пользовался ложкой, так как вилкой я просто не мог попасть в рот, а тыкал себе в глаз или в лоб. Первый раз это произошло, когда я пытался съесть кусок цыпленка и ткнул себя в лоб с такой силой, что потекла кровь. Я не мог есть мелочи, вроде фасоли, потому что у меня дрожали руки и пища скатывалась с ложки на пол.

Большую часть дней я сидел в гостиной и ничего не делал. Чем больше времени я находился сам с собой, тем больше времени у меня оставалось, чтобы поразмышлять о видениях. Сидя в гостиной или на крыльце, я обдумывал услышанное на ночной лекции моего духовного наставника. Мне постоянно приходилось производить в уме математические расчеты и обрабатывать полученную информацию. Иногда я шутил, что стал достаточно образованным, чтобы построить космический корабль «Энтерпрайз».

Постоянный поток видений шел мне на пользу, так как других развлечений у меня не было. Я редко ходил куда-нибудь, потому что страшно уставал. Кроме того, я в любой момент мог упасть в обморок. Иногда это приводило к весьма неловким ситуациям.

Например, на Новый год мы с Сэнди отправились в китайский ресторан. Я твердо решил добраться туда своими силами и не позволил Сэнди везти меня в кресле. С автостоянки я медленно шел к ресторану, опираясь на две трости и походил на полудохлого краба, волочащего клешни по берегу моря.

Мне понадобилось около пятнадцати минут, чтобы доползти до ресторана, и я тяжело дышал от усталости. Мы сразу же сели, и я все еще не мог перевести дух. Сэнди заказала суп с лапшой, а я сидел, пыхтя, как измученный пес. Я пытался завязать с ней беседу, так как видел в ее глазах страх за меня.

Официант поставил на столик две тарелки горячего супа. Я посмотрел на свою тарелку, но внезапно у меня потемнело в глазах, и я свалился лицом в суп. Сначала Сэнди подумала, что это шутка, но когда я начал кашлять и отплевываться, она закричала и подняла мою голову. Суп стекал с моего носа на скатерть. Официант придерживал меня, пока я не пришел в себя, а потом помог мне вернуться в машину

Даже простой выход из дома был для меня чреват риском. Однажды я решил провести утро, сидя на солнце. Я выполз из дома на задний двор и медленно добрался до стула, выдохся и покрылся потом. Держась за подлокотники, как старик, я начал медленно опускаться на стул и внезапно очутился в траве лицом вниз. Я снова на момент потерял сознание и был не в силах подняться.

Я пролежал так шесть часов, пока не пришла Сэнди. В течение этого времени я пытался занять себя изучением травы и грязи.

Возможно, худший из этих обмороков произошел, когда я шел к машине взять журнал, который оставил на переднем сиденье. Я схватился за ручку, открыл дверцу и рухнул вниз. Когда я очнулся, моя рука все еще держалась за ручку, а мое плечо было вывихнуто. Прошло три часа, прежде чем кто-то пришел мне на помощь.

К концу 1975 года я был разорен. Мои больничные счета и потери доходов превысили сто тысяч долларов, а долги росли с каждым днем. Чтобы оплатить счета, мне пришлось продать все, что у меня было. Сначала я расстался с моими машинами — пять старинных автомобилей в отличном состоянии были проданы покупателю, предложившему наибольшую цену. Так как я не мог работать, то был вынужден продать и свою долю в бизнесе. Природа моей работы на правительство в корне изменилась. Моя прежняя деятельность требовала быстроты и маскировки — полуслепому инвалиду, передвигавшемуся, как искалеченный краб, нечего было даже думать о ней. Теперь мне приходилось ограничиваться кабинетной работой. Впрочем, прощание с деятельностью, связанной с поставками оружия, меня не печалило. Хотя такая жизнь была куда интереснее, чем торчать в офисе, о ней у меня сохранилось слишком много дурных воспоминаний. Как я убедился во время присмертного опыта, в те годы я причинил людям много зла. Пережив заново эти события, я не хотел, чтобы они заново портили мою «анкету».

— Будьте осторожны в ваших поступках, — предупреждал я всех, кто хотел меня слушать, — потому что после смерти вам придется увидеть их снова, и они могут не доставить вам удовольствия.

Мы переехали в другой дом, потому что прежнее жилище постоянно напоминало об ударе молнии. Воспоминания были настолько яркими, что я никогда не заходил в спальню, где это произошло. Я требовал, чтобы Сэнди держала дверь закрытой, и отказывался даже приближаться к ней, хотя это была самая большая спальня в доме.

Прежде чем продать дом, я заменил ковер в спальне. Мне пришлось это сделать, так как его прожег отпечаток моей ноги, а это понизило бы цену дома так же, как наличие призрака жертвы убийства. Когда рабочие убирали ковер, я сидел на диване в гостиной и слышал, как один из них свистнул, а другой сказал:

— Посмотри-ка на это!

Потом один рабочий вышел и с усмешкой сообщил:

— Пол перечеркнут черными линиями в тех местах, где электричество напоролось на гвозди!

Я испытал лишь мимолетный интерес к факту моего разорения. Мы получали помощь от моих родителей, и Сэнди продолжала работать, но я потерял все, что имел. К тому времени, когда я смог что-то зарабатывать, мне приходилось тратить десятки тысяч долларов на медицинские счета. Я до сих пор еще по ним не расплатился.

Тем не менее я мог думать только о Центрах, про которые мне рассказывало Существо. Они были моей миссией, моей судьбой. Я должен был построить их, но понятия не имел, как это осуществить.

Я постоянно говорил о Центрах сам с собой, с теми, кто хотел меня слушать, и даже с теми, кто этого не хотел. Они были смыслом моей жизни. Я начал подробно рассказывать о том, что произошло со мной после смерти — по крайней мере пытался это делать. Многое из того, что я говорил в те дни, люди понимали с трудом. В моей голове все было ясно, но когда я пробовал облечь мысли в слова, выпадали целые куски, и выглядело это так, будто я болтаю чепуху.

Несмотря ни на что, я продолжал рассказывать о пережитом мною опыте, о том, как я покинул свое тело и посетил Хрустальный город, где видел будущее и узнал, что должен построить эти Центры. Я описывал все это в деталях, которые накрепко запечатлелись в моем мозгу.

Не помню, сколько раз я описывал восемь составных частей Центра.

— Они могут изменить будущее, — утверждал я, — уменьшить страх и напряжение, которые являются причиной многих мировых проблем.

Чем больше я говорил, тем сильнее чувствовал, что люди отдаляются от меня. Это касалось даже Сэнди, и я не мог ее осуждать. Она была красивой молодой женщиной, которой предстояла долгая жизнь. Зачем же ей тратить ее на человека, который ползает как краб и лопочет о небесных проектах снятия стресса?

Моим друзьям, с которыми я многие годы играл в футбол и пил пиво, теперь приходилось слушать, как я рассуждаю словно Мессия. Один из них попал в самую точку, заявив, что я говорю как проповедник из прошлого века. Они никогда не слышали о присмертном опыте, поэтому не могли себе представить, что со мной произошло.

Вообще-то я в то же время тоже не слышал о присмертном опыте. Но я знал, что существует великий и всемогущий Бог и иной, великолепный мир. Живя и дыша в реальном мире, я чувствовал его боль. Я также знал, что должен найти выход из этой боли. Никто не мог убедить меня, что из моей затеи с Центром ничего не выйдет. Я видел перед собой людей, которым должны помочь эти Центры. Никто не мог сообщить мне что-то неизвестное о физической и душевной боли. Я знал о ней больше всех и не сомневался, что Центры призваны помочь человечеству.

Однажды меня спросили, почему я не покончил с собой. Не помню, кто это был, но когда я рассказал всю мою историю, то услышал:

— Если там было настолько прекрасно, Дэннион, почему же ты не убил себя, чтобы туда вернуться?

Меня не рассердил этот вопрос. Фактически он был вполне логичен, особенно учитывая то, что я постоянно воздавал хвалы жизни после смерти. Почему же я не убил себя?

До тех пор я об этом не задумывался. Сидя на крыльце как зомби, я начинал осознавать изменения, происшедшие во мне вследствие присмертного опыта. Этот опыт придал мне силу справиться с трудностями. В самые тяжелые моменты мне достаточно было вспомнить любовь, излучаемую небесным светом, и я сразу чувствовал облегчение. Я знал, что самоубийство было бы ложным шагом, и даже не думал о том, чтобы так поступить.

Говоря об облегчении, я имею в виду внутреннее ощущение, позволявшее мне жить, несмотря на все беды. Но внешне я выглядел совсем по-иному. Я едва мог ходить и имел слабое зрение. Мне приходилось носить темные очки, и я весил всего шестьдесят восемь килограммов — на тридцать килограммов меньше моего обычного веса. Мое тело было изогнутым, как вопросительный знак. Я разглагольствовал, словно религиозный маньяк, о духовных существах, городе Света, коробках с видениями будущего и, разумеется, о Центрах.

Возможно, меня следовало запереть в сумасшедший дом. Наверное, так бы и произошло, если бы я не прочитал в газете статью, которая вновь изменила мою жизнь.

Статья состояла всего из трех абзацев, но эти слова перевернули мою жизнь в такой же степени, как удар молнии: «Доктор Реймонд Моуди будет читать в университете Южной Каролины лекцию на тему: «Что происходит с некоторыми людьми, которых сочли клинически мертвыми, но которые сумели выжить».

Моуди — психиатр из штата Джорджия — анализировал истории людей, которые почти умерли, но вернулись к жизни и рассказывали, что видели покойных родственников, Существа Света и всю свою жизнь, прошедшую у них перед глазами.

Моуди называет этот феномен «присмертным опытом» и говорит, что такое может произойти с тысячами людей, сталкивающихся со смертью.

Я был взволнован. Впервые после удара молнией я осознал, что не одинок. Прочитав статью, я понял, что другие люди также побывали в том туннеле и видели Существ Света. Теперь я даже знал название того, что со мной произошло: «присмертный опыт».

Лекция должна была состояться через два дня. После выписки из больницы я покидал дом всего несколько раз, и это оканчивалось малоприятными инцидентами, но я решил, что должен посетить лекцию доктора Моуди. Я должен был поговорить с человеком, который понимает, через что мне пришлось пройти.

Хотя 1975 год был не так давно, для людей, перенесших присмертный опыт, это было мрачное средневековье. Доктора не знали о таких вещах ничего или почти ничего и обычно отмахивались от них, как от дурных снов или галлюцинаций, когда о чем-либо подобном упоминали пациенты. Если больные упорствовали в рассказах о происшедшем с ними, их, как правило, отсылали к психиатрам, которые вместо того, чтобы выслушать и попытаться понять этих людей, пичкали их лекарствами. От священников тоже было мало толку, так как они обычно считали подобные духовные путешествия происками дьявола.

Существует много историй, демонстрирующих скверное обращение с людьми, испытавшими то, что довелось испытать мне, но, пожалуй, самая интересная из них — история солдата во время Корейской войны. В результате вражеского артобстрела у него произошла контузия, и его забрали в госпиталь с очень серьезными повреждениями головы.

Потеряв сознание после взрыва, этот солдат покинул свое тело и воспарил над полем сражения. Он видел себя окруженным другими убитыми и ранеными и начал испытывать жалость к друзьям и врагам. Потом он почувствовал, что скользит сквозь тьму к яркому свету, где словно «окунулся в добрые чувства». Солдату представили его жизнь на обозрение, ошеломившее беднягу обилием ярких подробностей.

«Это было как кино, которое смотришь каждой клеточкой своего тела», — вспоминал он. В конце обозрения солдат «услышал» голос: «Просто люби всех». После этого он вернулся к жизни.

Через пару дней солдат начал рассказывать о перенесенном им опыте сперва врачам и медсестрам, а затем и другим пациентам. Проблема заключалась в том, что он говорил слишком много. Врачи, ничего не знавшие о присмертных опытах, направили его к военным психиатрам, которые также ничего о них не знали. Вскоре солдат оказался в госпитале для душевнобольных.

Невежество врачей было вполне понятным. История человечества знает множество подобных опытов, о них сообщалось в исторических или религиозных книгах и документах, но не в трудах по медицине.

Некоторые эпизоды в Библии можно трактовать как присмертные опыты — например, историю о том, как апостол Павел окаменел почти до смерти у ворот Дамаска. Многие религиозные лидеры — в том числе Папы римские — собирали рассказы верующих, которые побывали в духовном мире, находясь на пороге смерти. Папа Григорий XIV был настолько увлечен этими рассказами, что стал встречаться с людьми, пережившими такие опыты.

Мормонская церковь описала много подобных опытов в «Журнале рассуждений» — комментариях к мормонской религии, написанных церковными старейшинами. Их описания полностью соответствуют происшедшему со мной. Они верят, что после телесной смерти дух сохраняет пять чувств: зрение, осязание, обоняние, слух и вкус. По их мнению, смерть освобождает нас от болезней и бессилия, и дух может двигаться с огромной скоростью, видеть одновременно в разных направлениях и общаться не с помощью речи, а иными способами.

Мне кажется, эти верования развились из личных опытов. Многие из мормонских старейшин пережили присмертные опыты или знакомились с подробными отчетами о них, составленными собратьями по вере. На этом основании они пришли к выводам относительно жизни после смерти.

Например, смерть определяется, как «всего лишь переход из одного статуса или сферы существования в другой». О знаниях в книге говорится следующее: «Там, как и здесь, все вещи будут естественными, и вы поймете их так же, как понимаете теперь». Они даже упоминают небесный свет, который я видел: «Яркость и блеск этой сферы не поддаются описанию».

Присмертный опыт характеризуется ими без использования общепринятых терминов. «Некоторые духи, испытавшие смерть, возвращаются назад в их физические тела, — говорится в «Журнале». — Такие люди дважды проходят через естественную или временную смерть». Один из подобных опытов произошел с Джедедией Грантом, когда он лежал на смертном одре, и был описан им своему другу Хиберу Кимболлу, передавшему его в «Журнал»:

«Он сказал мне: «Брат Хибер, я побывал в духовном мире две ночи подряд, и из всех ужасов, когда-либо пережитых мною, самым страшным было возвращение в мое тело, хотя я знал, что должен его осуществить».

В духовном мире Грант видел многих умерших, которых он знал, но не разговаривал ни с кем, кроме его жены Кэролайн. Она явилась ему первой, выглядела очень красивой и держала на руках их ребенка, который погиб в прериях. «Мистер Грант, — сказала она, — это малютка Маргарет. Вы знаете, что ее съели волки, но это не повредило ей — с ней все в порядке».

Хотя о присмертных опытах известно уже тысячи лет, они не стали в полной степени достоянием медицины до 1960-х годов, когда прогресс медицинской технологии позволил вернуть к жизни многих почти мертвых пациентов. Людей, пострадавших от тяжелых сердечных приступов или автокатастроф, спасали высокотехнические комбинации аппаратуры, лекарств и врачебного мастерства.

Люди, которые раньше умирали, стали выживать. Приходя в сознание, они рассказывали истории, очень похожие на те, что были известны с глубокой древности. Беда была в том, что большинство врачей игнорировали эти рассказы, отсылая пациентов к священникам или просто заявляя, что такое не могло произойти. Эти чародеи современной медицины могли справиться почти с любой физической проблемой, но проблемы духовные были недоступны их пониманию.

Доктор Моуди решил выслушать и проанализировать эти истории, что до Него не делал никто. Его первое знакомство с присмертным опытом произошло в 1965 году, когда он изучал философию в университете Вирджинии. Там доктор Моуди услышал рассказ местного психиатра доктора Джорджа Ритчи о его удивительном пребывании на пороге смерти, когда он во время службы в армии едва не умер от пневмонии. Молодой солдат покинул свое тело, когда врачи сочли его мертвым, и обнаружил, что может передвигаться по стране, его дух гудел, как низко летящий реактивный самолет. Вернувшись в военный госпиталь в Техасе, где он умер, Ритчи начал бродить по зданию в поисках своего тела. В конце концов он его нашел, не потому что помнил свое лицо, а узнав кольцо, которое носил на пальце.

Опыт Ритчи настолько заинтриговал Моуди, что он не мог о нем забыть. В 1969 году Моуди начал рассказывать о нем в классе, где обучался философии. После одной из лекций к нему подошел студент и рассказал о своем присмертном опыте. Моуди был поражен сходством с историей доктора Ритчи. В течение следующих трех лет он услышал еще около восьми подобных историй.

Моуди поступил в медицинский колледж, но продолжал собирать рассказы о «посмертных» приключениях, которые слышал от людей, знавших о его увлечении. Постепенно ему удалось собрать более ста пятидесяти историй.

Большую часть этих отчетов Моуди опубликовал в книге «Жизнь после жизни», которая впервые представила новую область медицины. Книга и поныне остается величайшим вкладом в популяризацию этой области — несколько миллионов ее экземпляров были проданы во всем мире. Теперь ни один информированный психиатр не мог сказать пациенту, что духовный мир, который он видел, прежде чем вернуться к жизни, был всего лишь иллюзией. Исследования Моуди показали, что подобный опыт испытали большинство, если не все люди, сталкивавшиеся со смертью.

Моуди назвал эти эпизоды «присмертными опытами». Он продолжал систематизировать их, изучал и находил в них общие элементы. Моуди обнаружил пятнадцать таких элементов, но ни один человек не упоминал все из них, хотя некоторые называли двенадцать. После опубликования «Жизни после жизни» эти элементы были скомбинированы и сведены к девяти общим характерным чертам:

1. Ощущение смерти — человек знает, что он мертв.

2. Чувство покоя и отсутствие боли — человек, который должен испытывать страшную боль, не ощущает своего тела.

3. Пребывания вне тела — дух человека парит над его телом, и он может описывать события, которые не должен был видеть. (Мой полет над Сэнди, которая массировала мне грудь, и возвращение в свое тело в больнице — два примера из моего опыта.)

4. Пребывание в туннеле — «мертвец» чувствует, что быстро движется по туннелю. Это произошло со мной в машине «скорой помощи», когда, увидев себя мертвым, я отправился сквозь туннель в духовный мир.

5. Свидание с людьми, состоящими из света, — в конце туннеля человек видит умерших родственников, кажущихся состоящими из света.

(В моем случае я видел много подобных людей, но никто из них не был моим покойным родственником.)

6. Приветствие Существом Света. (В моем случае этому описанию соответствует духовный вожатый, которого я встретил в конце туннеля. Он провел меня в духовный мир и вывел оттуда, представив мне на обозрение мою жизнь. Другие люди описывают пребывание в место, похожее на сад или лес, и встречу с Существом Света.)

7. Нежелание возвращаться. (Ятоже нехотел возвращаться на Землю. Но Существа Света принудили меня к этому, поручив миссию сооружения Центров.)

8. Обозрение жизни — человеку дают возможность видеть свою жизнь и оценить все ее приятные и неприятные аспекты. (Мне помог в этом контакт с моим духовным вожатым.)

9. Личная трансформация—нечто позитивное, что приобретает большинство людей в их отношении к таким явлениям окружающей действительности, как природа и семья. (Яиспытал подобную трансформацию, однако не только позитивного, но и негативного плана. Я стал одержим перенесенным мною опытом и моей миссией—сооружением «Центров». Эта одержимость привела к разочарованию, так как я не имел понятия, каким образом выполнить эту миссию.)

Работая над «Жизнью после жизни», Моуди никогда не сталкивался с человеком, испытавшим на себе все характерные элементы присмертного опыта. Очевидно, я был первым.

Я отправился в университет, где Моуди читал лекцию. Должно быть, я являл собой любопытное зрелище. На мне были очки сварщика и длинная морская шинель, доходящая до середины икр. Я шел, опираясь на две трости, и стучал ими по университетскому коридору в поисках нужной комнаты.

— Этот парень похож на богомола! — крикнул кто-то, когда я вошел в лекционный зал. В комнате было человек шестьдесят, я нашел себе место сзади, чтобы не привлекать к себе внимания, сел и стал слушать то, что говорил Моуди о моих духовных братьях и сестрах.

В то время он как раз писал «Жизнь после жизни», и звучащее в его голосе изумление собственными открытиями завораживало всех присутствующих. Я был возбужден, видя, что больше не одинок. Здесь, в этой комнате, сидят такие же как я!

Лекция доктора Моуди заряжала меня энергией. Ведь к этому моменту я уже был почти окончательно сломлен. Я все потерял, не знал, куда идти и что делать, когда внезапно увидел перед собой спасителя — человека, который понимает, через что я прошел. Я чувствовал, как у меня прибавляются силы.

В конце лекции Моуди спросил:

— Есть ли в этой комнате кто-нибудь, перенесший подобный опыт?

Моя рука взлетела вверх.

— Я перенес нечто подобное, — запинаясь, произнес я. — Меня ударила молния.

Я с удивлением узнал, что Моуди читал статью обо мне и помнил этот случай. Он собирал истории, которые могли представить потенциальный интерес для изучения, и поэтому вырезал газетные статьи о людях, побывавших на пороге смерти. В его планы входила и встреча со мной.

— Не мог бы я побеседовать с вами? — спросил Моуди.

— Разумеется, — ответил я. — Наконец-то я смогу поговорить с человеком, который не сбежит.

Комната наполнилась смехом. Все нашли это очень забавным, кроме доктора Моуди и меня. Казалось, он точно знает, что я чувствую. Если бы не очки, все бы увидели, что я готов заплакать. Но вместо этого я начал смеяться, изо всех сил стараясь сдержать дрожь.

— Что тут смешного? — спросил кто-то рядом со мной.

— Если бы кто-нибудь рассказал мне о присмертном опыте, прежде чем я сам испытал, то я бы тоже смеялся над ним, — ответил я, — а теперь смеются надо мной.

Близкие друзья описывали доктора Реймонда Моуди как нечто среднее между Утенком Дональдом и Зигмундом Фрейдом. Он был одновременно блестящим и комичным — ему ничего не стоило ввернуть остроту в разговор о трудах Платона. Реймонд проявил такие способности, что преподавал в медицинском колледже Джорджии, будучи там студентом.

Я оценил интеллект и юмор Реймонда, как только он пришел ко мне домой неделю спустя. Он подъехал в старом голубом «понтиаке» с дверцами, разрисованными цветными карандашами. Фигурки, изображенные его сыновьями, выглядели, как рисунки доисторического человека в пещере.

«Он водит машину Фреда Флинстоуна», — подумал я, глядя сквозь занавеску.

Моуди поднялся по ступенькам и постучал в дверь. Я уже встал, но мне понадобилась пара минут, чтобы добраться до двери. Реймонд терпеливо ждал, пока я ковылял по комнате.

Увидев мою гостиную, он влюбился в нее с первого взгляда. У меня было семь кресел-качалок, и я вскоре узнал, что Реймонд любил сидеть в качалке, обдумывая что-нибудь важное.

Он опустился в кресло с прямой спинкой, сделанное из дуба, а я сел напротив него в зачехленное вращающееся кресло. Так мы раскачивались добрые восемь часов, говоря о том, что произошло со мной, и о присмертном опыте вообще. «Жизнь после жизни» еще не была опубликована, но у Реймонда уже появились новые идеи, и он начал работать над следующей книгой.

Прежде чем рассказать мне что-нибудь о своих книгах, Реймонд расспросил меня о перенесенном мною опыте. Таким образом, объяснил он, никто не сможет утверждать, будто мой рассказ навеян фактами, которые Моуди собирался опубликовать.

Реймонд беседовал со мной спокойно и неторопливо, расспрашивая меня и отвечая на мои вопросы. Он не обнаруживал никаких эмоций, когда я рассказывал ему о своем опыте и о том, что за ним последовало, просто задавал вопросы до тех пор, пока спрашивать стало уже не о чем.

Целью этого метода было удержать субъекта интервью от приукрашивания его истории. Задавая краткие вопросы и не рассказывая о других присмертных опытах, Реймонд мог быть уверен, что не даст мне расцветить происшедшее со мной колоритными деталями из чужих рассказов.

Хотя подход, использованный Реймондом, был лучшим способом узнать правду, меня он обескуражил. Я привык, что люди разевают рот от изумления, когда я говорю о происшедшем. Но Реймонд просто сидел с непроницаемым лицом и слушал.

Он не обнаружил ни тревоги, ни удивления, когда я рассказал о соборах из хрусталя.

— Да-да, я слышал о них раньше, — сказал он. Даже рассказ о залах знания не заставил его повести бровью.

Я поведал ему о красоте и великолепии духовного мира и о том, как Свет в этом месте излучал знание. Я рассказал о вере небесных духов в то, что мы «могущественные духовные создания», которые обнаружили огромную смелость, живя на Земле.

Я даже точно помню свои слова:

— Мне известно все о Земле и Вселенной. Я знаю предназначение всего в этом мире — даже такой мелочи, как капля дождя. Судьба каждой капли — вернуться назад в море. Мы подобны этим каплям, Реймонд. Мы стараемся вернуться к истокам — к месту, откуда мы явились. Люди отважны, потому что они готовы экспериментировать в мире, который так мал в сравнении с Вселенной. Духи говорят, что каждый из нас достоин огромного уважения.

Я сообщил ему о коробках, но не о том, какую именно информацию они содержали. На этой стадии своего повествования я стал торопиться и опускать детали.

Потом я рассказал Реймонду о Центрах, в особенности о кровати, которая теперь владела всеми моими мыслями. Я ломал голову над тем, где взять материалы для нее и что они из себя представляют, так как я был способен видеть их, но не идентифицировать.

Я поведал Реймонду обо всем и проделал это с таким неистовством, что мой рассказ, должно быть, выглядел бредом сумасшедшего. Другие прямо говорили, что я спятил, или старались меня избегать. Но с Реймондом все было не так. Он перестал раскачиваться, склонился вперед и заглянул мне в глаза.

— Вы не безумны, — сказал он. — Я никогда не слышал описаний, таких подробных, как ваше, но многие другие истории имеют с вашей общие элементы. Вы пережили опыт, сделавший вас уникальным. Это все равно, что открыть новую страну, населенную неизвестным народом, и пытаться всем доказать, что она существует.

Его слова принесли мне облегчение. Я понял, что теперь должен найти тех, кто, подобно мне, видел эту «новую страну». Я ощущал мощный прилив энергии, твердо зная, что должен полностью вернуться к жизни и меня ничто не остановит.

Остаток дня Реймонд рассказывал о случаях, обнаруженных им в процессе исследований. Изучение и описание этих случаев внесли в его жизнь драматическую перемену. Моуди еще не опубликовал первую книгу, но газетные статьи о его работе были напечатаны в «Атланта Конститьюшн», и ему постоянно звонили люди, пережившие присмертный опыт. Для Реймонда, привыкшего к размеренной жизни ученого, это было новшеством.

— Когда книга выйдет в свет, у меня вовсе не останется времени для себя, — пожаловался он. Реймонда беспокоила потеря времени, которое он мог посвящать своим исследованиям. Позднее я узнал, что больше всего на свете ему нравились два занятия — читать и думать.

После ухода Реймонда в моем отношении к жизни произошли явные изменения. Я начал бороться — стараться перестать испытывать к себе жалость. Это было нелегкой задачей, так как я настолько сильно пострадал физически, что не верил, будто мне когда-либо удастся прийти в норму. Но вместо того, чтобы вести себя, как человек, получивший удар, от которого нельзя оправиться, я стал искать в своем состоянии положительные стороны, способы победить причиненные мне увечья. Например, теперь поход по коридору в ванную занимал у меня всего около двадцати минут, хотя еще неделю назад я в такой спешке непременно бы упал и весь перепачкался. Свет все еще раздражал мои глаза, но с каждым днем все меньше и меньше. Руки постепенно обретали силу и подвижность, а боль от ожогов вследствие удара молнии медленно ослабевала.

Психологически я выздоравливал еще быстрее. Я все еще постоянно говорил о своем опыте с теми, кто соглашался меня слушать, но мои слова уже не звучали, как речь полубезумного фанатичного проповедника. Благодаря пониманию со стороны Реймонда и знанию, что на свете есть много других, подобных мне, я уже не старался убеждать каждого в своей правоте. Я начал читать Библию, изучал природу видений, о которых говорится в Писании. Я также читал рукопись «Жизнь после жизни», которую дал мне Реймонд.

Теперь мы с Реймондом беседовали почти ежедневно. Во время одного из наших телефонных разговоров он вспомнил, что я не описал ему будущее, открывшееся мне в коробках, и попросил сделать это. Мы договорились о встрече.

Через пару дней мы с Сэнди пришли домой к Реймонду. Нас провели в гостиную, где Реймонд предложил нам содовую воду Потом мы начали говорить о тринадцати коробках и о том, что в них содержалось. Я рассказал ему о большой войне, которая должна произойти в пустынях Ближнего Востока в 90-х годах, уничтожить большую армию и изменить ситуацию в этом регионе. Я поведал о крахе Советского Союза, голодных и политических бунтах во время попыток СССР организовать новую политическую систему вместо коммунизма. Я сообщил о грядущей «балканизации» всего мира, когда большие страны станут разваливаться на несколько маленьких. Короче говоря, я описал содержание каждой коробки, как на страницах этой книги.

Наши дискуссии заняли несколько вечеров. Реймонд раскачивался в качалке, иногда делал заметки. Он часто записывал вслед за мной, удовлетворенно кивая головой. Одним из многочисленных достоинств Реймонда было умение слушать. Он знал, что люди любят поговорить и что лучший способ узнать о человеке правду — это выслушать все, что он в состоянии сказать. Поэтому я говорил, а он меня слушал.

Я потряс его, сообщив, что мы будем вместе в тот день, когда мир начнет рушиться, и тогда узнаем, что видения, которые были мне представлены в коробках, обернулись явью.

— Где же мы будем находиться? — спросил Реймонд.

— В Советском Союзе, — ответил я.

— Понятно, — промолвил он, что-то записывая. Я видел, что Реймонд не верит моим словам, да и мне самому было нелегко в это поверить. В 70-х годах Советский Союз был закрытой страной, куда получить визу американским гражданам было крайне трудно. Более того, моя работа на правительство США в различных «горячих точках» делала невероятным посещение СССР при любых обстоятельствах, помимо официального визита. К тому же книга Реймонда была запрещена Советами и считалась подрывной.

Тем не менее видение в коробке демонстрировало меня на улицах Москвы с человеком, которого я не смог опознать, мы наблюдали за очередями, выстраивающимися за едой. Сидя в тот вечер с Реймондом, я внезапно ощутил глубокую уверенность, что этот человек — он.

Эта сцена обернулась правдой. Теперь я могу сообщить, что мы с Реймондом посетили Москву в 1992 году, вскоре после краха коммунизма, и видели измученных русских, стоящих в очереди вокруг целого квартала в надежде попасть в магазин и купить хоть какую-нибудь пищу.

— Вот оно! — удивленно воскликнул Реймонд, вспоминая тот вечер почти пятнадцатилетней давности. — Вот то видение, которое было в коробке!

Эти дни первых визитов к Реймонду были одними из лучших в моей жизни. Сэнди и я обедали с Реймондом, его женой и двумя мальчуганами. Хотя Реймонду постоянно звонили люди, хотевшие рассказать ему о происшедшем с ними, ко мне он проявлял особое внимание.

Из-за темы его исследований Реймонд стал единственной надеждой многих людей на понимание. Помните, что в те дни почти никто не говорил о подобных случаях, а с теми, кто рассказывал об этом, обращались как с сумасшедшими. Люди обращались к Реймонду, как к врачу, способному им помочь.

Когда Реймонд слышал по телефону умоляющие голоса, его лицо искажала боль. Слушая о том, как люди непосредственно сталкивались со смертью, он часто прикладывал ладонь ко рту и вскрикивал, явно потрясенный тем, что ему говорили. Он по-настоящему переживал за этих людей и обращался с ними, как с членами семьи.

Выходя из-за стола, чтобы ответить на звонок, Реймонд никогда не просил перезвонить позже. Я часто слышал его комментарии во время этих бесед: «Да, многие из тех, с кем я говорил, видели в конце туннеля покойных родственников» или «Во время присмертных опытов люди, как правило, покидают свое тело».

На меня эти разговоры действовали успокаивающе. Я понимал, что звонившие также озадачены происшедшим с ними, как был озадачен я, и чувствовал, что расслабляюсь все больше и больше.

Сближаясь с Реймондом, я все чаще рассказывал ему о предсказаниях будущего, свидетелем которых я стал. Я обсудил их во всех подробностях — начиная с Чернобыля и кончая войнами. Не думаю, что Реймонд поверил в эти предвидения, но он зафиксировал их на бумаге, что помогло впоследствии, когда они обернулись реальностью.

После выхода в свет книги «Жизнь после жизни» в конце 1975 года на Реймонда, находившегося тогда в Чарлотсвилле, отовсюду обрушился поток просьб. Средства массовой информации требовали интервью, различные организации и университеты просили о лекциях, а люди просто хотели поговорить. Только необходимость завершения текущей работы удерживала его от немедленного отклика на эти просьбы.

Однажды первая жена Реймонда, Луиза, позвонила мне и спросила, не могу ли я ему помочь. Реймонд нуждался в том, чтобы ему составляли расписания бесед и интервью, так как ему никогда не хватало для этого ни времени, ни терпения. Дело было в конце 1976 года, когда мое здоровье значительно улучшилось. Врачи уже не говорили, что я скоро умру, хотя утверждали, что мое сердце сильно пострадало и это сократит мою жизнь. Очки сварщика уступили место обычным темным очкам, которые я носил только на улице. Теперь я мог ходить с одной тростью и говорить связно, а не лепетать о «городах Света» и моих видениях будущего.

Я не хочу, чтобы вы думали, будто я об этом забыл. Нет, мой опыт постоянно был при мне — примерно в двух дюймах от моего лица. Цросто я научился контролировать себя и упоминать о происшедшем со мной только в подходящих случаях. Реймонд помог мне в этом: «Перестаньте думать, что вы Иисус Христос, и подождите, пока вас попросят, прежде чем начать свои проповеди».

Я отправился в Чарлотсвилл, чтобы помочь Реймонду. Бывали времена, когда он вообще не покидал библиотеку, и сейчас был как раз такой период. Он работал над своей второй книгой «Размышления о жизни после жизни» и явно не хотел, чтобы его беспокоили.

Мне пришлось изрядно потрудиться. Я отвечал на телефонные звонки, договаривался об интервью с прессой, составлял графики бесед, вынуждавших Реймонда совершать путешествия в самые дальние уголки мира. Я часто сопровождал его, не только чтобы руководить деловой частью процесса, но и чтобы оказаться в обществе тех, кто пережил то же, что и я.

Подобная роскошь была доступна очень немногим из нас. Даже сегодня, когда это явление получило признание, люди, пережившие смерть, редко встречаются друг с другом. Результаты этих встреч были поистине замечательными.

Например, в Вашингтоне после лекции Реймонда ко мне подошла женщина и рассказала о происшедшем с ней:

— Когда я была молодой, мы отправились в отпуск в Калифорнию. Перед отъездом у меня началась боль в правом боку, которая во время отпуска становилась все сильнее. В конце концов, муж отвел меня в больницу.

Первый врач, осмотревший меня, сказал, что мой аппендикс вот-вот лопнет. Второй заявил, что все дело в инфекции. Единственное, в чем они сошлись, это в необходимости срочного хирургического вмешательства.

Когда они разрезали меня, то обнаружили, что первый диагноз был правильным. Мой аппендикс прорвался, и теперь у меня была инфицирована область брюшины размером с небольшую дыню.

Я провела в больнице больше месяца — причем значительную часть времени в коматозном состоянии. В один из этих дней моей семье сообщили, что я скоро умру. Все собрались вокруг меня — все выглядело так, будто врачи правы. У меня начались пневмония и спазмы сосудов; я задыхалась.

Я слышала все, что происходит в палате — как плачет и молится моя семья, как переговариваются сестры, как входят и выходят врачи. Казалось, я в полном сознании — только не могу отвечать.

И затем я внезапно покинула свое тело! Это походило на американские горки! Остановившись, я оказалась в месте, которое выглядело таким же реальным, как город, где я нахожусь сейчас. Я знала, что попала на Небо!

Я шла по лугу среди колышущейся зеленой травы, пока не увидела ангела. Он был около семи футов ростом. Дальше мы пошли вместе, и к нам присоединялись другие люди, которых я знала, как умерших. Среди них были мой двоюродный дед и старший брат — они умерли лет десять назад. Мы поздоровались, словно повстречались на Земле.

Ангел и я поднялись на холм. Он открыл красивые ворота, и я очутилась среди ярко-желтого света. Нигде не было никаких надписей. Меня не спрашивали, к какой церкви я принадлежу, а просто пригласили меня пройти внутрь. Я заглянула в комнату и едва не ослепла от света — по-моему, этот свет исходил от самого Бога!

Отвернувшись, я увидела хрустальный бульвар, тянущийся через центр города. Я видела много других вещей, но самым интересным были молитвы, струящиеся сквозь небесный мир, как лучи света. Было удивительно смотреть на то, чем становятся наши молитвы.

Вернувшись, женщина почти сразу же начала поправляться. Она вышла из комы и стала говорить о том, что видела. Ее лечащего врача вызвали в больницу из дома. К его величайшему смущению, он уже подписал свидетельство о смерти и теперь был вынужден, как выразилась женщина, «забирать свою подпись». Она начала возбужденно рассказывать ему о происшедшем, но, как ни странно, это не произвело на него впечатления.

В конце нашего разговора женщина заплакала.

— Знаете, мой врач сказал мне: «Голубушка, вам лучше потолковать об этом со священником». Я так и сделала, а священник посоветовал мне обратиться к доктору. Мы оба рассмеялись.

Я выслушал много других историй. Один мужчина из Чикаго рассказал следующее:

— Думаю, я покидал мое тело во время операции на сердце — мне делали коронарное шунтирование. Потом врачи говорили, что им с трудом удалось заставить мое сердце работать вновь и они уже собирались объявить о моей смерти.

Я четко помню, что со мной случилось. Я перенесся в большую комнату, которая сверкала, как золото. Оглядевшись по сторонам, я увидел вокруг тысячи лиц — словно на картинах. Мое внимание привлекло одно из них, и я подошел к нему. Это было самое доброе лицо из всех, какие я когда-либо видел, и так как я всегда был религиозным человеком, то подумал, что это, возможно, царь Давид или царь Соломон.

Глядя на лицо, я услышал хор тысячи голосов. Никогда еще я не слыхал такой прекрасной музыки. Обернувшись, я в самом деле увидел тысячи поющих людей.

Этот человек считал, что побывал на Небе, хотя другие интерпретировали его опыт по-иному. — Через несколько дней я сообщил о случившемся моей тете, — сказал он мне, — а она говорит: «Помалкивай об этом. Такое происходит только с людьми, находящимися в сношениях с дьяволом».

Человек из Атланты попал в катастрофу, когда ехал на мотоцикле, что привело к разрыву печени. Кровь из печени хлынула в брюшину, и он потерял сознание. Это было за несколько минут до того, как врач закончил обследовать его голову и определил внутреннее кровотечение. Оказавшись в операционной, он успел потерять достаточно крови, чтобы умереть.

Когда врачи приступили к операции, человек почувствовал, что взмывает к небесному свету. Он помнит, как подумал, что ему следовало бы испугаться, но страха не было.

— Голос велел мне сохранять спокойствие, уверяя, что все будет о'кей, — рассказывал он. — Потом я словно перевернулся в воздухе и возвратился в мое тело. Я заговорил об этом с врачом, но он даже не оторвался от письменного стола, за которым работал, и сказал с усмешкой, что это, очевидно, мне приснилось.

Теперь ученые согласны, что присмертные опыты не являются снами. Сны происходят у спящих людей и связаны со специфической деятельностью мозга. Заявление врача расстроило этого человека, ведь он хорошо понимал разницу между сном и реальностью. То, что он испытал, было реальным, и это нашло подтверждение только теперь, когда ему удалось пообщаться с людьми, перенесшими то же самое.

Некоторые сообщения были от медсестер. Я обнаружил, что хотя врачи склонны игнорировать подобные явления, сестры стараются обратить их на пользу пациентам.

Например, медсестра из Калифорнии рассказала мне о предсмертном видении больной, умирающей от рака. Она видела свою тетю, умершую более десяти лет назад, которая стояла в ногах ее кровати. Тетя словно светилась изнутри и выглядела счастливой и не чувствующей боли. «Скоро мы будем вместе», — сообщила она и через несколько секунд исчезла.

Когда онколог делал утренний обход, женщина рассказала ему о том, что видела. Она была очень возбуждена, так как видение убедило ее в существовании жизни после смерти.

— Это видение было единственной хорошей новостью для бедняжки за последние полгода, — сказала сестра.

Врач выслушал пациентку без всякого интереса и по окончании рассказа махнул рукой.

— По-моему, это просто сон, — сказал он.

Выражение энтузиазма исчезло с лица женщины. Когда врач вышел, она опустилась на кровать, почти утонув головой в подушке. Сестра подбежала к ней, подложила под голову еще одну подушку и сказала, что врач — бессердечный дурак.

— Он не обращает внимания на подобные вещи, потому что его интересуют машины а не пациенты. Такое часто случается с больными в вашем состоянии, и я думаю, что это не сон.

Женщины долго разговаривали о видениях и смерти.

— До этого случая больная не могла поверить в то, что она умирает, — сказала сестра. — Но теперь она заговорила об этом открыто, а ее врач не обратил на это внимания.

Во время этих поездок я встречал людей, которые годами терзались из-за того, что никто не хотел обсуждать с ними их удивительное приключение. Я слышал истории от людей, ставших объектами насмешек членов их семей, потому что они видели те же небесные сферы, которые видел я. Но и для них, и для меня эти опыты были целительными, так как мы наконец встретились и поняли друг друга.

Многие из таких историй казались настолько занимательными, что я начал записывать их, собирая свою коллекцию. Вот некоторые ее образцы.

«Ворота были сделаны из гигантских жемчужин»

В Чикаго ко мне подошла женщина, двигалась она очень скованно, что указывало на повреждение позвоночника. Она представилась и рассказала, почему пришла на лекцию:

— За очень короткий промежуток времени произошло много несчастий — моя сестра погибла в автомобильной катастрофе, моя лучшая подруга умерла, а я сломала позвоночник. В мою машину сзади на большой скорости врезалась другая. Я чудом не осталась парализованной и еще большим чудом не умерла во время операции.

Я провела в операционной четыре часа — мне вправляли два позвонка. Доктора признались, что дали мне слишком много анестезии и мое сердце несколько раз останавливалось в операционной и даже в реанимационной.

Пока все это происходило, я прошла через темное место и оказалась в присутствии Всевышнего! Наверное, вам трудно в это поверить, но я стояла перед воротами, ведущими прямо на небеса! Ворота были сделаны из двенадцати гигантских жемчужин. Улицы за воротами были золотого цвета, а стены домов — такими яркими, что я не могла на них смотреть.

Перед моими глазами появился некто, состоящий из сплошного света, — думаю, это был Иисус. Я не видела его лица, но он так ярко сверкал, что я ощущала это, даже глядя в сторону.

Я прошла в сад с зеленой травой, множеством цветов и фруктовых деревьев. Если кто-то, например, срывал яблоко, оно тут же вырастало снова.

В саду я видела других духов, похожих на меня. А потом встретила мою сестру! Это было чудесно. Мы долго с ней говорили, и она рассказала мне, как счастлива в этом месте, которое я считала небесами.

Мы разговаривали и слушали небесную музыку, доносившуюся отовсюду. Там было так мирно и прекрасно, что мне, естественно, хотелось остаться.

Но вскоре мне пришлось выйти из сада и поговорить с тем, кого я приняла за Иисуса. Он сказал, что любит меня и хочет, чтобы я вернулась сюда. Я ответила, что хочу сразу остаться здесь, но он объяснил, что я должна вернуться на Землю, потому что у него есть для меня поручение.

Я спросила, какое поручение, но он ответил уклончиво: «Ты будешь узнавать о нем с каждым шагом твоего пути».

Для этой женщины было большим облегчением встретить других людей, побывавших в том же месте. Муж этой женщины устал слушать ее рассказы, а священник стал ее избегать. Когда она приходила, у него тут же находились другие дела и он не мог уделить ей время.

— С тех пор, как я рассказала ему о случившемся, он не хочет иметь со мной ничего общего, — пожаловалась женщина. — Хотя я не обижаюсь. Думаю, большинство людей просто не в состоянии это понять.

«Я получила ответы на мои вопросы»

Пожилая женщина, которую я повстречал на Среднем Западе, также страдала от того, что ее не понимают. Она так оживленно рассказывала о своем «путешествии на небо» и обладала настолько ясным умом, что я поразился, узнав, что у нее плохое сердце и было несколько инсультов. Вот ее история:

— Я была в больнице в Мичигане, куда попала после очередного инсульта, вызванного спазмами сосудов. Мое сердце не отличалось особой крепостью, и однажды во время спазмов оно остановилось. Я почувствовала боль в груди, длящуюся около минуты, а затем на меня снизошло ощущение покоя, и я увидела свет справа от себя.

Меня тянуло к этому свету, как магнит к металлу. Приближаясь к нему, я чувствовала, как меня все сильнее заполняют любовь и понимание, и мне казалось, что я вот-вот лопну.

Достигнув освещенного места, я увидела духа, состоящего из неправдоподобно яркого света, и решила, что это Иисус.

Меня втолкнули прямо в этот свет. Это было удивительное ощущение, как будто меня подталкивает мой отец, который любил меня, как бы я себя ни вела.

Свет состоял из миллионов крошечных, похожих на бриллианты искорок, которые казались живыми. Я чувствовала себя частью этого света.

Потом я очутилась на зеленом пастбище. Там я увидела мою бабушку, которая умерла, когда я была маленьким ребенком, и дядю, скончавшегося, когда мне еще не было двадцати лет.

В мгновение ока я покинула пастбище и вернулась к Иисусу. «Что ты сделала для своих ближних?» — спросил он, но в этом вопросе слышался и ответ: я должна вернуться на Землю и помогать ближним.

Люди, которым я об этом рассказывала, утверждали, что мне все приснилось, но они были не правы. Я знаю, что такое сны и что такое реакция на наркотики, но мое путешествие не было ни тем, ни другим. Оно было реальным.

«Я хотела быть частью света любви»

На Юге я встретил молодую красивую женщину, которая сказала, что хорошо понимает случившееся со мной, так как то же самое произошло и с ней. Несколько лет назад, во время беременности, эта женщина едва не умерла, потому что боль, на которую она не обращала внимания, оказалась чем-то серьезным:

— Когда я была беременна моим сыном на шестом месяце, я начала чувствовать боль под правой грудью. Я думала, что это просто изжога, которая часто бывает у беременных. Но боль делалась все сильнее, а избавиться от нее становилось все труднее.

Однажды ночью я проснулась от такой сильной боли, что едва удержалась от слез. Я пошла в ванную и пыталась сидеть в разных положениях, но ничего не помогало. Последнее, что я помню, это как я сидела на краю ванны. Потом я потеряла сознание.

Я чувствовала, что покидаю свое тело и лечу сквозь туннель со скоростью 1600 км в час к свету, становившемуся все ярче и ярче. Наконец я остановилась, испытывая чувства радости и покоя, которые не легко описать. Могу только сказать, что я хотела остаться и быть частью этого света, а все остальное меня не заботило.

Я не слышала слов, но голос, доносящийся отовсюду, сказал, что мне нужно вернуться назад. Я начала спорить, но голос мягко напомнил, что внутри меня есть кое-кто, и ради него я обязана вернуться. Мне все еще хотелось остаться, но свет дал мне понять, что почувствует мой муж, если я умру. Тогда я заволновалась и захотела вернуться.

Проснулась я в реанимационной палате местной больницы. У меня было прободение желчного пузыря, и я чуть не умерла. К счастью, этого не произошло, и мой ребенок родился здоровым.

В то время лишь немногие люди были в состоянии понять переживших подобный опыт, поэтому такие как мы чувствовали себя изгоями. Однако муж этой женщины поверил в ее историю, и в результате их связь стала еще крепче, чем была ранее.

«Сейчас не ее время уходить»

Присмертные опыты сбивают с толку взрослых, но вы можете представить себе сумятицу, происходящую в голове у ребенка, который рассказывает родителям о путешествии к свету. Женщина в Вирджинии сообщила мне о подобном случае:

— Когда мне было восемь лет, у меня прорвался нагноившийся аппендикс. Меня отвезли в больницу, где удрученный врач сообщил моим родителям, что я умру. Я слышала, как он сказал это, стоя надо мной.

Тем не менее мне сделали операцию. Мне дали эфир, и я заснула. Очнувшись, я увидела, что вишу в воздухе над собственным телом, которое разрезают врачи. «Мы теряем ее!» — произнес один из них.

Мне это показалось интересным и даже понравилось. Внезапно я помчалась по темному туннелю к свету на другом его конце. Я оказалась в очень красивом месте — яркий свет совсем не резал мне глаза.

Оглядевшись вокруг, я увидела незнакомых людей. Они молчали, а потом я слышала у себя в голове женский голос: «Нет-нет, сейчас не ее время уходить. Она должна вернуться».

«Я не хочу возвращаться», — подумала я.

«Ты должна, — настаивал голос. — Впереди у тебя хорошая жизнь».

Когда я позже рассказала об этом отцу, он побледнел и разволновался. «Никому об этом не говори, — предупредил он. — Это будет нашим секретом». Я послушалась, хотя каждый день вспоминала о происшедшем. Я думала, что со мной что-то не так, пока не начала слышать о похожих случаях с другими людьми. Теперь наконец я могу рассказать и о моем случае.

«То, что ты делаешь, неправильно»

Многие люди говорили о том, как изменил их пережитый опыт. Но самую замечательную историю я слышал неподалеку от Вашингтона от женщины, которая пыталась покончить с собой. Вот эта история:

— Когда я была подростком, то хотела убить себя, потому что мой дядя приставал ко мне. Я взяла горсть таблеток, вышла из дома, а потом опустилась на колени и заплакала.

У меня закружилась голова, и я повалилась набок. Тогда я услышала голос. Был вечер, и я огляделась вокруг, ища, кто это говорит. Надо мной стояла моя бабушка. Она покончила с собой несколько лет назад из-за хронической сердечной болезни.

Бабушка посмотрела на меня и сразу сказала: «То, что ты хочешь сделать, неправильно. Ты не должна убивать себя».

Бабушка стояла в темноте, но место рядом с ней внезапно ярко осветилось, словно поезд вынырнул из туннеля. Этот свет поднял меня с земли и притянул к себе. «Сейчас не твое время, — казалось, говорил он. — У меня есть поручение для тебя».

Шатаясь, я вернулась в дом и вызвала полицию, которая меня спасла. О случившемся я рассказала только близким друзьям, потому что другие меня бы не поняли. Никогда не думала, что есть другие люди, с которыми произошло то же самое».

Перенесенный опыт изменил ее жизнь во многих аспектах. Она понимала, что не может исправить то, что совершила в прошлом, но будущее оставалось открытым. Ее школьные оценки улучшились, и она вызвалась помогать в доме для престарелых. Теперь эта женщина — квалифицированная медсестра.

— Побывав на пороге смерти, я решила выбрать профессию, позволяющую помогать тем, кому плохо, — сказала она мне.

«Провожу тебя»

Многие люди, столкнувшиеся со смертью, рассказывают о встрече с покойными родственниками. Со мной это не произошло, очевидно, потому, что я не терял людей, которые были мне очень близки. Но женщина, с которой я познакомился во Флориде, рассказывала, что видела многих умерших родных, включая мертворожденного сына:

— Во время родов я едва не умерла. От напряжения у меня лопнул кровеносный сосуд и резко упало давление.

Внезапно боль прекратилась, и я покинула свое тело. Некоторое время я наблюдала сверху за врачами, потом поднялась сквозь потолок, видя вокруг электропроводку.

Затем я очутилась в пещере и наконец увидела группу людей, выглядевших, как я. Среди них были мои давно умершие дедушка и бабушка, а также дядя, который был убит в Корее. Потом ко мне подошел ребенок. «Привет, мама», — сказал он, и я поняла, что это мой сын, которого я родила мертвым несколько лет назад.

Я поговорила с ним, радуясь, что он находится здесь со своими родными. После этого он взял меня за руку и сказал: «Теперь ты должна вернуться. Я провожу тебя».

Мне не хотелось возвращаться, но мой сын настаивал. Он проводил меня и попрощался. Тогда я вернулась в свое тело.

Я понимала, что мне никто не поверит, и не стала рассказывать об этом даже мужу — он просто не стал бы меня слушать. Но теперь я могу говорить, так как знаю, что нечто подобное видели и другие.

Хотя я встречал сотни людей, переживших присмертный опыт, очень немногие из них испытали все то, что пришлось испытать мне. Большинство достигало того, что я называл «первым уровнем» — они проходили через туннель, видели Существ Света и обозревали свою жизнь. И лишь немногие побывали в Городе Света и Зале Знаний.

Одним из них был мужчина, схватившийся за электропроводку, сквозь которую был пропущен ток в тринадцать тысяч вольт. Удар тока оторвал ему ноги и одну руку. Он побывал на одной из лекций Реймонда, а потом побеседовал со мной. Его случай в точности походил на мой. Он упоминал потоки энергии, которые пересекал вместе с Существом Света. Правда, ему не представили видения будущего, но он тоже посетил Город Света с такими же хрустальными соборами, где, как и я, ощущал вездесущее знание.

Позднее я пытался выяснить у него подробности, но он не хотел особенно о них распространяться. По натуре он был куда более замкнутым, чем я, к тому же его отпугнули скептики, утверждавшие, что ничего подобного произойти не могло.

Я продолжал свои попытки, но это ни к чему не привело. Я был не в силах «растопить» лед в наших отношениях, хотя мне легко удавалось это с другими собеседниками. К тому же он принимал много обезболивающих лекарств, которые сделали его еще менее общительным.

В тот раз я столкнулся и с другими людьми, побывавшими в Городе Света. Один из них был мормоном, которого я встречал в Солт-Лейк-Сити, его история была почти полностью идентична моей. Он видел Существ Света и хрустальные соборы, хотя именовал первых «ангелами», а вторые «храмами».

В Чикаго я встретил женщину, которую в детстве ударила молния. Она была хорошо одета и выглядела разумной и спокойной, описывая Хрустальный город и Существ Света.

Женщина говорила, что Существа обучали ее системе цветов. Все, что она теперь делала, основывалось на ее цветовой интуиции. Покупая машину, одеваясь по утрам, даже обставляя свой офис, она руководствовалась той цветовой схемой, которой снабдили ее Существа Света. Я не совсем понял, как действует эта система цветов, но результат, по ее словам, должен был свести ее с другими людьми, побывавшими в Хрустальных соборах.

— Мы должны встретиться ради какой-то великой цели, — сказала. — Какой именно — я узнаю при встрече.

Таким образом, я познакомился с людьми, которые не просто побывали на пороге смерти, но и пережили почти то же, что и я. Это принесло огромное облегчение, как будто я смог выплыть на поверхность после того, как меня удерживала под водой невидимая рука.

Эти встречи подтверждали реальность происшедшего. Возможно, одному человеку, вроде меня, могло привидеться подобное приключение. Но разве могли несколько человек в разных частях страны видеть один и тот же весьма необычный сон, находясь на грани смерти? Лично я отвечаю «нет». Мы по-настоящему умерли и отправились в духовный мир. Единственное отличие от обычного путешествия в далекую страну заключалось в том, что мы не брали с собой наши бренные тела.

Встречи с этими людьми убедили меня также, что я не безумен. Как вы уже знаете, этот вопрос беспокоил меня с самого начала, подобно другим людям, перенесшим то же самое. Мы начали понимать, что являемся особенными, но не сумасшедшими. Чувство необычности пришло к нам, когда мы осознали, что не одиноки. Вместо стыда и унижения мы внезапно ощутили гордость.

Должен заметить, что мормоны не считали перенесших присмертный опыт безумными. Поскольку духовная жизнь после физической смерти была частью их церковной доктрины, они с пониманием встречали рассказы тех, кто побывал в ином мире.

В 1977 году я отправился в Испанию, куда съехались люди, пережившие клиническую смерть и оставшиеся в живых. Они прибыли со всех концов Земли — из Европы, Соединенных Штатов и Азии. Так как мы рассказывали аналогичные истории, я понял, что это повсеместное явление.

Вместе с уверенностью в здравом уме я ощутил еще более твердое убеждение, что мне поручена миссия сооружения Центров. Я никогда не хотел заниматься чем-то подобным, но только дурак может отказаться от поручения, данного Богом.

Я никогда не встречал ни одного человека, которому поручили такую миссию и который, сидя перед тринадцатью Существами Света, видел будущее, представленное ему в коробках. Из всех собравшихся я один мог рассказать об этом.

Тем не менее я не сомневался, что это произошло на самом деле. Видения начали частично сбываться, и я различал смутные указания на то, что они сбудутся полностью. Это придавало мне уверенности.

— Мы нормальные люди, — говорил я собравшимся, — с которыми произошло нечто сверхъестественное.

Хотя я выглядел еще не вполне пришедшим в себя после удара молнии, но чувствовал себя почти здоровым.

После этого я сделал открытие, которое потрясло меня.

Я не могу точно определить, в какой момент я впервые почувствовал, что обладаю паранормальными способностями. Правда, я начал сознавать, что происходит нечто необычное, когда мой друг огрызнулся на меня:

— Дэннион, почему бы тебе не заткнуться и не дать мне договорить, прежде чем отвечать на мои вопросы?

— Потому что я знаю, что ты хочешь спросить, прежде, чем ты это произнесешь, — ответил я.

— Не пори чушь! — снова огрызнулся мой приятель.

— Смотри сам. — И я сказал ему фразу, которую он собирался произнести. У него отвисла челюсть от изумления. А когда он заговорил, я начал одновременно с ним произносить те же слова.

После этого я стал испытывать этот феномен на членах моей семьи. Результаты были те же. Не знаю, как у меня это получалось. Просто я «слышал», что они собираются сказать, когда они еще даже рта не раскрыли. Меня это потрясало не меньше, чем моих собеседников.

Мой отец тоже там присутствовал и не мог поверить своим ушам. Он видел, как я проделывал это раньше, но не перед группой совершенно незнакомых людей. Когда я заканчивал разговор с одним из них, отец тащил этого человека в угол и спрашивал, действительно ли я прочел его мысли. Девять из десяти ответов были утвердительными. Когда мы покинули семинар, отец все еще не пришел в себя от изумления.

— Как, черт возьми, ты это делаешь? — спросил он.

Я пожал плечами.

— Не знаю.

Я и в самом деле не знал. Просто я слышал в своей голове эти вопросы так же четко, как будто их произнесли вслух.

Осознав происходящее, я стал пытаться подстраиваться под собеседника. Я обнаружил, что если он колеблется над тем, как заговорить, то это, как правило, означает перемену хода его мыслей. В этот момент я мог уловить его мыслительные волны и понять, о чем он думает.

Моя способность читать мысли быстро развивалась — фактически так быстро, что это едва не разрушило мой бизнес. Тогда я понял, что в моих интересах иногда помалкивать о том, что я «слышу».

Три моих партнера и я вели переговоры о продаже электронного оборудования с членами одной норвежской судостроительной компании. Трое представителей этой компании прилетели из Норвегии в Южную Каролину, чтобы обговорить все детали соглашения. Когда мы сидели с ними за столом, они начали переговариваться друг с другом по-норвежски, обсуждая вопросы, которые собирались задать нам по-английски. Внезапно я сказал:

— Вы хотите спросить нас… — и сформулировал вопрос за них. Норвежцы нервно засмеялись, и мы обсудили первую часть контракта.

Потом они снова заговорили на родном языке, который я прекрасно понимал, читая их мысли. И вновь я сообщил им то, о чем они думали.

— А мы считали, что вы не говорите на нашем языке, — заметил один из норвежцев.

— Так оно и есть. — И я рассказал им мою историю.

На лицах всех присутствующих отразилось недоверие. Норвежцы не могли себе представить, что человек в результате удара молнии может стать экстрасенсом. Мои партнеры никак не ожидали, что я заведу речь о своем опыте в разгар серьезных деловых переговоров. Они боялись, что это может разрушить сделку.

— Людям не нравится, когда читают их мысли, — заметил один из моих партнеров. — Особенно если они при этом обсуждают контракт.

Я понял предостережение и решил больше не демонстрировать свои знания во время деловых переговоров. Но это не значило, что я не буду пользоваться своими способностями с целью не дать противоположной стороне приобрести передо мной преимущество.

Однажды мы решили сделать закупку у нового продавца. Моим партнерам и мне нравился этот парень, который производил нужный компонент для нашей маскировочной системы. Мы обедали и выпивали с ним, и никто из нас, включая меня, не подозревал ничего дурного.

Все изменилось, когда мы сели обсуждать сделку. Как только мы заговорили о цене, голос собеседника заставил меня насторожиться. Слушая его, я представил себе комнату, наполненную товаром, который мы собирались приобрести. Мысленно сканируя комнату, я определил, что большая часть компонентов дефектна. Этот человек пытался сбыть нам хлам.

Я сообщил партнерам о том, что видел, перед тем, как подписывать контракт. Мы включили в него пункт, позволяющий нам возвращать негодный товар. В итоге этому человеку пришлось выкупить назад более шестидесяти процентов своей продукции.

Вскоре во мне начали открываться еще более необычные способности.

Не знаю, как точно их описать, но я начал видеть «фильмы»… стоило мне посмотреть на кого-нибудь, как я внезапно видел отрезки его жизни, словно в кино. Или достаточно мне было взять принадлежащий кому-то предмет, как перед моими глазами появлялись сцены из жизни его владельца. Иногда я притрагивался к какой-нибудь старой вещи и видел ее историю.

Так, в 1985 году я отправился в Европу помочь Жаку Кусто подобрать морское электронное оборудование для одного из его проектов. Заодно я слетал в Лондон повидать друга. Когда мы с ним бродили по городу, я остановился перед зданием Парламента поправить ботинок и положил руку на перила. Внезапно я почувствовал запах лошадей. Я посмотрел налево и никого там не увидел, но явственно услышал голоса играющих детей. Взглянув на место перед Парламентом, я увидел людей в одеждах прошлого века, играющих в крокет, а посмотрев направо, заметил рядом с собой испражняющуюся лошадь. Я начал что-то говорить своему другу, но его там больше не было. Мимо меня по тротуару шли люди в шляпах-котелках, одетые по моде девятнадцатого столетия.

Я был испуган и не знал, что делать. В Лондоне была зима, а люди играли в крокет и носили весеннюю одежду минувшего века. Я не мог оторваться от перил, хотя пытался изо всех сил.

Мой друг видел, что я в состоянии, похожем на транс, и пытался заговорить со мной. Но так как я не отвечал, продолжая оглядываться вокруг, он с силой оторвал от перил мою руку. Все исчезло так же внезапно, как появилось.

— Я видел это место таким, каким оно было в прошлом веке, — сказал я.

Такое случалось не в первый раз. Когда после удара молнией я лежал в больнице и люди брали меня за руку, я внезапно видел их в определенных ситуациях. Например, я видел, как один из них ссорится со своим родственником. Я не знал, из-за чего произошла ссора, но ощущал боль и гнев, испытываемые этим человеком.

Однажды близкая приятельница нашей семьи пришла навестить меня и положила мне руку на плечо. Тотчас же начался «фильм». Я видел ее сидящей в столовой и спорившей с братом и сестрой из-за какого-то участка земли, доставшегося им по чьему-то завещанию. Она предлагала им деньги за их долю, отлично зная, что земля стоит гораздо больше, но пытаясь их одурачить. Позднее я рассказал членам ее семьи о том, что видел, и это оказалось правдой. В другой раз ко мне пришел друг, у которого были камни в почках. До его появления я об этом не знал, но когда он, прощаясь, взял меня за руку, я внезапно увидел его корчившимся на диване в его гостиной от приступа колик.

Я рассказал ему о том, что видел, и это его потрясло.

— Все так и было, — подтвердил он. — Приступ прошел только к вечеру.

С самого начала я заметил, что в этих видениях доминировали стрессовые и кризисные ситуации. В «фильмах» я видел драки, ссоры, автомобильные катастрофы, конфликты на службе, болезни и тому подобное. Так происходит и поныне.

Как-то раз я продавал автомобиль одному человеку. Ему было лет шестьдесят, и судя по сильным крепким пальцам, он много лет занимался физическим трудом. Мы поговорили о машине, и он не намекнул ни единым словом, что в его личной жизни было что-то не так. Но когда он согласился купить автомобиль и мы пожали друг другу руки, я сразу понял, в чем дело.

Я внезапно очутился в гостиной моего собеседника во время вчерашнего семейного спора между ним и его взрослыми детьми. Я ощущал, как он сердится на них, когда они требовали продать принадлежащий ему многоквартирный дом и выдать каждому из них крупную сумму денег. Он же, напротив, хотел отремонтировать дом, чтобы продолжать сдавать квартиры и откладывать деньги на старость.

В поведении детей чувствовалось слишком много алчности и слишком мало заботы об отце. Мой клиент знал, что его дети думают только о своем бумажнике, поэтому разговор завершился скандалом, оставив его переполненным гневом и обидой.

Стоя рядом с ним во дворе, я испытывал к нему глубокую симпатию и решил сказать ему об этом.

— Надеюсь, это вас не очень испугает, — начал я, — но я умею читать мысли.

Потом я рассказал ему, что происходило вчера у него дома.

— Я сочувствую вам. Ваши дети не сделали ничего, чтобы помочь вам содержать этот дом, а теперь они хотят украсть его у вас. Им должно быть стыдно.

Покупатель уехал в новенькой машине. Сначала он был напуган, но когда мы поговорили о вчерашнем инциденте, почувствовал облегчение.

— Вообще-то я редко говорю с посторонними о личных делах, — промолвил он. — Но на сей раз у меня нет выбора.

Когда я впервые обнаружил свои паранормальные способности, то стал пользоваться ими таким образом, который теперь считаю нечестным. Меня было невозможно обыграть в карты, так как я знал каждую карту у других игроков. Я мог угадать процентов на восемьдесят, какие песни прозвучат по радио или на автоматическом проигрывателе. Однажды я сто пятьдесят шесть раз подряд правильно назвал команду, которая выиграет футбольный матч, причем в восьмидесяти процентах мне удалось точно указать счет.

Но вскоре мне стало стыдно использовать свои возможности таким способом. Я чувствовал, что они даны мне Богом, и это делало их священными. Я бросил играть и начал подыскивать своим дарованиям более достойное применение.

Использование паранормальных способностей, чтобы затронуть духовный мир человека, требует осторожного подхода. (В игре или шутке, напротив, лучше всего фронтальная атака, так как ваша цель — поразить других).

Однажды в ресторане я заметил на лице официантки выражение, свойственное людям, которые плохо спали несколько ночей. Ее лоб избороздили морщины, она выглядела нервной и сердитой.

Подойдя, чтобы заново наполнить мою кофейную чашку, она оперлась ладонью на стол, что дало мне возможность коснуться ее руки. Как только я это сделал, тут же началось «домашнее кино».

Я видел, как эта женщина разговаривала с пожилым мужчиной. Они стояли на улице, и она пыталась взять его за руку. Было очевидно, что она его абсолютно не интересует. Он отворачивался, глядя на проходящие машины, лишь бы не смотреть на нее.

Я ощущал ее боль при мысли, что отношения с этим человеком обречены. Вся сцена промелькнула за несколько секунд и исчезла.

Когда официантка вернулась со счетом, я сказал ей:

— Знаете, с пожилыми мужчинами бывает трудно поладить. Иногда женщины теряют их, несмотря на все старания. Не вините себя. Вы потерпели неудачу и чувствуете себя одураченной, но вы сами знаете, что были самым лучшим в его жизни.

Официантка пришла в ужас и посмотрела на меня так, словно перед ней был дьявол. Но поняв, что я безопасен, она опустилась на стул и сказала:

— Вы правы. — Через несколько минут она уже выглядела гораздо лучше.

Когда такие события начали происходить регулярно, я рассказал о них Реймонду. Мы сидели в ресторане в Джорджии, когда я сообщил ему, что могу читать мысли. Он явно мне не поверил и спросил, как, по моему мнению, это происходит.

— Не знаю, — пожал я плечами и сказал, что могу видеть сцены из чьей-либо жизни, как если бы смотрел домашнее кино. Я привел несколько примеров, но это не уменьшило его скептицизма. — О'кей, — я был слегка рассержен этим. — Укажите любого в этом ресторане, и я прочту его мысли.

Он указал на официантку, которая в этот момент как раз проходила мимо нашего столика. Я попросил ее остановиться и взял за руку. «Кино» началось немедленно. В первой сцене официантка ссорилась со своим парнем, сидя с ним на кухне. Потом он схватил свой пиджак и ушел. В следующем эпизоде я увидел этого парня обнимающимся с курносой блондинкой с длинными вьющимися волосами. Далее последовала сцена, в которой блондинка и официантка стояли у стойки бара.

Я рассказал официантке о том, что видел. Она была испугана моими словами и сердита на своего дурака.

— Так я и думала! — заявила официантка. — Мой парень гуляет с моей лучшей подругой. Каждый раз, когда я говорила, он все отрицал и уходил. Наконец я вечером пошла с подругой в бар и спросила ее напрямик, но она тоже сказала, что ничего такого не было.

Во взгляде Реймонда все еще светилось сомнение, поэтому я предложил ему попробовать еще раз. Рядом с нами сидела женщина, с интересом прислушивающаяся к нашему разговору. Реймонд представился ей и спросил, не позволит ли она мне подержать ее за руку ради научного эксперимента.

Когда она дала мне руку, у меня в голове началось очередное «домашнее кино». Я видел ее на заднем дворе с пожилой женщиной. Они смеялись, но веселье казалось вымученным, как будто обе стремились отогнать смехом какой-то страх. В следующей сцене женщины сидели в доме. Та, чью руку я держал, плакала, а другая выглядела расстроенной. Я понимал, что старшая женщина больна, а младшая опасается, что болезнь смертельна.

Отпустив руку женщины, я рассказал ей об увиденном. На ее глазах выступили слезы, и она сказала, что у ее матери рак. Естественно, это ее тревожило, и они часто откровенно разговаривали с матерью о будущем.

Я выбрал еще пять человек и сообщил им ряд подробностей из их жизни, включая то, где они живут, какой машиной пользуются, кто их друзья, каково финансовое положение и какие проблемы их беспокоят.

Люди реагировали на мои слова по-разному. Молодая пара просто сидела, разинув рты. Один мужчина сердито велел мне замолчать. Другой, напротив, хотел услышать больше, а женщина покраснела и сказала, что чувствует себя так, словно внезапно оказалась голой.

Реймонд наконец поверил, что происходит нечто необычное. Но мы не понимали, каким образом это происходит, что особенно тяжело для меня, так как мне предстояло жить с этим загадочным даром.

Как я говорил Реймонду, мне непонятно, почему я могу видеть эти «домашние фильмы» о чужой жизни или слышать фразы, прежде чем они произнесены. Более того, мне не всегда это нравилось. Ведь это означало, что я имею доступ к тем областям человеческой жизни, которые люди тщательно оберегают от посторонних взглядов. Правда, видеть эти области иногда полезно, так как это дает людям шанс свободно поговорить о том, что причиняет им боль.

Проблема состояла в том, что люди не всегда хотели об этом говорить, тем более с человеком, который сообщает им то, что никак не следовало знать посторонним. Меня обвиняли в том, что я чрезмерно любопытный субъект, частный детектив, вор или человек, имеющий доступ к секретным правительственным досье. Меня осыпали угрозами и даже били люди, которым не нравилось, что я сую нос в их дела.

Честно говоря, я не могу их осуждать. На их месте я бы тоже был недоволен, если бы кто-нибудь посторонний читал мои мысли. Но хотя я знаю, что моя паранормальная деятельность многим не нравится, я не в силах от нее отказаться.

Утешает меня лишь то, что другие люди, перенесшие присмертный опыт, тоже обладают этими способностями. Я еще не встречал среди этой категории никого, кто не мог бы хоть иногда предвидеть будущее или не имел бы отлично развитой интуиции. Кажется естественным, что люди, побывавшие на пороге смерти, способны заглянуть в самые глубинные пласты жизни.

Мне довелось слышать сотни сообщений о паранормальных способностях таких людей. Однажды я разговаривал с русским, которого сбила машина. Его сочли мертвым и отправили в морг. Он пролежал в холодильнике три дня, в течение которых его душа странствовала, покинув тело. Он побывал дома, видел своих детей и ребенка в соседней квартире, который не переставая плакал. Родители несколько раз водили его к врачам, но никто не мог понять в чем дело. Душа этого человека связалась с ребенком и определила, что у него заметная трещина в тазовой кости.

По счастью, паталогоанатом понял, что человек жив, прежде чем начать вскрытие. Его отправили в больницу, где через некоторое время сочли выздоровевшим физически, но не психически. Он продолжал твердить о том, как, покинув свое тело, посещал семью и друзей, и наконец сообщил соседям, что говорил с их ребенком, когда был «мертв», и что малыш плачет из-за трещины в тазовой кости. Рентгеновское обследование подтвердило его правоту.

— Я сам не понимаю, как это у меня получилось, — признался русский.

Самый интересный пример проявления паранормальных способностей после свидания со смертью сообщил мне мой соавтор. Один исследователь из Мейсы в штате Аризона в 1979 году беседовал в Ватикане с епископом, у которого во время приступа на несколько минут остановилось сердце. То, что с ним произошло, настолько удивило других духовных лиц, что к его ложу вызвали Папу Иоанна Павла II.

Папа спросил епископа, видел ли он Бога. Епископ не был в этом уверен. В конце туннеля его встретил незнакомец и проводил к излучающему любовь яркому свету. Собственно говоря, все приключение этим ограничилось, если не считать того, что, возвращаясь, епископ прошел сквозь стены Ватикана и оказался в гардеробной Папы.

— Какая на мне была одежда? — спросил Папа.

Епископ в точности описал папское одеяние для утренней службы.

После выздоровления паранормальные способности епископа продолжались проявляться. Он предсказал несколько событий, включая сердечные приступы двух служителей церкви.

Было ли это всего лишь следствием его обостренной интуиции? Не знаю. Уверен, что мысль о сверхъестественных силах многим покажется притянутой за уши. Мне тоже трудно понять, имея в виду происшедшее со мной, каким образом удар молнии и путешествие в духовный мир могло превратить меня в медиума.

Я думал об этом сотни раз, но так и не смог разобраться до конца. Быть может, присмертный опыт и в самом деле может развить в человеке способность читать мысли и предвидеть будущее. До того, как это произошло со мной, я бы только посмеялся над этой идеей, как и над разговорами о присмертном опыте. Но теперь это стало для меня самым важным вопросом.

К счастью, другие тоже ломали голову над этим и пришли к удивительным выводам. В 1992 году доктор Мелвин Морс опубликовал результаты изучения пограничных опытов в книге «Преображенные Светом».

Доктор Морс подробно расспрашивал людей, побывавших на пороге смерти. Используя стандартные психологические тесты, он обнаружил, что у них паранормальные способности проявляются примерно в четыре раза чаще, чем у обычных людей.

Правда, большей частью эти явления просты и незначительны. Например, многие люди предчувствуют телефонные звонки — они говорят сослуживцам и членам семьи, что такой-то человек собирается позвонить, и вскоре это происходит. Звонят обычно близкие родственники, но иногда и те, кого эти люди не видели много лет.

Но значительная часть описанных в книге случаев куда интереснее телефонных звонков. Одной женщине приснилось, что у ее брата кровоточат руки и бок и что он зовет на помощь. Утром она рассказала об этом своей семье, но близкие посоветовали ей не беспокоиться, они сочли, что это всего лишь ночной кошмар. Однако через несколько дней грабители ранили ее брата в руки и в бок.

В своем исследовании доктор Морс приводит множество подобных историй. Он не считает их простыми совпадениями и делает вывод, что пребывание на пороге смерти действительно обостряет психику.

Почему это происходит, я не могу ответить. Впрочем, другие тоже. Некоторые полагают, что непосредственное столкновение со смертью делает более чувствительным участок мозга, способный осуществлять экстрасенсорные связи. Другие, подобно Фрейду, считают, что прежде чем научиться говорить, люди общались телепатически, и присмертный опыт воскрешает эту способность.

Не знаю, почему такой способностью обладаю я и многие другие. Мне известно лишь то, что вокруг нас происходит много интригующих и необъяснимых явлений. Мы живем в мире, все еще представляющем собой великую тайну, отрицать ее — значит отрицать и сам мир.

В 1978 году мне стало значительно лучше. Я мог ходить почти нормально и начал подумывать о том, чтобы начать жизнь заново.

Удар молнии лишил меня всего. Я потерял дом, автомобили и бизнес, оплачивая врачебные и больничные счета. Короче говоря, я истратил десятки тысяч долларов, чтобы остаться в живых.

По обычным меркам я все еще был в скверной форме. Но по моим стандартам, выработанным после несчастного случая, я был истинным олимпийцем. Я все еще мало весил, и у меня случались обмороки. Врачи говорили, что причина в сердце. По их мнению, молния повредила его на тридцать процентов. В результате сердечной недостаточности кровь плохо поступала в мозг, что вызывало потерю сознания.

К счастью, рядом всегда оказывались люди — Сэнди или мои друзья, Дейвил Томпсон, Джен Дадли, Джим и Кэти Варн. Когда я падал в обморок, они тут же бросались на помощь.

Врачей тревожило, что состояние моего сердца со временем ухудшится и превратится в настоящую проблему. Но для меня оно уже стало проблемой.

Конечно, у меня оставался выбор. Я мог сидеть и ждать в надежде на полное выздоровление, а мог вернуться к работе. Я выбрал второе. Из-за постоянных видений, связанных с Центрами, я увлекся электроникой и начал заниматься ею сразу в трех направлениях.

Первое было связано с продажей волноподавителя — приспособления, препятствующего электрическим волнам выводить из строя бытовые приборы. Как вы можете себе представить, я был идеальным продавцом этого товара, будучи живым примером того, что может сделать электричество с человеческим организмом.

Я также вернулся к работе на правительство, создавал и устанавливал в правительственных учреждениях аппаратуру, препятствующую работе подслушивающих устройств. Эту аппаратуру называли «маскировочной системой».

Третья область касалась производства оборудования, которое было показано мне в одном из видений: электронное приспособление, предназначенное для того, чтобы не давать морским уточкам — мелким рачкам — прицепляться к корпусу судна. Это позволяло избежать лишнего расхода топлива, вызванного большим весом.

Изобретение, которое я разработал вместе с двумя друзьями, было абсолютно безвредно для окружающей среды. До того лучшим способом отгонять морских уточек от корпуса была очень токсичная краска. Таким образом, наше изобретение принесло двойную пользу — уменьшило расход топлива и засорение воды токсичными отходами.

Кроме того, я работал над прибором для глухих, модифицировал аудиотрансдуктор таким образом, чтобы он превращал речь в вибрацию. Этот прибор можно прикреплять к любой поверхности, включая человеческое тело, и когда через него проходит музыка или речь, он вибрирует, превращая то, к чему он прикреплен, в громкоговоритель. Прибор, прикрепленный позади уха глухого человека, позволял ему «слышать» посредством вибрации. Хелен Келлер[1] использовала аналогичный метод. Она накладывала руки на горло собеседника, чтобы чувствовать, что он говорит.

Помню одну глухую женщину, которая выглядела испуганной, когда я присоединил прибор к ее уху. Ее мать уверяла, что все будет в порядке, но она боялась самой способности слышать. Я включил трансдуктор и заговорил с ней. Она посмотрела на меня и заплакала.

— Я могу слышать! Я ведь еще никогда ничего не слышала!

Глухие люди, которые внезапно смогли слышать, напомнили мне неожиданные проявления моих паранормальных способностей. Долгие годы эти люди жили в молчащем мире. Отсутствие слуха им компенсировали другие чувства, поэтому они могли не сознавать, что им чего-то недостает. И вдруг, как после удара молнией, они оказались в другом мире, о существовании которого не имели никакого представления! Они были одновременно изумлены и напуганы. Это похоже на открытие явления, о существовании которого никогда не подозревали.

Трансдукторы были также продемонстрированы мне в одном из все еще регулярно происходящих видений. Я называл их «хоккейными шайбами», потому что они представляли собой круглые черные предметы. Я не знал, что это такое, но понимал, что они передают музыку через тело человека, лежащего на кровати.

С помощью видений я начал понимать многие вещи, касающиеся человеческого тела. Одна из них заключалась в том, что мы, подобно этим трансдукторам, передаем окружающему миру свою духовную, умственную и физическую сущность. Научившись контактировать с собственным электрическим и биологическим «я», мы можем стать существами высшего порядка и обогащать духовную сторону жизни.

Мои видения о Центрах были сконцентрированы вокруг понимания природы тела — как оно производит энергию и как в этой энергии можно обнаружить духовный аспект. Если мы научимся контролировать энергию тела и преобразовывать ее в позитивную силу, то обретем в себе частицу Бога.

Целью Центров было изменить направление человеческой энергии, но тогда я этого не знал. Мне просто сообщали, что делать. Я приступил к упомянутым разработкам, потому что так велели мне духи. Я также основал компанию под названием «Научные технологии», производящую электронные компоненты.

В этот бизнес я пригласил нескольких партнеров, объяснил им, что начинаю предприятие так, как мне это было указано в моих видениях. Они поверили, потому что знали меня много лет. Им было известно, что до удара молнией я мало разбирался в электронике, но меня обучили всему необходимому мои духовные наставники.

Мне было велено направить бизнес на благо окружающей среды, поэтому я продолжал производить и устанавливать оборудование на кораблях. Некоторое время мы не слишком преуспевали, но в конце концов, правительство запретило использование токсичной краски. Она была настолько опасна, что после купания в Норфолкской гавани людей госпитализировали для детоксикации. Когда краску запретили использовать, наша торговля тотчас же активизировалась.

В 1983 году я, следуя полученным во время видений указаниям, оставил морскую электронику и вернулся к производству приборов для обезвреживания подслушивающих устройств. Этим бизнесом я занимаюсь до сих пор.

Конечно, видения продолжались. Они были о доброте и показывали, как подбирать правильные компоненты для создания Центров.

Я решил облегчить существование людям, обреченным на смерть, особенно находящимся дома. Это мне было указано в видениях. Я должен был посещать больных и рассказывать им мою историю. В преддверии смерти они интересовались путешествиями в духовный мир и теми, кто уже побывал там, где им вскоре предстояло оказаться.

Большинство людей избегают умирающих, так как испытывают безотчетный страх перед смертью.

Но думаю, что если бы они проводили у смертного одра больше времени, их страх перед физической смертью уменьшился бы. Я не хочу сказать, что со смертью приятно иметь дело, но вместе с болью и страхом прекращения физического существования происходит пробуждение духовной жизни.

Выполняя эту работу, я облегчал жизнь тем родным и близким, которые дежурили у постели умирающего. Ведь эти люди сами ежедневно понемногу умирают. В итоге они ощущают себя загнанными в клетку и нередко конфликтуют с умирающими.

Как-то раз я помогал матери, которая заботилась о сыне, умирающем от рака. Первое, что я сделал, подойдя к постели больного, это пощупал его пульс не только для проверки сердечной деятельности, но и чтобы увидеть «домашний фильм».

У этого парня «фильм» был скверный. Я видел, как мать стоит у его кровати с сердитым выражением лица. Он вынужден был слушать ее раздраженный монолог, и я ощутил волны гнева.

— Привет, — обратился я к пареньку. — Что тебя так расстроило?

— Вы не поверите, — ответил он и рассказал мне, что мать считает себя виноватой в его болезни. Несколько раз в день она стояла у его кровати и говорила об этом. А в последние два дня стало еще хуже, потому что мать начала винить в случившемся сына, говорила, что болезнь — результат его поведения. — Я умираю от рака, — сказал он. — Это не ее вина и не моя.

Когда мать вернулась, у нас состоялась долгая беседа о вине и о смерти. Я рассказал свою историю, которая, казалось, принесла им облегчение.

— Не позволяйте смерти поссорить вас, — посоветовал я матери. — Вы никогда не простите себе этого.

В другой раз я пришел в фермерский дом в одном из городов Южной Каролины. У двери меня с искренней радостью приветствовала женщина. Она ухаживала за матерью, с которой, по ее словам, «приходилось не легко».

Дочь представила меня матери и сразу вышла. Как обычно, я взял запястье женщины и нащупал ее пульс. Тут же началось «домашнее кино». Я видел, как спорили мать и дочь минут за десять до моего прихода. Слов я не слышал, но чувствовал, что умирающая была настоящей стервой.

— Не знаю, из-за чего вы обе не ладите, — сказал я, — но сейчас для этого неподходящее время. Вам следует быть доброй женщиной, а не сварливой старой ведьмой.

Я снова взял ее за руку и понял, что причиной злости больной был ее муж. Он бросил жену и вынудил продать дом и переехать к дочери. Совместное житье было неприятно обеим.

— Не сердитесь на дочь из-за того, что сделал ваш муж, — посоветовал я. — Это не ее вина.

Женщина подумала, что ее дочь рассказала мне о причине конфликта. Я не стал ее разубеждать и начал беседовать с ней о любви. Когда дочь вернулась домой, я рассказал обеим, каким образом узнал об их ссорах и что означает быть мертвым.

Нигде использование моих паранормальных возможностей не приносило большего удовлетворения, чем у постели умирающих. У этих людей оставалось мало времени, и они предпочитали, чтобы с ними говорили откровенно.

Как-то раз я пришел в дом, где родители ухаживали за дочерью, умирающей от рака груди. Дочь была замужем и имела двух детей, что я понял по фотографиям на стенах.

Я вошел в комнату, где находилась дочь, и взял ее за руку. Мне тут же представилась сцена в кабинете врача, показывающего ей рентгеновский снимок. Он говорил с ней откровенно. Она поднесла руку ко рту и вышла с явным намерением не возвращаться.

В следующей сцене я увидел, как ее муж сердито реагирует на сообщение жены о болезни. Она выглядела совсем больной, и я понял, что после визита к врачу прошло значительное время. Я ощущал напряженную атмосферу. Муж обнаружил только гнев, хотя его жена нуждалась в нежности.

Поняв, что произошло, я сразу перешел к делу.

— Могу я задать вам вопрос, Джейн? Почему вы снова не пришли к врачу?

— Я просто не могла в это поверить, — ответила она.

Всхлипывая, женщина рассказала, что не могла даже допустить мысль об операции. Когда рак стал заметно прогрессировать, муж отвел ее к врачу и узнал, что ей уже известно о болезни. Но теперь было слишком поздно. Муж так рассердился, что не пожелал больше иметь с женой ничего общего.

— Он вне себя из-за того, что я не лечилась, — сказала женщина, — обвиняет меня во всем и хочет уйти и забрать детей.

— Теперь поздно об этом беспокоиться, — заметил я.

Когда родители вернулись, я рассказал им, почему так злится их зять. Они ничего не знали о более раннем диагнозе. Им было известно лишь то, что муж дочери сердит на нее и не желает ее видеть. Теперь они поняли, в чем дело.

К несчастью, у этой истории нет счастливого конца. Я отправился к мужу женщины и попытался помочь ему справиться со своим гневом. Но у меня ничего не вышло. Он возмущался своей женой вплоть до ее смерти и даже, насколько мне известно, не явился на похороны. Но, по крайней мере, я сделал все, что мог.

Как я уже говорил, эту работу я выполнял, следуя указаниям, полученным в видениях. Мне велели проводить время с умирающими, чтобы я понял, как люди относятся к смерти. Но я также понял и то, что снятие напряжения помогает не только в жизни, но и в смерти.

Я часто удивляюсь тому, как обернулись события после случившегося со мной несчастья. Через тринадцать лет я начал чувствовать, что выбрался из могилы. Внешне я выглядел нормально, но мое физическое состояние было не блестящим. Я не мог ходить долго и быстро, не останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Я избегал лестниц, так как подняться на пару маршей для меня означало то же, что для большинства других пробежать милю. Наверх я добирался весь покрытый потом и долго стоял, чтобы отдышаться.

Зато мое душевное состояние значительно улучшилось. После несчастного случая я целыми днями сидел и болтал если не о моем присмертном опыте, то о порученной мне Существами Света миссии сооружения Центров. Я не мог выбросить эти мысли из головы, поэтому они постоянно вертелись у меня на языке. Теперь я стал говорить об опыте гораздо меньше.

Но мои видения оставались при мне. Меня побуждали как можно быстрее построить Центры. Но многое в этой задаче оставалось для меня загадкой. Трансдукторы представились мне в виде двух хоккейных шайб, соединенных друг с другом. Другие компоненты кровати также появлялись в видениях, и я постепенно понимал, что они из себя представляют, и находил их. Проблема заключалась в том, чтобы убедиться в наличии у меня всех компонентов и что они собраны правильно. Мне установили срок завершения кровати и Центров к началу 1992 года, и я чувствовал, что успею, благодаря получаемым в видениях инструкциям.

Тем не менее несчастный случай и весь сопутствующий «багаж» тяжело отразились на моей личной жизни. Сэнди и я разошлись, она больше не смогла выносить постоянных разговоров об опыте и Центрах. Я не мог порицать ее. Присмертные опыты — суровое испытание для супружеских пар. Мои видения и паранормальные способности плюс ущерб, нанесенный моему здоровью, разрушили наш брак.

Несмотря на это, моя жизнь была сравнительно сносной. Я чувствовал, что выкарабкался. Но прежде чем мне удалось выздороветь окончательно, я свалился вновь.

Это произошло в мае 1989 года после двух лет тяжелой работы? Если я не был занят бизнесом в Чарлстоне или около Экейна, то торчал в Вашингтоне, устанавливая приспособления против подслушивающих устройств в Пентагоне. Так как это мне приходилось делать в одиночку, работа занимала у меня минимум шестьдесят часов в неделю.

Вдобавок я должен был выполнять то, что мне предписывали видения. Уход за умирающими приносил мне только удовлетворение. Мне нравилось оказывать людям помощь в те моменты, когда они больше всего в ней нуждались. Даже родные иногда отвергали умерших, не потому что они их не любили, а потому что не могли смириться с самим фактом смерти.

Например, я как-то обратил внимание на одного человека, которому было неприятно находиться у постели своей матери — очень старой женщины, умирающей от рака. Этот мужчина и его семья навещали ее дважды в неделю, но он вскоре выходил в коридор, оставляя других беседовать с матерью.

Наконец я смог с ним поговорить. Сначала он держался почти враждебно, но мне удалось преодолеть его отношение.

— Вы, кажется, сердиты на вашу мать, — сказал я. Он посмотрел на меня так, словно я открыл его самые сокровенные чувства, но дело было совсем не в этом. Этот человек сердился на смерть и на мать, потому что она приняла ее, зарегистрировавшись в хосписе. Он не мог смириться с мыслью, что смерть лишит его горячо любимой матери, и испытывал такое чувство, будто мать от него отказалась.

— Я не хочу, чтобы она умирала и чтобы я больше никогда ее не видел, — заявил он с обидой в голосе.

Я сказал ему, что его поведение естественно. Я видел такое и раньше. Этот человек вернулся к роли ребенка. Хотя он был взрослым, имел семью и хорошую работу, но все еще оставался маменькиным сынком. А теперь капризный мальчик заявлял, что если не получит того, что хочет, то больше никогда не будет разговаривать со своей мамой.

— Вся проблема в этом, — убеждал я его. — Ваша мать знает, что пришло время умирать, и мужественно ожидает своего часа. Вам нужно быть рядом с ней, так как изменить что-либо вы не силах. Ее черед настал.

Потом я рассказал ему о присмертных опытах и поведал мою историю. Он с удивлением узнал, что смерть — начало, а не конец большого приключения.

Это изменило его представление о смерти. Мужчина вернулся в комнату и с тех пор оставался для своей матери хорошим сыном до конца ее дней.

Я проводил около двадцати часов в неделю с умирающими, а когда наступали их последние часы, оставался с ними до самого конца, но те уроки, которые я получал, присутствуя при их кончине, были куда важнее сна.

С 1979 года я пробовал сооружать различные версии кровати, но все еще изучал ее компоненты. К этому времени мне удалось собрать все, но я не вполне понимал, как их соединить. Я продолжал усердно трудиться над решением этой задачи, и единственным способом мне казалось внимательное следование инструкциям, получаемым в видениях.

Разговоры об этих видениях стали тяжким бременем для моих друзей. Все чаще я слышал, как они называли меня сумасшедшим. Сначала они говорили это у меня за спиной, но в конце концов перестали заботиться, слышу я их или нет. Однажды после особенно тяжелой недели, когда я валился от усталости, близкий друг мне посоветовал:

— Хочешь как следует выспаться? Забудь про свои видения и живи нормальной жизнью. Иначе они доведут тебя до ручки.

Я не мог с ним не согласиться — видения действительно не давали мне покоя. Я хотел избавиться от них, но это было не так легко. А просто их игнорировать я был не в состоянии.

Все вместе взятое заставляло меня работать интенсивнее, чем мне позволяло здоровье. Я начал спотыкаться. Сперва я просто испытывал постоянную усталость и с трудом дожидался ночи, чтобы лечь в постель. Думая, что это просто вялый грипп, я решил как следует отоспаться.

Сначала это помогло, но как только я вернулся к своему напряженному графику, то все началось заново. Мне приходилось ежедневно проезжать, сидя за рулем, сотни миль от дома в Вашингтон. Физически я чувствовал себя плохо, но должен был продолжать работу, чтобы сохранить мой бизнес. Я догадывался, что у меня что-то не так с легкими, потому что постоянно кашлял, но никакие более явные признаки пока не проявлялись.

Я понял всю серьезность ситуации, когда ехал в Чарлстон с моим партнером Робертом Купером. Я лежал на заднем сиденье, обливаясь потом и надеясь, что небольшой отдых мне поможет. Но я ошибся. В конце пути у меня ужасно кружилась голова, и я даже не мог сидеть.

— Должно быть, у меня пневмония, — сказал я Роберту.

Пролежав пару дней в кровати, я почувствовал себя лучше. Но когда я попытался возобновить нормальную деятельность, мои легкие вновь забарахлили.

Я был уверен, что болен пневмонией или гриппом.

— Придется лечь в больницу, — сообщил я моей деловой партнерше. Она знала, что это для меня означает, так как я всегда шутил, что мне не нравятся больницы, потому что я умираю каждый раз, когда попадаю туда. Она помогла мне дойти до больницы Ист-Купера, находящейся всего в нескольких кварталах. Добравшись туда, я чувствовал себя, как после марафонского бега. Заполнение бланка в приемном покое отняло у меня последние силы. Наконец меня отправили в смотровую.

— Думаю, у меня просто грипп, — сказал я врачу, который с ужасом на лице читал мою историю болезни.

Я тяжело дышал, и мне казалось, что мои легкие весят тонну. Врач прослушал стетоскопом сердце и легкие и слегка поднял брови. Затем он подозвал сестру и велел принести аппарат для электрокардиограммы. Они вдвоем быстро присоединили к моей груди электроды, и из аппарата полезла лента, напоминающая график цен на фондовой бирже. Врач изучал ее некоторое время, а потом отправил для заключения специалисту.

Он не отходил от меня, помогал надеть рубашку и все время наблюдал. А меня это нервировало. Когда принесли вердикт специалиста, врач отошел из занавешенного отделения, где я сидел, чтобы прочитать его. Вернувшись, он выглядел еще более встревоженным.

— Хотите, чтобы я сказал вам правду? — осведомился врач.

— Ничего, кроме правды, — ответил я.

— Ну, у вас в самом деле инфекция, вызвавшая пневмонию, — сказал он. — Но боюсь, что вы на грани остановки сердца. Если вас немедленно не уложить в кровать и не подвергнуть интенсивной терапии, вы умрете минут через сорок пять.

Я оценил откровенность врача, она свидетельствовала о его мужестве. Большая часть медиков ходит вокруг да около, прежде чем сказать пациенту, что он обречен. Но этот так не поступил, возможно, из-за крайне серьезного моего состояния. Он был все время рядом со мной, опасаясь, что я умру от страха. Но чего мне было бояться? Я уже однажды умирал, и мне это понравилось. Я был готов повторить опыт и с облегчением узнал, что должен умереть менее чем через час.

Видя, как нервничает врач, я решил разрядить обстановку и улыбнулся.

— Черт возьми, док, — сказал я, — вы не думаете, что мне следует лечь?

В течение нескольких часов я находился в центре внимания. Меня подключили к монитору и накачали множеством антибиотиков. Врачи один за другим подходили послушать мое сердце. Меня подвергали многочисленным тестам, в том числе весьма болезненному — сердечной катетеризации — при которой через артерию ноги в сердце вводят трубку и впускают краску в различные его отделы, чтобы видеть их на экране.

Они проделали этот тест только для того, чтобы точно определить состояние моего сердца. Им уже было известно, в чем проблема: через порез на руке в мой организм проникла стафилококковая инфекция. Сначала я чувствовал себя так, будто у меня грипп, и не обращал на это внимания, в результате заработал пневмонию. Потом инфекция устремилась в самое слабое место — поврежденное молнией сердце. Она обосновалась в клапане аорты.

Молния и так ослабила мое сердце почти на пятьдесят процентов. Теперь же, с поврежденной аортой и протекающим клапаном, я тонул в собственной крови. Мне не хватало дыхания, и я харкал кровью, пытаясь втянуть в себя воздух. От антибиотиков меня тошнило, а от постоянных прослушиваний и ощупываний было мало толку. Тем не менее я пребывал в хорошем настроении, продолжая улыбаться во время процедур. Я знал, что должен умереть, но не чувствовал себя несчастным.

— Знаете, док, смерть хорошая штука. Трудно только подбираться к ней.

— Простите? — переспросил врач, отрываясь от бумаг.

— Я уже один раз умирал, и это было совсем недурно, — объяснил я.

— Еще бы вам не умирать, — заметил он, просматривая мою историю болезни. — Люди редко выживают после удара молнии, тем более если их сердце останавливается так надолго, как ваше.

— Я жалею, что выжил, док. Там было хорошо. Мне не хотелось возвращаться.

— Не беспокойтесь, — заверил меня врач. — Мы сделаем все возможное, чтобы сохранить вам жизнь.

— Вы не поняли, — возразил я. — Мне хочется умереть. Я побывал в ином мире, и это было прекрасно. А вернувшись, я чувствовал себя как в тюремной камере. На Небесах вы можете странствовать по Вселенной.

Доктор посмотрел на меня и увидел, что я улыбаюсь. Очевидно, это его встревожило, потому что он махнул рукой сестре, дежурившей в коридоре.

— Сестра, — попросил врач, — пожалуйста, измерьте температуру мистеру Бринкли. Думаю, у него жар.

Моя приятельница Фрэнклин позвонила моему отцу, а он стал обзванивать других. К утру моя семья собралась в больнице. Вскоре палата наполнилась людьми, которые при виде меня едва могли сдержать свои эмоции.

Болезнь имеет свои интересные моменты, и один из них — то, как на тебя смотрят другие. После удара молнией я ощущал на себе недоверчивые взгляды, но теперь я был в сознании и мог куда сильнее наслаждаться эффектом, который мой вид производил на окружающих. Казалось, будто я телеэкран, а люди в комнате смотрят самые жуткие эпизоды «Изгоняющего дьявола».

Я не мог их порицать, так как вид у меня был в самом деле жуткий. Моя кожа имела угольно-синий оттенок до самых ногтей. На подушке и простыне были красные пятна от кровавого кашля. Мои легкие наполняла жидкость, и они трещали при каждом выдохе.

Особенно жутко для посетителей было находиться у смертного одра человека, который весело улыбался. Но я ничего не мог с собой поделать. Я говорил отцу, что это всего лишь вопрос точки зрения.

— Для тебя это выглядит так, будто я ухожу и больше никогда не вернусь, — объяснил я, — а для меня — будто я возвращаюсь домой.

Ко мне подошла сестра с бумагами, которые я должен был подписать. Взглянув на них, я понял, что это документы о моем согласии на операцию на сердце. Двое хирургов сказали мне, что я могу выжить, только если они попытаются заменить клапан искусственным. Я ответил, что готов умереть и не хочу операции, но они оставили это без внимания и подготовили документы в расчете, что я изменю решение.

— Я этого не подпишу, — заявил я. — Пусть решает Бог.

В палату вошли два хирурга и с суровым видом остановились у моей кровати. Один из них изложил мне факты.

— Чем дольше вы будете тянуть, тем меньше у вас шансов перенести операцию.

— Вот и хорошо, — ответил я, — потому что никакой операции не будет.

— Если мы не прооперируем вас в течение десяти часов, ваше сердце слишком ослабеет для хирургического вмешательства, — настаивал он.

— Прекрасно, — сказал я. — Значит, я смогу умереть.

Я видел, как мой отец в углу комнаты говорит с Фрэнклин. Вскоре она встала и вышла из палаты.

— Мы оставим документы здесь, — проговорил хирург. — Вы можете подписать их, если передумаете.

Через несколько минут Фрэнклин вернулась. Несколько секунд она говорила с отцом, а потом оба подошли к моей кровати.

— Фрэнклин только что звонила Реймонду, — сообщил отец. — Он едет сюда.

Я был рад это слышать. Реймонд несколько недель провел в Европе, читая лекции. До этого звонка он не знал ни о том, что я в больнице, ни даже о моей болезни. По словам Фрэнклин, он должен прибыть сюда из Джорджии через пару часов. Мне представится шанс повидать его перед смертью.

Мы стали ждать. Не помню, о чем мы говорили, но я все время думал: «Теперь мне не удастся соорудить Центры. Я должен был завершить один из них к 1992 году, но вместо этого собрался умереть».

Через два часа в палате появился Реймонд. Увиденное явно его потрясло. Четыре человека с мрачными лицами стояли у моей кровати, а я шутил, стараясь поднять их настроение. Реймонд пытался выглядеть невозмутимым.

— Вид у вас так себе, — заговорил он обычным мягким голосом. — Но врачи сумеют вас подлатать.

— Я не хочу, чтобы меня латали, — ответил я. — Мне хочется только умереть.

— Тогда не могу ли я что-нибудь сделать, чтобы скрасить ваши последние часы?

— Можете, — кивнул я. — Сходите к Арби и принесите мне сэндвич с ростбифом, только чтобы было побольше хрена. Я хочу, чтобы в момент смерти у меня подскочил холестерин.

Мы рассмеялись, и у меня тут же пошла кровь из носа. Потом мы с Реймондом заговорили о нас и о людях, с которыми нам довелось встречаться. Реймонд сказал, что все пережившие присмертный опыт заявляют, что больше не боятся смерти, но что он впервые видит наглядную демонстрацию отсутствия этого страха.

— Почему вы не боитесь? — спросил он. Я сразу нашел ответ.

— Потому что жизнь на Земле походит на вынужденное пребывание в летнем лагере, где вы всех ненавидите и тоскуете по маме. Я хочу домой.

Реймонд остался утешать моих родных и друзей. Я слышал их разговоры, но не обращал на них особого внимания. Я пытался привести в порядок свои мысли и определить, должен ли я что-нибудь сделать, прежде чем покинуть этот мир.

Наконец Реймонд возвратился к моей кровати.

— Вы не должны умирать, — заявил он. — Живите ради меня. Я нуждаюсь в вашей помощи.

На его лице светилась понимающая улыбка, а в голосе слышались умоляющие нотки. Это заставило меня ощутить себя необходимым, а к просьбам подобного рода я был наиболее восприимчив.

— О'кей, — сказал я. — Дайте мне эти бумаги.

Как только я подписал документы, хирурги взялись за работу. Кто-то проделал дырку у меня в шее и ввел туда трубку, чтобы проложить путь к сердцу.

Но я был настолько слаб, что врачи решили перевезти меня в больницу Роупера, где производят наиболее рискованные операции. Там меня промариновали всю ночь, надеясь, что мне станет легче, но так как ничего не получалось, решили начинать операцию.

Я немногое запомнил из того, что происходило в больнице Роупера. Припоминаю, как сестра подошла побрить меня. Потом меня повезли в операционную, и человек в зеленой маске сделал мне два укола в ягодицы.

— Это поможет вам расслабиться, — сказал он. Потом наступила темнота.

Я видел темноту, но слышал голоса. — Не нравится мне это.

— Еще бы! У него инфекция, он предельно ослаблен, а сердце к тому же пострадало от молнии.

— Ставлю десять баксов, что он не выкарабкается.

— Идет.

Я вырвался из темноты на яркий свет операционной и увидел двух хирургов и двух ассистентов, которые держали пари, выживу ли я или нет. Они рассматривали рентгеновский снимок моей грудной клетки, ожидая, пока меня подготовят к операции. Я смотрел на себя с места, которое казалось значительно выше потолка, и наблюдал, как мою руку прикрепляют к блестящей стальной скобе.

Сестра смазала меня коричневым антисептиком и накрыла чистой простыней. Кто-то еще ввел мне какую-то жидкость в трубку. Потом хирург сделал скальпелем надрез поперек моей грудной клетки и оттянул кожу. Ассистент передал ему инструмент, похожий на маленькую пилу, и он зацепил ее за мое ребро, а затем вскрыл грудную клетку и вставил внутрь распорку. Другой хирург срезал кожу вокруг моего сердца. С этого момента я мог непосредственно наблюдать собственное сердцебиение.

Больше я ничего не видел, так как снова очутился в темноте. Я услышал звон колоколов, а потом открылся туннель, стены которого были изрыты желобами, напоминающими борозды в только что вспаханном поле. Эти борозды, серебристо-серые с золотыми крапинками, тянулись по всей длине туннеля к яркому свету в его конце.

После того, как я видел вскрытие своей грудной клетки и слышал, как врачи бьются об заклад, выживу ли я, мне стало ясно, что назад я уже не вернусь. Но вместо страха я почувствовал облегчение. Мое тело стало для меня тяжкой ношей с тех пор, как в меня ударила молния. Теперь ноша исчезла. Я снова мог странствовать по Вселенной.

В конце туннеля меня встретило то же самое Существо Света, что и в прошлый раз. Меня часто спрашивали, были ли у этих Существ лица. Я никогда не видел лиц — просто состоящий из света дух каждый раз брал на себя заботу обо мне.

Он привлек меня к себе, при этом расширившись, словно ангел, распростерший крылья. Свет этих крыльев поглотил меня, и я вновь начал видеть пред собой собственную жизнь.

Первые двадцать пять лет прошли так же, как во время предыдущего присмертного опыта. Я снова видел себя скверным мальчишкой, который вырос и стал жестоким солдатом. Конечно, это было малоприятным зрелищем, но боль уменьшило обозрение лет, прошедших после первого опыта. Этими четырнадцатью годами я гордился, так как прожил их изменившимся человеком.

Я видел то хорошее, чего мне удалось добиться. Большие и малые события проходили передо мной одно за другим, пока я стоял в коконе света.

Я наблюдал за собой, выполняющим самую различную работу в больницах — вплоть до помощи пациентам подняться с кровати и расчесать волосы. Несколько раз я делал то, за что больше никто не хотел браться, например, стриг ногти на ногах и менял полотенца.

Как-то мне пришлось заботиться о пожилой женщине. Она пролежала в постели столько времени, что едва могла двигаться. Я поднимал ее с кровати как ребенка — она весила не более тридцати шести килограмм — и держал на руках, пока сестра меняла простыни. Чтобы хоть как-то разнообразить ее существование, я носил ее по зданию больницы.

Я знал, как много это для нее значило, потому что она благодарила меня со слезами на глазах, когда я уходил. Теперь, пребывая в духовном мире, я вновь мог ощущать ее признательность.

Я пережил заново эпизод в Нью-Йорке, когда пригласил группу нищенок в китайский ресторан. Видя, как эти женщины роются в мусорных ящиках, я ощутил к ним сострадание и угостил горячим обедом.

Глядя на это событие со стороны, я ощутил их недоверие ко мне. Кто этот незнакомец и что ему нужно? Они не привыкли к тому, чтобы им делали добро. Но когда подали обед, они были благодарны. Мы побыли в ресторанчике почти четверть часа и выпили несколько больших бутылок китайского пива. Все это стоило мне больше ста долларов, но деньги были ничто в сравнении с радостью пережить это заново.

Я видел себя, устраивающим конкурсы живописи и коллажа для душевнобольных. Моя подруга занималась социальной адаптацией пациентов в этой больнице, поэтому мне удалось принять участие в эксперименте, также представшим перед моими глазами.

Эксперимент был простой. Мы решили сводить несколько душевнобольных пациентов в церковь. Большинство их было с Юга, поэтому они с детства привыкли к пению церковных гимнов. Быть может, думали мы, звуки этих гимнов в церкви пробудят разум в их головах.

Мы привели около двух десятков пациентов в большую пресвитерианскую церковь и усадили их в заднем ряду. К концу службы многие из них пели гимны, которые привыкли петь задолго до болезни. Среди этих людей были такие, которые не говорили десять лет.

Видя перед собой этот эксперимент, я чувствовал, как пребывание в церкви помогло адаптации больных к реальному миру. Они испытывали добрые чувства, когда пили пунш, ели печенье и вспоминали старые дни.

Я видел больных СПИДом, за которыми мне также приходилось ухаживать. Я помогал им выполнять повседневные дела, стриг им волосы и ходил для них на почту. Я чувствовал, как важно было для них не считать себя проклятыми другими людьми — ведь все их преступление заключалось в том, что они кого-то любили. В обозрении присутствовал и эпизод, когда я помогал одному молодому человеку выполнять трудную задачу — сообщить родителям о его болезни.

Я видел, как мы оба вошли в гостиную. Он попросил, чтобы собралась вся семья, поэтому в комнате находились отец, мать, братья, сестры и даже две тети.

Мы сели напротив них, и он сразу же выложил.

— Мама, папа и все остальные, у меня СПИД.

Разумеется, все присутствующие были в шоке. Мать сразу же заплакала, а отец вышел во двор, чтобы остаться наедине со своим горем.

В семье уже некоторое время знали, что с парнем что-то не так, потому что он выглядел больным и постоянно худел. Но никто не подозревал, что у него СПИД.

Итог был печальным. Отец отверг сына, так как не мог смириться с его гомосексуальностью. Мать тоже почти перестала с ним общаться. Переживая событие заново, я чувствовал испытываемые семьей стыд и унижение. В то время я сердился на них, потому что они реагировали не так, как, по-моему, им следовало реагировать. Но теперь я начал им сочувствовать, понимая, каким потрясением явилась для них страшная новость. Ведь они были к ней абсолютно неподготовлены.

Когда мы вышли из гостиной, юноша чувствовал себя убитым. Мы много раз говорили с ним об этом моменте признания. Он хотел быть честным со своей семьей и искренне надеялся, что близкие поймут его. Но отчуждение, которое он ощутил в этой комнате, поразило ему сердце, словно копье.

Реакция семьи меня удручила. Я тоже думал, что они поймут парня. Неужели я ошибся, побуждая его признаться? Может, мне следовало посоветовать ему молчать о болезни?

— Слушай, — сказал я, когда мы ехали назад в больницу. — Ты скоро умрешь и должен прийти к этому моменту честным и чистым. Ты все рассказал, и это достойный поступок.

Однако по поводу этой истории меня терзали сомнения. Я даже приходил к его родителям и умолял их быть милосердными к сыну в его последние дни. Но я чувствовал себя виноватым, как будто способствовал семейной катастрофе.

Теперь же, когда я смог ощутить эмоции каждого из участников этой истории, я понял, что поступил правильно. В конце жизни юноша ощущал себя готовым умереть спокойно, так как открыл семье тайную страницу своей жизни.

Обозрение, которое я видел во время второго присмертного опыта, было поистине чудесным. В отличие от первого, наполненного злобой, увечьями и даже смертью, это было фейерверком добрых дел. Когда люди спрашивают меня, что означает прожить хорошую жизнь заново в объятиях Существ Света, я отвечаю им, что это походит на праздничный фейерверк 4 июля,* в котором ваша жизнь предстает перед вами расцвеченной яркой гаммой эмоций и чувств многих людей.

По окончании обозрения жизни Существо Света предоставило мне возможность простить каждого, кто когда-либо рассердил меня. Это означало, что я могу избавиться от ненависти, которую питал ко многим людям. Некоторых из них мне не хотелось прощать, так как то, что они причинили мне в личной и деловой жизни, не вызывало у меня других чувств, кроме гнева и презрения.

День Независимости США

Но Существо Света сказало, что я должен их простить, иначе мне придется застрять на том духовном уровне, где я находился теперь.

Что еще я мог поделать? Рядом с духовным прогрессом земные обиды казались мелочью. Мое сердце наполнилось прощением и смирением. Только после этого мы двинулись наверх. С подъемом Существо Света вибрировало все сильнее, и звук, исходящий от него, становился все громче и пронзительнее. Мы двигались сквозь плотные поля энергии, в каждом пункте, где мы останавливались, менялся цвет от темно-синего до светло-голубого. Потом звук стал тише, и мы направились вперед. Как и во время первого опыта, мы летели к величественному горному хребту и приземлились на плато.

Здесь стояло массивное здание, похожее на оранжерею и состоящее из стеклянных панелей, в которых переливалась жидкость всех цветов радуги.

Проникнув сквозь стекло, мы прошли и через все цвета, содержащиеся в жидкости. Они были, как туман над морем, и мы ощущали легкое сопротивление.

Внутри находились четыре ряда цветов с длинными шелковистыми стеблями и чашеобразными лепестками. Они тоже переливались разными цветами, и на каждом виднелись янтарные капли росы.

Среди цветов двигались духовные создания в серебряных мантиях. Это были не Существа Света. Скорее их можно описать, как светящиеся земные существа. Они излучали силу, заставляющую цветы становиться ярче при их приближении. Стеклянные панели отражали это буйство красок, создавая эффект присутствия в комнате, окруженной десятью тысячами призм.

Это окружение действовало на меня расслабляюще. Цвета в сочетании с гудящей вибрацией Существа уменьшали напряжение. Помню, как я подумал: «Я нахожусь здесь, мертвый или умирающий, и мне это нравится».

Существо Света приблизилось ко мне и сказало:

— Такое чувство ты должен создать в Центрах. С помощью энергии и красок ты сможешь заставить людей испытывать те же ощущения, которые испытываешь сам.

Я все сильнее чувствовал благоухание цветов. Вдыхая их аромат, я услышал пение, отзывающееся эхом: «А-Л-Л-А-Х-О-М, А-Л-Л-А-Х-О-М».

Прислушиваясь к пению, я словно растворился в том, что меня окружало, начиная вибрировать с той же скоростью, что и сфера, в которой я пребывал.

Я проникал в небесный мир, а он одновременно проникал в меня. Мы как бы обменивались опытом. Сливаясь воедино с тем, что я именовал небесным царством, я чувствовал, что оно также сливается со мной, с теми же ощущениями надежды, мечты и благоговения. Я понял, что искренняя любовь и понимание делают нас равными.

С великой радостью я бы остался здесь навсегда. Я вдыхал небесный аромат, сливаясь с самой сущностью всех вещей. Чего же еще мне было желать? Я посмотрел на Существо Света, несомненно, осведомленное о моих мыслях.

— Нет, ты не останешься здесь на этот раз, — телепатически передало оно мне. — Ты должен снова вернуться на Землю.

Не возражая, я огляделся вокруг. Эта картина никогда не изгладится из моей памяти. Комнату пересекали лучи, исходящие от наполненных жидкостью панелей. Вдалеке я видел вершины гор, красивых, как Швейцарские Альпы. Пение, звучащее в комнате, было прекрасным, как симфония. Я закрыл глаза и лишь слушал. Аромат становился всепоглощающим. Я глубоко вздохнул… и вернулся в свое тело.

На сей раз я миновал переходную зону, поэтому перемена была очень резкой.

Оглядевшись, я увидел в комнате других людей, накрытых голубыми простынями. В теле каждого были трубки, присоединенные к баллонам или аппаратам. Я чувствовал трубки у себя в горле и иглы, торчащие в руках. Голова казалась наполненной свинцом, а грудь — раздавленной слоном. К тому же я ощущал смертельный холод. «Господи! — подумал я. — Я чувствую себя еще хуже, чем перед операцией!»

— Где я? — спросил я медсестру.

— В реанимационной, — ответила она.

Я закрыл глаза и провалился в темноту на следующие восемнадцать часов.

О том, что происходило в реанимационной, мне рассказала Фрэнклин, и врач это подтвердил.

Вскоре после окончания операции один хирург заметил, что какая-то из трубок наполняется кровью. Он понаблюдал за ней и позвал другого врача. Они решили, что нужно вернуть меня в операционную и попытаться хирургическим путем остановить кровотечение.

Фрэнклин стояла рядом. Услышав, что они обдумывают еще одну операцию, она опустилась на колени у моего изголовья.

— Дэннион, врачи говорят, что ты кровоточишь, и собираются разрезать тебя снова, чтобы прекратить кровотечение. Ты можешь сам перестать кровоточить, Дэннион. Я знаю, что можешь. Пожалуйста, постарайся.

Врачи продолжали наблюдать. Через несколько минут кровотечение остановилось. Тогда они молча посмотрели друг на друга и вышли.

Спустя несколько дней я поправился достаточно, чтобы вставать с постели и принимать душ. Еще через несколько дней я уже смог одеваться и тайком выскальзывать в больничный кафетерий, чтобы что-нибудь съесть вкусненького.

Однажды, когда я сидел за столиком и ел жареного цыпленка, в кафетерий вошел хирург-ассистент, который держал пари, что я не выживу Он сел за соседний столик. Я представился и сказал, что видел и слышал, как они готовились к операции.

Он расстроился и начал извиняться за то, что заключил такое пари, когда я еще «не заснул».

— Все в порядке, — успокоил я его. — В некотором смысле мне хочется, чтобы вы выиграли.

Операция на сердце не сделала меня физически здоровым. Через несколько недель меня выписали из больницы, но во многих отношениях это означало прыгнуть из огня да в полымя. Иногда я по-прежнему терял сознание даже от легкого переутомления. Часто падал в обморок посреди ресторана или магазина. Долгое время обмороки происходили не менее двух раз в неделю. Наконец я научился распознавать опасные признаки и успевал садиться прежде, чем свалиться на пол. Это спасало меня от разбитого носа, но я все еще терял сознание как минимум раз в месяц.

Некоторые лекарства сделали меня крайне восприимчивым к инфекциям, а из-за препаратов, разжижавших кровь, обычный порез кровоточил как водопад.

Летом 1993 года я порезал палец и внес в кровь стафилококковую инфекцию, приковавшую меня к постели почти на месяц. Несмотря на вводимые внутривенно огромные дозы антибиотиков, я едва избежал септического шока. Несколько дней мне хотелось умереть, не столько чтобы вновь посетить небесное царство, сколько из-за нестерпимой физической боли.

Но во время испытаний меня поддерживали видения. Хотя я уже не «посещал» небесные классы, где Существа Света учили меня строить Центры, я помнил их уроки и планировал вскоре приступить к сооружению первого из них.

В 1991 году я сконструировал кровать, являющуюся важнейшим компонентом Центров снятия напряжения. Я установил ее в клинике доктора Реймонда Моуди в сельском районе Алабамы. Он как раз начал изучать облегчающие видения — метод, с помощью которого люди, потерявшие близких, могли в воображении встречаться с ними. Для этого пациент должен был полностью расслабиться. Испытав мою кровать на себе, Реймонд пришел к выводу, что она идеально подходит для этой цели.

Мы пробовали кровать на многих людях, и результаты зачастую далеко превосходили обычное расслабление. Один за другим пациенты сообщали об испытанных ими необычных состояниях. Некоторые наблюдали калейдоскопические цветовые видения, другие расслаблялись настолько, что, как сказал один из них: «Я чувствовал себя так, словно я взорвался». Наиболее характерным было чувство пребывания вне своего тела.

Проверив кровать в клинических условиях, я мог сосредоточиться на организации Центров. Сейчас я работаю над первым из них в Южной Каролине. Его назначение — помочь неизлечимо больным смотреть в лицо смерти. Семьдесят центов из каждого доллара, расходуемого в этой стране на здравоохранение, тратятся в последние шесть месяцев земного существования пациента на продление его жизни в среднем на две недели. Эти дни становятся наиболее мучительными как для умирающего, так и для его семьи.

Думаю, для людей важно избежать мучительной смерти. Речь идет не о самоубийстве, а всего лишь о здравом смысле. Ненужное затягивание жизни порождает ложные надежды и мешает спокойному переходу в иной мир. К тому же это плохо отражается на родных больного, которые истощают свои финансовые и душевные ресурсы, стараясь продлить его жизнь хотя бы на несколько дней.

Дважды пережив присмертный опыт, я понял, что мир, ожидающий нас после смерти, может многое предложить неизлечимо больному. Поэтому первый Центр станет хосписом, где умирающим облегчают переход в иной мир, а их семьям помогают примириться с ожидаемой утратой. В этом Центре люди смогут исцелить их души и обрести спокойную веру в Бога.

Многие спрашивают меня, почему я так хлопочу о Центрах.

— Тринадцать Существ Света поручили мне их построить, — отвечаю я. — Они не спрашивали, хочу я это делать или нет, а просто сказали, что это нужно. Когда я умру, то навсегда останусь с Существами Света и, зная это, хочу выполнить поручение.

В последние несколько лет я говорил о своих двух присмертных опытах миллионам людей во всем мире. По приглашению Бориса Ельцина я появился с доктором Моуди на Российском телевидении и рассказал миллионам жителей этой страны о своих опытах и видениях. Мне даже удалось поговорить о моей вере в духовный капитализм, при котором люди свободны блюсти свою веру так, как они хотят. Есть много путей к праведности, сказал я, и это хорошая новость для всех нас, так как, насколько мне известно, каждый вдет своей дорогой.

Я знаю, что мой путь уникален. Мне часто это говорили. Однажды после выступления перед церковной общиной ко мне подошла женщина и озадаченно заметила, что часто слышала, как люди рассуждают о Боге, но никто из них не говорил так, как я.

— Держу пари, что вы пьете, — сказала она.

— Да, мэм, пью.

— И вам нравятся женщины, не так ли?

— Тоже верно, мэм.

— Тогда я вот что вам скажу, мистер Бринкли, — проговорила она, сердито глядя на меня. — Когда Бог искал пророков, ему, очевидно, пришлось скрести дно пивной бочки, чтобы найти вас.

Я не мог с этим не согласиться. Видя в зеркале человека, которым я стал, я не переставал удивляться происшедшему.

Я часто задавал себе вопрос: почему это случилось именно со мной? Ведь я никогда не просил ни о чем подобном. Я никогда не опускался на колени и не молил Господа Бога изменить мою жизнь. Так почему я?

На этот вопрос у меня нет ответа. Но в поисках утешения я часто обращаюсь к Библии, к Первому посланию к Коринфянам, особенно к главе 14. Два стиха в этой главе приносят мне успокоение:

«Ибо кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу, потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом;

А кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещевание и утешение».

Не знаю, почему я был избран сделать то, что я делаю. Я только уверен, что моя работа должна быть продолжена.

Примечания:

1

Келлер Хелен Эдамс (1880–1968) — глухая и слепая американка, лектор.