Я не знаю, какой воскуривать Тебе ладан И какие Тебе присваивать имена. Только сердцем благоговеющим Ты угадан, Только встреча с Твоим сиянием предрешена.
Твои тихие, расколдовывающие силы Отмыкают с неукоснительностью часов Слух мой, замкнутый от колыбели и до могилы, Зренье, запертое от рождения на засов.
Совлекаемая невидимыми перстами, Все прозрачнее истончающаяся ткань, И мерцает за ней — не солнце еще, не пламя, Но восходу его предшествующая рань.
Поднимаешься предварениями до храмов На вершинах многонародных метакультур, Ловишь эхо перводыхания Парабрамы{2} В столкновении мирозданий и брамфатур.
И я чувствую в потрясающие мгновенья, Что за гранью и галактической, и земной, Ты нас примешь, как сопричастников вдохновенья Для сотворчества и сорадования с Тобой.
И, разгадывая вечнодвижущиеся знаки На скрижалях метаистории и судьбы, Различаю и в мимолетном, как в Зодиаке, Те же ходы миропронизывающей борьбы.
Дух замедливает у пламенного порога: Он прислушивается, он вглядывается в грозу, В обнаруживаемый замысл Противобога, В цитадели его владычества — там, внизу;
Он возносит свою надежду и упованья К ослепительнейшим соборам Святой Руси, Что в годину непредставимого ликованья Отразятся на земле, как на небеси.
Катастрофам и планетарным преображеньям — Первообразам, приоткрывшимся вдалеке — Я зеркальности обрету ли без искаженья В этих строфах на человеческом языке?
Опрокинутся общепризнанные каноны, Громоздившиеся веками, как пантеон; В стих низринутся — полнозвучны и многозвонны — Первенствующие спондей и гиперпеон.
И, не зная ни успокоенья, ни постоянства, Странной лексики обращающаяся праща Разбросает добросозвучья и диссонансы, Непреклонною диалектикой скрежеща.
Не отринь же меня за бред и косноязычье, Небывалое это Действо благослови, Ты, Чьему благосозиданию и величью Мы сыновствуем во творчестве и любви.
