ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ

В этой книге мы рассмотрим различные школы традиционного буддизма, уделяя особенное внимание путям его развития в качестве философской системы. Это нужно для того, чтобы получить об Учении всестороннее и целостное представление, поскольку то течение буддизма, которое практикуется на Тибете, не ограничивается какой-то одной школой. Вернее будет сказать, что оно пытается освоить практики и философские идеи, позаимствованные из других учений, причем довольно многочисленных. Примером может служить часть Учения, известная под названием «три яны», представляющая три пути, которые предлагает нам буддизм. Буквальное значение слова «яна» — «колесница», и колесница эта призвана увлечь сознание индивидуума из мира самсары к состоянию полного освобождения от всего, то есть к нирване.

Хотя тибетские буддисты весьма привержены определенным положениям махаяны, это вовсе не означает, что они отвергают практики традиционной тхеравады (хинаяны), вроде тех, которые обнаруживаются в Таиланде, Шри-Ланке и в других странах. Некоторым кажется, будто тибетский буддизм никак не связан и никак не зависит от буддийских школ за пределами нагорья. Нет, тибетский буддизм содержит многие элементы Учения, типичные для довольно отдаленных областей мира. Мы можем обнаружить в нем даже кое-что из традиции дзен.

Учение было впервые проповедано Буддой около двадцати пяти столетий назад. О самом Будде мы знаем, что он мог видеть истинную суть вещей и постиг природу человеческого бытия так глубоко, как никто до него. Ему были чужды притязания на божественность или некое мессианство, отрицал он и роль посредника между вышними сферами и людьми. Он называл себя обычным человеком, который с помощью медитации сумел так очистить свой разум так, что в нем родилось просветление, позволяющее видеть вещи и явления такими, как они есть. А также Будда утверждал, что развить в себе такую способность под силу каждому.

Еще при жизни Будды некоторые считали, будто достичь высших духовных ценностей могут только люди определенного социального статуса, да и то лишь с божественного соизволения; «низшим» же путь духовного прогресса заказан. Другие полагали, что на духовное совершенствование способны только мужчины, а вот женщинам это не дано. Будда же говорил, что способность развиваться в религиозном смысле не имеет никакого отношения ни к нашей социальной или культурной принадлежности, ни к нашей религии, ни к полу, но достижима для каждого, кто не пожалеет времени и сил, чтобы достичь просветления. Вот поэтому Будду еще называют Просветленный. Желающий проникнуть в природу вещей должен обрести просветление, а это то же самое, что и состояние будды. Буквально же слово «будда» означает «проснувшийся».

Будучи обычными человеческими существами, мы не вполне пробуждены, потому что наши мысли — да и поведение тоже — обусловлены неведением, сумбуром в мыслях, недопониманием и отсутствием просветленности. Когда же разум освобожден от всяческой скверны и заблуждений (их еще называют помрачениями), когда сознание стало чистым и умудренным, тогда каждый в силах постичь природу вещей; другими словами — достичь состояния будды.

Мы не должны забывать, что Будда давал свое учение в контексте индийской религиозной традиции, но два значительных ее аспекта отвергал совершенно. Один — из учения, чьи корни уходят в «Упанишады», которое уделяет особое внимание пониманию адептом собственной природы, якобы идентичный с реальностью мира. Сущность мира там понимается как брахман, абсолют, который отождествляется с собственным разумным духовным началом человека, то есть атманом. Цель же религиозного практика состоит в том, чтобы достичь тождества своего сущностного «я», то есть души, с реальностью мира. Будда отвергал эту позицию как крайность, называя ее последователей абсолютистами или этерналистами.

Он также отвергал другую крайность, основанную на материализме. Приверженцы этой крайности, называемой адживика или локаята, отвергали существование перетекающего сознания и моральной ответственности, поскольку верили, что каждый из нас сотворен из пяти элементов, которые распадаются в момент смерти, не оставляя после себя ничего. Нет никакого сознания, которое продолжает существовать, а потому нет смысла говорить о нравственности или чем-то подобном, поскольку все это — лишь социальные обычаи. Будда называл этих людей нигилистами.

Он говорил, что абсолютисты, последователи «Упанишад», переоценивают значение реальности; постулируя существование многих вещей, которых на самом деле нет. А еще Будда утверждал, что никто не может отыскать ни в окружающем мире, ни в самом себе никакой сущности или, иначе говоря, реальности; что она — лишь метафизическая конструкция, фикция, порожденная человеческим разумом, но не вытекающая из эмпирического опыта.

В то же самое время нигилисты недооценивали действительность, отвергали существование сознания и так далее. Будда же учил тому, что он назвал средней точкой зрения. Сейчас это называется срединным путем. Будда понимал, что многие из людей или не особенно твердо придерживаются правил морали и слишком привержены чувственным удовольствиям, или практикуют крайнюю аскезу, доходящую до самоистязания. Согласно Будде, ни тот метод, ни другой не ведет к пониманию природы реальности. Сам он несколько лет практиковал суровую аскезу, но потом счел, что ее одной недостаточно. При этом он подчеркивал, что самоограничение и воздержание весьма ценны, не стоит только увлекаться ими чрезмерно.

Эта доктрина содержится в учении о четырех благородных истинах, где Будда подчеркнул, как выработать среднюю точку зрения и как освоить срединный путь. Первая из четырех благородных истин — страдание. Так обычно переводят с саскрита слово духкха (или дуфуна с языка пали). Этот перевод следует уточнить, отметив, что это вовсе не означает, будто Будда отрицал существование счастья или довольства жизнью. Он считал: в мире есть и счастье, и горе, а всем, что творится с нами в повседневной жизни, мы обязаны духкхе, и даже когда нам достается толика счастья, это не навсегда, ибо счастье переменчиво. Неудовлетворенность тоже остается, доколе мы не постигнем истину и не поймем, что по-настоящему может способствовать нашему счастью, а что не может.

Обычно мы думаем, что счастье более зависит от внешних обстоятельств и состояния наших дел, чем от нашего собственного отношения к окружающему и к жизни в целом. Будда же говорил, что неудовлетворенность — часть нашей жизни, даже когда мы ищем счастье и даже когда нам удается на какое-то время его обрести. Но дело в том, что счастье преходяще, что оно рано или поздно минует. А еще Будда говорил, что если мы не понимаем этого и не видим, как всеобъемлюща неудовлетворенность, или духкха, мы не можем начать поиски истинного счастья.

Согласно Будде, даже когда люди полагают, будто ищут истинное счастье, они не особо в этом преуспевают, потому что неверно сориентированы и не знают, где его искать. Будда вовсе не отвергал понятие счастья; вернее будет сказать, что он показал нам, как преодолеть это самое ощущение неудовлетворенности, и этот способ — часть последней благородной истины. Через несколько страниц мы вернемся к этой проблеме.

Ключом к пониманию природы страдания является то, что Будда назвал тремя признаками любого существования (трилакшана). Все обусловленные явления[1], говорил он, пропитывается этими тремя маркировкой: изменчивость (анитья), неудовлетворенность, или страдание (духкха), и несубстанциальность (анатма — «не-я» или «не-душа»). Согласно Будде, если кто-то не понимает, что всем обусловленным явлениям присущи эти три признака, он не готов понять первую благородную истину. Мы упрямо отворачиваемся от аксиомы, гласящей, что все обусловлено и преходяще, всячески скрываемся от этой истины, можем даже приводить всякого рода метафизические теории насчет неизменной, долговременной, сущностной реальности, лишь бы не признавать эфемерную природу всего, что нас окружает. Кроме того, если мы не понимаем, что обусловленные явления мало что значат, нам не приходит в головы как-то ограничить чувственные удовольствия. Из-за этого мы утрачиваем душевное равновесие и до такой степени погрязаем в мирских интересах, что нашей жизнью начинают управлять алчность, любострастие и прочее в этом роде. Все это дестабилизирует наш разум. Не понимая, что все вокруг — лишь иллюзия (анатма), мы бываем уверены, будто вещи и личности обладают некой субстанциональной сущностью. Такая уверенность и становится причиной заблуждений и концептуальной путаницы.

Вторая благородная истина касается происхождения страдания. Как только мы поймем, что страдание или неудовлетворенность существуют, мы тут же должны выяснить, от чего они проистекают: в нас ли самих их причина или они обусловлены какими-то внешними обстоятельствами. Когда мы начнем исследовать себя, говорил Будда, и то, как реагируем на обстоятельства, как ведем себя в этом мире, как принимаем вещи и события, тогда мы поймем, что причина страдания обретается в нас самих. Из этого вовсе не следует, что страдания не порождаются социальными или экономическими условиями. Дело в ином: то, от чего мы страдаем сильнее всего, порождено нашим собственным разумом и воззрениями.

Будда говорил, что если мы хотим преодолеть неудовлетворенность, которая тесно связана с нашим опытом страдания, нам надо будет одолеть алчность, скупость и пристрастия — все эти гипертрофированные проявления желания. Некоторые полагают, будто буддисты стремятся к совершенному искоренению желаний, но Будда проповедовал совсем иное. Он учил, что мы должны пытаться преодолеть избыточные, чрезмерные формы желания, воплощенные в алчности, скупости и тому подобном, поскольку они ухудшают нам жизнь, усиливая нашу неудовлетворенность.

Насчет чрезмерных желаний Будда говорил, что нам следует стремиться к их преодолению. Пока они обуревают нас, им неизменно сопутствуют и отвращение, и ненависть, и негодование, и прочее в этом духе — ведь не получая того, чего хотим, мы то расстраиваемся, сердимся и обижаемся. Если же между нами и тем, чего мы вожделеем, встают какие-то препятствия, мы готовы их сокрушить, искоренить или изничтожить иным образом. Мы можем даже прибегать к насилию и обману, лишь бы насытить нашу алчность и удовлетворить страсти. Будда учил, что мы должны изживать лишь крайние, аффективные желания; но не стремиться к уничтожению желаний вообще, потому что некоторые из них способны помочь нам в добрых делах. (Позднее мы рассмотрим это подробнее.)

Третья благородная истина определяет цель. Сперва мы уясняем, что бытие человека преисполнена чувством неудовлетворенности, потом выясняем ее причину, и наконец перед нами открывается цель — достижение нирваны. Некоторые думают, будто нирвана — некая абсолютная реальность, трансцендентная и надмирная. Но Будда утверждал, что можно достичь нирваны и продолжать далее жить в этом мире; это называется «неполная нирвана с остатком». Можно достичь нирваны и в момент смерти, тогда это будет «конечной нирваной без остатка». Так что нирваны можно достичь в течение одной жизни. Но это возможно лишь при условии, что разум больше не утеснен иллюзиями и бурными эмоциями. Тогда дух становится уравновешенным и человеческое счастье уже не зависит от внешних причин и обстоятельств. Поэтому человек реагирует на события менее остро, сохраняя спокойствие и невозмутимость даже в неблагоприятных ситуациях.

Так оно и есть, ибо достигший нирваны преодолел три коренных заблуждения — алчность, гнев и неведение. Когда разум больше не управляется сильными эмоциями — пристрастием ли, отвращением ли, — мы остаемся спокойными и рассудительными, даже если дела идут плохо. Мы ощущаем силу нашего духа и все превратности судьбы встречаем мужественно.

Поняв, что целью является достижение непреходящего счастья, такого, которое не зависело бы от внешних перемен, мы должны выяснить, как нам самим достичь этой цели. Это объясняет четвертая благородная истина. Четвертая благородная истина — тот путь, который можно назвать сутью практики буддиста. Благородный восьмеричный путь, как его называют, направлен на воспитание в индивиде трех качеств: духовной чувствительности, медитации, то есть способности разума к концентрации, и мудрости. С помощью практики духовной чувствительности мы станем лучше как личности, преодолеем наши эгоистические наклонности, станем сострадательнее и чувствительнее к нуждам других. Когда же мы практикуем медитацию, наш разум активизируется, становится более гибким и чутким, а все это и ведет к мудрости.

Благородный восьмеричный путь состоит из правильных взглядов, правильных намерений, правильной речи, правильных действий, правильного образа жизни, правильного приложения своих сил, правильной памяти и правильного сосредоточения. Первые два — правильные взгляды и правильные намерения — помогают обрести интуитивную мудрость. Правильная речь, правильные действия и правильный образ жизни совокупно совершенствуют наши нравственные качества. Последние три — правильное приложение своих сил, правильная память и правильное сосредоточение — взращивают наши способности к медитативной практике.

Правильные взгляды определяют понимание позиции буддиста, которая, как уже говорилось, обретается между этернализмом и нигилизмом. Как говорил Будда, познав, что мир обязан своим появлением определенным причинам и обстоятельствам, мы уже не можем впасть в нигилизм. Другой аспект средней позиции постулирует, что все прекращается, когда прекращается действие причин и обстоятельств. Равным образом нам не грозит оказаться среди субстанциалистов, эссенциалистов или этерналистов. Ведь мы осознаем, что хоть вещи и возникают в силу причин и обстоятельств, ничто материальное и ничто духовное не может длиться, когда эти причины и обстоятельства перестали действовать.

Говоря о правильных намерениях, следует отметить, что наши мысли тесно связаны с нашими эмоциями. Негативными мыслями подпитываются такие отрицательные эмоции, как ненависть и ревность. И наоборот: думая в позитивном ключе, мы пестуем эмоции, помогающие нам больше любить других людей, больше заботиться о них и лучше чувствовать их нужды.

Не освоив правильную речь, мы так и не поймем по-настоящему истинного значения того, что мы говорим или делаем. Если не следить за речью, можно походя осквернить уста ложью, злословием, грубостью или сплетней. Важно начать осознание своей речи, поскольку от того, что и как мы говорим, зависит, какими мы станем в личностном смысле. Если будешь грубить всем и всегда, то, конечно, сделаешься весьма и весьма агрессивным.

Правильные действия определяются по тому, полезны или вредоносны они для нас самих и для других. Это касается и взаимодействия с окружающим миром. Не обольщаясь, будто мы уже знаем, что хорошо, а что плохо, что следует делать, а от чего лучше воздержаться, мы учимся действовать прямым и четким образом, обращая при этом пристальное внимание и на способ действий. Мы не можем просто полагаться ни на какие-то предустановленные правила, ни на обычаи нашего общества, но должны осознавать, что подвизаемся в этом мире как отдельные личности, что последствия наших поступков отражаются и на нас самих, и на окружающей среде, и на других людях.

В связи с правильным образом жизни Будда сказал, что нет ничего дурного в том, чтобы наживать деньги и заботиться о своей семье. Но при этом мы должны знать, как зарабатывать на жизнь, чтобы не причинить вреда ни другим, ни себе. Так, например, буддист не возьмется задело, которое предполагает жестокость по отношению к животным или людям, подразумевает обман, влечет материальный или моральный ущерб для других людей. Если в перспективе есть что-то такое, мы должны отвергнуть такой образ жизни.

Правильное приложение сил бывает четырех видов. Первое усилие предохраняет — при помощи медитации — от появления вредных мыслей и чувств, так, чтобы они даже не зарождались в нашем разуме. Вредные мысли ухолят своими корнями в желания, ненависть и неведение. Второе усилие призвано должно ослабить вредные мысли и эмоции, которые уже в нас присутствуют. Третье усилие должно развить полезные мысли и чувства, что также достигается медитацией. Даже если они еще не появились, следует стараться пробудить их. Четвертое приложение — развивать далее те полезные мысли и эмоции, которые уже возросли в разуме.

Правильная память подразумевает, что мы должны — при помощи медитации — стать внимательнее к своим мыслям, эмоциям, ощущениям, речи и поведению. Каким бы ни был наш предыдущий опыт, чувства станут изощреннее, а мы — внимательнее к ним. Это для того, чтобы глубже проникнуть в то, как работает наш разум, и понять, как он влияет на наши обыденные действия.

Об истинном сосредоточении следует сказать, что его развивают с помощью медитации. Разум фокусируется, отучается от рассеянности. Даже если мы попутно слышим или видим что-то, даже если думаем о чем-то, разум не отвлекается, удерживается в состоянии концентрации.

Вот так выглядит благородный восьмеричный путь, который выводит адепта из самсары к нирване[2], или просветлению.

Как видите, четыре благородные истины одновременно и описательны, и директивны. Они описывают условия, в которых мы обретаемся, говорят о том, какие из них преобладают и какие из-за этого возникают проблемы. Они также прямо предписывают, как эти условия улучшить, как преодолеть ощущение неудовлетворенности и как достичь просветления, следуя по благородному восьмеричному пути и совершенствуясь в нравственности, медитации, и мудрости.

Как уже было сказано, четыре благородные истины заключают в себе суть всего учения Будды. Не постигнув их, дальше двигаться невозможно. Все более поздние истолкования оригинала учения Будды основаны на понимании четырех благородных истин. Постигнуть Учение можно различными путями: и через медитацию, и через умудрение, и через добродетель, но все школы и традиции сходятся в том, что важнее всего — понять четыре благородные истины. Все другие практики или основаны на них, или по-своему разрабатывают этот основополагающий элемент буддизма.

Примечания:

1

[1] Феномен обусловленности (санскр. самскрита, пали — санкхата) означает, что все сущее взаимосвязано и взаимообусловлено: вещи обретают бытие, существуют в течение некоторого времени и затем распадаются, демонстрируя непостоянную природу эмпирического мира.

2

[2] Самсара или сансара (санскр.) — круговорот бытия, в котором из-за деструктивного влияния душевных заблуждений — неприязни, желания и неведения — живые существа обречены на непрерывные перевоплощения из одной жизненной формы в другую, доколе не встанут на путь духовного совершенствования.